Знакомый из Семикаракорска

Высокий комфортабельный автобус «Икарус – Люкс», несколько раз чихнув черными клубами органического дыма, плавно остановился. В салоне разом возникло оживленное столпотворение, пассажиры дружно ринулись на выход, на ходу разминая затекшие от длительного сидения конечности.

- Вы будете выходить? - спросил я у дремавшего с краю от прохода соседа. Он, переложив плотный рулон чертежного ватмана на верхнюю полку и выдвинув в проход черную спортивную сумку, вежливо уступил мне дорогу на выход.

Прошвырнувшись меж рядами деревянных столов импровизированного рынка, я купил у престарелой женщины с характерным малороссийским выговором пакет с килограммовой гроздью синеватого, явно переспевшего винограда. Тихий теплый вечер навевал романтический настрой на удивительные приключения. Автобус остановился на отдых в станице с немножечко странным для уха русского путешественника названием – станица Семикаракорская. Старая притча гласит, что на этом месте в глубокой древности были ограблены и убиты семь братьев купцов Каракоровых. От этой печальной бывальщины произошло название местности, затем станицы. Несколько поодаль, за зданием местной автостанции, светилась раскрытая настежь дверь захолустного магазинчика.

«Дай-ка зайду, …посмотрю. Что за товары продаются в станицах», – подумал я и шагнул в гостеприимно распахнутую дверь.

Магазинчик оказался продовольственным. На полках, отливали рубином стройные ряды красивых бутылок с вином. – «Надо прихватить в дорогу», – решаю я и разом беру два «Каберне». К ним прикупаю пару бутылок пива. Затарившись стеклянной посудой, торчащей из карманов пиджачной пары как обрубки сучьев на сухом пеньке, я возвращаюсь и как раз во время, автобус готов к отправке. Спустя пару минут, он набирает скорость и выруливает на шоссе.

- Пиво пить будете? – вежливо предлагаю молчаливому соседу непочатую бутылку. Он отказывается и, расслабившись от духоты и лени, заглядывает через мое плечо на уходящие в бесконечную даль виноградные ряды. Мне ж почудилось, что он жадно поглядывает на пиво. Предлагаю опять, но он снова отрицательно махнул головой. Некоторое время едем молча.

- Ученый что ли? - кивнул я на свернутый ватман. Он опять смолчал. - Куда путь держите? – сон прошел и, в результате принятого легкого хмелька, мне ужасно хотелось пообщаться.

- В Щебекино добираюсь, в головной институт, - в конце-концов не выдержал настойчивого допроса сосед и односложно, но ответил.

- О!.. Так я туда ж добираюсь. Вместе поедем! А вы, я понимаю из его Волгодонского филиала? – обрадовано воскликнул я и тут же похвалился: - У меня там даже знакомые имеются!

- Как же, как же! …Наши люди многим известны. А сами вы откуда едете? – он окинул меня более внимательным взглядом, я обрадовался: - в соседе начал просыпаться взаимный интерес.

- Из Волгограда. Побывал на вашем заводе, вот следую далее, по заводским делам. К науке тоже загляну.

- Бывал я в Волгограде. Прекрасный город, – кажется нить разговора завязалась, хотя мы еще лениво перебрасываемся фразами.

- Волгоград-то неплохой, зато у вас винограда во-он сколько!- чтобы не порвать тонкую нить, я решил похвалить местность соседа.

Сидя у окна, я любуюсь ландшафтом. Ровная покрытая свежим асфальтом дорога не утомляет глаз особым его разнообразием. По всей её длине нас сопровождает неглубокий, местами бетонированный, местами смонтированный из металлической трубы, арык для поливочной воды. Там и сям по полям кустятся виноградники, где-то с урчанием ползают трактора, тяжело волоча за собой передвижные поливочные механизмы. Редкие ухоженные станицы, встречающиеся на пути, по самые крыши утопают в зелени фруктовых садов. Для человека приезжего пейзаж тоже завлекательный!

После знакомства с соседом, остаток пути промелькнул незаметно, и вскоре на вечернем горизонте засверкали редкие огоньки пригородов Ростова. Полюбовавшись, на отражающиеся в зеркальной поверхности тихого Дона перевернутые вверх ногами купола многочисленных ростовских церквей, мы, с любопытством, засматриваемся на ярко освещенные, узкие улочки, разрезающие старинные застройки крупного города на стандартные квадраты.

Автобус подкатил к многолюдному перрону грандиозного вокзального комплекса и встал в тени навеса. Пассажиры, измотавшиеся пятичасовой тряской, вышли из салона и моментально растворились в толпе. Интенсивно освещенная площадь довольно многолюдна. Рукой подать в свете прожекторов белело здание облицованного мрамором, видимо не так давно отстроенного железнодорожного вокзала. Комплекс венчает многоэтажное здание еще недостроенной будущей гостиницы, тускло блистающее неосвещенными окнами.

- Вы здесь чаще бываете, наверное, получше ориентируетесь. Я буду держаться за вами! – предупреждаю я нового знакомого, и мы неразлучной парой пересекаем привокзальную площадь по подземному переходу.

- Подите, займите-ка очередь, я попробую разобраться в обстановке, – командует мной напарник и, приставив черную дорожную сумку к моему чемодану, а сам, наверху пристроив рулон чертежей, отходит к окну справочного бюро. Непослушный рулон то и дело скатывается с чемодана, и я, нет да нет, вынужден его поправлять. В конце-концов, связав рулон ручками от сумки и сопроводив взглядом ладную спортивного склада худощавую фигуру хозяина, я, не мешкая, повиновался приказу, становясь за полнотелым вспотевшим очередником.

Закинув руки за спину, беспечно покачиваюсь на носках ног. Очередь продвигается медленно, переполненные загорелыми курортниками поезда южного направления пассажиров не особенно жалуют. Однако ближе к полуночи мы все-таки ступили в охваченный ночной дремой вагон. В купе хозяйничает пара молоденьких отпускников возвращающихся с моря. Судя по их общению, там они и познакомились!

Дорожное знакомство временно, но быстро сближает незнакомых людей, невзирая на разницу в возрасте. Быстренько оформив необходимые формальности, и получив постельные принадлежности, мы знакомимся с соседями. Спать им тоже не хочется.

- А, что! …Может выпьем за знакомство! – предлагаю я, доставая только что приобретенные в Семикаракорске рубиновые бутылки.

- У меня баночка «Сардин» имеется, - с готовностью поддерживает девушка. Она заглянула в дорожную сумку, быстро выудила и выложила на стол банку консервов с яркой наклейкой. Подумав, банку переложила на постель и, постелив на стол газетный лист, мелкими колечками порезала кусочек копченой колбасы.

Напарник вытащил из пластикового пакета аккуратно обернутые бумагой домашние пирожки. Высокий приятель девушки ловко вскрыл перочинным ножом снятую со стола банку. Уже спустя несколько минут, мы держали в руках стаканы, наполовину заполненные вином.

- За наше случайное знакомство! – нараспев, пользуясь правом хозяина вина, декламирую я первый попавший на ум тост.

Мерно постукивают колеса ночного поезда, тихо течет хмельная беседа случайных попутчиков, изредка прерываемая звоном граненых стаканов наполовину заполненных рубиновым кубанским вином. При виде девушки мой попутчик преобразился, и оказался жутко занимательным собеседником. Он сыпал анекдоты и увлекательные истории как заведенный. Знал он многое, видимо часто путешествовал. Увлеченные непринужденными разговорами, мы не спешили ложиться и вовсе не замечали, что время давно перевалило заполночь.

…Пронзительный женский вскрик, раздавшийся со стороны заднего тамбура, разом прервал нашу такую миролюбивую и безмятежную беседу. Глаза юной попутчицы округлились от ужаса, её молодой друг привстал и сделал шаг к выходу, но девушка, повиснув на руке и с мольбой уставившись в лицо, не отпускала приятеля. Крик повторился, уже менее разборчиво, но так же громко. Пока я, пригнувшись, пытался отыскать под сиденьем только что снятые тапочки, мой напарник шумно рванул дверь и одним махом выскочил в пустынный коридор. Наконец тапочки я нащупал и вышел следом. По сторонам защелкали запоры и со скрежетом стали раздвигаться двери, обрастая недовольными заспанными лицами. В тамбуре, за стеклами шла какая-то борьба. Наконец оттуда выскочил и стриженный наголо юркий парень в темно-голубых джинсах и черной рубашке. Не оглядываясь, он стремительным шагом направился в мою сторону. Еще раз хлопнула дверь и вопли, так напугавшие пассажиров, смолкли.

Я инстинктивно прижался к стене, пропуская взбудораженного парня, когда тамбурная дверь хлопнула в третий раз и закачалась. Теперь из её чрева выскочил мой напарник и широкими прыжками бросился вдогонку. Перекошенное лицо его в слабом свете ночного освещения показалось мне наполовину залитым кровью.

- Держите его! …Держите его! – успел расслышать я сдавленный шепот юного соседа по купе, уже почти совсем пропустив парня. Он и не спешил вовсе, лишь шел как-то бочком, весь внутренне напрягшись.

И вдруг я, совершенно не ожидая от себя такой решительности, схватил того под локоть правой руки. Он, злобно дернув локтем, резко повел плечами и в мою руку как будто нечаянно угодил второй локоть. Это уже было слишком! Интуитивно прижав оба сведенных за спиной локтя привычным борцовским приемом, я прижался к спине подбородком, и выжидательно уставился в стриженый затылок. Черная сорочка на его спине сгорбилась широким подвижным комом. Под ним перекатывались, как чувствовалось, совсем не слабые мышцы. Шум привлек проводников, и к нам с обеих сторон бежали люди.

- Пусти, больно ведь! – шипел бандюга или кто он там, пытаясь заглянуть мне в лицо снизу вверх. Несколько раз наши взгляды встречались. В этот момент мне почему-то действительно казалось жаль его, но отпустить я уже не мог даже при желании. Со всех сторон на помощь тянулись кисти рук. В тесном коридоре его цепко обхватило сразу несколько человек, в том числе и окровавленные руки моего соседа.

- Попался гаденыш! …Вызывай милицию! – резко скомандовал он проводнику. Хрипота исчезла, и голос приобрел звонкий металлический оттенок. Тот, суматошливо поправив сползшую на лоб форменную фуражку, повернулся и одним прыжком скрылся в служебном купе.

- Отпустите меня, чего вы привязались?.. Мне завтра в армию, в военкомат еду. Чего я вам сделал, шел из соседнего вагона, - уныло канючил парень, зловеще вращая белками глаз. Говорил он правдоподобно, но злые огоньки так и прыгали в жестких косящих исподлобья глазах. В толпе, как это завсегда бывает, уже возрастал недовольный ропот: «чего прицепились к парнишке? Вон бедный как скрючился!»

Я, чувствуя свою ненужность, выпустил локти пленника и встал в дверной проем. Более ретивые мужики силой протащили хулигана в служебное купе, куда пройти у меня желания, разумеется, не возникало. После распитого вина, встречаться со служителями фемиды не только не хотелось, но казалось рискованным.

- В армию ему! Как же!.. Да кто его такого хулигана возьмет, - раздался в установившейся тишине звонкий детский голосок.

По вагону пронесся сдержанный смешок, частью разрядивший обстановку. В проеме соседней двери никем не замеченный ранее, стоял босоногий малыш, годиков трех от роду и провожал взглядом шумный кортеж.

- А ну пошли спать! …Блюститель порядка нашелся! – суетливо схватила его рассеянная от захватывающего любопытства мамаша и, приподняв с пола, суматошно водворила в постель.

Вошедши в свое купе, я присел на краешек полки и, не раздеваясь, с нетерпением ждал соседа. Наш возбужденный попутчик отсутствовал довольно долго и возвратился лишь полчаса спустя. Все это время мы сидели молча, терпеливо рассматривая полуприкрытую зеркальную дверь, как будто на ней вот-вот должны проявится новости. Лицо его уже было отмыто от следов крови, но под правой бровью красовался свеженаложенный, в тусклом свете отдающий желтизной пластырь. Хмурый и недовольный вид не допускал и мысли задать ему вопрос. Молча встав на края полок, он подправил сползшую в суматохе постель и влез наверх.

- Что же у нас случилось? – впервые за все время потасовки подала робкий голос девушка. Натянув простынь до подбородка, она смотрела на него с удивленным восхищением. Чувствовалось, что напугана она чрезвычайно.

- Так всегда бывает! …Закон бумеранга. Ты помогаешь, а тебя же затем обвинят! – хмуро буркнул он, затем виновато ухмыльнулся. - Да тесно там очень, - оправдывался наш знакомый, глядя в сторону девушки, видимо он был в очень плохом состоянии, - я его руку не успел перехватить, за ручку дверную зацепился, вот и порезался немного!.. А ты молодец!.. Не растерялся!.. Как ты его скрючил своим приемом, борец что ли?

Мне крайне неудобно казалось признаться перед таким геройским напарником и красивой девушкой, что я вовсе не собирался участвовать в потасовке, и все случилось само собой, но девушка так восхищенно кинула на меня взор, что я лишь смущенно крякнул:

- Было дело! …В молодости занимался.

- Гаденыш такой! …И как я пропустил удар, …тесно там очень! – еще раз возмутился напарник и полез на верхнюю полку. – Ложимся спать. На сегодня приключений достаточно!

Так и не прояснив причин ночной драки, мы по одному засыпаем. Стих вагон, как встревоженный муравейник лишь глубокой ночью. Наутро угрюмый и заросший щетиной проводник хмуро прояснял, видимо каждому купе, что какой-то уголовник затащил в тамбур молодую женщину и хотел изнасиловать. Женщина раскричалась, и тут мы подоспели.

Утро в Харькове, к общему неудовольствию, встречает нас промозглым и прохладным туманом. Я, еще дома приготовившийся к длительному путешествию, сразу утепляюсь, вынув из объемистого чемодана темно синий парадный костюм. Парадный пиджак более предназначался симпатичной спутнице, которая все еще видела во мне героя. Спутник из теплого Волгодонска заметно скис, запачканную кровью футболку сеточкой он сменил на сорочку, но даже в ней и плетеных туфлях чувствует себя не слишком комфортно. Тем более под глазом из-под пластыря явно просвечивает синяк. Его вчерашнее славословие заметно спало, настроение сумеречное.

- Ничего!.. В Харькове всегда, сколько бы я его не проезжал, бывает пасмурно! – обнадежил я, пытаясь успокоить приунывшего попутчика. – В Щебекино теплее будет!

- Да, оно ж теперь совсем недалеко! Жаль зонт не прихватил! …Чертежи как бы не подпортить. Эх, как же я так прогадал!.. Может быть, позвонить жене, пускай теплые вещи и туфли вышлет? – ответил он и мрачно сокрушался весь остаток пути до самого Белгорода. Кстати погода за окнами из плохой превратилась в совсем отвратительную. Драгоценный рулон наша молоденькая спутница помогла аккуратно запаковать в целлофан, разрезав для этой цели два пластиковых пакета.

Готовились, готовились, да нужно же было случиться, что, еще сходя с поезда, мы впрыгнули в широченную лужу. Проскочили в помещение вокзала, под нудно моросящими брызгами, изрядно отсыревшие и злые.

- Уф, ты! …Позвони, …конечно, позвони! …Пускай еще сапоги и бронежилет вышлет! – энергично стряхивая с себя брызги, пошутил я, намекая на вчерашний ночной бой. Нашли место у колонны и осмотрели вещи. Рулон с чертежами попутчик бережно прислонил к батарее отопления.

Расположенный на холмах город Белгород в дождливую погоду превращается в сплошной бурный поток. Посмотрев на свои, досконально промокшие ноги, попутчик изъявляет желание поехать на такси, что и решительно предлагает:

- Покатили на такси!

Пока я мозговал отсыревшими мозгами, он сердито молвит: - Поехали! Ты меня угощал вином, я плачу за такси!

Сорок километров для такой дали, в какую меня занесло, не расстояние и для автобуса, но промозглый дождь вынуждает дать согласие, даже несмотря на то, что шеф наверняка загнет оплату по двойному тарифу. Пока попутчик гонялся за машиной и торговался с водителем, я принес и погрузил в багажник свои вещи и сумку напарника.

От автомобильной печки под ногами тянет нагретый поток воздуха. Легкое покачивание и теплый воздух сморили и оба мы пребывали в легкой дреме. Глухой, но упругий звук мигом прервал наши сновидения. Мне показалось, что над ухом грохнул выстрел дробовика. Машина затряслась и с визгом затормозила, привалившись к правому боку. Мы тревожно переглянулись. Обеспокоенный и недовольный водитель обошел салон и, со злостью пнув колесо ботинком, полез в багажник.

- Говорил сменщику, поменяй резину! …Выходить придется, ребята! Колесо менять буду, – сказал он, вытаскивая домкрат. Нудный дождь тем временем сыпал со всех сторон, выходить не хотелось, тем более что по обочине, где мы с приятелем пристали, растекалась сплошная кипящая лужа. – Нате, прикройтесь! – крикнул водитель и бросил небольшой брезентовый полог. Кое-как развернув его по ветру, мы, держа скользкий брезент в четыре руки, крутились с ним из стороны в сторону, пытаясь прикрыть хотя бы верхнюю часть тела. В конце концов, я отдал его более продрогшему приятелю и взялся помогать водителю.

- Что же вы какую лысую запаску возите? – с упреком задал я водителю справедливый вопрос.

- Домчу, тут уж менее десяти верст осталось, - угрюмо успокоил водитель. Мы очень старались, дождь поторапливал. Вдвоем работа пошла спорее, и четверть часа спустя мы вновь тронулись в путь.

Мы намеревались прибыть на место до обеда и немного осушиться в гостинице. Но исполнить намеченное оказалось не суждено.

- Стой! – внезапно раздался жесткий голос моего знакомого. – Где рулон с чертежами? В салоне нет, в багажнике тоже нет!

Я только огорченно развел руками.

- Поворачивай назад!.. Эх, вы! Я же сказал! …Там у меня важные документы! – приказал знакомец. Он командовал столь решительно и властно, а я молчал так виновато и пришибленно, что водитель послушно развернулся и, проклиная всех ученых и доцентов, покатил обратно. В здание вокзала мы вбежали парой, не замечая ни дождя, ни удивленных взглядов зевак.

К счастью, чертежи покоились на том самом месте, у батареи, куда заботливо приставил их хозяин. Сразу повеселев, мы так же парой сбежали к машине.

Мы уже совсем успокоились и с блаженством нежились в тепле салона, как хлопок повторился, причем случилось это, если судить по утоптанной нами выбоине на обочине шоссе, на том же самом месте!

Теперь мы в два голоса дружно проклинали всех шоферов и их сменщиков, вновь оказавшись под проливным дождем. Все трое по очереди пнули по колесу и, разводя руками, стали совещаться. Из коричневой лужи, по которой еще гуляли волны, временами проглядывало остро отточенное ребро вмятого в асфальт металлического уголка. Оно, видимо и служило причиной обоих проколов. Но дело это открытие совсем не меняло - ибо другой запаски у водителя не имелось. Попутки пролетали мимо, лишь оставляя тучи брызг.

- Набивай покрышку порванными камерами и обрезками шин, поедем на ободах! – посоветовал мой ученый товарищ. Водитель не утруждал его повторением, именно так пришлось поступить.

Оба мы пребывали настолько промокшими, что я вынужден был достать из багажника чемодан и заглянуть в его чрево.

- Будешь звонить жене, пусть на мой адрес футболку вышлет! – нашел в себе силы пошутить я, доставая две упаковки. Одну, признаться не первой свежести, но совершенно сухую вручил приятелю. Он не заставил себя уговаривать, и мы тут же в салоне переоделись.

Когда уже в три часа пополудни, поднимая веер грязных брызг на поворотах, тихо подкатываем к громоздкому здания института на хромоногой, но роскошной «Волге», мой друг достал из штанин и выдал таксисту влажную десятку.

- Мы ж на двойной тариф договаривались, - возмутился водитель.

- За то, как ты нас вез шеф, и это будет лишнего, - дрожа всем телом оборвал его друг, решительно направляясь к входу, и мгновенно исчез за дверями. Я, не ожидая конца развязки, тоже поспешил выйти, но в багажнике «Волги» оставался чемодан. Подающий чемодан водитель выглядел столь несчастным и расстроенным, что я добавил десятку от себя лично и вошел в здание.

За двустворчатыми дверьми громоздился металлический турникет из блестящих труб солидного диаметра. Пропускная система в институте оказалась жутко строгая, даже сравнимо с нашей. Лишь сделав несколько звонков из установленного в фойе аппарата, я добился, чтоб меня впустили. Поблуждав по мрачноватым коридорам и совершив несколько поворотов, я, опустился в подвальное помещение, откуда вышел, в конце концов, в заставленную стеклянной посудой лабораторию. Несколько невозмутимых женщин переливали растворы, то и дело разглядывая их на свет. «Видимо титруют», – сообразил я.

- А, приехал! – громко воскликнул Литовко. Он вскочил с ранее не замеченного мной стула и энергично пошел навстречу. К кому относились слова его приветствия, я сразу не сообразил, но по следующему за ними речевому потоку понял: ко мне! – Я же говорил сам прибежишь! – в белом распахнутом халате, узкий, высокий и худой он весьма походил на взъерошенного доктора, а еще более похоже на «Айболита».

- Садитесь, - смахнув с накрывающего стол ватманского листа хлебные крошки, он, пригнулся, и вынул из тумбочки багровую банку растворимого кофе. Только после этого протянул руку и, изогнувшись вопросительным знаком, поздоровался.

Находящиеся у шкафов женщины, молча загадочно улыбались. Видимо они неплохо изучили причуды этого старика и знали что-нибудь сокровенное о нас с ним. Мы давно работали вместе над проектом совершенствования установки, только не могли сойтись в цене. Отсюда такая пылкая и эмоциональная встреча.

Но поговорить нам не удалось. Прикрытый небрежно брошенными на него бумагами, телефонный аппарат звонко затрезвонил. Швырнув бумаги на стол, откуда я еле успел убрать банку с кофе, Литовко схватил трубку. Глаза его еще более округлились.

- Нас директор вызывает! – сказал он, так же резко бросив трубку на рычаги. Я заметил, что все, что он делал, он делал резко и грубо.

За спиной долговязого ученого, подвальные лабиринты показались мне много короче. Поднявшись в просторную приемную, я несколько растерялся. В просторном квадрате помещения отсвечивали ровненькими выпуклыми ромбами сразу три обитые желто-коричневым дермантином двери.

- Проходите сюда, пожалуйста! – пожилая прирученная секретарша вежливо приоткрыла одну из дверей и предупредительным жестом пропустила нас впереди себя.

За широким письменным столом никого не просматривалось. У приставленного к стене полированного журнального столика, небрежно развалившись в мягком зеленом кресле, и сложив мокрые ноги в приметных сандалиях одна на другую, сидел мой знакомый из Семикаракорска. Он обхватил горячую чашку посиневшими руками и, видимо, согревал таким образом озябшие кисти. Крупная царапина на правой глазнице чернела засохшим кровяным пятном, фонарь и рана были припудрены каким-то порошком. Рану пудра прикрывала, но припухшая бровь делала его похожим на кривого суворовского солдата. Директор института, а по другую сторону стола, по всей видимости, устроился он, наливал кипяток из блестящего электрического чайника. Он придвинул одну свободную чашку ко мне, другую подал Литовко:

- Присаживайтесь, герои! …Вам чай или кофе?

- Кофе! – ответил я бесхитростно и, оглянувшись назад, взял из окружения стола полумягкий стул.

- Это мой хороший знакомый! Помоги ему, Федорович, чем сможешь! – слишком бодро для своего положения воскликнул мой хороший знакомый. Видимо с директором он был дружен еще лучше, накоротке.

- Судя по твоим рассказам, не только знакомый! – ухмыльнулся директор. По веселому блеску, лучившемуся в уголках глаз, я понял: все наши похождения и горести ему известны. - А вы к нам по какому вопросу? – отхлебнув большой глоток кофе, он удостоил меня более внимательного взгляда.

- Я то?.. Я из Башкирии. По вопросу реконструкции… - я не успел закончить и остановился. Просто я заметил, что лицо моего Семикаракорского знакомого как-то медленно удлинялось и все больше багровело.

- Из какой Башкирии?! Так, так… вы говорили, что сведения собираете… Вы же из Волгограда?! …То-то вижу я, лицо ваше чуть-чуть знакомо,… а что же вы раньше не сказали? – он настолько растерялся, что стал называть меня на «вы», хотя мы давно обращались друг к другу на «ты».

- Нам ведь и поговорить как-то не удавалось! То билеты, то соседи, то шины меняли! А Волгоград… так ведь это туда я приехал из Волгограда!

- Да!.. Дел натворили, …только поговорить не поговорили! – с горькой усмешкой на лице вымолвил директор. Несмотря на доброжелательность в беседе, я почувствовал, что директор недоволен. Как ни странно, все это время Литовко молчал, не успевая крутить длинношеей головой. Видимо старик на этот раз вообще ничего не понимал.

- Забавный случай, - чему-то своему улыбнулся друг. - Ну, я тоже молодец! Видишь, до самого места тебя проводил!

Он энергично подскочил, и, не мешкая, расстелил по журнальному столу так бережно хранимые нами чертежи. Они никак не распрямлялись, и он вынужден был прижать непокорные углы стаканами с кофе.

- Вот, принимай шеф, привез и чертежи и хозяина установки! – торжественно произнес он и окинул нас победоносным взглядом. Теперь настала моя очередь подивиться, и дивился я все более и более поражаясь.

Я нагнулся поближе, и оторопело разглядывал знакомые очертания своей установки. Так вот откуда эта загадочность! Выходит, я целые сутки охранял проект реконструкции своего собственного производства, вовсе не подозревая об этом! …Даже потерять умудрился.

- Послушай, а как твоя фамилия? – спросил я у попутчика, начиная подозревать явную причастность его к нашей переписке.

- Ну, вот! …А еще говорил: - знакомые в Волгодонске имеются! – передразнил он. - Да Марченко я! – он, продолжая широко улыбаться, достал из так примелькавшейся мне черной сумки папку, вынул из папки и протянул мне собственноручно мной подписанное письмо: начальнику лаборатории Марченко!

Пару часов спустя, с разбухшей головой от свалившихся удивительных превращений и жестоких дебатов с Литовко и Марченко, я вышел из института, и тут же выбыл из города, загруженный самыми различными мыслями и размышлениями. Ушел, забыв попрощаться со знакомым из Семикаракорска, который куда-то запропастился. Больше я его не встречал. Литовко тоже.