Карта I Тюркского каганата

В эпоху бронзы (XV–VII вв. до н. э) на территории Казахстана были распространены племена (по Г. Ф. Дебецу), относящиеся в основном к андроновскому варианту (примеры: Аркаим, Синташта) протоевропеоидной расы, генетические корни которой связаны с верхнепалеолитическим кроманьонским типом. При сопоставлении с синхронными племенами сопредельных областей «андроновцы» Казахстана оказались весьма близкими по типу с племенами Приаралья, Нижнего Поволжья и Южной Сибири, что предполагает довольно‑таки широкое расселение древнеарийских племен. Позднее, в эпоху раннего железа в Казахстане на смену андроновской приходит культура сакских племен, которая условно разделяется историками на два периода – сакский (VII–IV вв. до н. э.) и усуньский (III в. до н. э. – IV в.н. э.). В сущности, саки и усуни представляли одну и ту же общность, но в разные периоды ее существования. Тогда же, в эпоху раннего железа, на современной территории западного Казахстана наряду с сакскими были распространены сарматские племена, генетически связанные с племенами скифо‑сарматской культуры степной полосы Нижнего Поволжья. Антропологический тип всех этих племен в течение долгого времени продолжает оставаться европеоидным. И только с конца первого тысячелетия до новой эры у местного населения Казахстана, особенно в его юго‑восточной части, наблюдается небольшое наличие монголоидных расовых элементов (известно, что первая волна монголоидов, которые достигли Средней Азии и Казахстана, была связана с продвижением гуннов во II в. до н. э.). С этого времени начинаются активные изменения во внешнем облике степных племен.

В дальнейшем, в период Раннего Средневековья (VI–XII вв.), в силу постоянных набегов тюркских кочевых племен, доля монголоидной расы в антропологическом составе населения Казахстана значительно возрастает. А в сами тюркские времена «процесс монголизации» местного населения достиг своего максимального уровня, оказав тем самым огромное влияние на формирование физического типа современных казахов. Правда, при этом нужно отметить неравномерность расовых изменений по всей территории Казахстана: значительный европеоидный компонент еще преобладал у тюрков Северо‑Восточного Казахстана и Семиречья, а вот у жителей Притоболья (Кустанайская область) и Западного Казахстана смешение европеоидных и монголоидных компонентов привело к формированию южносибирского типа или туранской расы. В целом же, тюркское время стало узловым этапом этнического развития казахской народности, даже несмотря на то, что в антропологическом типе населения Казахстана доля европеоидной расы еще преобладала над монголоидной. А окончательное изменение «расового облика» местного населения связано с нашествием на территорию Казахстана (XIII–XV вв.) монголов, после чего доля монголоидных расовых черт составляла уже около 70 %. Так завершилось многовековое наслоение на территории Казахстана этнических элементов с монголоидными расовыми чертами (гуннов, тюрков, монголов) на андроновский вариант протоевропеоидной расы, в результате чего население Казахстана в своем антропологическом типе утратило изначальную европеоидную основу, сблизившись с монголоидной [36].

Рассмотрев этнические изменения коренного населения казахстанских степей, обратимся к истории этого великого края, которая началась задолго до VI века и Тюркского каганата. Как и следовало ожидать, древнейшими обитателями степи были все те же постепенно перемещавшиеся с севера на юг племена протоариев – почитателей космоса, природы и всех ее стихий: « На широких лесостепных и степных пространствах Казахстана, Зауралья и Приуралья в течение неолита и энеолита (конец IV – начало II тыс. до н. э.) существовали очень близкие между собой культуры, являвшиеся генетически родственными локальными вариантами единой культурно‑этнической общности. В идеологии этих людей (о чем свидетельствуют наскальные рисунки) имело место почитание сил природы, в частности культ Солнца и Луны, которые приносят человеку тепло, свет и другие блага, необходимые для его существования. Поэтому помимо изображений животных, встречаются изображения Солнца, Луны и других космических явлений» [37]. Значительное количество поселений этого времени изучено в Акмолинской, Кокчетавской и Павлодарской областях.

Археология Казахстана эпохи бронзы (II тыс. до н. э.) богата своими памятниками, очень схожими с аркаимскими: курганы (древние погребения), стоянки (места кратковременного жительства), поселения (места долговременного жительства), городища, древние рудники, оросительные каналы. Древние погребения в виде отдельных больших курганов по основанию имеют сложные сооружения в виде геометрических фигур, составленных из врытых на ребро трехметровых каменных плит, например, большие курганы Бесшатырского могильника (Илийская долина, I тыс. до н. э.), а также большие курганы Восточного и Центрального Казахстана.

Вот что «рассказали» ученым‑археологам сами курганы: «Описанные погребения принадлежали древним племенам, жившим в степях Казахстана в далекое время бронзовой эпохи, т. е. тем племенам, которые впервые стали изготавливать орудия, оружие и предметы украшения из металла – меди и бронзы… Племена эти жили оседло, в хозяйстве их значительную роль играло скотоводство, но наравне с ним развивалось примитивное мотыжное земледелие по поймам рек… Более сложны поиски и обнаружение стоянок и поселений, которые почти не имеют никаких внешних видимых на поверхности земли признаков» [38]. Из поселений, относящихся к эпохе поздней бронзы, наиболее крупными являются развалины Алексеевки, расположенные в верховьях Тобола, и селища около Наурузумского бора Кустанайской области, что находится в непосредственной близи с такими протогородами древних ариев, как Аркаим и Синташта. Название бора – Наурузумский – наверняка происходит от древнеперсидского слова «Ноуруз», что означает «Новый день», и связан с древнеарийским праздником наступления Нового года. Следы аналогичных поселений встречаются в бассейнах рек Ишима, Сары‑Су, Тургая и верховьях Иртыша, то есть в северной части Казахстана. Эпоха бронзы, вероятнее всего, была эпохой бесписьменной культуры, ее люди не вели летописей и не оставляли жизнеописаний, поэтому рассказать о них действительно могут только курганы и протогорода.

Что же касается первых письменных источников о жизни обитателей казахстанских степей, то ими являются красноречивые записи древних персов и античных авторов, повествующие о племени саков, которые в своем развитии достигли значительного уровня, имели крупные поселения, часть коих становилась средоточением союза племен или ставками сакской племенной знати. Именно с ними связывают значительное число оседлых поселений, возникших в V–IV веках до нашей эры в бассейнах рек Сырдарьи, Таласа, Чу, Ангрена, Чирчика, Келеса. Остатки сакских городищ представляют собой округлые в плане холмы, насыщенные культурными отложениями в виде керамики, гончарных сосудов, земледельческих орудий, костей животных и строительного мусора, которые дают ясное представление о развитии земледелия, скотоводства и различных ремесел. Остатки стойбищ полукочевых саков лучше всего сохранились в районе Каратау и в Семиречье, в долинах северного склона Заилийского Алатау.

Памятники сакской культуры представлены также обширными «некрополями», состоящими из огромных курганных насыпей, более ранние из которых связаны с традициями строительной культуры эпохи бронзы. При раскопках этих курганов обнаружены уникальные предметы искусства, отражающие общественный и культурный уровень саков. Особый интерес представляют большие, литые из бронзы котлы, украшенные скульптурными изображениями горных баранов и козлов, или же монументальные бронзовые жертвенники, у бортов которых тоже находятся скульптуры животных. Судя по этим находкам, саки имели свою самобытную культуру, развивавшуюся в условиях патриархально‑родового общества. Им были хорошо известны монументальное литье из бронзы, производство изделий из золота, резьба по дереву и техника обработки камня. Основная масса памятников сакского искусства открыта в окрестностях города Алматы и на берегах озера Иссык‑Куль.

Любопытны высказывания античных авторов о саках. Так, например, о зарождении первых городских поселений на Сырдарье в период саков мы знаем из записок Ктесия (V–IV вв. до н. э.), пользуясь которыми, Диодор утверждает: «Зарина (царица саков) привела в культурное состояние большую часть земли, построила много городов». Греческий историк Геродот называет саков массагетами, говоря о них так: «С запада Каспийское море ограничено Кавказом, с востока к нему примыкает равнина на необозримом пространстве. Значительную часть этой обширной территории занимают массагеты, против которых и задумал идти войной Кир». Страбон, в отличие от Геродота, был более точен и указал места их пребывания более подробно: «Народы, живущие по ту сторону Каспийского моря, назывались одни саками, другие массагетами… Саки отделены от согдийцев Яксартом (Сырдарьей), а согдийцы от бактрийцев Амударьей».

Из тех же древних источников можно узнать и о том, что саки были смелыми и отважными воинами. Так, например, военные мемуары Арриана повествуют о сакских городах, расположенных на берегу Яксарта, и их жителях, восставших против Александра Македонского. По истории Геродота известно, что именно массагетами была разбита армия Кира II (530 г. до н. э.) – великого царя Персии. А описание древнего географа Дионисия (II в. н. э.) дает понятие о самих сакских воинах: «За Согдианой по течению Яксарта живут саки, стрелами бьющиеся, из всех стрелков в мире самые искусные».

Сохранились любопытные моменты и из обыденной жизни саков. О них поведал античный историк Эфор: «Овечьи пастухи саки – племя скифов. Они жили в хлеборобной Азии, выходцы от справедливых кочевников… Они передвигаются на повозках и питаются молоком». В свою очередь, Климент Александрийский рассказал о древних традициях внутри сакских племен: «Кто из саков хочет жениться на девушке, должен вступить с ней в борьбу. Если верх в борьбе остается за девушкой, борец остается ее пленником и поступает в ее полное распоряжение. Только поборов девушку, может юноша взять ее в свою власть». Кстати, этот древнейший обычай, переживший века, дошел до наших дней в виде казахско‑киргизской народной игры «кыз‑боры» (волк‑дева) – поединка джигита с девушкой, который, как форма брачного состязания, проходит красной нитью в казахском народном эпосе.

Постоянными спутниками кочевой жизни саков были повозка (арба) и медный котел. При перекочевке арбы строились такими длинными рядами, что занимали огромное пространство, составляя причудливую картину движущегося «города». Впоследствии многие казахские города и поселки получили названия, зависевшие от строя повозок: Кангка, Кырык‑арба, Урда‑Конган и др. По описанию Ибн‑Батуты, вереница этих арб простиралась от ста до пятисот. Во время кочевки арбы идут гуськом. Именно с этим явлением историки‑лингвисты связывают один из переводов слова «казах»: «каз‑ак» – «подобен гусю». Еще один вариант, «казах» – «казак», широко распространен в тюркских наречиях обозначением вольных людей, отважных воинов и наездников. Правда, есть и третий вариант происхождения слова «казах», связанный именно с принадлежностью казахов к древним соплеменникам – сакам: «кас‑сак» – «подобен саку».

К рассказу об арбе‑повозке следует добавить еще и тот факт, что эти незамысловатые сооружения сыграли определенную роль в исторических источниках, оставив след о таком степном народе саков, как кангка – северных и северо‑восточных соседях Согдианы и Древнего Хорезма. Их территория локализуется средним течением Сырдарьи, близ древнего города Шаша (ныне Ташкент). В этом значении страна Кангка встречается в «Авесте» и пехлевийских памятниках, а также в «Шахнаме» Фирдоуси, где она рисуется как северная соперница Ахеменидского Ирана, против которого они вели многолетнюю войну. Об этом же говорят и греческие историки в рассказах о походе Кира и Дария в страну кочевого народа саков. По «Шахнаме» город Канг‑Вигишт лежал на правом берегу Сырдарьи и был последним убежищем для Афрасияба, который, преследуемый иранскими войсками, скрывался в этом городе. Там же имеется рассказ об осаде этого города и бегстве Афрасияба подземным ходом. Предания о существовании подземного хода в районе древнего Шаша сохраняются и поныне среди местных жителей. Подобными легендами овеяна и местность вокруг Сайрама, в частности гора Казы‑гурт, где сказочные пещеры и подземные лабиринты много лет служили местом поклонения степняков. Упоминания о пещере или подземном строении, куда приносили жертву князья страны Кангки, встречаются и в «Авесте»: «Даруй мне [воин Туса] такую удачу, о добрая, мощная Ардвисура Анахита, чтоб я победителем стал над богатырями, от Ваэсаки происходящими сыновьями, у прохода Хшатросука, наиболее высоко расположенной и возвышающейся, Артой освященной [крепости] Канха, чтобы я воинство туранских земель вдребезги разбил…». О племени саков – кангка – имеются данные и в индусском героическом эпосе «Махабхарате», где один из главных персонажей поэмы, рассказывая о принесенных индусскому царю дарах, упоминает: «У дверей его среди других народов ожидали саки, тохары и канки, косматые люди со лбами, украшенными рогами, с руками, заполненными данью: ткани из шерсти, из волокон рангу, из шелковых нитей, из волокон дерева патта, ткани курчатые тысячами, ткани из редких нитей, из овечьего руна, шкурки, нежные на ощупь, длинные мечи с острым лезвием, сабли, железные копья, топорики, напитки, разные ароматы, тысячи драгоценных камней». Отсюда видно, что саки и их сородичи кангка находились на довольно высоком уровне общественного развития, с наличием разнообразных городских ремесел, которые позволяли им вести активную торговлю с другими странами. Это же подтверждают и археологические раскопки Г. В. Григорьева в Келесской степи, который установил наличие караванного пути, проходившего от оазиса Шиша на север и запад.

По мнению ученых‑археологов, сакские города в бассейне Сырдарьи представляли собой крупные поселения, самым значительным из которых был город Кангка – ремесленный и торговый центр древнесакских племен V–II веках до нашей эры. Богатый материал, найденный в раскопках сакских городищ, указывает на культ бараньих рогов, изображение которых существовало еще в самой глубокой древности. Сначала оно имело магическое значение, затем стало символом власти. Это связывает древних саков с древними персами, у которых бараньи рога были одним из символов царской хварны. Этот хварноносный символ древних персов играл большую роль и в идеологии древних саков. Вспомним хотя бы приведенный выше рассказ из Махабхараты, где речь идет о саках, как косматых людях со лбами, украшенными рогами – рассказ, несомненно, воспроизводящий облик сакских вождей, украшавших свои головные уборы скульптурными изваяниями бараньих рогов. Вот откуда у казахских султанов сословным знаком в прежнее время служил горный баран (архар) с рельефным изображением его спиральных рогов.

Позднее, в III веке до нашей эры из сакских племен выделяются наиболее сильные в экономическом отношении племена, известные по китайским летописям под названиями усуней (Семиречье, предгорья Тянь‑Шаня) и кангюй (долины рек Сырдарьи и Таласа с прилегающими районами Каратау и бассейна реки Сары‑Су), а в районе Центрального и Северо‑Восточного Казахстана обитали в это время племена кыпчаков. По уровню своего экономического развития усуни и кангюйцы стояли на очень высокой ступени развития, значительно опередив своих прародичей – яксартских (сырдарьинских) саков. Прямые продолжатели культурных традиций саков, они оставили миру немало ярких памятников искусства, клады которых были найдены на широких пространствах в бассейнах рек Сырдарьи, Таласа, Чу и Сары‑Су, а также в Семиречье и у подножия Тянь‑Шаня. Усуньские мастера хорошо знали технику ковки, чеканки, штамповки, резьбы по камню и дереву, гравировки по металлу. В развитии народного орнамента особое место занимают геометрические мотивы. Распространение приобретает живопись с символикой огнепоклонников. На гончарных сосудах изображается восходящее солнце в ореоле лучей.

Культура народов Средней и Центральной Азии развивалась в тесной связи с культурой стран Ближнего и Среднего Востока. Главное влияние в этом регионе оказывала Великая Персидская империя, распространявшая на завоеванных землях свою культуру и свою религию. Религией персов была маздаяснийская вера (зороастризм), следовательно, именно к ее книгам, мифам, эпическим поэмам и историческим летописям того времени можно обратиться в поисках сведений о жизни их ближайших соседей – свободолюбивых, вольных степняков.

Как известно, многие ученые‑историки причисляют казахский народ к тюркским племенам. В среднеперсидской традиции тюркские племена – это туры (в пер. с авест., ср. – перс. и фарси «тур» – это «бык»). В авестийской традиции тур – священное животное, хранящее в себе мощнейший тотемический образ. В то же время тур – животное, обладающее огромной силой, которая может быть как созидательной, производительной, так и разрушительной. История тюркских народов, туров, полностью подтверждает этот архетипический образ. До сих пор между исследователями истории туров‑тюрков идут споры о том, кто же такие степняки‑кочевники? Некоторые историки утверждают, что тюрки – никакие не кочевники, а люди, которые вели оседлый образ жизни: занимались земледелием и скотоводством, первыми научились плавить медь, изготавливать изделия из бронзы, освоили металлургические процессы, гончарное искусство, ткачество и иные ремесла. Другие видят в народе туров исключительно воинственно настроенных людей, с захватническими инстинктами и агрессивными проявлениями, которые часто ведут войну, грабя другие народы и расширяя свои владения. Вероятнее всего, правы и те и другие, поскольку даже среди одного народа есть разные люди. А в языковую семью тюрок на протяжении долгих лет вливались десятки народов, многие из которых даже не входили в великий каганат VI–VII вв. Согласно Л. Н. Гумилеву: «Некоторые из них были даже не монголоиды, как, например, туркмены, османы, азербайджанцы. Другие были злейшими врагами каганата: курыканы – предки якутов и кыргызы – предки хакасов. Третьи сложились раньше, чем сами древние тюрки, например, балкарцы и чуваши». Арабы после образования Арабского халифата (во времена Средневековья) называли тюрками вообще всех кочевников к северу от Согдианы, «и те приняли это название, ибо первоначальные носители его после исчезновения с лица земли стали для степняков образцом доблести и геройства». Так кто же эти доблестные, героические воины, история которых столь противоречива?

По предположению ученых‑авестологов, первоначально авестийским турам был тождественен народ саков – ираноязычных кочевых племен, так называемой скифской ветви. В более поздние времена, например, в ахеменидских надписях, саками называются все скифы. В целом же по этнографии среднеазиатских кочевых племен, как у персов, так и у античных авторов, имеются весьма обрывочные сведения: «Ни в одном другом вопросе [как о саках] не расходятся так писатели; полагаю, что это потому, что бесчисленное количество этих племен – кочевые» [39]. Вообще же народ саков делился на три группы.

Первая группа называлась «Большие саки» («Большая орда») или массагеты (предки аланов), они заселяли степи на востоке за Араксом (Сырдарьей), то есть территорию современного Казахстана. Согласно «Истории» Геродота: «Массагеты носят одежду, подобную скифской, и ведут похожий образ жизни. Сражаются они на конях и в пешем строю (и так и этак). Есть у них обычно также луки, копья и боевые секиры. Из золота и меди у них обычно все вещи. Но все металлические части копий, стрел и боевых секир они изготавливают из меди, а головные уборы, пояса и перевязи украшают золотом. Также и коням они надевают медные панцири, как нагрудники. Уздечки же, удила и нащечники инкрустируют золотом. Железа и серебра у них совсем нет в обиходе, так как этих металлов вовсе не встретишь в этой стране. Зато золота и меди там в изобилии» [40]. Что касается религиозных воззрений массагетов, то по сообщению Геродота, верховным божеством их является Солнце или, возможно, солярное божество: «Единственный бог, которого они почитают, это – солнце. Солнцу они приносят в жертву коней, полагая смысл этого жертвоприношения в том, что самому быстрому богу нужно приносить в жертву самое быстрое существо на свете» [41].

В вопросе почитания Солнца массагетов, как и арийцев, можно считать солнцепоклонниками, однако что касается жертвоприношений и многих других особенностей быта, приводимых Геродотом, нужно отметить, что светлым религиям они свойственны не были.

Вторая группа – «саки Хаумаварга» – означает «саки, хаому [хаома, сома – особый напиток ирано‑ и индоариев] чтущие» (возможно, «хаому изготавливающие»), населяла районы от Памира и Гиндукуша до долины Инда, то есть земли современного Таджикистана и Индии. В 545–539 гг. до н. э. земли «саков Хаумаварга» были включены в состав империи Ахеменидов в результате среднеазиатских походов Кира II. С конца царствования Дария I (522–486 гг. до н. э.) их иногда называли «даи». В свою очередь, Страбон, именуя «даи» как «даха», локализует эти племена сначала в причерноморских степях, а затем отмечает их переселение в степи за Каспием.

Упоминание о группе «саки Хаумаварга» встречается в «Антидэвовской надписи» Ксеркса: «Говорит Ксеркс‑царь: по воле Ахурамазды, [вот] те страны, над которыми я царствовал, помимо Персии; я ими управлял, они мне приносили дань; то, что я им повелевал, они исполняли; закона моего они держались: Мидия, Элам, Харахвати… дахи, саки Хаумаварга, саки с островерхими шапками…». О них же говорится и в знаменитой «Бехистунской надписи» Дария I, когда речь идет о мятежных народах, поднявших восстание против Дария, которое в конечном итоге закончилось подавлением и подчинением саков: «Затем я с войском отправился в Саку. Затем саки, которые носят остроконечную шапку, выступили, чтобы дать сражение. Когда я прибыл к водному рубежу, тогда на ту сторону его вместе со всем войском перешел. Потом я наголову разбил одну часть саков, а другую захватил в плен… Затем страна стала моей… Эти саки были вероломны и не почитали Ахурамазду. Я почитал Ахурамазду. Милостью Ахурамазды я поступил с ними согласно своему желанию». Впоследствии отряды саков входили в персидское войско, участвовали в битвах при Марафоне, при Фермопилах и при Платеях.

И, наконец, третья группа – «саки Тиграхауда» – обитала в приграничных районах среднеазиатских владений Ахеменидов.

Все приведенные выше сведения свидетельствуют о прямом влиянии персов на развитие народа саков и формирование их религиозных взглядов. Что же касается приведенного выше выражения «саки с островерхими шапками», то действительно отличительной чертой их одежды были именно такие головные уборы: «Саки же (скифское племя) носили на головах высокие островерхие тюрбаны, плотные, так что стояли прямо. Они носили штаны, а вооружены были сакскими луками и кинжалами. Кроме того, у них были еще сагарисы – [обоюдоострые] боевые секиры. Это‑то племя (оно было, собственно, скифским) называли амиргийскими саками. Персы ведь всех скифов зовут саками. Бактрийцами и саками предводительствовал Гистасп, сын Дария и Атоссы, дочери Кира» [42].

Многочисленные изображения «саков в островерхих шапках», несущих дань, представлены на персепольских рельефах. Кстати, именно этот элемент сакской одежды с небольшими изменениями сохранился в современном казахском национальном костюме, в частности, как мужской головной убор – мурак, айыркалпак, и как свадебный головной убор невесты – саукеле.

Все эти, а также многие другие распространенные традиции казахов еще раз подтверждают их сакское происхождение, ведь до прихода тюркских племен в центрально‑азиатских степях жили иранские племена саков.

В настоящее время в Историческом музее Алматы собрано большое число экспонатов, связанных с саками. Например, археологами найдено захоронение сакского воина в золотом одеянии, скульптурное воплощение которого, как национальный и исторический символ казахов, установлено на вершине высокой колонны на главной площади Алматы. Подобная символика, являющаяся признаком культуры саков, указывает также на обитание здесь и других древних иранских народов, а следовательно, еще раз подтверждает далекую связь казахского этноса с древнеарийской историей и культурой.

В свою очередь, религия саков в чем‑то была близка к индоиранской, попадая под «опеку» Персидской империи. Согласно данным исторических исследований, саки (точнее, одна из их ветвей) стали предками народа туров, а те, в свою очередь, послужили прародителями тюркам. Поэтому, познакомившись со свободолюбивыми, мятежными саками, остановимся чуть подробнее на их потомках – воинственных турах.

В зороастрийской мифологии туры – наследники храброго Тура, среднего из трех сыновей персидского царя Фаридуна (авест. Траэтаона). Согласно сюжету мифа, Фаридун разделил «мир» (свои земли) между тремя сыновьями: старшему Сельму (авест. Сайрима) достались западные земли – сарматские, среднему Туру (авест. Тура) – Чин (Китай) и Туран, младшему Иреджу (авест. Арья) – Иран. Тур с радостью принял этот дар: «Пришел и на царство с той самой поры себя опоясал и роздал дары. Алмазы к ногам его сыпала знать, Туранским владыкой стал мир его звать» [43]. Спустя 12 лет, Сельм, возгоревшись завистью к младшему Иреджу, убеждает Тура предъявить притязания отцу. Не получив согласия Фаридуна на передел земель, они решают убить брата. Иредж готов отказаться от царской власти, но Тур («безмерной гордыней и гневом объят») убивает его. И только через много лет старых злоумышленников настигает месть – они погибают от руки Менучехра, внука Иреджа. Смерть братоубийц была великим уроном для сил Зла, и на кровавую месть собрались войска злейшего из туранцев – Фрасийак Тура (авест. Франграсйан), потомка Тура в пятом поколении. Двенадцать лет туранский захватчик правил Ираном. Думая, что воцарился навеки, он решил завладеть хварной, которая воплощала собой божье благословение и передавалась царям арийских стран. Но, как ни пытался Фрасийак Тур достать хварну (трижды «нырял в пучину моря Ворукаша», «искал по всем семи каршварам»), поймать ее так и не смог. Вскоре арийские земли снова были отвоеваны иранцами, и турам пришлось отступить. Таким образом, убийство, совершенное Туром в результате обуявшей его гордыни, злобы и зависти, стало причиной многовековой вражды между Ираном и Тураном, которой посвящены многие фрагменты авестийской книги «Яшт» и значительная часть «Шахнаме».

Да, это миф, легенда, сказка, но «в каждой сказке есть доля правды». И эта правда несет в себе огромные уроки: во‑первых, отвечает на вопрос, к чему приводят злые мысли, если человек допускает их в свою в душу, – они рождают злые дела; а во‑вторых, показывает, как образуются кармические петли – зло рождает новое зло, месть рождает месть, убийство приводит к убийству. Отсюда мораль: нельзя отвечать злом на зло, ибо количество зла при этом не уменьшается. Но отвечать на зло добром тоже нельзя, зло нужно ограничивать, не позволяя ему проявляться.

В разговоре о турах было бы неправильным умолчать о таком событии, как гибель пророка Заратуштры. Он был убит карапаном [44]по имени Братрокреш, туром по происхождению. Разумеется, ни добро, ни зло не имеют национальности: зло есть зло, а добро есть добро. И все же, возможно, именно это событие, став архетипом взаимоотношений Ирана с Тураном, повлекло в дальнейшем многовековые войны между иранцами и туранцами, а также нашло немалое отражение в древнеперсидском эпосе о добре и зле. Но было бы совершенно неверным на весь народ туров перекладывать вину за злодейский поступок, совершенный отдельным человеком, тем более демонопоклонником.

Между народами протоказахов (саков, туров, усуней, кыпчаков и пр.) и древними персами издревле существуют глубокие культурные связи, поскольку Древний Иран оказывал самое непосредственное влияние на все аспекты жизни стран Центральной и Средней Азии через Великий шелковый путь. По словам известного историка‑востоковеда И. С. Брагинского, «на территории Средней Азии соседствовали и взаимообогащались два этнических элемента – восточноиранский и тюркский», в подтверждение чему можно привести множество примеров.

Литография белого слона из бомбейского издания поэмы Фирдоуси «Шахнаме»

С давних пор казахам были известны лучшие образцы классической литературы Востока, которые служили неисчерпаемым источником устного народного творчества. Многовековая связь с классикой Востока дала казахскому фольклору сюжеты многих дастанов. Это и отразившие реальные исторические события богатырские сказки («Алпамыс», «Кобланды», «Камбар‑батыр», и др.), которые имеют прямое сходство с этническими произведениями персов и таджиков, и казахские волшебные сказки по мотивам произведений персидско‑таджикской классической литературы, и песенно‑поэтическое творчество, оказавшееся под сильным влиянием поэзии Фирдоуси, Низами, Саади, Хафиза, Навои, Физули.

В казахских айтысах (одном из популярнейших видов казахского фольклора), как олицетворение мудрости, справедливости, щедрости и доброты, часто встречаются главные герои книги Фирдоуси «Шахнаме». «Поистине удивительна популярность этой «Илиады Востока» среди широчайших масс – звучные строки одного из первых поэтических переводов «Шахнаме», с которыми мне довелось познакомиться, я услышала из уст казахского акына Джамбула», – пишет известная переводчица «Шахнаме» Ц. Б. Бану.

Огромной популярностью у казахских писателей пользуется богатырь Рустам, подвиги которого породили целую «Казахскую Рустемиану». Неудивительно и то, что среди прочих сказаний есть рассказ о самом Заратуштре, ведь казахи все время жили в тесном контакте с персами, а в более древние времена их обширные земли населяли сами прародители «Авесты». Вот отрывок легенды, в которой Заратуштра появляется перед людьми со словами: «Эй, Каштасиб, беки‑султаны, я посланник бога – пейгумвар. Зовут меня Зардашт. У меня в руке чаша, в чаше огонь. Я принес вам огонь из рая, бог просил поклониться этому огню», – и далее, как повествует Калмакан Абдыкадыров, «многие принимают новую религию, туранцы отвергают ее, угрожая истребить Иран, если иранцы будут следовать за Зардаштом». Не исключено, что среди сакских племен были и такие, которые исповедовали зороастризм, считали своим богом Ахура‑Мазду, почитали солнечный свет и божественный огонь.

Культ огня прослеживается у казахов до самого Средневековья. Во многих домах казахских семей имелись специальные очаги‑алтари для возжигания огня. Археологические раскопки на территории Казахстана указывают и на существование храмов огня. Например, Шакпак‑Ата (Мангышлак) – пещерный храм крестово‑купольного типа, целиком вырубленный в массиве скалы. Хотя его и называют мечетью, но памятник этот, по хронологии ученых‑археологов, явно домусульманского типа, перестроенный в более поздние времена. Центральный зал Шакпак‑Аты увенчан купольным сводом с круглым отверстием в зените, имитирующим свод юрты вплоть до верхнего обруча для выхода дыма и поступления света. В центральной части его главного зала разжигали костер – символ огнепоклонников. На такое предназначение храма указывает и само название: «шакпак» означает «кремень», «огонь», а слово «ата» переводится как «святой», «святое место».

На рубеже новой эры наряду с устным народным творчеством степняков произошло зарождение их письменной культуры, хотя сведения о ней весьма обрывочны и в силу исторических обстоятельств дошли до наших дней недостаточно полно. Волны завоеваний, периодически прокатывавшиеся по евразийскому поясу, опустошали землю. Захватчики уничтожали культурные ценности, и в первую очередь, книги, обрекая людей на историческое беспамятство. Уцелевшие рукописи были утеряны временем, и теперь о существовавшей в прошлом письменности мы можем судить лишь по «каменным книгам‑плитам». О том, что у усуней, кангюй‑кангаров и других племен была своя письменность, свидетельствует китайский путешественник Чжан Цянь, проживший среди них 13 лет (140–127 гг. до н. э.). В районе, который он указал в своих записях, впоследствии выявлено 15 памятников, известных науке под названием «таласские руны».

Таким образом, древнейшая история Великой степи и ее прославленных обитателей, а точнее «европеоидная» часть истории казахского народа, благодаря огромной работе историков‑археологов, не только доказала самостоятельность и самобытность развития культуры оседлых племен Центральной и Средней Азии, но и разрушила теорию о деспотичном и бескультурном степном народе. С началом новой эры на этих землях начинается новая история, связанная с нашествием кочевых племен гуннов, тюрков и монголов, несущих другую культуру и совершенно иные традиции.

В процессе развития классовых отношений в VI веке нашей эры на территории Казахстана зародилось раннее феодальное государство – Тюркский каганат, распавшийся впоследствии в результате междоусобных войн на Западный и Восточный каганаты, которые просуществовали до VIII века. В дальнейшем, в течение VIII–X веков, сформировался ряд крупных политических объединений: карлуки, чигили, ягма, кимаки, кыпчаки. Широкие и узкие нити караванных дорог, протянувшиеся через степи, связывали Казахстан со Средней Азией, Ираном, Византией, Китаем и Русью. Развивающиеся города становились центрами ремесел, торговли и культуры. Работы археологов последних лет дают возможность нарисовать картину средневекового города, который все еще сохранял некоторые черты древних городов эпохи бронзы. Он был окружен такими же мощными глинобитными стенами высотой до шести метров, вдоль которых нередко прорывался ров, заполненный водой. Среди населения Казахстана тех времен существовали различные системы религиозных верований: зороастризм, буддизм, христианство несторианского толка и др. Но, главным образом, народ придерживался язычества, провозглашая культы Огня и Солнца.

Позднее, во времена Средневековья, на огромной территории от Памира до берегов Атлантического океана, возник Арабский халифат. Он просуществовал сравнительно недолго и, как всякая феодальная империя, быстро распался на мелкие государства. Провозгласив ислам единственно истинной религией, превратив его в свое идейное оружие и насаждая его среди народов завоеванных территорий, халифат оставил большой след в духовной жизни народов Ближнего и Среднего Востока, в том числе и Средней Азии. Ислам стал государственной религией ряда стран Средневекового Востока и способствовал укреплению феодальных отношений. Но не стоит забывать, что ислам возник как новое вероисповедание, в котором были широко использованы элементы более древних, доисламских религий: зороастризма, маздакизма, христианства и др. Вместе с ним широкое распространение получил и арабский язык. Тогда же начала формироваться и так называемая арабская культура (философия, наука, литература), в развитии которой большая роль принадлежала не арабам, а древним научно‑философским традициям народов, входивших в Арабский халифат, например, персидской и индийской математической и медицинской школе, древнеперсидским астрономическим знаниям и астрологическим учениям, индийской философии, дуалистической идее зороастризма о борьбе двух начал (добра и зла) и т. д.

Поэтому вполне правомочен вопрос: а является ли все это арабским? Ведь сами арабы на завоеванных ими территориях ничего не создавали. Да, в IX веке при халифе аль‑Мамуне в Багдаде действительно была создана своего рода академия наук – «Дом Мудрости», который возглавил крупнейший математик и астроном Хорезми. Здесь работали многие видные ученые разных национальностей и вероисповеданий, и на рубеже VIII–IX вв. Багдад стал интеллектуальным центром «арабской» империи. Но сами ученые (а это – Хорезми, Фергани, Фараби, Ибн Сина, Бируни, Мукаффа, Раванди, Закарийя ар‑Рази, Кинди и др.), имена и труды которых арабы себе присвоили, назвав «арабскими», не были арабами, а были персами, таджиками, казахами, узбеками, азербайджанцами, индийцами, сирийцами и др. Каким же образом тогда все это стало арабским? Дело в том, что важнейшее место в деятельности среднеазиатских ученых того времени (точнее сказать, второе место после научных исследований) занимали переводы древнейших философских текстов и новых научных трудов на арабский язык с единственной, как оказалось впоследствии, целью – присвоения многих из них арабами. Определение культуры всего средневекового Ближнего и Среднего Востока как «арабской» или «мусульманской» приводит к игнорированию богатой духовной истории покоренных арабами народов, их вклада в мировую цивилизацию.

В то же время следует отметить, что многие ученые по своему вероисповеданию не были мусульманами, даже если официально признавали себя таковыми, а точнее вынуждены были (под угрозой смерти) с этим соглашаться. Так, например, в 922 году (при халифе Мутаваккиле) на центральной площади Багдада был казнен Ибн Халладж. Другой пример – смерть Ибн Мукаффы, крупнейшего ученого, талантливого писателя, незаурядного политического деятеля, написавшего ряд сочинений по социально‑политическим вопросам («Наставление для великих дел», «Наставление для малых дел» и др.). Формально признавая ислам, Мукаффа оставался зороастрийцем и был казнен при халифе Мансуре. Смертью карали и других отошедших от исламской ортодоксии. А труды тех, кого духовенство объявляло еретиками и вероотступниками – Мукаффы, Наззама, Раванди, Рази, Кинди – открыто сжигались на площадях.

Как отмечает исследователь персидско‑таджикской литературы Е. Э. Бертельс, если при дворе Мамуны еще позволялось некоторое свободомыслие (на устраиваемых диспутах выступали представители разных религий, среди которых были и ученые‑зороастрийцы, сурово критиковавшие иудаизм, христианство и манихейство), то с приходом к власти халифа Муктадира был взят твердый курс на укрепление ортодоксального суннитского ислама. В X веке представители не только других вероучений, но и вообще все свободомыслящие люди стали подвергаться преследованию. Сохранился любопытный памятник – книга «Рассеивающий сомнения трактат», написанная около середины IX века неким Мардан Фаррухом, сыном Ормазддада, который не только критикует упомянутые выше религии, но и решается нападать даже на ислам, хотя делает это осторожно, не называя прямо объекта своей критики.

Не всегда мирное, а зачастую насильное распространение ислама коснулось и жителей казахстанских степей. Но, как свидетельствуют исторические источники тех времен, свободолюбивые тюрки‑кочевники очень плохо принимали ислам и были грозной военной силой на границе халифата в IX–X веках. Так, например, известно такое изречение, приписываемое Мухаммеду: «Оставьте (в покое) тюрок, пока они вас оставляют». Не менее любопытны и другие слова, тоже приписываемые Мухаммеду и буквально «вложенные» в его уста после того, как в 1055 году тюрки‑сельджуки захватили Халифат (низовье Сырдарьи и Туркменские степи): «У меня на востоке есть войско, которое называется тюрками. Когда я разгневаюсь на кого‑нибудь, я посылаю на него это войско». В это же время, с X века, во многих письменных источниках впервые встречается слово «казах», которое широко употребляется особенно в той части евразийского пояса, где жили кыпчаки и другие родственные им племена. С принятием ислама внутри многих казахских общин сразу же произошли огромные изменения. Раньше люди объединялись по признаку родства, теперь – по признаку религии. Это значительно ослабило общины, которые при нападении врага уже не вставали на единую защиту своих земель или своего имущества, разделенные догмами насажденной религии. С целью искоренения многих местных культовых традиций исламистами создается целая серия своих святых, состоящих из ревнительных проповедников ислама.

Все это обозначило еще один этап в истории и культуре казахского народа, на этот раз этап, связанный с вопросом выбора религии, а правильнее сказать, ее насаждения. Религии, которая была совершенно чужда вольному степному казаку и не имела ничего общего ни с его предками, ни с его миропониманием, ни с его восприятием жизни.

Начиная с X века история казахов снова претерпевает изменения, которые связаны с активизацией их южных соседей. В это время (в X–XII вв.) на юге Казахстана и в Семиречье происходит становление феодального государства Караханидов, которое отличается большим подъемом экономики и новым расцветом городов. Первой столицей и главным центром караханцев был город Баласагун, возникший еще в VI–VIII веках, получивший наибольший расцвет при караханидах и разрушенный в XIII веке. Этот древний казахский город прославил Юсуф Баласагуни (ок. 1021–?) – поэт, ученый, мыслитель, который обладал обширными познаниями в области гуманитарных и естественных наук. Баласагуни известен как автор одного из древнейших произведений светской литературы тюркоязычных народов – поэмы «Наука быть счастливым» (тюркское название «Кутадгу билиг» – «Знания, приносящие счастье»), которая одновременно есть и художественное произведение, и этико‑дидактический, политический трактат. В нем поэт высказывает свои взгляды по различным вопросам политики, государственного управления и военной организации страны. Большое влияние на творчество поэта оказала поэма «Шахнаме» Фирдоуси и учение Ибн Сины (Авиценны). Книга полностью построена на основе четкого разделения добра и зла, противопоставления добродетелей и грехов, целая глава посвящена астрологии. Все это еще раз подтверждает следование как отдельных людей, так и (вполне возможно) целых племен казахского населения традициям маздаяснийской веры и зороастрийской религии.

Но вернемся к истории казахов, последнее тысячелетие которой было отмечено последовавшими вскоре междоусобными войнами, завоеванием края монголами (XIII в.), опустошительными походами Тимура (XIV в.), нашествием джунгар (XVI–XVIII вв.) и другими историческими событиями, приводившими казахское население к разорению, а многие древнейшие города – к полному исчезновению. В это же время, в XV веке, образуется самостоятельное Казахское ханство. Происхождение казахских ханов, родственные отношения между ними и их становление тесным образом связаны с историей Золотой Орды и государственных образований, возникших на ее развалинах. Основная борьба за власть развернулась между Джучидами, но непосредственно за верховную власть боролись между собой лишь потомки Шайбана и Тука‑Тимура, а потомки Орды‑Эджена к этому времени уже полностью сошли с исторической сцены.

С конца 50‑х годов XVI века Казахское ханство представляло собой серьезную угрозу для ногаев, сибирского ханства Кучума и среднеазиатских ханств. Но несмотря на мощь Казахского ханства, политическая обстановка в Средней Азии вынуждала казахов искать сильного и верного союзника. Они все больше убеждались, что именно Россия может стать таким союзником. В свою очередь, и России был нужен соратник для борьбы с Кучумом, и им для России стало Казахское ханство. В это же время после присоединения Казани (1552 г.) и Астрахани (1556 г.), стали налаживаться связи России со среднеазиатскими ханствами, в частности, укрепились и расширились казахско‑русские отношения. Особенно сильно возросла активность казахов с приходом к власти хана Хакк‑Назара, при котором были установлены торговые связи и политические договоренности Казахского ханства с Москвой.

Следует отметить, что сплочению и консолидации казахских племен благоприятствовала сложившаяся в этот период определенная расстановка сил в степях евразийского пояса. К 1456 году, окончательно отмежевываясь от хана Абулхаира (правителя кочевых узбеков), откочевали на восток со своими подданными султан Джанибек и Керей, положив начало объединению казахских племен в единое целое путем образования на реке Чу самостоятельного ханства. Чуть позднее, в 1468 году, в самый разгар подготовки к походу против мятежных султанов в городе Сыгнаке умирает хан Абулхаир, после смерти которого подвластное ему огромное государство от Сибири до Каспия сразу же распалось. Казахи окончательно локализовались в степях Сары‑Арки (казахский мелкосопочник и примыкающие к нему степи), бассейнах Урала, Сырдарьи, Таласа, Чу, Или и Иртыша. Их прямые сородичи узбеки ушли в Среднюю Азию, а ногайцы отправились через Волгу на Северный Кавказ. В дальнейшем к Казахскому ханству, созданному Джанибеком и Кереем, присоединяются еще несколько десятков тысяч семей, вследствие чего к началу XVI века объединение казахских племен в один народ стало уже фактом. Упоминание о казахах, как уже сформировавшейся народности, сохранилось в записях Даниила Губина, русского посла, ездившего в 1534 году в ногайские степи. В своем донесении на имя Ивана Грозного он писал: «Казахи, государь, добре, сильны и, сказывают, государь, Ташкент воевали, и ташкентские царевичи, сказывают, с ними дважды бились, а казахи их побивали».

Становление казахской государственности, как и этническое самосознание казахского народа, укрепилось в XVII веке при хане Есиме, и особенно, при его внуке – хане Тауке. В XVIII веке неустанную борьбу за объединение казахских племен вел хан Аблай, поводом чему служило нашествие джунгар. Аблай, отличавшийся особой суровостью и беспощадностью к противникам, завоевал славу и популярность среди своего народа, организовывая смелые вылазки народных ополченцев и проявляя личную отвагу. К сожалению, история не сохранила имен всех героев этого времени, которые не только сломили джунгаров, но и поставили вопрос о самом существовании джунгарского государства. В этих жестоких схватках с врагами, стремившимися завоевать и поработить казахские земли, выросло единение народа.

Однако угроза нового порабощения и даже физического истребления со стороны могучего восточного соседа – Китайской империи, с юга – правителей Коканда, с запада – Бухары и Хивы, каждый из которых был не прочь овладеть богатствами степей, вынудила казахский народ осознать необходимость сближения с Россией, искать в ее лице защитника. К этому времени на территории казахских земель уже образовались три однотипных территориальных объединения казахских племен – жузы, возникшие с укреплением в Средние века этнокультурных, этнополитических, хозяйственно‑экономических и прочих связей в рамках трех основных регионов их расселения. В 30‑х годах XVIII века в состав Российской империи вошли казахи Младшего жуза, чуть позже – Среднего жуза, а в середине XIX века российское подданство принял Старший жуз. Но фактическую независимость от России все они сохраняли еще очень долго, оставаясь под властью своих ханов, султанов и баев.

XX век в истории Великой степи был ознаменован еще большим сближением с Россией, а вместе с тем и со всеми другими республиками, входившими в единый Союз. 26 августа 1920 года был подписан декрет о вхождении Казахстана в состав СССР как автономной республики, которая в 1936 году была преобразована в союзную. С приходом советской власти в казахскую степь пришли тяжелые времена, связанные с переходом страны от феодализма прямо в коммунизм. Резкое установление новых форм правления с внедрением глубокого администрирования вызывало классовую борьбу. Форсированное проведение коллективизации отбирало у кочевников‑скотоводов их единственное средство пропитания – скот. Животные в колхозах гибли без кормов и ухода, а люди умирали с голода. Раскулачивание местного населения и отправление людей в другие области лишало их не только хоть какого бы то ни было материального состояния, но и родины. В свою очередь, Казахстан заполонили новые переселенцы – «кулаки» из других местностей. Прошедшие сталинские репрессии уничтожили коренную интеллигенцию.

Война и послевоенное время вызвали необходимость приютить на казахских землях тысячи потерявших кров людей. Освоение целинных и залежных земель лишило казахов‑скотоводов сменных пастбищ, а страну – мощнейшей базы для животноводства. Заселение Казахстана целинниками вызвало активную экспансию русского языка, натиск которого вытеснял язык и культуру коренных народов, а любые попытки проявления самобытности расценивались как национализм. Конечно же, во всех этих бедах ни в коем случае нельзя винить ни Россию в целом, ни русский народ в частности, ибо этот бесчеловечный режим был установлен не народом, а командно‑административной системой, во главе которой стояли отдельные люди, преследовавшие определенные цели.

В то же время именно за эти годы Казахстан превратился в сильное индустриальное государство, с большим отрядом местной технической интеллигенции и квалифицированных рабочих. Богатейшие недра республики предопределили развитие горнодобывающей, металлургической, топливной, нефтяной и химической промышленности. Открытие месторождения полиметаллов в центре и на востоке Казахстана дало возможность создания в рамках союза предприятий по переработке меди, цинка, свинца, титана и магния. Были открыты месторождения фосфоритов в Южном Казахстане, хромитовые залежи в Актюбинской области, Карагандинский и Экибастузский угольные бассейны. В 80‑х годах в Западном Казахстане началась разработка крупных газовых и нефтяных месторождений.

С запуском первой доменной печи 3 июля 1960 года начала свою историю современная металлургическая промышленность Казахстана – Казахстанская Магнитка, а точнее Карагандинский металлургический комбинат. Хотя, следует заметить, что развитие основ металлургии в Казахстане произошло еще задолго до этого момента и было предопределено самой историей. Издревле казах вооружался копьем, мечом и луком (сунги, кылыш и садак), а если была возможность, надевал на себя панцирь и шлем. Кузнецы, ковавшие оружие, всегда пользовались большим уважением у населения. В древности у казахов даже существовал культ кузницы, считавшейся одной из святынь. И это объяснялось не суеверием, а почтительным отношением к кузнецам, восхищавшим таинственностью своего ремесла, общением с огнем, знанием секретов такого жизненно важного материала, как железо.

Конец XX века заложил совершенно новые направления развития всего советского региона. На смену «перестройке» пришло разделение союзных республик и образование самостоятельных государств и их правительств. 24 марта 1990 года на сессии Верховного Совета Казахстана тайным голосованием был избран первый президент республики. Это событие стало первым шагом на пути к развитию самостоятельного государства. Представляет интерес сама дата выборов – 24 марта, которая, согласно древнейшему зороастрийскому календарю, связана с четвертым днем празднования Ноуруза, днем воспоминания об эпохе древних царей Кави, обладавших царской хварной и правивших Землей, преображая ее и делая процветающей. В «Авесте» Кави изображены борцами против сил зла и хаоса, а царь всегда выступает, как пророк, провидец, арбитр и защитник справедливости в масштабах своего царства.

Ноуруз является важнейшим событием древнеарийского календаря, по канонам которого долгие годы жили многие индоевропейские страны Его празднование после некоторого забвения вновь возобновлено во всех центральноазиатских республиках (в 1988 году по инициативе общественности впервые после долгого перерыва с 1926 года в Казахстане был проведен праздник «Наурыз мейрамы). Ноуруз – древнеперсидское слово, означающее буквально «новый день» – по‑казахски звучит как «Наурыз». Так же называется у казахов и первый весенний месяц март. Праздник Наурыз отмечается 21 марта – в день весеннего равноденствия, когда Солнце, совершив очередной годовой круг, возвращается в свою первичную точку и начинает новый цикл. В старые времена в этот день у казахов существовали свои обычаи, во многом схожие с персидскими. До наступления праздника люди приводили в порядок свои дома и хозяйственные постройки, расплачивались с долгами, мирились, прощали обиды, ибо, как утверждают старики, когда Наурыз входит в дом, все болезни, жизненные невзгоды и неудачи должны обходить их стороной. В ночь перед торжеством в знак пожелания обилия молока, урожая и дождя, все емкости в доме заполнялись молоком, зерном и ключевой водой. Наутро все вместе встречали рассвет, после чего мужчины очищали арыки, колодцы и истоки родников, старики высаживали деревья, а женщины кропили молоком посаженные деревья и очищенные родники, что символизировало пожелание благополучия земле. В сам день Наурыза все старались быть в добром расположении духа, при встрече заключали друг друга в объятия, высказывали самые благие пожелания, в каждой семье накрывали дастархан – скатерть с различными яствами, которыми угощали гостей. Сам день проходил в веселье, сопровождаясь шутками и играми. На закате Солнца проводилось театрализованное представление, где два акына в стихотворной форме состязались в песнях, символизируя добро и зло, уходящий старый и наступающий новый год. Затем, как правило, у алтыбакана (переносных качелей) разжигался костер, и с зажженными факелами люди обходили все дома и окрестности селения, после чего все снова собирались у качелей, пели и плясали, завершая праздник. Сегодня «Наурыз мейрамы» для жителей степей стал подлинным праздником весны и обновления, подобно тому, как и сами степи в эту пору благоухают под весенними лучами Солнца. Современные казахи присовокупили к древним традициям празднования Ноуруза некоторые детали из быта тюркских племен, и всегда отмечают его широко и торжественно. Отношение казахского народа к Наурызу характеризуется еще и тем, что мальчиков, родившихся в день весеннего равноденствия, часто нарекали Наурызбаем или Наурызбеком, а девочек – Наурыз или Наурызгуль. Ныне Наурызу снова придается огромное значение, в его праздновании принимают участие даже президенты республик. В Казахстане день Наурыза по решению правительства объявлен выходным днем.

Праздник Ноуруза, столь почитаемый жителями центральноазиатских степей, во многом роднит их культуру с традициями персидскими, а через них – с древнеарийскими, что, конечно же, не случайно, поскольку степняки столетиями жили рядом с персами. Прослеживаются и лингвистические аналогии. Например, в казахском языке, который относится к тюркским языкам, немало персидских заимствований: хлеб – «нан», дом – «хона», гость – «мехман», бог – «хода», ангел – «фариште», название нового года – Ноуруз‑Наурыз, а также названия всех дней недели и многое другое.

Еще один весьма знаменательный символ языкового родства казахов с персами связан с выбором новой столицы Казахстана, когда в столицу республики несколько лет назад превратился небольшой городок Акмола, расположенный посреди степей и получивший новое имя – Астана. Слово «Акмола» в переводе с казахского означает «Белая могила» (предположительно, город получил свое название по причине его возникновения около могилы какого‑то весьма почитаемого лица), в свою очередь, «Астана» – чисто персидское слово, означающее «Порог», «Преддверие», которое у казахов понимается как столица. Да и само название страны, Казахстан, образовано в соответствии с правилами именно персидского языка: на фарси названия многих стран образуются путем добавления окончания «стан» («стан» определяет «место, где кого‑то много») к главному слову, например, Казахстан – место, где много казахов, Узбекистан – место узбеков, аналогично образованы Таджикистан, Индостан, Афганистан и т. д.

О распространенности в прошлом персидского языка на обширной северной территории от Каспийского моря до нынешних окраин Китая можно судить хотя бы по одному из рассказов великого Саади. Так, в книге «Гулистан» (17‑й рассказ, 5‑я глава) говорится о том, что в XIII веке, во время пребывания Саади в Кашгаре, в западной части нынешнего Китая, один из учащихся медресе попросил его читать стихи не на арабском, а на понятном для них языке фарси. То есть еще семь столетий назад на северо‑восточной окраине мусульманского мира прекрасно знали персидский язык и были знакомы со стихами самого Саади. В этой связи нужно сказать, что в прошлом у многих азиатских народов фарси был не только официальным языком, но и играл такую же роль, как в свое время французский язык для российского дворянства, являясь олицетворением культуры, религии и государственной власти.

Сохранению и развитию общеиранских культурных, этнических, языковых и литературных традиций в Казахстане, да и во всей Центральной Азии, во многом способствовали таджики – персоязычное население, которое и поныне составляет немалую часть жителей многих среднеазиатских городов, особенно древних. Известно, что часть ариев переселилась на иранские просторы именно с подножий Памира (т. е. из Таджикистана), но так как арии шли с севера на юг по Уральским горам, то они никак не могли достигнуть подножия Памира, минуя Казахстан. Свидетельство тому – многочисленные труды историков‑археологов с описанием раскопанных протогородов. Наверное, казахстанские степи еще не до конца открыли людям свои извечные тайны!

В настоящее время самой исторической частью Казахстана считаются его южные и юго‑западные области, где в основном сохранились главные памятники старины. Когда‑то здесь был расположен один из древнейших городов страны – Отрар, называемый прежде Фараб и известный истории еще с первого века до нашей эры. Он же стал местом рождения знаменитого ученого, энциклопедиста средневековья Абу Наср Фараби (873–950), именуемого «Вторым Учителем» (после Аристотеля). Казахи причисляют его к деятелям своей культуры, часто к его имени добавляется слово «ат‑турки», подчеркивающее его тюркское происхождение. Фараби был выдающимся человеком своего времени, и потому сегодня его именем назван крупнейший вуз республики – Казахский национальный государственный университет в Алматы. Есть смысл чуть подробнее остановиться на жизнеописании [45]этого ученого‑мыслителя, поскольку оно еще раз отражает именно ту (невидимую для многих) часть казахской истории, которая роднит народ казахов с древними персами, ираноариями, а значит, и с наследием древнейшей на земле арийской культуры.

Фараби жил в IX–X веках – во времена Арабского халифата и активной экспансии ислама на территориях Средней и Центральной Азии. К тому времени ислам распространился до самых берегов Сырдарьи, где собственно и находился город Фараб. Именно эта местность была примерной границей влияния новой религии и арабских владений, точнее владений наместников халифа Саманидов. Их власть постепенно усиливалась, и вскоре было создано отделившееся от халифата самостоятельное феодальное Саманидское государство. Здесь же, к северу от Фараба на берегах Сырдарьи жили кочевые тюркские племена (в основном карлуки и огузы), еще не принявшие мусульманства, которые, получив земельные участки от Саманидов, должны были охранять границы саманидских владений от набегов кочевых тюрков. По данным восточных географов установление ислама в этих краях относится где‑то к середине IX века, поэтому ислам мог бы принять только отец Фараби, а его дед мусульманином не был. Согласно историческим исследованиям, Фараби родился в семье военного одного из местных тюркских племен, однако не исключается его персидское происхождение. На территории Мавераннахра в те времена было еще два селения под названием Фараб (в районе современных Чарджоу и Самарканда), поэтому в некоторых источниках существует путаница относительно места рождения Абу Насара, хотя многие данные свидетельствуют о том, что его родина – на Сырдарье.

В связи с этим возникает вопрос о вероисповедании Фараби, а также его принадлежности к той или иной культуре. Этот вопрос имеет определенную значимость хотя бы в связи с тем, что именем этого человека названа одна из важнейших кузниц идеологических кадров страны, а значит, дела этого человека уже заложены в коллективном бессознательном тысяч людей. Согласно историческим данным, среди тюрков (как кочевых, так и оседлых) наряду с исламом было широко распространено манихейство [46]– лжеучение, в котором сформулированы всевозможные искажения зороастрийской религии о Добре и Зле. Но, если на столь огромной территории существовало «искаженное учение», то можно с уверенностью предположить, что здесь были и приверженцы истинного учения, противники манихейской ереси, исповедовавшие зороастризм. Известно, что многие тюрки принимали активное участие в антиарабских восстаниях, прокатившихся в странах Средней Азии и Закавказья в VII–VIII веках, имеются также сведения о том, что царь Отрара (Фараба) числился среди врагов халифа Мамуна и находился в оппозиции к халифату. Дух этой борьбы был еще значительно силен и в эпоху самого Фараби, что, без сомнения, оказало определенное влияние на формирование мировоззрения будущего ученого. Известно также, что прежде чем Фараби прибыл в Багдад, он побывал в Шаше и Самарканде, учился и работал в Бухаре, а также посетил многие города Ирана (Исфахан, Хамадан, Рею (Тегеран) и др.). Более того, прибыв в Багдад, Фараби не смог вынести обстановку исламского террора и преследования инакомыслия, в связи с чем был вынужден покинуть этот город. О смерти Фараби существуют две версии. Согласно одной, он умер естественной смертью в Дамаске, согласно второй – был убит вооруженными бандитами в степи. Погребение Фараби происходило без участия духовенства и совершения молитв (по мусульманскому закону, погребение происходит при непосредственном участии духовных лиц), это указывает на то, что духовенство объявило Фараби еретиком. Этот факт подтверждается и другими материалами, хотя отдельные мусульманские авторы стремятся представить Фараби апологетом ортодоксального ислама и «реабилитировать» его в качестве правоверного мусульманина. Все эти сведения о Фараби характеризуют его отнюдь не как приверженца ислама, и уж тем более не как манихея, а говорят о его явной принадлежности именно к маздаяснийской вере и зороастрийской религии.

Труды Фараби тоже указывают на его приверженность к древнейшим учениям Востока. В них он совершенно четко разделяет понятия Добра и Зла, не ставя между ними никакого тождества, а считая их категориями абсолютными и совершенно непримиримыми: «Силы, способности и произвольные действия, мешающие [человеку] в достижении намеченной цели… это зло; и наоборот, силы, способности и действия, помогающие в достижении намеченной человеком цели… – это добро» [47]. Рассуждая о счастье, Фараби подчеркивает: «Все, что полезно для достижения счастья, и все, чем оно достигается… – добро, и все, что в какой‑то мере препятствует счастью, – это абсолютное зло» [48]. Счастье, согласно Фараби, – «это абсолютное добро». В трактате «О достижении счастья» он утверждает, что истинное счастье достигается только путем овладения всеми знаниями о существующих предметах, изучения их причин и истинных сущностей, что в конечном итоге ведет к познанию природы первопричины. Истинное счастье, согласно философу, воцарится лишь тогда, когда устранено всякое зло, и человеческая душа и разум сольются с мировым деятельным разумом, по природе своей являющимся вечным. Да, человеческое тело гибнет, но достигнутое им счастье, будучи явлением духовным, не погибает, а вливается в общий мировой разум. Души, достигшие счастья, после исчезновения тела соединяются друг с другом, что ведет к возрастанию добродетельных качеств, которые служат для последующих поколений. Каждое поколение оставляет после себя нечто такое (в форме достигшей счастья души), что сливается в общее счастье, пополняя его и облегчая жизнь потомков. Подобные воззрения во многом пересекаются с зороастрийской традицией, в частности с учением о Фравахаре, эгрегоре и карме рода.

Заслуживают внимания высказывания Фараби о роли человека на Земле и его долге по отношению к другим людям: «Добродетельный человек должен не стремиться приблизить смерть, а всячески стараться продлить жизнь, что позволит ему больше совершать таких поступков, которые сделают его счастливым; он должен сделать это и с тем, чтобы горожане не лишились той пользы, которую он приносит им своей добродетелью». В свою очередь, государство, по Фараби, должно управляться только просвещенным и мудрым монархом