Глава 11. Было уже за полночь. Я устала сидеть у бассейна и зашла в дом

КЭТИ

Время решать

Было уже за полночь. Я устала сидеть у бассейна и зашла в дом. Нет ничего лучше, чем потягивать шардоне за две сотни долларов прямо из бутылки. А теперь меня ждала пинта лучшего выдержанного бурбона. Южане всегда любили бурбон и добавляли его ко всему, что только можно. К сиропу от кашля, мятному сиропу, к настроению, когда приходила пора бунтовать. К магнолиям в лунном свете. Я была готова уйти, и бурбон – вместе с баночкой обезболивающего – был готов отправить меня в мир иной.

Волосы я тщательно причесала и уложила. Они наконец отросли настолько, чтобы спрятать мое искалеченное ухо, и я надежно закрепила темные кудряшки лаком для волос. Нанесла макияж, насколько позволяла уцелевшая часть моего лица. Мои знаменитые глаза казались большими и выразительными, пусть и покраснели от выпивки. Я надела свободную шелковую пижаму – темно‑красную, цвета рубинов. А поверх нее – великолепный, в стиле кимоно, красный халат. Когда из морга просочатся подробности о моем самоубийстве, обязательно упомянут, как элегантно я выглядела. Геральд и его новая подружка не смогут затмить меня на моих похоронах.

– Cobarde! – бросила вбежавшая в спальню Бонита. Трусиха.

Моя доверенная домоправительница стояла посреди комнаты, плакала, но это не мешало ей быть в ярости. Она потрясла передо мной баночкой с таблетками. – Я нашла это в прикроватной тумбочке! Моя дочь умерла от передозировки! И вы это знаете! Как вы можете пытаться сделать с собой такое? Вы хоть думали, как больно будет тем, кто вас любит? Как вы смеете!

За все те годы, что она и Антонио работали на нас, Бонита никогда не рылась в моих вещах. Кто предупредил ее о таблетках? Никто не знал о моем тайнике.

– Их назначил врач, – сказала я.

– Что? Врачи уже несколько месяцев как перестали вам их назначать. – Она постучала ногтем по баночке. – Я же вижу здесь дату. Вы их прячете для… вы знаете! Ах, querita! Миллионы монашек молятся за вас, но и они не отмолят, если вы наложите на себя руки!

– Епископанцы не попадают в ад. Нас отправляют в кантри‑клуб.

– Значит, вы признаете. Вы собирались себя убить!

– Я хранила эти таблетки на случай мигрени.

– Мигрени? Ох, не лгите мне. Моя дочь мне лгала. Я должна была разглядеть все признаки. И должна была сделать это для моей дочери. – Бонита скрылась в ванной.

Я побежала за ней, но ноги у меня заплетались, пришлось хвататься за мебель. Услышав шум воды в унитазе, я снова крикнула:

– Мне их назначил врач!

Но было поздно. Я успела увидеть только стульчак и то, как моя смертельная доза уплывает в водовороте в Тихий океан. Бонита захлопнула крышку и развернулась ко мне.

– Я знаю, что вы можете купить еще, – мрачно сказала она. – Эти наркоторговцы разъезжают тут на «мерседесах», называют себя «друзьями» и предлагают таблетки в красивых упаковках, но они еще хуже уличных дилеров. Если вы с ними свяжетесь, мы с Антонио тут же уволимся. Мы уйдем.

– Вы не можете меня бросить! – всхлипнула я.

Она схватила меня за плечи и обняла.

– Мы не хотим бросать вас, querita. Но я не хочу однажды зайти в комнату и увидеть, что вы умерли от таблеток!

– Я просто хотела… прекратить боль.

– Я знаю, знаю. Ш‑ш‑ш. – Она помогла мне добраться до кровати, убрала книги и держала меня за руку, пока я устраивалась под одеялом.

– Но что мне делать с моей жизнью? – простонала я. – Я умею только служить украшением, и больше ничего. Я стала бояться всего и всех, кроме тебя и Антонио. Кто тебе подсказал искать таблетки в моей комнате?

– Я вам не скажу.

– Никто не знал. Никто.

– Кто‑то мог догадаться. Друг, у которого тоже бывали мрачные мысли. Тот, кто знает, что значит отчаянье. Нельзя винить друзей за то, что они о вас беспокоятся.

Дельта? Но нет, она была самой радостной и спокойной душой во Вселенной. Нет, она никогда не думала о самоубийстве. Томас? Милый незнакомец, заботливый дедушка, который посылал мне фотографии закатов и цветов, витражных окон дома бабушки Нэтти? Томас, который говорил мне по телефону: Раньше я думал, что плохие вещи случаются только с другими людьми. Но это не так.

В его жизни была трагедия. Он знал, что такое отчаянье. Возможно, он знал меня лучше, чем я думала.

Томас.

ТОМАС

Мой новый мобильный ожил в пять утра и выдернул меня из кошмара. Я задыхался в туче пыли, смотрел на руки, покрытые пеплом и застывающей кровью. И снова смотрел, как падают башни. Не в силах пошевелиться.

– Джон? – спросил я, поднося трубку к уху. – Что случилось?

К тому времени я уже стоял, голый, возле кровати. Енот и два опоссума выскочили из хижины, оставив на полу разворошенное мусорное ведро и пустые жестянки из‑под тушенки. Жестянки блестели в холодном лунном свете.

– Томас? – спросил голос Кэти. – Это был ты, так ведь? Это ты вечером звонил моей домоправительнице. Ты сказал ей, что таблетки нужно искать в моей спальне. Ты понял, что я собираюсь покончить с собой.

Я резко вздохнул и провел ладонью по лицу.

– Судя по твоему голосу, я был прав. У тебя были таблетки. И ты собралась их принять. Верно?

– Прописанные врачом. Все совершенно легально. Ты не имел права пугать моих людей.

– Да? Смерть – это смерть, и не важно, от врача таблетки или от парня на углу.

– У меня нет суицидальных наклонностей.

– Еще как есть.

– Ты психолог?

– Нет, но я знаю, как хочется порой сдаться, плюнуть на все и умереть.

– Даже если и так, прости, но это не твое дело.

– Мое.

– Ты посылал мне фотографии, ты говорил со мной по телефону. Я благодарна тебе за дружбу, но ты не знаешь меня по‑настоящему.

– Я знаю, что ты собиралась принять эти таблетки. Так что можешь признать это.

– Не собираюсь я ничего признавать. Да какое тебе до этого дело? У тебя есть свои скрытые мотивы? Чего ты от меня хочешь?

Всего. И ничего. Больше, чем я могу сказать. Упростим задачу.

– Хорошо. Если ты правда веришь, что меня интересует только выгода, подведем итог. Я хочу купить дом твоей бабушки.

Ошеломленная тишина.

– Дом моей… Ты хочешь сказать, что три месяца подбирался ко мне только для того, чтобы я продала тебе ферму?

– Нет, это ты хочешь это сказать. Но раз уж мы подняли эту тему, ты должна продать ферму. Почему нет? Тебе же наплевать на нее, ты не хочешь тут жить. Ты и твой отец бросили этот дом.

– Это неправда. Папа нанял человека поддерживать там порядок. О доме хорошо заботились. Папа мне говорил. А когда он умер, его бизнес‑менеджер заверял меня, что дом в хорошем состоянии.

– Значит, он лгал.

– Мой отец не лжец.

– В данном случае, боюсь, именно лжец. Слушай, тебе же не нужен дом? Отлично. Продай его мне. Я куплю его, восстановлю, буду им дорожить.

– Понятно. Значит, это правда. Ты был добр со мной, только чтобы подобраться к дому.

– Нет, ничего тебе не понятно, Кэти. Приезжай сюда, я тебе покажу. Вот тогда ты поймешь и увидишь.

– Я не могу… – Ее голос сорвался. – Я бы с удовольствием, но я не могу приехать. Ты не знаешь моих проблем.

– Знаю. Я знаю, каково это – каждую ночь закрывать глаза и бояться, что тут же увидишь и почувствуешь то, о чем мечтаешь забыть. Я знаю, каково каждый день удивляться, что есть еще силы переставлять ноги. И нет простого способа со всем этим справиться. Но ты не трусиха. Я знаю, что нет. Любой, кто может стиснуть зубы и шутить, пока медсестры обдирают ткань до живого мяса… ты очень сильная, Кэти.

– Откуда ты… ты никогда не звонил во время… – Я услышал, как она ахнула. – Так это ты звонил тогда мне в больницу! Не Геральд. Ты.

– Дельта отчаянно пыталась к тебе пробиться. Я помог. Но я не собирался тебя обманывать, просто так получилось.

– Ты.

– Да, я. И после того, что тогда услышал, я понял: в тебе достаточно сил, чтобы выжить. Не смей сдаваться сейчас.

– После всего, что я сегодня узнала, как я могу доверять твоим словам?

– Тебе небезразлично бабушкино наследство?

– Да. Что бы ты ни думал. Я люблю ее дом, воспоминания о ней, свободу, которая там меня ждала… Я люблю это место.

– Тогда поверь вот чему. Если ты убьешь себя, я сожгу ее дом дотла. Ясно? Если ты умрешь, все, что ты любишь, – и все, что она оставила для твоей любви, – тоже умрет. Клянусь тебе. Если только так тебя можно заставить сосредоточиться на жизни.

Я услышал, как она резко вздыхает.

– Ты еще более сумасшедший, чем я.

– Годы практики.

– Все, что я думала о тебе, оказалось неправдой. Ты социопат. И поджигатель.

– Тебе не нужно верить в меня или мне. Я в тебя верю. Останься в живых, приезжай в гости, докажи, что ты права.

Она повесила трубку.

Я посмотрел на себя. Что ж, я хотя бы не позволил ей принять таблетки. Я спас ее жизнь, по крайней мере сегодня. И вместе с победой заработал лучший стояк в моей жизни.

* * *

– Ты обещал уничтожить дом ее бабушки, – медленно повторила Дельта, скаля зубы при каждом слове. – Сжечь дом. Ты угрожал женщине, которая пострадала от огня. Ты угрожал сжечь дом ее бабушки. Томас.

Я стоял на кухне кафе, а меня окружали Пайк, Джеб, Бека, Бубба, Клео, Санта. Весь клан Уиттлспунов окружал меня, медленно сжимая кольцо. Они были присяжными, я обвиняемым. И в руках они сжимали кухонные ножи и сковородки.

– Возможно, не лучшая тактика, – мрачно согласился я, – но я добился ее внимания. Я хотел разозлить ее, заставить встряхнуться и вынырнуть из депрессии хоть на секунду, заставить думать. Нет ничего хуже, чем страдать, жалеть себя и не иметь возможности ясно мыслить. За моменты ясности можно схватиться и удержаться на плаву. Надеюсь, у нее получится.

Тишина. Я не мог определить, приняли ли они мои аргументы. Пайк нахмурился. Другие смотрели в пол. Дельта закрыла глаза и стояла, повесив голову и уперев руки в бока. Наконец Джеб поднял голову и сжал зубы. – Том прав. Он сделал для Кэтрин Дин то же, что сделал для меня, когда забрался на тот утес и отговорил меня прыгать. Я не стану повторять его слова. Это личное. Но он заставил меня увидеть свет.

Мало кто подозревал, что вместо меня тогда говорила водка. И получилось что‑то вроде: Джеб, мать твою, либо прыгай уже, либо отвали с дороги, я прыгну. У тебя есть семья, ради которой нужно жить. У меня – нет. Тот факт, что Джеб углядел в моих словах крупицу мудрости и схватился за нее, говорил о том, что кто‑то в тот день присматривал за мной и Джебом. Я не знал, повезет ли мне снова. Чего я добился прошлой ночью? Могли я спровоцировать Кэти вышвырнуть меня и Дельту из своей жизни?

– Что, если она перестанет отвечать на мои звонки? – громко спросила Дельта.

– Я позвоню ей и извинюсь. Прямо сейчас. И сделаю все, что в моих силах, чтобы она успокоилась.

– Нет. Ты и так уже испортил все, что мог. Сомневаюсь, что она будет теперь тебя слушать. Я сама ей позвоню. И если она согласится со мной говорить, перескажу тебе ее слова. – Дельта бросила в меня бисквитом. – Убирайся с моей кухни.

Я кивнул, мрачно поднял бисквит Бэнгеру на завтрак и вышел вон.

КЭТИ

Голова гудела от вина. Глаза пересохли от слез прошлой ночью. И все же я чувствовала себя очистившейся, словно со слезами из меня вышло что‑то ядовитое. Но удивляло то, что я до сих пор была зла как черт. Наконец‑то.

– Дельта?

– Кэти, я так рада тебя слышать. Насчет прошлой ночи…

– Этот Томас ходит по Кроссроадс без наручников, санитаров или присмотра полиции?

– Томас? Что ты, он милейший… у тебя изменился голос. Как ты, милая? Мне так жаль, что он тебя расстроил. Он просто пытался помочь.

– Расстроил меня? Он обвинил меня в попытке суицида.

– А ты не собиралась?

– Он признался, что, подбираясь ко мне, лгал с самого начала. А потом угрожал уничтожить дом моей бабушки. Он совсем не такой, каким я его представляла.

– Так ты все же собиралась покончить с собой.

– У меня были таблетки, прописанные врачом. Прописанные.

– Ага. Ну‑ну. У Томаса хорошо развиты инстинкты. Могу лишь добавить, что рада слышать, как ты злишься, а не ноешь, словно мокрая курица.

– Я не позволю ему шантажировать меня бабушкиным наследством.

– Что ты собираешься делать?

– Прежде всего я собираюсь выяснить о нем все. Начиная с полного имени.

– Меттенич, – быстро сказала она. – Томас Кэрол Меттенич. По отцовской линии его предками были датчане, родня жила в северной части Нью‑Йорка. О линии матери я ничего не знаю. Она умерла, когда Томас и его брат были еще маленькими.

– Меттенич. По буквам, пожалуйста. – Она диктовала фамилию, а я набирала буквы в поиске. Томас Меттенич. – Ясно, так он родом не из Северной Каролины? Ты говорила, что он из Нью‑Йорка? И как же маньяк‑янки очутился в твоем городке и заслужил твою дружбу?

На миг повисла тишина. А потом Дельта тихо сказала:

– Я могу рассказать все, что знаю о Томасе, но лучше тебе самой прочитать его историю. Набери его имя в этом, как его, в Гугле. Да. Найди в Гугле Томаса Меттенича. Посмотри, что писали о нем в газетах несколько лет назад.

Я нахмурилась.

– О нем есть публичные записи?

– Можно и так сказать. Просто… просто прочитай о нем. Это откроет тебе глаза куда лучше моих рассказов.

– Хорошо, – медленно сказала я, отчего‑то испугавшись.

– И еще. Кэти?

– Да?

– Я рада, что у тебя ожил голос.

– А у меня не осталось выбора. В мою жизнь вмешался этот человек.

– Ты можешь приехать ко мне, как только захочешь, и сама его оценить. Мы никогда не знаем, чего от него можно ждать.

– О, не волнуйся. Чтоб защитить ферму моей бабушки, я готова на что угодно.

– Отлично! Вот так и держись. Давай, поищи Томаса в Гугле, а потом приезжай и надери ему задницу. И, милая…

– Что?

Я уже лихорадочно застучала по клавишам, вбивая текст в поисковик Гугла. Мне показалось, что Дельта хихикнула, но я слишком увлеклась поиском информации о главной моей неприятности, Томасе Меттениче, чтобы спросить, что ее рассмешило.

– Когда приедешь, тебя будут ждать бисквиты, – сказала Дельта. – И много подливки.