ГЛАВА 20. Весь день Шурочка пролежала на кровати

Весь день Шурочка пролежала на кровати. Телевизор снова был включен, но Шурочка периодически провалива­лась в сон. Потом просыпалась, шла на кухню, курила, ино­гда что-то ела, и снова падала на кровать, проваливаясь в дремоту.

Юра пришёл вечером. Он был возбуждён и даже весел.

— Как ты? — спросил он.

— Ничего. Вытерпела. Не хочу больше колоться. Толь­ко деньги кончились. Поесть купила, и всё. Надо мне на ра­боту куда-нибудь устраиваться, а то я с голоду могу за­гнуться.

— Да, — сказал Юрка. — Иди торговать мороженым. Весь световой день, за три тысячи. Или четыре.

— А куда мне ещё? Раньше я в Макдональдс хотела.

— Да, тебе после операции только в Макдональдсе, за стойкой стоять. Тоже за три тысячи, очень даже хорошо.

— Зато там накормят.

— Сомнительно. Ладно тебе мучиться. Ну-ка, закрой глаза!

— Зачем?

— Закрой, закрой! А теперь — открывай! Ап!

На столе лежали деньги. Баксы. Много.

— Тысяча, тысяча! Тысяча баксов! — плясал Юрка вокруг стола.

Он схватил Шурочку за руку, и они стали танцевать вдвоём. У них было теперь сокровище. Ура!

— Откуда? — спросила Шурочка, когда они устали плясать и упали на кровать.

— От верблюда! Много будешь знать — скоро состаришься. А ты мне нужна молодая! Молодая и красивая! Ура!

«Я люблю его», — думала Шурочка.

Потом они немного полежали, не размыкая объятий.

— Ладно, пора, — Юрка заворочался и встал, почёсываясь.

Он вышел на кухню и вошёл снова, держа в руках

шприц.

— Давай, ты первая, — сказал он.

Сердце у Шурочки колотилось. Она не сказала ни сло­ва и протянула Юрке руку. Сопротивления не было и сле­да. Всё было естественно. Всё было так, как надо. Как буд­то — давно уже было всё решено. И ничего не надо было глушить.

— А-а-а....

— Я тебе — самую малость. Даже меньше чем полграм­ма, — говорил Юрка. — Потихоньку будешь, через день. Я уже больше года так — то через день, то каждый день. А не так, как Настя твоя.

— Да! — вспомнила Шурочка. — Насте надо позвонить. Она просила ей позвонить, когда ты появишься. Чтобы ку­пить у тебя, подешевле.

— Не надо Насте звонить, — сказал Юрка, вытаскивая иглу. — Настю я видел. Она пристроена.

— Как пристроена?

— Так. Пристроена, к одному хмырю. К барыге одному, который ей покупает. А она ему платит.

— Как?

— Натурой, как. Ему, и кому он захочет. Настя рвану­ла здорово. Всё ей хотелось кайфа сумасшедшего. А пла­тить нечем. Она капитально подсела. Ей уже надо два ра­за в день. А то — и три. А у родителей — нечего брать. Голь и моль.

А помочь? Можно ей помочь? — Шурочке трудно бы­ло представить горделивую Настю в таком бедственном по­ложении. За какие-то два месяца. Или три...

— Плати за неё, вот и поможешь. Аре там, в Испании, в частной клинике лечится. Папаша за него платит.

Юрка ввел содержимое шприца себе, в вену кисти руки.

— Почти ничего не чувствую. Ну, хоть не ломает. А ты?

— Хорошо! Как хорошо...

Сквозь щёлочку в неплотно сдвинутых шторах пробивал­ся луч летнего солнца. Пылинки передвигались в нём сво­ими неведомыми траекториями. Кто бы разобрался...

Двое лежали на старой, облезлой, широкой кровати. Их обманутым душам казалось, что они сами всех обманули и вырвались из реальности этого мира...

В сущности, в данный момент, в мире никому не было дела до этих двоих. Плакали о них — только небеса.