ГЛАВА 32. Весь следующий день Шурочка, если можно так выра­зиться, смотрела на весы

Весь следующий день Шурочка, если можно так выра­зиться, смотрела на весы. Три чаши были на этих весах.

На первой чаше весов лежал бордель. Ещё несколько ме­сяцев существования, на сколько хватит силёнок. Смерть через некоторое время, короче.

На второй чаше лежал шприц с «золотым уколом». По­следний кайф, и смерть сразу.

На третьей чаше был некий, совершенно непонятный центр при церкви. Это была надежда на жизнь. Но — на­дежда совершенно призрачная.

И разве Шурочка действительно ничего не теряла, если бы выбрала этот центр?

Нет, теряла. Если выбрать этот призрачный центр, то Шурочка теряла первый вариант. Она теряла то некото­рое время, которое было у неё в борделе. Ведь назад — пу­ти туда не было. Она уже и так там еле держалась.

Значит, если она откажется от борделя, а с центром ни­чего не получится, то у неё останется только вариант но­мер два. «Золотой укол». Шесть тысяч «гробовых» в нижнем ящике комода. И всё.

Ну, что же. Всё, так всё. Тогда надо решать сразу, не от­кладывая.

Вечером Шурочка позвонила свекрови. Она рассказала про письмо и узнала, что новостей о Юре особых нет. По­том она набрала в лёгкие побольше воздуха и сказала:

— Я согласна. Где там ваш центр? Я могу завтра пойти.

— Завтра? Завтра вторник... Хорошо. Только туда надо пораньше, часов в восемь утра.

Наталья Леонидовна как будто не удивилась. Голос её был спокойным и деловым.

— Когда? — Шурочке стало страшно от такого ранне­го часа. — Я в восемь утра уже давно не вставала. Я не встану...

В восемь — уже надо там быть. Нам надо обязатель­но к священнику попасть. А у него народу много. Я буду тебе звонить с полседьмого утра. В конце концов, ты про­снёшься. Встречаемся в метро, в центре зала. Узнаешь ме­ня. Я буду в синей юбке и в платке.

— А я...

— Я узнаю тебя... — сказала мать Юры.

Шурочка проснулась утром от навязчивых, непрерывных звонков. Пришлось встать,

кое-как влить в себя кофе, и идти, едва переставляя но­ги. В метро Наталья Леонидовна подошла к ней сама. Се­кунду они постояли друг против друга, а потом обе сдела­ли шаг навстречу...

Они стояли обнявшись, как два путника, встретившие­ся на пустынной дороге.

— Господи, помилуй нас грешных, — несколько раз повторила мать Юры. У неё из глаз текли слёзы.

То ли при взгляде на Шурочку, почти прозрачную, тя­жело дышащую наркоманку, зябко кутающуюся в большую мужскую рубаху с длинными рукавами.

То ли текли её слёзы потому, что она вспомнила о сы­не. О своём маленьком мальчике, страдающем так далеко

от неё...

То ли были эти слёзы — о себе самой, матери такого

сына.

«Господи, помилуй нас, грешных...»

Шурочке понравилось то место, куда они пришли. Мес­то было... как бы это сказать... настоящим, что ли. Мощен­ный камнем двор, строения, которым было много не лет, а много веков. Тишина стояла над этим двором. Над этим

Подворьем.

Казалось, что с этого места ближе к небесам. Ближе да­же ей — такой вот, потерянной и разбитой, какой была она,

Шурочка.

Сердце Шурочки замерло, когда они поднялись по шат­кой деревянной лестнице, и Наталья Леонидовна отворила двери храма. Наталья Леонидовна перекрестилась, Шурочка же просто вошла, вслед за ней.

В храме было пусто и сумеречно.

— Садись на лавочку пока, — сказала Наталья Леони­довна. — Садись, будем ждать. Может, даже хорошо, что пока никого нет. У тебя будет время подумать.

— Да что думать, — ответила Шурочка. — Думано всё, передумано. Смерть пришла, вот и все думы. Я уже еле ды­шу. Если не получится — умру я скоро. Вы же видите... ка­кая я.

— Ты крещёная?

— Да. Когда-то крестили меня, когда маленькая была.

— Ладно, посиди. Я ведь тоже... в храм пришла, когда Юрка сел. Да когда муж умер. На всё — Божья воля. — И свекровь встала перед иконой в центре храма и начала молиться.

А Шурочка сидела-сидела, смотрела-смотрела... То на иконы, то вниз, на кирпичные полы храма. Кирпичи были выложены «ёлочкой». На кирпичах были непонятные тём­ные точки. Шурочка даже поковыряла ногтем одну из них. Точками оказался застывший на кирпичах свечной воск.

«Хорошо здесь», — подумала Шурочка, и задремала, по­ложив голову на какой-то высокий ящик.

Она проснулась от того, что её будила Наталья Леони­довна. В храме уже было много народу.

— Вставай, батюшка пришёл уже. Мы первые.