Баллада о сокрушающем соблазне

Один знатный торговец,

Побывавший на чужбине,

Привез своему правителю

Необычный подарок -

Прекрасную картину,

Искусно сотканную

Из разноцветных шелковых,

Золотых и серебряных нитей.

Когда ее показали присутствующим,

Все завороженно ахнули:

Никто из них

Не видел подобной красоты.

Торговец был предусмотрителен -

Он еще и пригласил художника

К себе на родину,

Чтобы тот

Запечатлел на холсте

Его властителя.

Тем самым торговец думал

Получить для себя

Его высокое расположение.

Художник всем собравшимся

Вежливо поклонился...

Картина вобрала в себя

Несколько сюжетов,

Умело подчиненных одной идее:

«Некий хан

Имел трех жен.

Младшая была

Самой красивой

И самой любимой им,

Но его единственный сын

От старшей жены

Тайком соблазнил ее

И сделал своей любовницей.

Через некоторое время,

Убив отца,

Он завладел троном

И его прелестной женой... "

Эта страшная

Любовная история

Была передана художником

С восторженным восхищением

И большим одобрением.

Тут слово взял

Друг торговца,

Прирожденный оратор,

Он смаковал

Каждую эротическую сцену.

Он долго

И витиевато хвалил

"Смелую" идею мастера

И его искусные доводы.

Его красноречие

Так заворожило присутствующих,

Что все они

Шумно зааплодировали.

Но правитель, до этого

Терпеливо и хмуро молчавший,

Гневно вынес вердикт:

- Художника выслать обратно

На его родину

И навсегда запретить ему

Здесь появляться.

Торговца - строго наказать

За то, что он,

Не подумав,

Занялся делом,

Которое могло принести

Вред окружающим.

Оратору,

Что расхвалил картину,

Запретить отныне

Выступать на людях...

А картину

На глазах у всех -

Сжечь!

Слово властителя - закон.

Когда стали

Сжигать картину,

Художник упал в обморок.

Торговец растерянно молвил:

- Властитель,

Я удивлен

И не могу Вас понять.

Неужто Вы в самом деле

Уничтожите прекрасное творение,

Которому нет подобных

Ни в Европе,

Ни в Азии?

Это ведь неба дар,

Выпавший Вам на долю.

- Да, ты прав, -

Ответил владыка, -

Безусловно, это - шедевр,

Мне самому очень жаль

Выносить приговор.

Но шедевр,

Воспевающий порок -

Что нож в руках младенца:

Или сам порежется,

Или изувечит других.

В любом народе отцы

Почитаемы как святыни.

И даже младшие жены отца -

Пусть они не родные матери -

Все равно находятся

Под охраной

Материнской святости!

Соблазнять свою мать

И убивать отца -

Больше, чем зло

И больше, чем зверство!

И потому талант мастера

Здесь направлен

Не во благо людей,

А на растление их.

- Государь,

Я не понял своей вины!

- С обидой обратился

Оратор к правителю.

- Не признавать своей вины –

Качество наглого упрямца, -

Спокойно ответил владыка.

- Обычно от природы

Лишь немногие люди

Имеют собственное мнение,

А все остальные

Склонны к подражанию,

А потому восхвалять порок,

Возвышать низость,

Пользуясь доверчивостью

И незнанием других людей, -

Вдвойне преступно.

Я внимательно слушал тебя,

Ты образован

И талантлив,

Но очень циничен,

Оратор злонравных речей.

Посему от тебя

Зла больше,

И ты намного опаснее

Чем художник,

Который писал картину,

Не ведая,

Что творит!

Картина, вспыхнув, сгорела,

Но медоточивая

Ложь оратора

Жила в памяти

Присутствующих

Еще долго,

Рождая загадочные отзвуки

И зазывая людей

В черный соблазн...

Самое высшее уважение –

Уважение чувством.

Самое высшее воспитание –

Воспитание словом.

Потому Абай говорил:

"Поэзия - царица слов".

В ней каждая буква - нерв,

И каждая строка - волна.

Поэзия - гимнастика мыслей и чувств,

Требующая от каждого

Четкой реакции

И молниеносной цепкости ума,

Потому не каждому под силу

Дружить с поэзией.

И даже не каждому артисту

Дается декламация стихов...

И если сегодня

Стирается грань

Между совестью и бесчестием,

Между талантом и серостью,

И температура стыда

Опускается до нуля -

Значит берет верх

Цивилизованная дикость

И бездуховная образованность.

Во мне живут две Америки -

Светлая и темная:

Есть Америка Марка Твена,

Хемингуэя

И полузабытого поэта Лонгфелло,

Тянувшихся к доброму,

Светлому.

Есть страна

Высших технических умов

И космических достижений.

А есть Америка,

Заполоненная порнографией,

Игорными и ночными клубами,

Развитой масскультурой,

Где ныне проживают

Двенадцать миллионов наркоманов,

Что составляет население

Почти трех таких государств,

Как Кыргызстан,

Или двенадцати республик,

Как Чечня.

Кто бы мог подумать,

Что колоссальный технический бум,

Игнорирующий духовность,

"Подарит" этой великой стране

Такое незавидное наследство!

Однажды в беседе

С соотечественниками Манаса,

Академиками Какеевым и Рахманалиевым,

И казахами,

Писателем-гуманистом Кекилбаевым,

Учеными Арыновым и Кул-Мухамедом,

Мы, долго дискутируя,

Пришли к единому мнению:

Это не в обиду Западу,

Пока только Востоку

Удается сохранять

Древнюю систему

Воспитания души.

Но и она под угрозой.

Система эта...

Подобно плывуну

Уходит из-под ног.

Приложение к поэме:

ГЛАЗА

Каждый раз,

Превознося до небес

Свою любимую,

Поэт твердил такие слова:

"Нет в этом мире женщины

Красивей,

пленительней

и лучезарней,

Чем девушка, которую

Я люблю!

Несравненна

И неповторима она".

Заинтригованный стихами,

Властитель жаждал взглянуть

На "несравненную красавицу".

Но перед ним предстала

Обыкновенная хрупкая девушка,

Ничем не отличавшаяся

От простых служанок

И даже кухарок,

Толкущихся день-деньской

Вокруг дворцового котла.

Да и они, пожалуй,

Выглядели пригожее,

Чем она.

Изумленный

И обескураженный царь

Потребовал к себе певца:

"И это ты называешь

Красотой?!

Хоть ты и

Прославленный поэт,

Изысканности

В твоем вкусе нет".

На это

Гордый прозвучал ответ:

"Не обижайтесь,

Милостивый государь,

Вы и всесильны,

И всемогущи,

Но все же есть

Великое чувство,

Которое непостижимо

Даже для Вас:

Взгляните на эту девушку,

На ее необыкновенную душу,

Сотканную из благородных чувств,

Моими

И только моими глазами,

Иначе никогда не поймете

Многоликого закона любви

И меня,

Влюбленного

Только в нее".

И вот, через сотни лет,

Обуреваемый страстями,

Измученный от потери крови,

От утраты

Собственной совести и чести,

Порой бессердечный,

Порой безнравственный,

Но технически гениальный,

Похожий на черную ночь,

В темных очках,

В облике гордого мужчины

Навстречу нам

Уверенно шагает

Всесильный и всемогущий

XXI век.

О боже,

Что стало с ним?

Как будто глаз его

На месте нет.

Говорят, они опустились

У него ниже пояса,

А возможно,

И в тугой карман.

Поэт из далекого столетия,

Чтобы осознать

И оценить любовь,

Предлагает смотреть

Его глазами

И в глаза человеку.

Как теперь быть?

И куда нам смотреть?..

…………………………………….

Не знаю,

И это - страшно.

Повернуть нельзя,

Но хочется назад.

Жалко дочку мою,

Если не вернет XXI век

На место

Свои глаза.

Грузины поступили мудро,

Сделай кишу Шота Руставели

Главным в приданом девушки.

И разве проиграли бы кыргызы,

Даря невестам эпос "Манас",

А узбеки - творения Навои,

Казахи - своего Абая,

А русские - Пушкина,

Азербайджанцы - Низами,

Испанцы - "Дон Кихота".

Вспоминаю

Афористичные слова

Андрея Белого:

"Человек - чело века".

А что может значить

Чело - без души?..

Есть кровные родные братья,

Но по духу далекие,

Как расстояние

От экватора до Антарктиды,

И испытывают друг к другу

Частенько лютую ненависть.

Приложение к поэме: