Глава 22. Когда мы подъехали к хижине, оказалось, что перед ней в маленьком дворике стоит какая‑то машина

Когда мы подъехали к хижине, оказалось, что перед ней в маленьком дворике стоит какая‑то машина.

– Как это понимать? – спросил я, ни к кому не обращаясь.

– У Карлтона есть какие‑нибудь знакомые, которым он мог бы временно уступить хижину? – спросила Джой.

– Насколько я знаю, нет, – ответил я.

Я вылез из машины, обогнул ее и остановился.

Ветер раскачивал низкорослые сосны, и они отзывались тихим скрипом. У берега посмеивались волны, и – тук‑тук – слышалось ритмичное постукивание: это мягко ударялась о причал лодка Стирлинга.

Джой и Пес вышли из машины и встали рядом со мной. Я не выключил мотора, и хижина была залита светом фар. Дверь домика отворилась, на пороге показался какой‑то мужчина. Видно, он одевался второпях, потому что, выходя, застегивал пряжку пояса. Он постоял немного, поглядел на нас, потом медленно спустился с невысокого крылечка. На нем были пижамная куртка и шлепанцы.

Мы ждали, не трогаясь с места, пока он неуверенно шел к нам через двор, щурясь от света фар. Вероятно, ему было не больше сорока пяти – сорока семи лет, но выглядел он значительно старше. Лицо его заросло густой щетиной, и во все стороны торчали космы нечесаных волос.

– Вы кого‑нибудь ищете, братцы? – спросил он.

Он остановился футах в шести, всматриваясь в нас, но его слепил бивший в глаза свет.

– Мы приехали переночевать. – сказал я. – Мы ведь не знали, что место уже занято.

– Выходит, это ваш дом, мистер?

– Нет, он принадлежит моему другу.

Человек судорожно глотнул. Я видел, как дернулся его кадык.

– Ясное дело, мы тут расположились не по праву, – произнес он, – Взяли да и въехали. В доме‑то ведь никто не живет.

– Так вот, ни у кого не спросясь и въехали?

– Послушайте, – сказал тот, – неохота мне с вами ссориться. Мы, конечно, могли бы занять другой домишко – их здесь много понатыкано, – да так уж получилось, что подвернулся нам этот. Ну, некуда нам было деваться, а тут еще хозяйка моя расхворалась. Не иначе как с горя. Раньше‑то она у меня никогда не болела.

– А как это получилось, что вам негде жить?

– Я остался без работы, другой не нашлось, а потом и дом потеряли. Банк распорядился нас выселить за неуплату. И шериф выбросил нас на улицу. Сам‑то шериф не хотел этого – служба заставила. Очень он переживал, да что ж тут поделаешь.

– А что за народ в банке?

– Все какие‑то новые люди, – ответил он, – Явились невесть откуда и купили банк. А вот те, что там раньше были, они бы нас не выселили. Они‑то еще подождали бы.

– И помещение, в котором вы работали, тоже купили какие‑то никому не известные люди, – заметил я.

Он удивленно взглянул на меня.

– А вы‑то откуда знаете? – спросил он.

– Сам догадался, – ответил я.

– У меня была скобяная лавка, – объяснил он, – Совсем близко отсюда, при дороге. Рядом с заправочной станцией, что работает круглые сутки. Больше шло спортивное снаряжение. Охотничья и рыболовная снасть да еще наживка. Дело не шибко выгодное. Доход был невелик, но концы с концами сводили.

Я промолчал. Мне нечего было ему сказать.

– Вы уж извините меня за замок, – проговорил он, – Нам ведь пришлось взломать дверь с черного хода. Если б мы нашли незапертый дом, в него бы мы и въехали. Так ведь они все под замком.

– Одно из окон спальни не заперто, – сказал я. – Рама, правда, заедает, но, если поднатужиться, ее можно поднять. Стирлинг никогда не запирает это окно на задвижку, чтобы его друзья могли попасть в дом, когда им вздумается сюда нагрянуть. Чтобы достать до окна, нужно влезть на какой‑нибудь деревянный чурбан или камень, но все равно проникнуть в дом совсем не сложно.

– А этот Стирлинг – он что, хозяин?

Я кивнул.

– Тогда скажите ему, что мы просим у него прощения. За то, что самовольно вселились, и за сломанный замок. Пойду разбужу своих, и мы живо отсюда выкатимся.

– Нет‑нет, – сказал я, – оставайтесь. Вот если б у вас нашлось, где устроить на ночлег даму, – ей неплохо бы немного вздремнуть.

– Обо мне не беспокойся, – сказала Джой. – Я могу поспать и в машине.

– Вы ведь озябнете, – возразил тот, – В эту пору на улице уже холодновато.

– Тогда можно постелить на пол одеяла. Нас это вполне устроит.

– Скажите, – спросил наш новый знакомый, – почему вы на меня не осерчали?

– Приятель, – произнес я, – сейчас не время злобствовать друг на друга. Наступил момент, когда люди должны действовать заодно и заботиться друг о друге. Теперь нам нужно держаться вместе.

Несколько растерявшись, он с подозрением взглянул на меня.

– Вы, часом, не проповедник? – спросил он.

– Нет, я не проповедник, – успокоил я его и повернулся к Джой, – Хочу подъехать к заправочной станции и позвонить Стирлингу, – сказал я, – Сообщить, что у нас все в порядке. Может, он там сидит и ждет нашего возвращения.

– А я пока пойду в дом, прикину, как вас устроить на ночь, – сказал этот человек. – Мы можем и уехать, только дайте команду.

– Об этом и речи быть не может, – сказал я.

Мы сели в машину, и я развернулся. Он не двинулся с места, провожая нас глазами.

– Что происходит? – спросила Джой, когда мы выехали на дорогу и покатили к главному шоссе.

– О, это только начало, – ответил я. – Цветочки. Ягодки еще впереди. Все больше будет безработных, все больше бездомных. Чтобы закрыть кредит, они скупят банки. Чтобы оставить людей без работы, они скупят и закроют фирмы и предприятия. Скупят виллы и доходные многоквартирные дома, выселят людей, и людям негде будет жить.

– Но это же бесчеловечно! – возмутилась она.

– Разумеется.

Так оно и было, конечно. Ведь это не человеческие существа. Какое им дело до судьбы человеческого рода! Род человеческий для них ничто – во всяком случае, не более чем какая‑то форма жизни, мешающая использовать эту планету для других целей. Они обойдутся с людьми так же, как некогда сами люди поступили с животными, мешавшими им использовать земельные пространства. Они постараются избавиться от них любыми средствами. Вытеснят их с насиженных мест. Сгонят в кучу. И сделают все, чтобы род человеческий прекратил свое существование.

Я попытался мысленно представить, как это будет осуществляться практически, но задача оказалась не из легких. Основной принцип был мне ясен, однако колоссальный размах операции не позволял охватить все детали. Ведь для того чтобы привести к желаемому результату, эта операция должна носить глобальный характер. И раз уж они пролезли в провинциальный банк и какую‑то занюханную придорожную лавчонку, можно с уверенностью сказать, что по крайней мере в Соединенных Штатах – насколько это касается промышленности, торговли и финансов – операция проводится в масштабе всей страны. Потому что никто не станет размениваться на покупку жалкой лавчонки, пока не наложит лапу на жизненно важные для страны крупные промышленные комплексы. И никто не станет возиться с провинциальным банком, если не установлен контроль над более солидными финансовыми учреждениями. Кегельные шары годами скупали акции и наверняка исподволь, потихоньку, как делал это Этвуд, занимали стратегические позиции. Ибо они никогда бы не позволили себе действовать так открыто, если бы в их руках уже не находились ключевые позиции в экономике.

Есть, конечно, на земном шаре места, где эта операция не сработает. Она может принести плоды только в тех государствах, где процветает частная инициатива, где промышленные предприятия и финансовые учреждения принадлежат отдельным лицам и где природные богатства являются частной собственностью. Она не сработает в России и в других социалистических странах, но, может, этого и не требовалось. Ликвидируйте большую часть мировой промышленности, закройте крупнейшие международные финансовые учреждения, и с человечеством будет покончено. Прекратится торговля, приостановится обращение валюты, не будет кредита, и, содрогаясь в бессильных потугах, погибнет то, что мы зовем цивилизацией.

Но оставался вопрос, на который пока не нашлось ответа, – вопрос, тревожащий и уже не раз возникавший. Откуда взялись все эти деньги?

Ибо на проведение подобной операции нужны деньги – такое их количество, которого, пожалуй, не наберется во всем мире.

И еще один вопрос, столь же актуальный. Когда и как были выплачены эти деньги?

Напрашивался ответ, что они вообще не могли быть выплачены. Ведь в противном случае банки были бы наводнены деньгами, и в финансовых кругах уже заподозрили бы, что творится что‑то неладное.

И, обдумывая это, я вдруг вспомнил о том, что сообщил мне сегодня в конце дня Дау Крейн. Он сказал тогда, что банки буквально лопаются от невиданного притока денег. Что они переполнены деньгами. Наличными деньгами, которые народ несет к ним вот уже около недели.

Так что, может, они все‑таки были выплачены, если не все, так большая их часть. И выплачены сразу – все платежи умышленно произвели в пределах одной недели; все сделки купли– продажи, все договора и опционы были оформлены с таким расчетом, чтобы не исказить картины финансового положения страны, чтобы не натолкнуть кого‑нибудь на мысль, что что‑то происходит.

И если уж это действительно так, то положение человечества безнадежно и до гибели ему остался какой‑то шаг.

Но все эти предположения и умозаключения не давали ответа на тот, первый, вопрос: откуда все‑таки взялись все эти деньги?

Понятно, что кегельные шары не выручили их за какие‑нибудь товары, которые они могли привезти со своей планеты и продать на Земле. Ведь продай они некое количество этих не известных товаров, достаточное, чтобы сколотить из выручки рабочий капитал, это не могло бы пройти незамеченным. Если, конечно, эти товары не обладали невероятной, фантастической ценностью – не были чем‑то таким, о существовании чего никто даже не догадывался; если они не были настолько ценными, что сам этот факт заставлял человека, который приобрел это таинственное сокровище, хранить его только для себя, зная, что оно обесценится, если он когда‑либо осмелится им поделиться. В противном случае было бы невозможно незаметно ввезти на Землю товары инопланетного происхождения.

– Сейчас мы свяжемся с биологом, который пребывает в своей лаборатории, – возвестил Пес.

– Правильно, – сказал я. – Иначе он будет недоумевать, куда мы запропастились.

– Мы должны предупредить его, – сказал Пес, – чтобы он соблюдал величайшую осторожность. Не помню, мы это сделали или нет. Эти твари в мешке, которых мы ему отдали, способны быть исключительно коварными.

– Ну, об этом можно не беспокоиться, – заверил я Пса. – Уж Стирлинг‑то примет нужные меры. Возможно, что в эту самую минуту он уже знает о них больше, чем любой из нас.

– Допустим, мы сейчас позвоним ему, – проговорила Джой, – потом немного вздремнем, и наступит утро. А что дальше?

– Будь я проклят, если знаю, – сознался я, – Что‑нибудь сообразим. Мы просто обязаны что‑нибудь придумать. Ведь необходимо наконец поставить людей в известность о том, что происходит. И мы должны обмозговать, в какой это сделать форме, так, чтобы они поняли и поверили нам.

Мы выехали на шоссе, и впереди блеснули огни заправочной станции.

Я подъехал к ней и затормозил перед колонкой.

Появился заправщик.

– Наполните бак, – сказал я ему, – У вас есть здесь телефон?

Он ткнул большим пальцем назад, в сторону здания станции.

– Там, в углу, рядом с сигаретным автоматом.

Я вошел в помещение станции, набрал номер и по просьбе телефонистки опустил в прорезь монету. Раздались длинные гудки.

– Мне ответил чей‑то голос – резкий, официальный голос, который не принадлежал Стирлингу.

– Кто вы? – спросил я. – Мне нужен Карлтон Стирлинг.

Голос оставил мой вопрос без ответа.

– А вы кто? – в свою очередь, спросил он.

Я возмутился. Меня всегда бесят подобные штучки, но сейчас я подавил свое возмущение и назвал себя.

– Откуда вы звоните?

– Послушайте…

– Мистер Грейвс, – перебил меня голос, – с вами говорит представитель полиции. Нам нужно с вами побеседовать.

– Полиции?! Что там стряслось?

– Карлтон Стирлинг мертв. Около часа назад сторож обнаружил его труп.