ОТ ЛУКИ 47 г. от Р.Х

Иисус подошел к Александру: "Еще раз спраши­ваю тебя, не страшно ли тебе?" — "Учитель, как Тебе ответить? Да". — "Что ж, Александр, все пройдет, ты даже не заметишь этого. Хотя новое будет тебя все больше и больше интересовать и привлекать".

— "Наставник!" — "Петр, Я знаю, о чем ты поду­мал. Ни о чем не беспокойтесь". — "Но, Мать Ма­рия..." — "Я же сказал, все будет хорошо". — "На­ставник, может, Тебе следует скрыться в толпе?" — "Петр, Я больше повторять ничего не буду, ибо все будет по-Моему".

— "Александр, у тебя осталось мало времени, ты окончательно решил все для себя?" — "Иисус, я ре­шил, и все будет по-твоему". — "Тогда посмотри вок­руг себя и что видишь — запомни на долгие лета, хотя в Царствии Небесном ты увидишь красоты намного лучше". — "Спасибо Тебе, Иисус". У него появились слезы. "Плачешь ты от чего?" — "Иисус, я плачу чисто человечески". — "Александр, Я понимаю тебя, но пой­ми и ты Меня, ведь так нужно".

"Учитель, Учитель!" — Да, Павел?" — "Там за горизонтом в Небесах появилось какое-то свечение".

— "Павел, это за Мной, и не нужно бояться, ибо это ты уже видел, брат ты Мой". Павел заплакал. "Па­вел, не нужно, ведь уже ничего не изменишь". — "Иисус, я понял Тебя, но мне, но мне очень..." — "Не нужно дальше ничего говорить".

"Люди, люди, смотрите, что творится в Небесах". Свечение было настолько ярким, что некоторые, не выдержав, бросались в разные стороны. Клавдия сто­яла и думала: "Я сожалею, что Понтий с Иродом не находятся здесь".

— "Корнилий, мне почему-то не по себе". — "Дав­рий, ты убедишься в той истине, которая существует рядом с нами, но не каждый день". Артема стал на колени: "Господи, да что же это такое?" — "Даврий, посмотри на него. Он хотя бы взял то, о чем ты ему говорил?" — "Да-да, Корнилий, но не мешай мне смот­реть на чудо". А чудо небесное приближалось все бли­же и ближе. Свечение освещало Землю таким светом и цветами, раньше такого никто не видел никогда. Все переливалось, в Небесах появились разнообразные формы каких-то писаний, неведомых никому.

— "Корнилий, поддержи меня". — "О, Даврий, наконец-то". — "Но если это конец жизни моей, то значит, ближе момент моей встречи". — "Даврий, я понял, но не бойся, не умрешь, ведь я рядом с тобой".

— "Да, на тебя надеяться, то лучше..." — "То лучше, Даврий, дальше ничего не говори. Давай просто будем наблюдать за прекрасным явлением". — "Хорошо, я согласен с тобой".

Артема встал и подошел к Даврию. "Даврий, я больше не могу. Я покину это место". — "Да нет уж, оставайся до конца".

Среди членов синедриона началась паника. "Смотри­те, смотрите, что-то дьявольское. Неужели оно затронет и нас. Сами Небеса прогневались". — "Не бойтесь, то про­делки дьявола, — кричал ведомый, — огнем он угрожает нам". — "Да нет, это Божья сила преследует нас".

Иисус поднял руки к Небесам. "Отец Мой, вижу Я Твою Силу, вижу и чувствую, как Ты идешь за Мной. Прошу Тебя, пусть Твой огонь небесный никого не затронет и никому не навредит. Успокой свое явление, ибо люди могут испугаться Моего Вознесения". — "Иисус, это остановить Я не могу, пусть все лицезреют и вздрогнут пред силами небесными". — "Отец, но Я прошу Тебя". — "Хорошо, Иисус, пусть будет по-Твоему, но и конечно, по-Моему. Пусть неверные уснут пред Моим ликом, и не суждено им будет увидеть Твое Вознесение в родимое Твое Царство".

— "Корнилий, ты слышишь, сами Небеса говорят?”

— "Да, Даврий, я слышу, но не Небеса говорят, а Всемо­гущий глаголит свою Истину". — "Корнилий, но как понять?" — "Я не знаю, как тебе объяснить. Лучше смотри на явление и понимай сам, как хочешь. Посмотри на Иисуса, какой вид у Него сейчас". — "Да, Корнилий, я вижу. Что это с Ним?" — "А то, что Он перевоплощается или, другими словами говоря, обретает у нас на глазах Свой облик Божий". — "Я не знаю, у меня сейчас такое состояние..." — "Ну, а что дальше с тобой будет, ведь только начало". — "Корнилий, я думаю, что ты меня спасешь". Корнилий улыбнулся. "Даврий, от чего?" — "От всего, я имею в виду нехорошего". — "А вот здесь я действительно бессилен пред силами Всемогущего. По свечению реши, кто есть кто". — "Ты прав, тогда я буду терпеть до конца, и пусть явление останется в моей памя­ти до последних дней наших". У Даврия по щекам по­текли слезы. "Вот, Даврий, где все это скрыто: в душе нашей, и в ней мы найдем свое успокоение". — "Корни­лий, мне кажется, что после я буду плакать всю жизнь свою". — "Нет, ты говоришь неправильно, а в принципе, да: плакать можно только от радости, ибо мы знаем с тобой, что мы вечны, как и Он. Посмотри еще раз на Него и запомни Его на все лета свои". — "Корнилий, я Его запомню на все свои века как человека, а там я с Ним встречусь уже как с Богом. А пока давай будем наслаждаться прекрасным зрелищем". — "Даврий, и все-таки, сменное белье?" — "Корнилий, прекрати, ведь не до смеха сейчас".

— "Мама, Мамочка!" — "Иисус, Я все вижу. Мгно­вения приближают и разделяют нас". — "Мама, но не навсегда". — "Сынок, у Тебя появились слезы". — "Мама Мария, Я же человек, родившийся от Тебя, и Я имею право на все человеческое". — "Сынок, но ведь не в том дело, дело в расставании с Тобой". — "Мама, Я плачу. На кресте Я не рыдал, как сейчас. Я смотрю на всех присутствующих людей здесь и волей-неволей сама мысль проходит ко Мне: не покидай нас, ведь Ты един, а мы с Тобой в Твоей плоти. Но Мне нужно уйти, дабы другим доказать настоящую Истину. Мама, Я знаю точно тот день, все произойдет внезапно, и тело Твое будет находиться в Небесах, душа Твоя в наших небесных руках или обители нашей". — "Иисус, Мне почему-то не верится". — "Мама, прикоснись рукой к перстню и подумай о том, что Ты хочешь увидеть". — "Мне что, можно прямо сейчас сделать это?" — Да, Мама, только приложи усилия". — "Я поняла". Она прикоснулась к заветному перстню. "Мария!" — "О, Всевышний, Я слышу Тебя". — "Не сомневайся ни в чем, ибо блаженство ждет вас, и пусть скорбь и печаль уйдут в сторону". — "Я это уже слышала неоднок­ратно из Твоих уст, и Я повинуюсь всему услышанно­му". — "Мария, Я знаю, как трудно сейчас Иисусу. Он Сын Божий". — "Но Он же еще и человек". — "Понимаю все и выдержу". — "Выдержать вам следует все трудности, ибо это Мое требование, ради всего же благого, ради Меня и Тебя. Ради всех, кто населяет обитель земную. Все невежды могут отвер­нуться от Божьего и увиденного в данный момент. И все же они придут ко Мне, рано или поздно, но они попросят у Меня прощения". — "А может быть, не стоит наказывать недостойных?" — "Да нет, Мария, придется Мне смотреть глазами Бога и их Отца-ро­дителя, и Мне решать. Мария, Я Тебя попрошу, обе­регай Павла и Варнаву, и они Тебя будут чтить как Мать. Иоанну, из всех Учеников нашего Сына, лишь одному ему судьба его будет подвластна. Других же участь ждет, как и нашего Сына". — "Но ведь Ты же можешь что-то изменить?" — "Нет, Мария, хотя Я в силах, но не могу, ибо люди должны на этом осознать свои грехи и поступки. Даже такой ценой, ценой жиз­ни других. В мученьях и страданиях вознесутся ко Мне друзья Моего Сына. Остальным же пусть будет в учение, ведь страдали Мои Апостолы, даже среди тех, кто и не подозревал всего этого и смеялся над этим и будет смеяться. Ибо Божье — невидимое. Хотя, Мария, все видимое и вы находитесь в нем. Ибо Я сотворил это не для утешения своего, а для жизни вечной. Моя благодать рассеяна везде". — "Боже, Я знаю, но ведь Он у Меня единый". — "Мария, у Меня тоже. Ты благословенна среди жен земных, и в этом вся суть пришествия Сына нашего. Мария, представь всю бесконечность Моих владений, и везде есть Мною внедренная жизнь". — "Я понимаю Тебя, но почему Ты не пришел ко Мне на помощь, когда в Меня бро­сали камни и со всех сторон сыпались плевки в Мою сторону?" — "Я видел и вижу, что будет дальше. Пой­ми Меня правильно, ведь Я лишь Дух, Сила, но не тело. Хотя могу явиться и в этом виде, но есть одна тайна, даже Тебе, Мария, открыть пока Я не могу ее. И ежели Я ее открою, то померкнет солнце, а с ним и все остальное".

Небесное свечение становилось все ярче и ярче. Казалось, что Небеса полыхают в огне.

— "Даврий, ну что можешь сказать об увиденном?"

— "Корнилий, я не знаю, что тебе сказать". — "Да не мне, Даврий, а властям своим в Риме?" — "Корни­лий, если я останусь живым и не умру сегодня, то через несколько дней Рим узнает все, и властям своим я докажу то, что воистину видел своими глазами: Истину Божью, которая находится на Небесах". — "Вот-вот, Даврий, теперь я начинаю замечать, что ты стал умнеть на моих глазах". — "Корнилий, не издевайся надо мной, хотя бы в эти удивительно прекрасные минуты". — "Хорошо, смотри. Мне же нужно поговорить с Мате­рью Марией". — "Даврий!" — "Что, Артема?" — "Давай уйдем отсюда". — "Да нет, нужно мне быть здесь и увидеть самое главное, вот ту "луну", которая опустится на землю". — "Даврий, она же нас раздавит". — "Нет, Артема, с нами Иисус, и Всевышний не допустит безоб­разия". Поднялся небольшой ветер, клубы пыли взды­мались вверх. Казалось, что мир на Земле рождался заново. У некоторых людей пред глазами проявлялись такие картины, что они такого никогда не видели. Иисус же по-прежнему стоял спокойно и наблюдал за всем происходящим.

— "Даврий, вот все это лично мне подходит". — "Корнилий, ты имеешь в виду зрелище?" — "Конечно, и ничто другое, ибо все это мне напоминает мой харак­тер". — "Да-да, я думаю, что ты прав. Но, Корнилий, посмотри на остальных людей, внимательно всмотрись в их лица. Лично я, Корнилий, вижу в их лицах страх".

— "Даврий, о чем ты говоришь? Допустим, даже если страх, то он временный, самое главное, чтобы люди после увиденного прозрели. Вот, Даврий, в чем дело". — "Корнилий, я тебя понял. Лучше смотри, свечение на­чало снижаться медленно к земле, и меня начинает трясти как труса". — "Не бойся и любуйся". В Не­бесах послышался шум. Он напоминал приятное ши­пение, от которого можно было уснуть.

Понтий Пилат не выдержал, созерцая происходящее. Он спрятался за ширмой, но шум нарастал. Ему становилось все страшнее и страшнее. "Вот это да, сама Истина открывается пред нами, а ведь мы явля­емся богоубийцами, все без исключения. Все в один голос кричали: "Казнить, казнить Его". А сейчас бу­дем стоять на коленях и просить прощения, как после­дние безумцы. Где же мне спрятаться, ну где?" Он метался из одной палаты в другую, не находя себе ме­ста. "Клавдия, Клавдия, о мерзкая женщина. В такой трудный момент и она меня покинула. Лучше опущусь я в винные подвалы, там я успокоюсь". Он пил вино прямо из чана, умывался вином. "Странно, но почему я не пьянею, это что, наказание или я уже сошел с ума?" Пилат громко рассмеялся. "А ведь Клавдию нужно было слушать с самого начала. Все было бы по-друго­му. Поздно, очень поздно приходят здравые мысли в наши головы, зачем только они и даны нам, если мы не можем разобраться, кто есть кто. О, Всевышний, про­сти, посети еще раз христопродавцев, этих глупых ове­чек, как Иисус говорил, в волчьих шкурах. Так оно и оказалось". Пред Пилатом возникло нечто темное, от которого веяло прохладой. "Кто ты?" — "Я не скажу тебе". — "Но тогда зачем ты здесь?" — "Хочу по­смотреть на тебя еще раз". — "Убирайся отсюда вон".

— "Увы, ты меня не прогонишь, ибо не знаешь, кто я". Понтий присел. "Почему я раньше не знал, что у меня в винных подвалах находятся жители преисподней?"

— подумал он. "Знаю, о чем ты думаешь, но это еще не преисподняя, она ждет тебя впереди, а вместе с ней и я жду тебя. Ты в какой-то мере помог нам, и мы тебя отблагодарим по-своему". — "Что за чушь ты несешь, убирайся отсюда, ибо я слуг сюда позову". — "Понтий, ты их не найдешь, они все ушли, чтобы про­водить Сына Божьего в Царствие Его. Так что ты сейчас находишься один на один со своей судьбой. Знаю, тебе непонятно, но ты скоро все поймешь". — "Прошу тебя, уйди прочь". — "Но как же я могу уйти, ведь я твоя судьба, а значит, что я — это ты. И пойми: уйти от самого себя нельзя". — "Боже, что со мной происходит?" — "Я не Бог, я лишь тень твоя, и мне за тебя придется страдать муками намного сильнее, чем перенес Иисус на кресте". — "Что мне делать даль­ше?" — "Ждать, и только ждать участи своей". — "Если можешь, то помоги мне". — "Вот в чем дело, помощи просишь? А помог ли ты Иисусу, когда Он просил всех вас?" — "Да, я помню Его слова, все слова до единого я помню". — "И почему ты не помог Ему?"

— "Но ведь толпа кричала и просила". — "Хорошо, толпа есть толпа, но ты же был намного выше властью своей над толпой. И Клавдия, жена твоя, умоляла тебя, чтобы ты остановил тот спектакль. Ведь Иисус очень многое сделал для вашей семьи. Были такие моменты, что ты даже гордился Им в душе. Почему же ты ничего не предпринял?" — "Да не до того мне было".

— "Ну, раз у человека нет времени, чтобы подумать о своем Создателе, то это уже не человек, а просто бе­зумное существо, которое пользуется благами Всевыш­него". — "Хватит меня пугать, с меня достаточно все­го того, что я перенес за эти сорок дней, а тут еще и ты добиваешь меня своим учением". — "Да не учением, а совестью. Скажи мне, Понтий, согл..." — "Погоди, я еще вина испью". — "Не много ли пьешь?" — "Это

мое дело, и я не слушаю тебя". — "Согласен ли ты прямо сейчас умереть?" — "Что-о-о? Умереть, да я скорее убью тебя, чем себя". — "Но ведь здесь нет разницы, если убьешь меня, значит убьешь себя". — "Хорошо, зачем мне тогда жить дальше.? Я уже сошел с ума?" — "Да нет, это у тебя раньше произошло, но было невдомек, что ты умалишенный". Понтий обнял чан с вином. "Погоди, я устал от тебя и хочу отдох­нуть". — "Я не против, отдохни, я не спешу, ибо я всегда рядом с тобой... Ну что, пришел в себя?" — "Да". — "Тогда выйди из дворца и взгляд направь к Небесам, и все, что ты будешь видеть в них, тебе будет казаться адом кромешным". — "Нет-нет, я не выйду, никогда не выйду отсюда". — "Выйдешь, дорогой. Не­ведомая для тебя сила заставит выйти, и ты в этом убедишься". — "Раз ты — это я, то зачем ты издева­ешься над самим собой?" — "Разве это издеватель­ство?" Понтий ухватился руками за голову и со звери­ным криком выскочил из подвала. Он кричал не своим голосом, несясь через палаты своего дворца. Он даже не заметил, когда выскочил на улицу.

"Вот-вот, я же тебе говорил, что неведомая сила тебя выведет из подвала". — "О, черт, и ты здесь". — "Ха-ха-ха, да, я в тебе. Посмотри на Небеса". — "Я боюсь". — "Посмотри". Понтий взглянул. "О-о-о", — и он рухнул на землю.

"Осия, Осия, очнись!" — "Друзилла, что случи­лось?" — "Я сама не знаю, но небо наше горит". — "Ну, если горит, значит Варрава там что-то натворил".

— "Да я не шучу, небо действительно горит". —“Дру­зилла, я тоже не шучу. Это проделки Варравы". — "Ну, посмотри же". Осия потянулся, открыв рот: "О-о-о-о!" — "Осия, что с тобой?" — "О-о-о, это же Всевышний пришел за Иисусом. Как же я мог за­быть?" — "Ты что, с ума сошел?" — "Да, сошел. Где мой ишак?" — "На месте стоит". Он вскочил на иша­ка. "Вперед, дорогой, ибо опоздаем". Но осел шел мед­ленно. "Ну, тебя, безмозглое животное". И Осия сам помчался быстрее лани, думая — главное, успеть, и пока не нужно мне смотреть на Небеса, ибо умру от страха. Он развил такую скорость, что не заметил, как обогнал колесницу, запряженную лошадью. Он бежал и кричал, сам не зная почему. Бежал он не один. Со всех сторон к Елеонской горе быстрым ходом двига­лись люди. Огромные толпы людей приближались к самому святому месту. И простой, очень простой чело­век Осия, тоже мчался на встречу с самым необыкно­венным, с чем и сам не знал. Но силы праведные приближали его к Истине Царствия всей Вселенной. Он плакал: "Господи, помоги мне успеть, ведь я про­стой человек, нищий и голодный, весь в лохмотьях, но я же человек. Я человек, я человек и я хочу, Боже, хочу успеть к светлому Вознесению". Он рыдал, падал, весь окровавленный, но он бежал, видя во всем свою свет­лую жизнь, о которой часто мечтал. Униженный всю жизнь, униженный бесчестием, но душа тянула к Богу, ибо он верил Богу больше, чем себе. Пред его глазами прошла вся его жизнь. Ему не хотелось больше так жить, ибо слышал от пророка много хорошего о жизни, которая будет при царствовании Его. Оставалось уже немного, и он бежал...

Понтий очнулся, взглянул на небо. "Неужели был дождь, почему радуга на Небесах?" У него трещала голова. "Жить не хочется, куда же подевалась моя тень? А, пусть сидит в подвале. Всему черному и темному место только в подвале". — "Позволь, ведь ты и Иисуса там держал". — "О Господи, ты снова здесь. Куда же мне уйти?" — "А ты посети собрата своего по крови Божьей, Антипу". — Да, придется посетить мне его, если он еще жив". И он пешим ходом медленно от­правился к Ироду.

"Мир тебе, Антипа!" — "Бог с тобой, Понтий".

— "Да нет, как раз-то Бог и отвернулся от меня в эти минуты. Тень моя сейчас является моим Богом и, на­верное, смертью моей. Антипа, ты видел, как выглядят сейчас Небеса?" — "Видел и признаюсь: мне очень страшно от увиденного". — "Вот, Антипа, как Небеса оценили наше безобразие. На мой взгляд — это толь­ко начало. Страх нас с тобой ждет впереди. Если страх можно будет только назвать страхом, и нам нуж­но готовиться, ибо уже немного осталось ждать". — "Понтий, да что ты мне душу мою рвешь на части. Я еще хочу увидеть Иродиаду и Соломию". — "А вот там, в огне небесном, встретишься с ними. Ибо я знаю, что Иоанн Предтеча с мечем там ждет всех вас". — "Ты зачем пришел ко мне?" — "Из-за страха и сове­сти своей. Тень моя заставила меня посетить тебя".

— "В общем, Понтий, я не знаю, сколько продлится небесное знамение, но когда оно исчезнет, я иду к Дав­рию, и пусть под конвоем он отправит меня в Рим. И ежели меня там осудят и накажут, мне, кажется, станет от этого намного легче. Не могу я больше носить эту тяжесть в себе". — Да, конечно, ты совершенно прав. Господи, почему Иисус не родился в Риме, почему Все­вышний возложил все на нас, да и за что?" — "Разве ты, Понтий, не знаешь, за что? Что мы с тобой посеяли на земле, ведь кроме слез и горя — ничего. Вот Он и послал на нас кару в лице Сына своего единого". — "Все, хватит!" Антипа, бери вино и идем смотреть на то, что будет дальше". — "Что ж, идем, только слуг возьми с собой". — "Да где же я тебе возьму их, здесь кроме нас нет никого, все там, у Елеонской горы, лишь мы с тобой как плевела посреди земли, и вокруг нас нет никого. Вот до чего дожили". Они вышли.

"Слушай, Антипа, ведь по времени уже должно смеркаться, но почему так светло? Неужели сегодня и ночи не будет?" — "Понтий, для нас вся наша жизнь есть ночь, где ничего невозможно разобрать и разгля­деть воочию". — "Смотри, ты становишься закорене­лым философом".

РИМ. От всего увиденного население Рима было в панике. Да этого и следовало ожидать. Народ не осознавал происходящего, но чувства брали свое, и лишь чувства вели и руководили людьми. Многие предве­щали, что это конец света, другие говорили, что это Боги разгневались и хотят сойти на землю, чтобы унич­тожить людей. Домыслов было много, но к единому так никто и не пришел.

Нерон не выдержал и в спешке стал собираться в Иерусалим. "Я сам все должен проверить и увидеть своими глазами и наконец-то понять, что происходит вокруг, что за таинства такие творятся в "наших вла­дениях". Взяв сотню легионеров, Нерон без ведома Тиверия отправился в Иерусалим. Об этом Тиверий уз­нал лишь на второй день. "Почему мне никто не доло­жил, что Нерон покинул Рим?" — обратился он к членам сената. Все, опустив головы, стояли молча. "Не­ужели я для них уже никто, — подумал Тиверий. — Вот тебе и Нерон, самый приближенный, предателем оказался он". Тиверий уединился, и очень надолго. Он передумал обо всем. Порой ему становилось страшно и не по себе. Нерон тем временем с легионерами мчал­ся в сторону Иерусалима. Он мечтал изменить весь ход событий. Его переполняли силы, и еще что-то необъяс­нимое толкало его и тянуло. И ему временами каза­лось, что он падает в бездну, и в последний момент, когда ему все это пригрезилось, он полной душой про­чувствовал все это... он свалился с лошади. Он не помнил, сколько пробыл в небытии. Очнувшись, спро­сил слуг: "Я уже в Иерусалиме?" — "Нет, Нерон, в Риме". — "Как в Риме, я же отправился в Иеруса­лим?" — "Но вы же приказали легионерам вернуть­ся". — "Не может такого быть, сотника ко мне! Кто приказал вернуться?" Сотник покраснел. "Нерон, тебе стало плохо, у тебя изо рта пошла пена, и ты простонал: "В Рим меня срочно, черные силы не пускают меня в Иерусалим". Вот мы и вернулись. Хотя в тот момент голос у тебя был какой-то странный и вроде бы не твой". — "Вон отсюда, наглец. Как ты смеешь гово­рить со мной так! Неужели ты считаешь меня совсем умалишенным?" — "Да нет, но я видел то, что твори­лось с тобой. Это уже о чем-то говорит". — "Вон! Вон!" и Нерон снова потерял сознание. Тиверий быс­тро узнал обо всем этом и пришел к Нерону, тот еще лежал в беспамятстве. "Так тебе и надо, — подумал он, — я дождусь, когда ты придешь в сознание, тогда и поговорю с тобой". Но Нерон долго не приходил в себя. Тиверий был в ожидании...

Много времени прошло, пока Нерон пришел в чув­ство. "Ну что, глава сената, все-таки хотел ты меня обмануть?" — "А, Тиверий, это ты? Извини меня, я не знаю, какая сила мной руководит сейчас". — "Вот сейчас верю, ибо та сила и близко не допустила тебя к Иерусалиму". — "Скажи мне, Тиверий, а это свече­ние до сих пор освещает небеса?" — "Да, до сих пор, но уже слабее, ибо, на мой взгляд, оно уже находится у врат Иерусалима". — "Тиверий, что будем делать?" — "Я буду ждать Даврия, а ты, ты чем хочешь занимайся. Лично я не хочу иметь с тобой ничего общего", — и Тиверий удалился. "Сволочь, видя меня в таком состо­янии, еще издевается надо мной. Я это тебе все при­помню, и очень скоро", — подумал Нерон.

ЕЛЕОНСКАЯ ГОРА. — "Братья мои!" — Иисус, мы слушаем Тебя". — "Подойдите ко Мне поближе, ибо Небесная сила уже снисходит к земле". Все Ученики окружили своего самого дорогого и спра­ведливого Учителя. "Наставник, мы слушаем Тебя".

— "Дорогие Мои", — Иисус обнял Мать Марию, у него по щекам потекли слезы. "Наставник, обними каждого из нас, дабы все осталось в нашей памяти". — "Хорошо, Петр". Он подходил к каждому из своих Учеников и обнимал их. И пред Его глазами предста­ла жизнь каждого Его Ученика. — "Учитель, не плачь".

— "Поймите Меня, Я же ведь тоже человек, и Мне

не чужды человеческие чувства, так что не обессудьте Меня. Братья, помните Меня всегда, как и Я буду помнить вас. Сокрушайте своими деяниями все недо­стойное. Боритесь с нечистью и учите других бороться с ней. И пусть все те люди, которые прочувствуют в себе силу Божью, уничтожат зло. И от этого всему миру от мала до велика будет жить лучше. Жизнь намного станет прекрасней. Никогда и нигде не стесняйтесь и не стыдитесь своей духовной работы. Через тернии труднодоступные проносите огонь душ своих, а Я вме­сте с вами буду идти впереди. Ежели кто будет отвер­гать Мое имя, наказывайте таковых Моим же именем, но чисто по-человечески. И прошу вас, сами не оступи­тесь в этом сложном направлении".

— "Павел!" — "Что, Варнава?" — "Мне трудно понять слова Иисуса". — "Варнава, не переживай, со временем я тебе объясню, и ты поймешь".

К Корнилию подошел Иосиф. "Корнилий, я вижу, что ты тоже плачешь". — "Иосиф, я же тоже человек, который любил, очень любил нашего Бога. И для меня расставание есть тяжесть духовная. И чувствую, что эту тяжесть я буду нести всю свою жизнь. Но когда люди поймут, что на земле был действительно един­ственный Сын Всевышнего, то тогда все изменится. И, как говорил Иисус, преобразится не только в духов­ную сторону, но и в материальную. Я рад, что повстре­чался с Иисусом, ибо самому Богу было велено сделать так. Я не только рад, я доволен своей жизненной уча­стью, ибо во всем этом я нашел себя и познал весь мир. И пред глазами Он изменил во мне все и вся". — "Корнилий, я тоже рад, и я плачу и сожалею лишь об одном — почему я раньше не встретил этого пре­красного человека". — "Учти, Иосиф, Бога". — "Да-да, я это имел в виду — Бога. Как мне дальше жить, я не знаю". — "А ты, Иосиф, прислушивайся к своей душе, и Иисус через нее подскажет, как жить и что творить. А сейчас, вот посмотри на Него и еще раз убедись в том, что Он Бог, мы лишь Его овечки, и не мы Его, а Он нас спасет в Своей Обители духовной. И накормит своей лаской и любовью, а это богатство у Него неисчерпаемо, как и Он сам".

— "Корнилий, о чем?" — "Даврий, мы тоскуем как можем". — "Но ведь Он же еще здесь". — "Нет, Дав­рий, считай, что Он уже там, ибо немного времени оста­лось до оного момента. Пусть Он пока дает напутствия своим Ученикам, мы же тревожить Его не будем".

Небесная дымка опускалась на землю. Казалось, что она поглощает всех и уносит с собой в тот бескрай­ний, далекий, неведомый простор.

ОТ ФОМЫ. Я был и являлся Учеником Иису­са. Мой характер не позволял мне много говорить, но я старался запомнить, дабы после донести до людей че­рез таких же, как и я. Охарактеризовать Иисуса, на мой взгляд, очень трудно, ибо Он был личностью бо­жественной. А о Боге трудно говорить, дабы не оск­вернить имя Его. Но от души говорю, что если пред глазами вы видите что-то прекрасное, то оно таковым и останется пред вашим взором на всю жизнь. Точно так и остался предо мной взор моего Учителя. Хотя я много раз в своей жизни сомневался в Нем и все время думал, что Иисус навязывает нам свои духовные идеи.

Может, я был таким человеком, я в этом не грешен. Да, я видел Его чудеса. По тем временам это действи­тельно были чудеса. Я всегда думал: вот пройдет не­сколько тысячелетий и чудеса будут выглядеть смеш­ными пред теми людьми, кто будет жить впереди нас. Тогда я оставлял своих братьев и подолгу не появлялся пред ними. Интерес мой пропадал, ибо я видел своими глазами то, что мы проповедовали, уносилось или про­носилось между людьми стороной. Над нами смеялись, издевались как могли, и я не выдерживал и для себя считал, что нужно оставить на какое-то время эти Бо­жьи затеи, считая все это издевательством над людь­ми. Ибо ничего не менялось после проповедей наших и Иисусовых, люди были очень жестокими не только по отношению к Богу, но и к самим себе. Так шло время, и мой интерес полностью погас к Наставнику нашему. И я покинул Его, не сказав Ему ни слова. Но слухи остановить было невозможно, ибо они ползли по всей Иудее, и Иисус становился знаменитым. Обду­мав все, я решил снова вернуться к Нему и продолжил вместе с Ним деяния наши. Так незаметным образом пришло время распятия. Я, как никто другой, ждал, когда, когда же Он сойдет с креста, но увы, этого не произошло. Распятый Иисус был мертв, как и все остальные люди. Его тело поместили в пещеру, и я подумал: действительно, конец. Видел и другое, что Его преданные Ученики тоже опустили руки, потеряв на­дежду. Никто не верил, что Учитель наш снова вер­нется к нам. И я снова решил уйти, но уже навсегда. Мне даже не хотелось вспоминать ни о чем. Но Иаков уговорил меня остаться и подождать, пока воскреснет наш Учитель. Я согласился остаться еще на некото­рое время. И вот настал день воскрешения. Петр, Иоанн, Андрей радовались тому дню, да и все остальные. Но когда мы увидели пустую гробницу, то кто-то возопил: “Украли, украли тело Учителя нашего". Сразу появи­лись такие мысли, что это было сделано специально, и мы с огорчением пришли в дом к Иоанну и очень долго сидели молча. Кто о чем думал — никто не знает. Я смотрел на всех и думал: вот и все, это конец, самый необыкновенный конец. Человек умер вместе со Сво­им Учением, и больше Он никогда к нам не придет. Ибо смерть, на мой взгляд, оказалась сильнее жизни. На моем веку умерло много людей, и никто из них не воскрес, точно так же, как и Иисус.

Петр плакал: "Братья, неужели мы заблуждались, хотя при этих словах я дрожу, нет, не от страха, а от обиды". Но все по-прежнему молчали. И после, в одно мгновение, мы увидели голубое свечение. "Петр, Анд­рей, что это?" Петр хотел убежать, да вместе с ним и я. Но послышался голос: "Ученики, не бойтесь Меня, ибо это есть то, о чем говорил Я вам". Свечение было очень ярким. После оно стало медленно угасать, и пред нами явился наш Учитель. Кто-то заплакал: "Господи, Ты?" — "Да, Я. Я вам обещал, что вернусь, вот и свершилось". — "Но Ты неузнаваем". — "Я знаю, ибо облик Божий принял Я". Я стоял и смотрел, ка­залось, что это был сон. Я ущипнул себя, да нет, это настоящая реальность, Он пред нами. "Фома, Фома ты неверующий. Неужели ты думаешь, что Господь спо­собен на обман?" — "Учитель, в данный момент я по­верил в Тебя, хотя еще не полностью". — "Что ж, тогда подойди и обними Меня". — "Мне страшно, ибо вижу пред собой другого". — "Нет, Фома, это Я, Иисус Христос". — "Что ж, тогда я обниму Тебя, дабы мои сомнения ушли прочь". Я подошел к Иису­су, Он улыбнулся: "Фома, ну что же ты, не робей". — "Учитель, обнять Бога — здесь нужна смелость". — "Хорошо, Фома, Я тебя Сам обниму". И Он обнял меня. Что чувствовал я, просто не могу передать. Это действительно было волшебство. Все мои неверия унес­лись через какое-то пространство, и мне стало очень легко. И я почувствовал облегченность в своей душе, о теле уже молчу. "Иисус, прости меня, ибо, будучи Тво­им Учеником, не верил в Тебя". — "Фома, не говори сейчас об этом". — "Но сейчас я Твой образ сохраню в своей душе на все дни, которые осталось мне про­жить. Хотя в моем сознании будет идти еще борьба веры и неверия в нашего единого Бога".

Еще я часто думал: если бы у Него была власть небесная в руках Его, то все было бы по-другому. Вот что именно и давило на мое сознание. Человек есть человек, Бог есть Бог. Это не равные весы. Вот имен­но этого я и не замечал. А мне всегда хотелось уви­деть что-то необыкновенное именно от Иисуса.

Была война Богов, о том мне говорил мой дед. Он видел и часто рассказывал, что летающие колесницы бороздили небо, они были разные, вокруг все гремело и горело, и из колесниц падали мертвые Ангелы. Я же представлял все по-другому. Как же Ангелы могут падать на землю, если у них есть крылья? Но дед мой мне говорил: "Фома, у них крыльев не было, ибо из кувшинов, что были за спинами их, исходил огонь, и они метались в небесах, как орлы горные. Колесницы ис­пускали же языки пламени, и от них горели другие колесницы. Смотреть на это было очень страшно, ибо когда железная птица падала на землю, она очень сильно горела, и клубы дыма возносились вверх. Шел дождь, после которого впадали в беспамятство животные и умирали. И через некоторый промежуток времени они разлагались, но самое интересное, что вся та падаль ночью светилась, и мы боялись подходить к их тушам. Эта свечение исходило из каждого мертвого организ­ма". Я же по вечерам не только представлял, но и воочию хотел видеть все то. Война сил небесных не давала мне покоя. Жизнь моя неслась вперед в каких-то ожиданиях. Я ждал: вот-вот что-то должно слу­читься. Думал: а может, оно уже где-то случилось? И вот, проповедуя в Индии, я встретился с одним стар­цем, который предсказывал не только будущее, но и прошлое. И он мне поведал, не знаю, почему он меня называл Сайфом, но он меня так звал. "Сайф, я про­жил много лет, и то, что видел я, никто никогда не видел. Но в моем сознании осталось одно: то были белые люди, но они намного нас умнее. Я с ними говорил, и они мне отвечали, что они жили очень давно здесь". Я смеялся. "Что за глупость говоришь ты мне?" — "Нет, Фома, не глупость, ибо своими глазами видел лица их. Они поднимались в небеса на своих желез­ных лодках и подолгу их не было. Но когда они воз­вращались, то всегда смеялись, говоря при этом: "Пой­мут ли люди то, что мы делаем, ибо разные они у нас получаются". Я даже не знал, о чем идет речь, но эти люди-Боги брали нас за руки, главное, что никого и никогда не били они, подводили нас к зеркалам и просили: смотрите вот сюда и вы увидите блаженство, но не небесное, а то блаженство, что ждет вас впереди. Я слушал открыв рот, ибо по тем временам лошадь являлась для меня чудом".

Прошло какое-то время, Иисуса уже не было на Земле, но Он был всегда с нами, в наших сердцах. И вот однажды я увидел в небесах огненную колесницу, она опускалась к земле. Мне казалось, что она погло­тит меня, но я не испугался, ибо ждал чего-то. Когда колесница находилась у меня над головой, я услышал глас Божий, исходящий из нее: "Фома, здесь, в Индии, сотвори то, о чем попросим мы тебя". — "О чем вы меня хотите попросить?" — "Развей ветром на этой земле Веру в Иисуса Христа". — "Вам легко гово­рить, но ведь меня могут убить". — "Нет, Фома, мы этого не позволим сделать. Ты Храм Божий постро­ишь здесь, здесь и умрешь в страданиях и муках от того, что творил. Но после тебя ждет нечто необыкновен­ное". — "Это здесь?" — "Нет, Фома, здесь у нас". Колесница медленно стала растворяться в небесном пространстве. "Что же это?" — снова подумал я. И изнутри тела своего услышал: Фома, с тобой говорили силы Высшей Иерархии, другими словами говоря, твои телесные Создатели.

"Господи! — заорал я, — кому же верить?" И сразу же услышал: "Тому, кто был на Земле, избрав тебя Апостолом". — "Иисус, прости меня за мою не­лепость и глупость. С этого часа я все свои силы отдам на то, чтобы верили только в Истину Божью и Тебя". Все так и произошло. Индия и Вера моя по­глотили меня духовностью. Тем более я знал, что за все приму муки и страдания.

Образ моего Учителя навсегда остался со мной. Может быть, я для Него был несовершенен, но Он для меня на всю вечность остался единым и совершенным в необычайном блаженстве Божьем.

Я с вами говорил чисто человечески, чтобы вы по­няли то, что у каждого человека есть свой характер и свои чувства, и их скрывать не нужно даже по отноше­нию к Богу. Хотя Иисус для меня всегда был челове­ком. Это было Его первым направлением, а остальное было воистину что-то неведомое. И мне кажется, что для Бога я очень мало сделал. Для Иисуса — много, ибо после воскрешения Его я воистину стал на путь Христианской Веры и нес ее до тех пор, пока меня не отправили в Царствие Божье. Воды и волны Индий­ского океана окрыляли меня не только своей прелес­тью, но и своей земной таинственностью. И во всем том мне виделся образ Учителя нашего и слышался глас: "Видя все живое, видя во весь взор свой, распе­вайте Мое имя, ибо во всем живом есть Я. Ибо Я жил не в тяжесть, а во славу всего цветущего на Земле, ради нового грядущего на Земле Я остался навсегда со сво­ей многогранной силой, которая вездесуща и пронизы­вает она весь белый свет. Несусь из края в край, дости­гаю все. Я рад тому, что неверующие поверили в Меня. Дотронуться и познать Меня не трудно, это жизнь".

И Фома понял свой жизненный идеал. "Я не гово­рю, что он понял поздно, главное, что он понял и всем сердцем своим соприкоснулся с Моей душой. Я его возродил. В душе его появилось просветление", — вот что говорил Иисус пред нами, пред теми, кто верил в Царствие Отца Его и в Божественное имя Его.