Интерлюдия Дела давно минувших дней – II

Они быстро продвигались подземными коридорами, проложенными не упорной стихией, а умелыми руками. Не рыхлый известняк, снесенный быстротекущей водой, а твердый, словно алмаз, черный гранит, прозываемый гномами за крепость и устойчивость перед магией каменным мифрилом, нависал и подступал со всех сторон. В создании коридора явно поучаствовали кобольды, знающие заговоры на Древних элементалей, помнивших еще времена титанов: для Старых проложить глубинную тропу посреди каменного мифрила проще, чем бессмертному из армии Черного Властелина прикончить ребенка. Следом за Древними элементалями кобольды обычно пускали несколько сотен Горных Змей, пожиравших битый камень и превращавших поверхность коридора в гладкую и ровную, как скатерть, удобную для передвижения не только одинокого путника, но и многотысячного войска, готовящегося напомнить мягкотелым обитателям поверхности о суровых воителях подземных государств.

Аль‑сид устал. Схватка с Ялдабаотом забрала много сил, и сдерживаться, отказываться от Силы, ощущаемой в его свертке, где лежал второй артефакт, становилось все труднее. Пример Нами стоял перед глазами. Оступился, взялся за Меч, пускай и не за весь, а за его малую часть – и они чуть не остались там, на безымянной скале, умерев лишь с одним, довольно ограниченным представлением о мире как арене затянувшейся битвы всех против всех. Смертный смертному нечисть – кажется, так говорят в Роланской империи.

Брату и Сестре не пришлось сильно стараться, чтобы ввергнуть в новые войны многострадальный мир. О, они оказались умнее многих, кто пытался вторгнуться в Равалон до них. Боги и убоги стирали наглецов в порошок, обращали в бегство армады, перед которыми трепетали тысячи иных миров Мультиверсума, а иногда, как довелось узнать Аль‑сиду, и реальности иных Мироустройств – Супервселенных, Ожерелий, Отражений, Вееров, Гегемоний, Сфер, Роз, Дедроконтинуумов, Многоярусных миров, Мультивселенных и многих, многих других. Грандиозные многоуровневые структуры, которые можно вообразить, попытаться представить, но охватить разумом, познать рациональным рассудком – неосуществимо. По крайней мере, не для конечного существа тварного мироздания.

Аль‑сид помнил Видение, раскрывшее ему (почему‑то – только ему), что кроме Создателя Мультиверсума есть Создатели и иных Великих Мироустройств. Все Мироустройства отражаются друг в друге, взаимодействуют друг с другом и обладают связями, поскольку Создатели, от уникальных, все порождающих из себя Личностей до безымянных, творящих по шаблону Ремесленников и Субстанций, что есть причины самих себя и многих других, похожих и совершенно непохожих – все Создатели приходят из одного источника: Единое, что есть Все и Ничего, Одно и Многое одновременно. Кто‑то из Мудрейших предполагал, что все Создатели не более чем рефлексия Единого о самом себе и рано или поздно миры, порожденные различными Создателями, начинают взаимодействовать и пересекаться, ведь их сущность, несмотря на кажущееся разнообразие причин существования, едина, обладает общим истоком. Мироустройства в целом остаются в своих границах, общаясь различными мирами, и не бывало еще такого, чтобы одно из них поглотило другое.

Сложен и удивителен мир – бездна бездн!

Аль‑сид уже знал, что во многих Мироустройствах независимо от воли породившего их Абсолюта возникают Сущности, желающие править всеми входящими в порожденное Бытие реальностями, рвущиеся к владычеству любыми способами. Почему так происходит? Отчего воля к власти объединяет не просто представителей разных миров, но и Мироустройств? Что‑то в природе Единого? Нечто в Хоре‑Матери, обратной стороне Единого, откуда Создателями берется Первозданная Материя для своих Замыслов? Или же дело в ином, что не понять конечному существу?

Брат и Сестра, властолюбивые Сущности, жаждали поглотить Эфир Равалона, а для этого им нужно было закрепиться в его бытийных составляющих. До них Вторжения тех, кто выбрал Равалон своей целью, происходили на материальном уровне: войско за войском штурмовало Подземелья убогов, вокруг которого сплетались основные Межзвездные Дороги; иногда кто‑то находил извилистый обходной путь и атаковал Небесный Град. Но Бессмертные, Разрушители и Созидатели обладали удивительно могущественной Силой, делающей богов и убогов в их измерениях почти неуязвимыми и непобедимыми, – и армии Вторжения уничтожались или отступали одна за другой.

Брат и Сестра поступили иначе. Они послали в Равалон свои разумы и незримыми призраками пришли в мир, проскользнув мимо и яростных убогов, и могучих богов. Тела остались в мире, Эфир которого был уже почти поглощен, и Брату с Сестрой приходилось спешить. Мир без Эфира – мертвый мир: гаснет Солнце, умирает природа, Сердце, что стучит в глубинах, потухает. Все, что остается сделать после этого реальности, – обратиться в мертвую материю, которую не под силу оживить, наверное, даже Создателю.

В Роланской империи говорят: смертный смертному нечисть. И Брат с Сестрой сеяли в сердцах жителей Равалона недоверие и ненависть: к ближним и дальним, к смертным и Бессмертным. Кланы Восточной степи, сплоченные невиданной яростью ко всем иным народам, объединялись под стягами Светлоокого Владыки, сильнейшего вождя‑шамана орков; плелись заговоры внутри Роланской империи, и каждый знатный нобиль нет‑нет, но представлял себя с символами власти Роланского императора в руках. Варварские короли запада Серединных земель заглядывались на обильные пастбищами и полями земли восточного соседа, с которым совсем недавно подписали договор о мире. Поднимались народы Севера, устремляя свои взоры в теплые земли Запада и Востока. Гебургия намеревалась расширить свои владения за счет Кигор‑Таблу и Вестистфальда, а Вестистфальд уже прокладывал глубинные тропы к королевствам Гебургии, и поспешали за инженерами и заклинателями хирды Подгорного царя и полки знатных Домов. Ближний и Дальний Восток хищно поглядывали друг на друга, мечтая о едином Востоке. Кшатрии царств Махапопы внимательно выслушивали брахманов, видевших в небе знаки будущей войны, которая возвеличит одних и изничтожит других. Заграбия – тихая и миролюбивая Заграбия! – готовилась к превентивному удару по Вихосу, а Вихос… Нет, на Вихос Брату и Сестре не было дороги, остров плевать хотел на их подсознательное воздействие, как и Империя Тевран в Западном Равалоне, – но весь остальной мир готовился к войне, ужасающей войне. И понять, что творится с миром смертных, не могли ни боги мудрости Небес, ни убоги тайных знаний Подземелья.

Сестра создала их, когда поняла, что Ее успехи по проникновению в плоть реальности Равалона превосходят успехи Брата. Они властвовали над Детьми Змея – могучими воителями, захваченными в каком‑то из предыдущих миров, давно превратившемся в косную материю, но Она хотела собственных воинов, подчиненных только Ей одной. Так появились они четверо – не от матери и отца, а в лабораториях, сокрытых последователями Сестры от взора богов и магов Равалона.

Гомункулусы.

Нами бесился, слюной исходил каждый раз, когда его называли гомункулусом. Будто в этом скрывалось что‑то обидное. Вон, боги могут просто из расколотой головы другого бога появиться на свет или вообще из пены морской, а у кого‑то из местных южных Старших богов так вообще фаллос отпал и превратился в сына. И ничего. Спокойно себе живут, Функции божественные выполняют и происхождением не озадачиваются. Это, наверное, только смертных беспокоит – кто от кого произошел и у кого родословная длиннее.

И Нами.

Правильно, наверное, их смертными не называть… Или, когда они ослушались Сестры, выкрали Посох и бежали сюда, в Раш‑ати‑Нор, то сделали первый шаг – первый шаг к праву именовать себя смертными слабыми созданиями из плоти и крови, чей путь подчинен не животным инстинктам, но ответственности разума? Кто знает.

Аль‑сид вот подозревал, что ни он, ни Нами, ни Кшанэ с Элинорой не знают.

Знает ли посылавший Видения, подвигшие их думать? Видения, которые словно пробудили их ото сна и заставили переосмыслить всю свою жизнь под властью Сестры – ведомо ли славшему их, кем теперь стали Ее гомункулусы?

Аль‑сид устал, но мысли, преследовавшие еще от скрытых под Великой грядой гор схронов Брата, откуда они забрали Меч, мысли, раскаленными иглами впивающиеся в разум, не отпускали. Не окажется ли все это грандиозной ловушкой, где их встретит очередная властолюбивая Сущность?

Что ж… Если встретит, тогда Аль‑сид и Нами примут Меч и Посох – и пусть оно все катится в Хаос! Перед гибелью всего и вся они смогут открыть Межзвездный Путь, по которому уйдут Элинора и Кшанэ. В этом Аль‑сид не сомневался. В конце концов, в чьем разуме хранятся формулы заклинаний титанов этого мира? А эти древние владыки Равалона знали, как открыть Врата в другие миры. Знали и открывали – вот только зачем? Титаны, в отличие от богов и смертных, покинуть реальность не могут. Кого‑то впускали? Может быть. О том Аль‑сид не знал. Как и о том, каким образом Сестре удалось раздобыть материю тела титана – живую материю! Без нее никаких заклинаний этого племени Аль‑сид не знал бы.

Подземный коридор то сужался, и приходилось протискиваться, то размножался ответвлениями, и они бы уже давно заблудились, если бы не проводник.

Одаривший их Видениями прислал провожатого. Упыря. Не носферату или хотя бы Среднего – Низшего. Слава Порядку, хоть не Дикого! Но Нами с лихвой хватило того, что их сопровождает упырь. На каждом привале он мрачно пялился на Живущего в Ночи с таким видом, будто сам готовился выпить из него кровь. Беспокоился он, конечно, не за себя, но Элинора и Кшанэ, в отличие от Нами, безразлично отнеслись к расе проводника.

– Чем мы лучше него? – печально улыбнулась Кшанэ, пока Элинора своим шакром‑полукругом удерживала руку Нами, обретшую прочность и остроту лучших клинков гномов. Упырь, чуть не лишившийся головы, испуганно трепетал, съежившись у ног Элиноры. Только что Живущий в Ночи назвался и обозначил свой вид – и чуть не отправился в посмертие.

– Чем мы, убивавшие по приказу Сестры, лучше него, убивавшего по приказу инстинктов?

– Я… я не убивал… – подал голос упырь, назвавшийся Чораком. – Я… долго жил, пока не изменился… Кровь пил, да… Но не убивал…

– Заткнись! – зло прорычал Нами. Злился он, правда, не на упыря, а на правоту слов Кшанэ. Ведь он убил больше смертных Равалона, чем они втроем вместе взятые, прежде чем Видения пробудили в них самостоятельное мышление.

Да, Аль‑сид устал, но Нами устал еще больше. Меч пытался говорить с ним, взывал к нему, требовал разговора, и молчаливое противостояние артефакту изводило Нами сильнее долгого пути по подземельям Раш‑ати‑Нора, сопровождающегося схватками с то догонявшим их, то отстававшим Кубатом, провались он в Хаос. К счастью, в последней стычке Кшанэ здорово потрепала креатур правой руки Брата, вполне вероятно, что он вообще остался один и теперь блуждает в хитросплетениях глубинных троп, где без проводника заблудиться сам Порядок велел, а мысленная или иная магическая связь с находящимися вовне практически невозможна.

Недаром приславший Видения звал их сюда, в цепь дремлющих вулканов Раш‑ати‑Нора, служивших в свое время естественным обиталищем Магам‑Драконам. Здесь привычная для Равалона магия чесала в затылке, разводила руками и спешила уступить место седой древности, когда боги бродили по земле, а количество полубогов стремилось сравняться с количеством простых смертных. Тогда магия и магией‑то не была, и лишь Маги‑Драконы вглядывались в хрустальные сферы звездных путей и познавали метафизический смысл мироздания. Им, свободным детям Стихий, творить чары было еще легче, чем богам: тем еще предстояло познавать плетения Силы, а Маги‑Драконы рождались со знаниями формул эфирного подчинения. Все изменило использование Симболона; ну да ладно, то дела давно минувших дней и дней нынешних не касаются.

Так или иначе, слуги и креатуры Брата и Сестры, привыкшие к магическим законам Равалона, в Раш‑ати‑Норе чувствовали себя свалившимися в ущелье и обломавшими крылья грифонами. Гомункулусам пришлось легче. Облики и Оружие не отказывали, а Аль‑сиду для сражений вполне хватало сил ифрита.

Но появление Ялдабаота ясно давало понять: Брат и Сестра поднимаются к вершинам могущества, раз смогли пробудить Дитя Змея в плоти чужого мира, и вскоре Они смогут явиться сюда, минуя божественные и убоговские заслоны.

Так что… им надо было спешить. Следовать за упырем и верить, что все у них получится.

– Сила… Сила… Сила… – монотонно бубнил голос, не слышимый никем, кроме него. Нами морщился, просил Аль‑сида наслать какую‑нибудь умопомрачительную магию на его сознание, подумывал уже со всей силы стукнуться головой о какой‑нибудь сталактит. Те, будто подслушав мысли, стали попадаться в подземных коридорах все чаще, и выглядели жутко привлекательными, особенно когда Меч снова начинал забрасывать образами падающих пред ним ниц многомиллионных армий и миров, готовых отдаться для захвата всего Мультиверсума.

– Мы обратим в прах Ангелов, – шептал Меч. – Подчиним Семью. Падшие сами придут к тебе в услужение. Заставим трепетать Цивилизацию. Разгоним Амальгаму. Любые могучие Силы, хоть Ближние, хоть Дальние, хоть Древние, хоть Новые – никто не сможет сравниться с тобой! Власть над всем Мультиверсумом, а следом и над другими Мироустройствами – только представь себе!

«Да не нужна мне власть!» – хотел сказать Нами, но промолчал. Меч все равно не слышал его, повторяя одни и те же посулы. Мощь. Сила. Исполнение любой прихоти. Никакой ответственности. Делай все, что пожелаешь!

Меч не знал, что недавно у Нами и так не было никакой ответственности. Как автомат, он бездумно выполнял приказы Сестры и ни разу не задумывался о том, что делает. Не умел задумываться, размышлять. А также чувствовать, огорчаться, волноваться, винить себя за ошибки. А вот недавно – научился.

Год назад было первое Видение. У него. Аль‑сид получал Видения уже два года подряд, а Кшанэ и Элинора – три. Они стали думать и чувствовать раньше него. Может, это и сделало Нами опаснейшим воином Сестры среди всех Ее слуг? Он уходил на задания и истреблял все живое, что попадалось под руку, а Аль‑сид, Кшанэ и Элинора стремились исполнить поручения и избежать смертей.

– Власть… Власть… Власть…

Видения запустили некие процессы в его сущности, до этого совершенно ненужные идеальному убийце. Он стал задумываться о свободе и необходимости, о праве и вине, о силе и слабости. Он стал размышлять о Сестре и Ее приказах, о Брате и Его поступках. Нами вдруг понял, что Равалон погибнет, и они четверо, лучшие Ее воины, плоть от плоти Равалона, погибнут вместе с ним, а Брат и Сестра уйдут в следующий мир, прихватив только Детей Змея, своих любимчиков.

– Ты! – Во время очередного привала Нами уставился на упыря. – Почему помогаешь нам? Что тебе обещали?

Как и Аль‑сид, он не особо верил в альтруизм насылавшего Видения.

Упырь вздохнул и печально посмотрел на парня.

– Жажда… Она… изводит меня. День за днем, ночь за ночью… Мне пообещали… Жажды не будет…

– И что, это все?

– А разве… нужно больше? Знаете ли вы… что такое… Жажда? Разве нет у вас… зла… того зла… нет… иначе… не зла, греха… греха, от которого вы мечтаете избавиться… чтобы просто жить? Тихо, спокойно… ночь за ночью, день за днем? – Упырь неожиданно улыбнулся. – Пусть слабее… пусть… зато без Жажды… Она – мой грех… Лишусь – и буду свободен…

– Глупости, – проворчал Нами. – Разве не волен ты делать, что пожелаешь? Вот взял и помогаешь нам. Ты уже свободен.

– Пока не я… а моя Жажда… руководит мной… я – раб… Раб телом и духом… Другие… тоже не понимают… Их сейчас зовут… они услышали Зов… а я получил Видения… они ушли на восток Ролана… их собирают… а я не пошел… Их звала Жажда, ужасная Жажда… они не освободятся… а я хочу – свободы… хочу, чтобы… только я…

– Ну и дурак, – решил Нами. И побыстрее отошел от упыря, не уточняя, кого назвал дураком.

В этот миг Меч с новой силой набросился на него, суля перспективу не просто Владыки Мироустройств, но чуть ли не власть над Единым.

Заврался Меч. А дурак все‑таки ты, Нами. Дурак, что не дождался Кшанэ и Элиноры, пошел на поводу у Ялдабаота и впустил Меч в свою душу.

Дурак, каких еще поискать.

…Коридор резко повернул и вывел их в просторную пещеру сразу с несколькими выходами. Сталактиты в пещере выросли до гигантских размеров, верхушками достигли высокого потолка. Кобольды давно ушли из этих мест, иначе не позволили бы царить подобному запустению. Рачительные хозяева, они следили за состоянием глубинных троп, при необходимости вновь призывая Старых.

В Раш‑ати‑Норе в древние времена царили все четыре Великих Подземных Народа: гномы, карлики, кобольды и кумбханды. Последние ушли в середине Первой Эпохи на юг, обосновавшись в горах Махапопы. Следом Раш‑ати‑Нор покинули гномы и отправились в Великую гряду, готовые при необходимости сойтись в битве и с сородичами, и с облюбовавшими равнины и холмы подле гор краснолюдами. Один за другим пробуждались вулканы, и вскоре кобольды остались последними обитателями Раш‑ати‑Нора; карлики поспешили уйти в Гебургию, а некоторые из родов потянулись в Северные царства и на Ближний Восток. Но вскоре и кобольды оставили обжитые места, когда перестали отзываться на призывы Древние, не говоря уже о более мелких элементалях Земли и духах гор.

А затем Раш‑ати‑Нор проснулся, встрепенулся и величаво напомнил о себе миру, да так, что лишь вмешательство богов не дало Западному Равалону задохнуться от пепла и сажи. После этого земли вокруг вулканов стали проклятыми, и упокоившиеся много тысяч лет назад обрели второе рождение. Костяные Цари в сопровождении костяных гончих и костяных драконов собирали армады зомби; Гниющие Змеи гонялись за мелкой нежитью; хисстары творили Могильных Червей и Всадников Порчи; Призраки Гибели и Атмосферные Черепа распугивали Тварей, пытавшихся строить Гинекеи на свободной от смертных и их храмов территории; предвестниками буйства Танатофлоры расцветали гигантские белые асфоделии; Кровавые Големы собирались на окраинах проклятых земель и алчно вглядывались в наполненные жизнью пространства.

Боги смерти со всего Равалона бродили по Раш‑ати‑Нору и дивились разнообразию не‑жизни.

Потом была война, ужасная борьба Смерти и Жизни, прозванная Временем Неупокоенных. Смертные одержали победу, но земли Раш‑ати‑Нора стали запретными, и лишь одиночки‑некромаги не боялись забредать в породившие полчища безумной нежити горы.

– Перевал! – объявил Аль‑сид и первым уселся на ближайший валун. За ним со вздохом облегчения опустилась Элинора; Кшанэ молча прислонилась к стене, разглядывая пещеру. Нами настороженно вглядывался в темноту тоннелей, ожидая, что в любой момент из них вывалится толпа креатур Кубата. Да, они хорошо потрепали его во время последнего столкновения, но лучший изобретатель Брата способен на многое: даже из камня, с трудом поддающегося магии, создать небольшой отряд и пустить его по следу их пятерки… Эй, а что это с кровососом?

Упырь обеспокоенно принюхивался, осторожно пересекая пещеру. Двигался пригнувшись, словно был готов в любой момент метнуться под прикрытие сталактитов. Кровосос нервничал, и его беспокойство передалось Нами. Проверив сохранность свертка, он на всякий случай приготовился принять Облик.

– Кровь… – прошептал Живущий в Ночи. – Много… чужой крови…

Встрепенулся Аль‑сид, дернулась Элинора, Кшанэ вскинула ладонь с разгорающейся Бурей Тысячелетия. Упырь завизжал и бросился к выходу из пещеры. Нами взревел, взывая к Облику.

Каждый был наготове, но ни один не успел. Они слишком расслабились за эти четыре дня, проведенных без схваток с преследователями. Непозволительно расслабились. Ждали прямого нападения, лоб в лоб, ведь магам Брата и Сестры не под силу было справиться с Аль‑сидом, ловко перехватывающим контуры чужих заклинаний и возвращающим их чародею сторицей. Они забыли, что Дочь Змея предпочитает ловушки.

Пещера встрепенулась, задрожала, как лошадь после изнурительной скачки; под ногами вспух красный трилистниковый крест, испещренный сложными Знаками, растянулся, заполняя собой пространство. Знаки потекли вверх, рассыпаясь в пространстве десятками мельчайших радужных огоньков. Сотни тончайших нитей в один момент опутали ноги, легко пройдя сквозь одежду и воткнувшись в кожу. Все пятеро застыли, не в силах пошевелиться. Ледяной холод – Нами словно очутился посреди снежного бурана, такого яростного, что угоди в него Снежный эльф, закоченел бы, несмотря на морозостойкость, свойственную этой ветви народа Высокорожденных. На стенах и сталактитах багровыми пауками зашевелились выступающие из камня чудные письмена, от одного взгляда на которые кружилась голова, а сознание намеревалось задать стрекача в глубины беспамятства.

«Нет!» – хотелось закричать Нами. Проклятье! Неужели это действительно происходит? Может, он случайно заснул, позволив усталости одолеть его? Может, он спит и видит страшный сон? Нет. Не страшный сон вокруг, а страшная реальность! Если по их душу пришла София, то выбраться будет нелегко… Да нет же, болван, еще хуже: выбраться почти нереально! Кровь Софии отличается от крови Ялдабаота, щедро растрачиваемой им на Двойников. Дочь Змея хитра и расчетлива; согласно хроникам, однажды она в одиночку захватила целый мир, полагаясь на многоходовые интриги, а не на грубую силу.

Но почему? Почему они так легко попались в ее ловушку?! Случайность? Да не бывает таких случайностей! Да, они расслабились, да, они устали, да, они, веря, что встреча с пославшим Видения близко, позволили себе то, чего не позволяли никогда – надеяться…

Или… или западня приняла их уже давно, и сейчас лишь кульминация затянувшегося действия? Слишком легко пали креатуры Кубата. Слишком легко отстала погоня. Они думали, что оторвались от преследования – или им позволили так думать, загоняя в западню. Вполне в духе Софии начать воздействие осторожно, потихоньку, ничтожными долями меняя последовательность событий в свою пользу. Капкан сжимался, сжимался и вот – сжался…

– Подумать только, я и не надеялась поймать вас так легко.

Она появилась из переднего трехлистного угла креста, возможно, чтобы каждый мог видеть ее, возможно, по другой причине. Багровое сияние Знаков оформилось в фигуру, быстро принявшую знакомые очертания. В отличие от младшего брата София не являла собой цветной пример борьбы противоположных начал. Алебастровая кожа, белые волосы, светлые глаза. Худая и щуплая, словно девочка‑подросток. Она могла использовать любой женский образ, но, как знал Нами, предпочитала этот, лишь по прямому приказу Брата и Сестры меняя внешний вид. Впрочем, от белого ей невозможно было избавиться ни в одном из ликов. Прикидывайся София хоть младенцем, хоть старухой – везде и всегда он сопровождал ее.

– Так даже и неинтересно, – целомудренно поправив сползшую с плеча тунику, София с сожалением оглядела пойманных. – Я думала, начнется сражение. Я буду нападать, вы будете защищаться. Вы используете Облики и Оружие, я… ну, открывать свои секреты, пожалуй, не стану.

Нами напрягся. Тело сковало холодом, но сознание все так же повиновалось ему! Воля не подчинена, значит, он еще может пытаться бороться, пытаться сбросить оковы чар Софии, пытаться сбросить Личину и дотянуться до Облика…

Дочь Змея лениво вытянула руку перед собой. Кожа на пальцах треснула, плоть разошлась, ярко‑алая кровь нитью протянулась к Знакам. В ответ на подпитку крест ярко засиял, и к сковывающему движения холоду добавилась изнуряющая жара, от которой мутило разум. Словно убог Хладного Леса овладел убогиней Огненной Купели, а та пылко раскрылась навстречу его студеной любви, и дуальности сошлись, грозясь породить единство противоположных Сил, превосходящее Разрушением своих родителей.

– Не стоит и пытаться, гомункулусы. – София солнечно улыбнулась – так улыбаются молодые девушки, в чью честь рыцари совершают свои первые подвиги. – Вам ли не знать, на что я способна… Особенно тебе, Аль‑сид, моя кровь, моя плоть, моя магия.

О чем она говорит?

– Вы и не знали, да? Ну, Они не любят распространяться о своих замыслах. Не только материя Символов находится в вас, не только высокочастотная энергия Эфира струится по вашим Локусам Души. Наша кровь, кровь Детей Пожирателя Миров, бежит по вашим венам и артериям. Вы созданы для этого забавного мира как наше продолжение, как наши копии, ведь местные боги смогли превзойти заданные им рамки, и нам, Детям Змея, так просто с ними не справиться. Но вы и не подозревали о своей истинной сути, не так ли, подобия?

«Это неважно, София».

– Ты смог преодолеть мой ментальный заслон, Аль‑сид? – София удивленно рассмеялась. – Прелестно. Но не думай, что твое, как говорят местные, cogito может потягаться с моими чарами. Не расходуй силы…

«К чему твои слова, София? Зачем тратишь время, наше и свое, и твоих хозяев? Вот мы – беспомощные, плененные. Два‑три твоих Слова – и нас не станет, и ты вернешься к Ним с Мечом и Посохом».

– Торопишься в местные посмертия, Аль‑сид? Спешишь пообщаться с Ялдабаотом? Думаю, он будет рад тебя встретить. Всех вас. Особенно тебя, Кшанэ. О, он зол. Очень зол. Он, правда, не знал, что в вас течет наша кровь, иначе поостерегся бы так безрассудно бросаться в бой. С другой стороны, Нами, ты смог сдержаться, а на это не рассчитывал никто. Лучший воин Сестры, лучший убийца Сестры – не поддался соблазнам Меча! Думаю, даже Они не рассчитывали на подобное.

«Чего ты хочешь, София?»

– С чего ты взял, что я чего‑то хочу?

«Мы еще живы. Я не верю, что тебе дан приказ вернуть нас целыми и невредимыми вместе с Мечом и Посохом».

– Веришь – не веришь. Какая разница, чего хочет Дочь Змея? Несколько десятков тысяч лет никто не спрашивал о ее желаниях, в каждом из тысяч пройденных миров никто не интересовался ее намерениями. Мы – прах под ногами Судьбы, по желанию которой рождаются и умирают мироздания. Что пред ней мои желания? Важно ли, чего я хочу? Чего хочешь ты? Ткань Рока плетется миллионами нитей, и нам не дано увидеть даже малую их часть, управляющую нашими судьбами. Вы поверили в свободу, которая никогда не существовала и не будет существовать, поскольку лишь ограниченный разум мог придумать столь манящий и бессмысленный фантом.

«Много говоришь, София. Мало делаешь. На тебя не похоже, Посланник Воли. Неужели, как и твой глупый братец, решила подарить свое тело и разум Аватаре?»

– О тебе говорили, что ты умен, Аль‑сид. Умнее Кшанэ, Элиноры и уж тем более – этого вашего Нами. Но ты не видишь очевидного. Не понимаешь простейшего. Разве ты не знаешь: хочешь что‑то спрятать, положи на самое видное место.

Холод и жара. Жара и холод. Сознание расплывается, двоится, троится, четверится, множится, словно гидра в весеннюю пору. Перед глазами кружатся треугольные квадраты и пересекаются параллельные прямые. Меч уже не просто взывает – он требует, чтобы Нами вызволил его из плена Поля Сил, странного и непонятного Поля, окружающего материальный активатор артефакта; он кричит, вопит в самые глубины души. И что‑то там, в этих глубинах, начинает присушиваться, что‑то темное и бездонное, что‑то, что радовалось каждый раз, когда когти Облика орошались кровью врагов…

Скалятся боги смерти, танцующие на черепах смертных, чью жизнь забрали магия и меч; рвут в клочья медные нити Орны, и Смера встает во главе Сестер; боги войны требуют жертвоприношений, и гекатомбы в их честь не устраивают воинственных Бессмертных, ведь очистительного пламени сражений жаждут Созидатели, творящие, пускай по правилам и законам чести, но все‑таки – войну…

Во всех мирах Становления, от Все‑Вышнего Порядка до Без‑Образного Хаоса – катятся волны Силы, вбирающие в себя ярость победителей и ненависть побежденных, волю восставших и буйство обреченных; барашками на волнах Силы несутся проклятия и плач, стенания и угрозы, боль и страдания. Сила вбирает в себя все, чем могут одарить ее реальности, где родились боги войны, вбирает и несется дальше, чтобы найти того, кто выдержит ее напор, остановит, удержит и – сделает своей наложницей…

Я – Сила.

Ты – слаб.

Так просто – взять Силу.

Так просто – перестать быть слабым.

Ты ведь умеешь – не быть слабым. Они просили о пощаде – ты убил их. Они защищали детей и жен – ты убил их и их детей и жен. Они героически защищали свои святыни – ты убил их и разрушил их святыни.

Сила делает сильным, и сильный может делать все, что пожелает, ибо ему никто не указ.

Ты – здесь и сейчас – слаб.

Стань сильным.

Стань сильным!

Стань!!!

Слышимые только Нами слова заполняли его рассудок, словно крикливая толпа, подобная той, что собирается на агоре в полисах Морского Союза. Разгоняя пытавшиеся противиться чужим образам и чужим словам мысли, чужая воля властно вторгалась в его сознание.

И нельзя сказать, что он противился ей.

Потому что протянулась еще одна кровавая нить с пальцев Софии в Знаки креста – и выгнулась от боли Кшанэ, закричав так, что содрогнулись бы грешники в адских посмертиях.

Лишь потом Нами вспомнит, что в этот миг Дочь Змея смотрела не на Кшанэ, истязаемую ее чарами, а на него. И что в ее глазах…

А вот этого Нами не вспомнит. То, что таилось во взгляде Софии, исчезнет из его памяти; так исчезает в костре жертва, посвященная богам, материей и формой своего существования полностью обращающаяся в эфирную субстанцию.

Кшанэ кричала.

Хаос и Порядок, Кшанэ кричала!

Пусть мир провалится в Бездну, но Кшанэ не должна кричать!

Меч яростно взревел, врываясь в душу смертного. Злая радость, грубыми истечениями хлынувшая от сжимающегося в материальный активатор Поля Сил, схватила, встряхнула, стиснула, словно разбойник, вытаскивающий благородную даму из кареты, и в ответ лютая ненависть Нами торжествующе взревела, принимая Могущество и Мощь, которые… которые… Потом, все потом, когда Кшанэ уже не будет кричать, а София…

Нами вскинул руки, дернулся всем телом. Скрюченные пальцы тянулись в сторону Дочери Змея, словно намереваясь вцепиться ей в шею. Нами видел: из рук вырастает лезвие, кривое, извивающееся, цвета яростного пламени. Нами чувствовал: за спиной распахиваются крылья, много крыльев, трепещущих от переполнивших их энергий. Нами знал: ничто сейчас не сможет устоять перед его Мощью, ни боги Равалона, ни Брат и Сестра, ни Силы, многократно превосходящие все, что он мог представить.

Поток крошащегося пространства протянулся от уставшего изможденного парня к молоденькой девчонке в простой тунике. Какой‑нибудь Архимаг, уловив отражения плетений и контуры чар, свившихся вокруг трещины в реальности, возникшей между Нами и Софией, мудрено сказал бы что‑нибудь о дискретной аннигиляции континуальности. Но ни одного Архимага в глубинах Раш‑ати‑Нора не было.

Нами еще успел увидеть, как София улыбнулась ему. И умерла. Отражение Меча, истинное Отражение, а не малые копии, которыми он сражался с Ялдабаотом, пронзило Дочь Змея, уничтожая и нынешнее ее воплощение, и эфирную сердцевину, и энергемы. Нами понял: она ничего не сделала, чтобы помешать Мечу отправить ее в здешнее посмертие.

Крест и письмена на стенах потеряли форму и обратились в кровавые потоки. Кшанэ со стоном упала, Элинора бросилась к ней, упырь, воя от страха, метнулся в проход, а Аль‑сид…

Аль‑сид напряженно вглядывался в Нами, и руки его носились по свертку с материальным активатором Посоха: вверх‑вниз, вверх‑вниз – так носятся по дому проказливые духи, сбрасывая утварь на пол. Бегают руки, нетерпеливые пальцы теребят чешуйки Червя Гор, и глаза брата‑гомункулуса полнятся горечью и печалью, как чаша на празднике вином.

«Ты никогда не любил сравнивать», – напомнил себе Нами.

«Но ты уже другой», – напомнил ему Тень.

«Но я – еще я», – напомнил Тени Нами.

Паланкин времени остановился, носильщики недоуменно поглядывали на хозяина, но тот не торопился приказывать им поспешить дальше. Время, затаив дыхание, вглядывалось в Нами. В его душу.

«Я – Тень». «Я знаю, кто ты». «Теперь я – Отражение твое и Меча. Я есть Ты». «Ты не есть Я».

«Поздно. Ты принял Меч. Ты принял Меня. Ты создал Меня. Я – часть Тебя. Отныне мы часть той Силы, что вечно жаждет Власти – и когда‑нибудь ее получит». «Я – это только Я!»

«Так никогда не бывает. Я всегда часть Мы, Они, оно невозможно без Ты. Ты и Я – вот что теперь твое Я». «Нет, Тень. Я и Ты будем Я и Ты, пока мы…» «Вы не дойдете». «Это не тебе решать».

«Ты принял Меч. Не воспользовался его Силой, а открыл ему душу. Ты создал меня, Тень Меча. Ты изменил свою судьбу, свое предназначение, свою сущность. Отныне решения принимаются не только тобой, но тобой – и мною». «Этого никогда не будет!»

«А сколько твоих решений – именно твои? Не Сестры. Не возникшие под влиянием Видений. Не отвечающие надеждам Кшанэ. А – твои. Только – твои».

«Пока ты убеждаешь меня, пока ты пытаешься заставить меня поверить… Нет, Тень. Ты – это не Я. Ты – лишь отпечаток Силы Меча. И если я не позволю ему стать больше, то останусь собой. Ведь Меч все еще не властен надо мной. И ты – Ты! – этому непосредственное подтверждение». «Ты самоуверен. Ну что же. Посмотрим, что из этого получится!»

Время небрежно махнуло рукой, и паланкин тронулся, спеша поскорее добраться до цели своего бесконечного путешествия.

– Ты… – начал Аль‑сид, готовый в любой момент принять Облик.

– Я… – хрипло бросил Нами, опуская руки. – Только я. Меч… ушел.

– Но как ты выдержал? – недоуменно спросил Аль‑сид. – Не понимаю…

– Будь осторожен, – слабый голос Кшанэ заставил его резко развернуться, но с ней, по крайней мере внешне, было все в порядке. Элинора поддерживала эльфийку, не давая ей упасть. – Будь осторожен, Нами. Мы мало знаем о Мече и Истоке его сил, но одно известно точно: он коварен. Два десятка миров были уничтожены им, когда он подчинил предыдущего носителя и пытался бежать от Брата и Сестры. А тот носитель… он был предан Им и душой, и телом. Опасайся Меча, Нами.

– Я понимаю, – пошатываясь, парень подошел к девушкам, обнял их. – Я все понимаю. Но другого выхода не было. По‑другому Софию не одолеть, особенно попав в ее ловушку.

– Это и странно, – Аль‑сид, продолжая настороженно следить за Нами, присел возле лужи крови – того, что осталось от креста и составлявших его Знаков. – София, как мы знаем, никогда ничего не делала просто так. А она позволила тебе убить ее. Не спорь, Нами. Она начала мучить Кшанэ – не меня, хранящего Посох, не тебя, уже вошедшего в контакт с Мечом, а Меткую. София должна, просто обязана была начать с меня и тебя.

– Ты хочешь сказать, что Дочь Змея желала умереть от Меча? – Нами повернулся к Аль‑сиду, нахмурился.

– Да. София что‑то знала… знает… она, чьей мудростью пользовались в каждом порабощаемом мире, знала о Мече и Посохе больше, чем Брат и Сестра. Должна была знать. Иначе я не вижу смысла в ее поступке.

– Может, его и не было?

– Нет, Элинора. Был. Зачем‑то она дала Нами убить себя. В ней не скрывался Аватар, она не приготовила некрочары. София просто‑напросто… смейся, Нами, если хочешь, но иначе как самоубийством я не могу назвать то, что она сделала.

– Я не буду смеяться, Аль‑сид. И не нужно меня бояться. Кшанэ. Элинора. Аль‑сид. Не бойтесь.

Они смотрели на него. Кшанэ – с надеждой. Элинора – устало. Аль‑сид – с опаской. Они смотрели на него, и в их взглядах он видел отражение Меча.

Я – только Я.

– Не бойтесь, – упрямо повторил Нами. – Я защищу. Всех защищу. И никакой Меч мне не понадобится.