Глава четырнадцатая. Присутствие фурий раздражало Джетуша, но еще больше его раздражало присутствие Фа

Присутствие фурий раздражало Джетуша, но еще больше его раздражало присутствие Фа. Земной маг уже и забыл, какой настырной может быть Истребительница Драконов.

– Почему ты не писать мне, Джетуш? – с томным придыханием спросила волшебница, опираясь на правую руку Магистра таким образом, что чуть ли не охватывала все предплечье грудью. Предплечье, как и Джетуш, особо не возражало. Но лучше бы Фа молчала!

– Я вспоминать о тебе все эти годы. – Она так выразительно провела язычком по пухлым губам, что вздрогнули даже бредущие по бокам фурии. А он уже решил, что Продолжающие вообще не обладают индивидуальной волей и сознанием.

– Когда ты покинуть Я‑Маджир, я плакать целую неделю, вновь и вновь представлять себя в твоих объятиях.

Вернувшись с Дальнего Востока в Школу Магии, он тоже вспоминал Фа со сладострастной дрожью. Но последнее предложение волшебницы перед его возвращением в Эквилидор на каждом приятном мгновении воспоминания ставило жирный крест негодования. Подумать только: «Давай позвать Лизар и Райхгер, всегда хотеть с тремя мужчинами разный раса временем одним, а так каждый из вас хорошо, интересно, что получить!» – и это прямо перед тем, как он чуть не предложил ей выйти за него.

Она не шутила. Она просто была такой.

Как жаль, что она не шутила.

Спасибо богам, вовремя послали шальную мысль восточной волшебнице, умеющей удивить как на поле боя, так и в постели. Услышать такое предложение после свадьбы не хотелось. Как бы ни была она хороша и на поле боя, и в постели. Уточнять, пробовала ли с тремя мужчинами одного Народа одновременно, тоже не хотелось. Хотелось только побыстрее покинуть Я‑Маджир, вернуться в Школу и пить месяца два‑три без остановки.

Крушение идеалов Джетуш всегда воспринимал болезненно. Хотя, наверное, Фа не виновата. Она такая, какая есть. Магистр сам надумал многое, сам в своих фантазиях облек ее качествами, которые были нужны не волшебнице, а ему.

– Все‑таки, почему ты мне не писать? – обиженно надув губки, спросила Фа. Ее легкий акцент совершенно не изменился за шестьдесят пять лет. Всеобщий остался таким же, каким его вложили Истребительнице Драконов в разум. И духи те же.

Она не изменилась.

Жаль.

– Много работы, – уклончиво ответил Земной маг. Не стоило отмалчиваться, с Фа и остальными предстоит работать, если они хотят выбраться из Подземелья живыми. – Твари, нечисть, агрессивная гениальность, магические отклонения реальности. Диссертантами еще нагрузили.

– Ай‑я‑яй! Бедный мой Джетуш! Шестьдесят пять лет нехороший Архиректор Школы заставлять его трудиться без отдыхать, и Джетуш не найти свободный время написать письмо печальной и грустной Фа! – Насмешка искусно пряталась за горестными нотками, прикидываясь состраданием. Ему стало стыдно. Совсем чуть‑чуть.

Земля Подземелья отзывалась не так, как Стихия земного диска. В Равалоне он слышал шепот земных элементалей, видел игры равнинных и степных духов, радовался грохотанию души гор. Земля Равалона полнилась сверхъестественной жизнью. Здешняя магическая геоэнергия подчинялась тем же законам волшебства, но назвать ее живой язык не поворачивался. Элементали неслись подземными путями, напоминая шестеренки гномьего механизма, исправно выполняющие работу, но помимо нее ни на что не годные. Духи спрятавшимися в засаде разбойниками пребывали в Стихии, ничем не обнаруживая своего присутствия. Душа гор… Не было вокруг гор.

Кристаллические громады, служившие обителями для Соратников, отзывались так, будто их суть состояла из одной лишь косной материи. Сначала Джетуш не понял, в чем дело, но затем вспомнил: дома Младших богов являлись частью их самих, сгустком энергии, полученной в качестве Функции от Лорда‑Повелителя, поддерживающей их Онтологический Эфир на должном уровне, не давая ему пасть до Онтического Эфира Тварей. Так рассказал Глюкцифен, описывая жизнь работающих в Шахтах Хаоса убогов. Инфекция, пожравшая ауру бессмертия, забрала с собой и духовную субстанцию домов Соратников, оставив взамен простые материальные вместилища.

– Могла написать сама.

Грубо получилось. Ну да, грубо. Как еще? Он был зол на нее. Долгое время зол. Потом злился на себя. Потом еще на кого‑то злился, то ли на Архимагов Конклава, поручивших то задание, то ли на Эва, пославшего на задание его, а не Алесандра. Победа на турнире двадцатиглавого ракшаса Крикуна Златотелого, раджи Элькинапура, победа, после которой он срочно был послан Конклавом в Я‑Маджир, не успев как следует свыкнуться с призом, о котором так долго мечтал – так вот, после Я‑Маджира победа на турнире не радовала. Как и победа над убоговским Воплощением, тэнгу из племени Пронзающих Небеса, так и не успевшим превратиться в полноценного аватара Разрушителя.

Позлиться, что ли, на Разрушителей? Получается, они виноваты, что он прибыл спасать дальневосточную страну. Ну тогда виноват и весь мир, где он встретился с Фа. Позлиться‑то можно, но бессмысленно.

– Не иметь возможность, Джетуш. Ты уйти и не ведать, но я быть раненой тогда. И не знать, пока рана не явиться.

Волнуясь, она делала больше ошибок на всеобщем.

– Тридцать лет. Меня поместить в закрытое место от всех на тридцать лет. Вся моя магия исчезнуть… чуть не исчезнуть. Я думать, что умереть.

Он почувствовал смятение, мысли разбежались. Он не знал. Правда не знал. Разве это послужит оправданием? О судьбе товарищей по команде, проникшей в искаженные небывалым магическим возмущением окрестности горы Инаямы, о раздражающем Лизаре Фооре, невозмутимом Райхгере Цфик‑лай‑Тораге и, наконец, о прекрасной и гордой Фа, терявшей гордость, но не красоту, когда он обнимал ее, Джетуш не пытался узнать, погрузившись в обыденные дела и задания Школы.

– Прости, – избегая ее взгляда, сказал он.

– Не простить, – надулась Фа, но тут же звонко рассмеялась, еще крепче прижавшись грудью.

– Прошлое остаться в прошлом. Мы, настоящие, можем все начинать сначала.

– Разберемся со здешней пакостью… – Он не понимал, зачем говорит это, но знал, что должен сказать. Слова – они на самом деле ни к чему не обязывают. – Разберемся и можем попробовать сначала…

В пальцах рук и ног закололо – верный признак волшбы.

Чужой волшбы.

Его отбросило от Фа с такой легкостью, словно огр схватил за шкирку карлика и швырнул подальше от себя. Джетуш ничего не успел сделать, воспользоваться заранее подготовленными заклятиями не удалось. Все произошло слишком быстро. Он ударился об идущего сзади фурию и вместе с ним прокатился по земле. Прежде чем подняться, Земной маг, словно накидкой, окутался Силовым Полем, по рукам побежали каменные наросты. Чары забурлили в Локусах, готовясь прорваться яростной боевой магией.

Мир подернулся темно‑серой пеленой, превращаясь в косматую грозовую тучу, готовую разродиться обильным дождем. Фа осталась по ту сторону, за пеленой, за неродившимся дождем – изумленная и испуганная. Как‑то Алесандр показал ему трюк, сымитировав кусочек Безначального Безначалья Безначальности, искусственной реальности, где в полную Силу сражаются боги и убоги, не опасаясь за свое Бессмертие, лишиться которого им в мире смертных очень легко. Кусочек был таким же, как выросшая сейчас перед Джетушем призрачная стена – темно‑серым, свинцово‑безмятежным. Но в созданном Алесандром явлении дышала Вечность, из которой Созидатели и Разрушители соткали место для своих битв. Алесандр превзошел сам себя, сумев отобразить в магии Второго состояния состояние Третье.

В окружившем Джетуша Безначальном Безначалье Безначальности Вечность не дышала. Да и начало имелось, и конец. Темно‑серая пелена могильным призраком тянулась вверх и в стороны, а потом загибалась – и вверху, и по сторонам. А потом по сторонам загибалась еще раз. Словно муравья накрывали призрачной коробкой. Выросшая вокруг Земного мага преграда обладала формой куба – если не подводила интуиция, то под землей, распугав элементалей, протянулась еще одна сторона. Все десять сторон света оказались замкнуты.

Стоявшая по ту сторону куба Фа крутанула веер. Превратившись в мерцающую размытую окружность, веер уткнулся в темно‑серую пелену – и с обиженным визгом отскочил, осыпав волшебницу ворохом октариновых искр. Она сложила веер, сунула его за пояс, подняла руки, в которых запылало нечто яркое, опасное, разрушительное…

– Не надо, Фа!

Она услышала – значит, куб звукопроницаем. Недоуменно посмотрела на него, не понимая, конечно, не понимая, ведь за шестьдесят пять лет многое меняется, но она не изменилась, а вот он – изменился, изменились приоритеты, стали другими, совсем другими…

– Защити моих учеников!

Сияние вокруг рук погасло, Фа остановила заклинание. Она смотрела на него – и все еще не понимала.

– Я справлюсь! Ты знаешь, что я справлюсь! Позаботься об Уолте и Эльзе!

Его заперли, отрезали от остальных. Зачем? Несомненно, два варианта: чтобы легче было с ним справиться или чтобы легче было справиться с остальными. Может, сейчас и Лизар, и Райхгер, и Уолт с Эльзой заключены в серо‑темные кубы, но Фа, стоявшая по ту сторону, – не в кубе, и, значит, есть шанс, что Уолт и Эльза не в ловушке, тогда Фа должна им помочь, если он помочь не в силах…

Кажется, она поняла. Нехотя кивнула, отступила на шаг. Рядом с ней неуклюже топтались фурии, один монотонно бил в стену копьем, не обращая внимания, что удары ни к чему не приводят.

– Иди! – крикнул он. – Пожалуйста!

Фа, оглядываясь, побежала обратно к видневшейся отсюда громадине тагорра. Там вроде ничего не происходило. Хорошо. Если остальные в порядке, то они придут сюда, и, окажись Земной маг в беде, приложат все усилия, чтобы помочь.

Джетуш огляделся. Отрезанными от остальной долины помимо десятка друз оказались только он и фурия. Хотя нет, вон ползет отвратительного вида многоножка, покрытая заклятиями Познания и Понимания. Молодцы, ребята, хорошо поработали, отличная вязь чар.

Он прикинул размеры территории, покрытой кубом, ориентируясь по элементалям, удивленно бьющимся о стенки под землей. Километра два на два, мощная магия. Фа не удалось пробить стену своим веером, тем самым веером, которым она легко рубила Тварей, охраняющих подступы к Кокону Воплощения на вершине Инаямы. За прошедшие годы веер должен был стать еще сильнее. Как и сама Фа. Сырая магия – опасная магия. И подчинившие ее обычно не менее опасны.

Она должна защитить ребят. Она…

Сзади раздался треск, будто ломали доску. Джетуш сдержал ругательство, хотя обругать себя стоило. Он должен был сразу наложить всестороннюю визуализацию, как только очутился внутри куба. Да нет, он должен был ее наложить, только войдя в долину. Чего уж теперь сожалеть, после драки кулаками не машут.

А сейчас будут, скорее всего, и драка, и кулакомахание, и прочие прелести боя насмерть.

Он обернулся, готовясь, если понадобится, заполнить всю площадь куба разрывающими, взрывающими, сжигающими, сдавливающими, пожирающими, превращающими в пыль и прочими боевыми заклинаниями, доступными ему сейчас.

– Ох, ну разве все это не бессмысленно?

Невысокий светловолосый парень в одной набедренной повязке с легкостью держал одной рукой фурию за сломанную шею, не обращая внимания на напряженный взгляд Джетуша и опасно засветившиеся вокруг чародея магические Символы. Умерший Продолжающий застывшим лицом и обмякшим телом стал похож на сломанную куклу, напомнив, что он всего лишь простое орудие Лорда‑Повелителя. Не то чтобы Земной маг опечалился смертью фурии, однако легкость, с которой погиб Бессмертный, пускай Младший и лишенный бессмертия, не давала поводов для светлого настроения и оптимистических планов на будущее.

Блондин уныло смотрел на краснокожий труп. Во внешности парня черты людей соединялись с эльфийскими и гномьими, но раскосые глаза совершенно не сочетались с крупной челюстью и большим подбородком. Пальцы с тремя фалангами недвусмысленно намекали на родство с иксиром. А выгнутые назад в коленках ноги, как у кузнечика, говорили о… Непонятно, о чем они говорили. Такой расы Джетуш не знал. Такой внешний вид вполне мог быть последствием магического воздействия. Но перед Магистром стоял кто угодно, только не убог. Не было и намека на декарин в тонком теле. Вся аура черная, с грязными разводами вместо нитей, соединяющих ее с душой. Никаких эманаций в окружающий мир, все энергии замкнуты в черноте.

Джетуш впервые видел подобную ауру.

Блондин легко отбросил фурию в сторону и скучающе осмотрел Земного мага. Парень демонстрировал отлично развитую мускулатуру. Покрытое жгутами мышц тело словно намазали маслом. Весь вид блондина говорил о том, что когда он не занимается сворачиванием шей фуриям, то наверняка таскает стокилограммовые гири, качает пресс и пальцами пробивает стены.

Джетуш окинул себя взглядом со стороны. Стены он мог пробить разве что пузом, и то использовав магию…

– Ну почему все так обернулось, а? – грустно спросил парень. – Я хотел отдохнуть, заняться своим Элементом, когда придет время, но пришлось тащиться сюда, следить, чтобы сильнейший Элемент не помешал разобраться с другим Элементом. Скукотища… А? – Парень насторожился, глянул по сторонам и быстро отскочил от мертвого фурии. – Эй, Гула, осторожнее!

Джетуш вздрогнул. Верхняя половина тела фурии исчезла. Просто исчезла. Нижняя часть не изменила своего положения, лишь на животе остались следы зубов. Словно огромная челюсть раскусила фурию напополам.

А он, боевой маг, экселенц магии Земли, даже не заметил, как это произошло. Вторые Глаза не увидели никакого волшебства.

– Невкусный! – завопил кто‑то радостно сверху ближайшей друзы. – Ацедий, он совсем невкусный!

А вот, кажется, и ответственный за разделение Продолжающего.

Тот, кого блондин назвал «Гула», спрыгнул с друзы и приземлился рядом с парнем. Нехорошо. До прямого визуального контакта Джетуш не почувствовал присутствия еще одного существа, а ведь после смерти фурии он сразу обострил чувства.

Девушка. Гула – девушка. Девушка с длинными фиолетовыми волосами, развевающимися в воздухе крыльями гигантского орла. Внешность более человеческая, чем у Ацедия, но два зрачка в каждом глазу и свисающие с локтей тонкие жгутики с шариками на концах, покрытые мелкими иероглифами, заставляли думать о драконах Востока. Тех самых, по которым специалист Фа.

Аура полностью черная, без разводов как у Ацедия. Неподвижный черный кокон. Словно готовится вылупиться нечто страшное, нечто, которое лучше никому никогда не видеть.

Обнаженную грудь крест‑накрест перехватывали ремни, оканчивающиеся на поясе, состоящем из зеркальных ромбов. Короткая юбка ничего не скрывала, при каждом движении Гулы демонстрируя женское естество. Девушка без капли стыда присела на корточки, потыкала пальцем в останки фурии.

– Невкусный! – закричала она. – Ацедий, он невкусный! Я хочу вкусненького, Ацедий, вкусненького!

– Еще не время, Гула. – Блондин коснулся ее волос и приказал, глядя ей в глаза, когда она посмотрела на него снизу вверх: – Спи, Гула. Спи, и пускай тебе приснится хороший сон.

Глаза девушки закрылись, она опустилась на янтарную землю, тихонько посапывая. Ацедий покачал головой.

– Такая непослушная, – блондин обезоруживающе улыбнулся Джетушу. – А тебе рано умирать, Элемент… Постой, что ты делаешь?

Джетуш свел ладони вместе, создавая вокруг них огненный шар, окруженный ледяными ромбиками. Лед не таял, несмотря на высокую температуру фаербола.

– Не стоит, Элемент, – Ацедий заулыбался и шагнул к Джетушу, успокаивающе поднимая руки. – Ты только заиграешься собственной силой, и не нужно… А‑а‑а‑а‑а‑а‑а!

Огнешар ударил по левому боку Ацедия, закутав блондина в пламенное одеяло. Парень рванул вправо, пытаясь выйти из зоны поражения огненного заклятия, но там кружились ледяные ромбики, угодившие ему прямо в голову. Ацедий изумленно моргнул – и верхняя часть его туловища оказалась полностью заморожена. Охваченный снизу огнем, а сверху застывший под воздействием льда, парень упал на камни, дрыгая ногами.

Джетуш усмехнулся.

«Заиграюсь собственной силой, говоришь? Не нужно? Как по мне, так очень даже нужно!»

Он посмотрел на мирно спящую Гулу. Она так легко повиновалась вербальному приказу? Использования Силы, стихийной или псионической, Земной маг не ощутил. Гула заснула не потому, что Ацедий изменил содержание стихий в ее организме или послал психический императив. Заранее наложенный гипноз? Вполне может быть. Если она под гипнозом, то блондину ничего не стоило отдать ей распоряжение, которое наверняка будет выполнено. И без всякой магии.

Впрочем, пускай Гула, неведомым образом «слопавшая» половину фурии, лучше спит, чем бодрствует. Он ведь так и не понял, как она поглотила Продолжающего.

– Странно…

Джетуш нахмурился и попятился. Странно, говоришь? Еще бы! Ему не рассуждать, а разлагаться надо – но блондин, отряхивающий сажу с ног, говорил спокойным, вполне обыденным тоном, и выглядел совершенно невредимым.

– Больно – и не скучно. Почему так? – Ацедий неспешно поднялся с камней. Потрогав небольшую льдинку на реснице, парень радостно посмотрел на Джетуша. – Скука – всегда бессмысленна. Но сейчас вроде бессмысленно – но не скучно. Я не понимаю… Аргх!

Земной маг не мелочился. Он использовал Силу, которой владел лучше всего, – два каменных нароста в виде плит выросли по бокам Ацедия и моментально сомкнулись, сплющивая все, что было между ними. Одно из простых и быстрых заклинаний боевой магии Земли не подвело и на этот раз.

Так, по крайней мере, показалось поначалу.

– Назад… – прошелестел уверенный голос.

Плиты вздрогнули и медленно стали втягиваться обратно в землю. Джетуш застыл. Никто еще не мог обратить Каменный Пресс. Встретить его контрзаклятием, прикрыться магией Защиты, разрушить другим боевым заклинанием – но повернуть так, чтобы магия не просто рассеялась, а начала действовать в обратную сторону? Следствие, шаловливо подмигивая причине, пыталось поменяться с ней местами? Нет, совершить такую волшбу никто из магов Равалона не мог. Время не течет вспять. Росток пробивается из‑под земли и плодоносит, а не наоборот. Никакое заклинание нельзя заставить течь наоборот. Все равно что барану погнать на пастбище стадо пастухов – может, в каком‑то из бесконечного сонма миров Мультиверсума так и происходит, но не в Равалоне, где волшебство подчиняется неизменным правилам и законам. Время чудес сгинуло вместе с Предначальной Эпохой, а то, что осталось, ушло с чудесниками, жившими, как гласят легенды, на заре Первой Эпохи.

– Если не ошибаюсь, Элемент, твое имя – Джетуш Малауш Сабиирский, верно? – спокойно, словно уточняя в таверне состав блюда, спросил Ацедий. Будто не его Земной маг только что пытался превратить в фарш…

Он быстро прикинул расстояние. Метров восемь, должно получиться. Сосредоточиться. Направить в руки весь поток энергий, идущий от ног вверх по ауре. А затем размахнуться и выбросить свой кулак в сторону парня.

Ацедия отшвырнуло назад. В грудь, соткавшись прямо в воздухе, врезался пудовый каменный кулак, точная копия кулака Джетуша. Сила удара оказалась такова, что парню должно было пробить грудную клетку и вывернуть ее наизнанку. Так и произошло, Джетуш внимательно следил за действием своего заклинания, с огромной скоростью абсорбирующего каменную пыль со всех окрестностей в радиусе километра в мощный удар. Ошибки быть не могло: он поразил заклинанием и внутренние органы, и внутренние потоки тонкого тела. Без соответствующей Защиты ничто не могло уберечь Ацедия от смерти, а Защиты не было.

Однако…

– Восстановиться…

Он не должен был говорить – подстраховавшись, Джетуш направил часть пыли в гортань, застыв, она превратила рот Ацедия в каменную пещеру. Особыми заклинаниями блондин мог сосредоточить свою магию и жизненную силу в определенной части тела или ауры, не подвергающейся непосредственно физическим атакам, а после вербально активировать ее, регенерируя или обращая магические процессы (хоть он и не мог сделать последнего, но ведь сделал!). Но с окаменевшим ртом особо не поразговариваешь. Откуда же берутся слова, произнесенные, без сомнения, именно Ацедием?!

– Мне сказали, что я должен просто задержать тебя, Элемент, продержать в моем Пекатуме столько, сколько понадобится. – Блондин, оскалившись, погладил себя по груди – целой и невредимой, без следа рваной раны. – Но мне не сказали, что удерживать тебя будет так увлекательно. Все бессмысленно и все скучно – ведь ты даже не понимаешь, что я говорю, да? Я ничего не скрываю – а ты ничего не понимаешь. Слова, полные смысла для одного, являются бессмысленными для другого. А вдруг они бессмысленны и для первого? Вдруг и я ошибаюсь, что понимаю себя? Бессмыслица производит бессмыслицу, бессмыслица понимает бессмыслицу. Все бессмысленно – а, значит, скучно.

Задержать. Это плохо – кто‑то за пределами куба сейчас подвергся атаке, а Уолт и Эльза наверняка полезут в бой, Уолт будет стараться защитить Эльзу, Эльза будет стараться не дать Уолту пострадать, они просто допустят ошибки, они наверняка допустят ошибки…

Боевой маг, допустивший ошибку, – мертвый маг. Не всегда, но настолько часто, что можно выдавать медальоны с такой надписью каждому студенту кафедры боевой магии. Он старался внушить каждому ученику, что ошибаться нельзя никогда и ни при каких условиях. Но опыт, плод ошибок и разочарований, треклятый опыт требовал, чтобы каждый познал этот постулат индивидуально. И слишком часто – познал, глядя в лицо Жестокосердному Анубияманурису, главному богу смерти Серединных земель.

Пока он лихорадочно размышлял, тело действовало само, точно заведенный гномий автомат. Жесты и Слова подчиняли токи Тверди – и вздыбливалась земля, жерлом проснувшегося вулкана обрушивая на Ацедия раскаленные сгустки камней. Грохот серии взрывов обрушился на ушные перепонки, но Энергетическое Поле поспешно убрало акустическое раздражение, способное помешать правильному плетению заклятий. Сливаясь в единый, утробный гул, вплетаясь в рокот разъяренной земли, грохотание камней заставило бы истово верующего смертного пасть на колени и молиться богам, своим и чужим, Младшим и Старшим, умоляя уберечь его и семью от Судного Дня.

Короткие резкие взрывы сопровождали прикосновение камней к Ацедию, и парень кричал без остановки, кричал от боли – и одновременно от удовольствия. Сладкое безумие качалось на плечах заключившего Джетуша в куб, и Ацедий наслаждался этим безумием. Он сам бросался на летящие в него камни, сам подставлялся под взрывы, сам умирал, снова воскресая. Самозабвенно купаясь в гранитных осколках и огне, сотрясаемый новыми ударами, Ацедий будто позабыл обо всем на свете, восхищаясь и наслаждаясь происходящим как деревенский мальчишка, впервые попавший в красочную столицу. И гремело радостно на весь куб сквозь громыхание земной Стихии:

– Восстановиться!.. Восстановиться!.. Восстановиться!..

Джетуш напрягся. Сейчас!

Отступая, он уводил блондина все дальше и дальше от стены куба, где спала Гула и валялись останки фурия. И соткавшийся из воздуха и пыли бур, в центре которого крутилась октариновая гексаграмма с багровыми Фигурами на концах острых лучей, беспрепятственно ударил по темно‑серой пелене. Бур с силой вгрызался в преграду, Фигуры ярко сверкали, отражая характер Воплощения Элементалей, из которых черпали Силу для заклинания: покрытый магическими татуировками Грифон Гор яростно распахнул крылья и встал на задние лапы, грозным клекотом предупреждая мир, что он не в духе; Змей Рек задрожал бесконечными чешуйчатыми кольцами, поблескивая сквозь могучие изгибы тела зелеными глазами, и не разобрать – собирался он улечься отдохнуть или готовился к броску; Кабан Лесов рыл копытом землю и морщил пятак, принюхиваясь: нет ли поблизости вкуснятинки? – и не доморощенные желуди вперемешку с трюфелями были ему нужны, а живая плоть животного или, что намного вкуснее, смертного; мчался в вышине аэра Орел Небес, играя с богами ветров в пятнашки, и тень от его крыльев могла скрыть целый город от Солнца, погрузив жителей в беспричинный и безостановочный ужас; неслась в лазурных океанских просторах Акула Морей, и с уважением уступали ей дорогу кракены и левиафаны, зная, что не ведомы Акуле ни страх, ни боль, если кидается она в бой; нежился в раскаленных потоках Барах Вулканов, всеми десятью телами погружаясь все ближе и ближе к мерно стучащему Сердцу Мира, неистовым жаром превосходящему дарящее Равалону свет Солнце – и завидовали Бараху солярные боги, ведь им доступно лишь эфирное отображение светила, к которому никогда не прикоснуться, поскольку Тва рцом положен запрет на дороги из Небесного Града в физический космос. Фигуры пылали, эфирными путями сквозь толщи реальности впитывая энергии Воплощений элементалей, а дальше преобразованная Сила, отражая характер и аспект могущества Воплощения, вливалась в бур, многообразием магических энергий усиливая его действие.

Благодаря Вторым Глазам с дополнительными Далеким Взором и Усилением Окоема Джетуш мог одновременно следить и за действиями Ацедия, терпеливо приближающегося к нему сквозь взрывы, и за буром, сверлящим куб. Земной маг понимал, что главное сейчас не победить опасного противника, а вырваться из ловушки и объединиться с остальными. Наготове было заклинание, способное мгновенно перенести его к разрыву в стене куба, как только бур справится со своей работой. Главное, чтобы Ацедий не заметил.

Но он заметил.

Блондин неожиданно сделал сложное движение руками и телом, будто обтер себя ладонями от головы до ног. Еще он что‑то сказал, но так тихо, что даже усиленный магией слух Джетуша не разобрал. В следующее мгновение все находившиеся рядом с Ацедием камни взорвались, скрыв парня в облаке огня и пыли, и, что было совсем невероятно, – укрыв от Вторых Глаз его ауру. Ацедий стал неосязаем для чувств Земного мага, обычных и магических, и Джетушу ничего не оставалось, как ударить по огненно‑пылевому облаку Клетью Заточения, надеясь если и не заточить врага, то хотя бы выявить, где тот находится. Взвился вертикальными жгутами поток бирюзы, поползли по жгутам горизонтальные багровые шнуры. Магическая клетка сжалась, просеивая огонь и пыль, жадно отыскивая добычу. Клеть при правильной вязи могла удержать и сжечь Вестника – а в своем плетении Джетуш не сомневался. Вот Уолт и Эльза потеряли бы сознание, попробовав создать такое заклинание, не выдержав напряжения от удержания нужного количества Силы при переходе от ноэмы к гиле.

Хорошо, что он сражается с Ацедием, а не они…

Клеть Заточения схлопнулась, никого не поймав. Полыхнув напоследок белоснежным пламенем, заклинание рассеяло огненно‑пылевое облако. Груда опаленных жаром каменных осколков – и ни следа блондина!

Где он? Где?!

Искать долго не пришлось. Часть Локусов Души перестала подрагивать – значит, перестала действовать используемая этим участком магия. Энергетическое Поле работало, земля была готова послушно лепиться в смертельные формы, магический слух вылавливал все звуки, Вторые Глаза отслеживали потоки чар… Бур!

Он посмотрел на пытающееся пробить дыру в призрачной пелене заклинание в тот момент, когда Ацедий небрежно коснулся спрессованных в сверлящее единство воздуха и пыли (ладонь тут же просто порвало на кровавые куски, оставив лишь раздробленную кость из запястья), и приказал:

– Распад.

Форма заклинания треснула, воздушные и земные элементали разлетелись в стороны, давая свободу режущему ветру. Фигуры гексаграммы неистово заревели – на одном из тонких уровней единства мира Воплощения почувствовали, как кто‑то неправильно, вопреки ритуалу рвет связи с магическим отражением их Силы. Бур распался на составные чары, но из гексаграммы по Ацедию ударил луч октариновой Силы, такой яркий, что можно было ослепнуть, задержав на нем взгляд. Джетуш перестраховался, не будучи уверен, что сможет защитить сверлящее стену заклинание, реши Ацедий его разрушить, вернее, совершенно уверенный, что не сможет. Чистая Сила Фюсиса тараном обрушилась на блондина, смяла его, впечатала в стену, только что подвергаемую воздействию иной магии. Даже если Ацедий собирался что‑то сделать, он просто не успел – сокрушительный поток волшебной энергии растворил его тело в своих завихрениях. А следом луч гексаграммы обрушился на вздрогнувшую под ударом призрачную пелену.

Голова налилась сочной болью, чавкающе перебирающей одинокие мысли. Удерживая ряд мощных заклинаний, держа в полной готовности еще десяток не менее мощных, Джетуш выкладывался на полную. Он щедро делился со сформированными чарами Силой, укреплял гиле заклятий неустанным движением ноэзиса – все для того, чтобы наверняка победить.

Как тогда, на Алых Полях. Нет времени на Сакральную Геометрию, нет под рукой надежных амулетов и артефактов, боги не отзовутся, скрытые от молений незримым покрывалом, набрасываемым Гинекеем на захватываемые земли. Жарко там было. Но опаснее? Вряд ли. Все те Твари вкупе с Матроной не сравнятся с Ацедием. Хотя сейчас ему не нужно себя сдерживать, чтобы увидеть, как отреагирует на изменение обстановки Уолт, как поступит ученик, ограниченный в магии и действиях.

Но куда подевался блондин? Неужели удар Силой Фюсиса был для него слишком силен? Что‑то не верится. Затаился, ждет… Чего? Следующего шага Джетуша? Подкрепления – если действительно поток чистой энергии Природы оказался ему не по зубам? Гексаграмма продолжала беспрепятственно посылать в дрожащую стену новые и новые импульсы Силы. Казалось, будто еще чуть‑чуть – и преграда рухнет, ловушка сломается, можно будет поспешить на помощь ученикам и остальным!

Он решился. Чего бы ни ждал Ацедий, но лично у него не так много времени. Враг желает увидеть, на что способен Земной маг? Хорошо, сейчас увидит!

Джетуш слегка притопнул ногой, заставив землю вокруг заколыхаться, свел руки, покрытые каменными наростами, вместе. После движения ладоней в воздухе застыл порожденный ими эннеариновый след, не спешивший исчезать. Воздух стал подрагивать в такт земле, вспыхивая голубым. Слова сплетались в Высказывания, удерживая Силу, словно туго натянутую тетиву, – и стрела‑заклинание, готовая поразить цель, упруго дрожала, собирая накатывающиеся волны Силы в одну точку, острую, словно меч бога войны Мареса. Джетуш работал на ноуменальном уровне создания заклятий, одними мыслеформами творя магию. Так уходило меньше времени на волшбу, пускай и не настолько точную, как если бы он помогал себе внешними ритуальными действиями, но это позволяло на физическом уровне удерживать полное разрушительных заклятий магополе, готовое обрушиться на Ацедия, вздумай тот внезапно появиться. Если они и не удержат парня, то хотя бы задержат.

Так он думал. Нет, так он надеялся.

Под напором энергии Фюсиса стена прогнулась любовницей, приближающейся к пику страсти. Устояв перед стремительным выпадом Фа, куб не выдерживал осады, устроенной по всем правилам магического искусства. Значит, основы не потрясены, и показавшееся чудом все‑таки имеет в основании рациональное зерно, только скрыто оно под многими слоями, на преодоление и понимание которых уйдет уйма часов. Будь у него время, Джетуш даже попытался бы разобраться в хитросплетениях чар, породивших куб, но времени не было, совсем не было.

Он слегка развел ладони, между которыми пойманным светлячком затрепетал маленький огненно‑красный шарик. Сейчас он помчится в сторону гексаграммы, наполнит ее Силой, достаточной для того, чтобы уничтожить средних размеров поселение – этого должно хватить на то, чтобы вырваться за пределы куба.

Сейчас…

– Поиграли – и хватит, Элемент.

Когда он успел?!

Небрежно разорвав Энергетическое Поле, поплывшее клочьями тумана, Ацедий шагнул к не успевшему отреагировать на его появление Земному магу. Вот только что перед ним никого не было – а вот в течение мельчайшего мгновения времени маленький бесцветный вихрь разросся до размеров врага, и улыбающийся блондин спокойно преодолел магическую защиту, словно и не существовало ее, этой защиты, будто Джетуш не корпел над ней долгими месяцами, оттачивая Поле до совершенства, а работал над ним спустя рукава, точно пьяница‑карлик, гулявший на аванс всю неделю, отведенную на заказ, и создавший вещь часа за три до прихода клиента.

Две Четверицы ударили по Ацедию, прежде чем тот подошел к Магистру, но они оказались бесполезными: водяные путы скользнули по ногам и оплыли безвредными каплями, а каменные столбы, потянувшиеся из земли, замерли, когда Ацедий пнул ближайший. При этом он опять что‑то шептал, и никакая магия не помогла Джетушу разобрать, что именно.

Гневными богинями, преследующими нарушителя законов смертных и богов, взвыла земля под ногами Магистра, когда тот выпустил шарик прямо в замершего напротив врага. Сконцентрированной в шарике энергии было много, намного больше, чем в потоке, испускаемом гексаграммой в стену, а недавно потока хватило, чтобы уничтожить Ацедия, стереть его, хотя бы и ненадолго, и тогда шарик должен тоже…

Блондин со скоростью уклоняющегося от удара Меченого пригнулся, кривящиеся в усмешке губы разлепились – и шарик исчез в провале рта, сгинул неприкаянной душой в Пещере Хеель, одном из адских посмертий, где на выходе блуждающих по ледяному лабиринту грешников ждет притаившийся Пес Гаарм, в желудке которого выбравшейся из Пещеры душе предстоит отмучиться еще тысячу лет.

Шевельнулась нижняя челюсть. Ацедий задумчиво жевал, не обращая внимания на потрясенно разглядывающего его Джетуша. Как так? Проглоти такое Маг‑Дракон из седой древности – и крылатую бестию просто разнесло бы на мелкие кусочки! Подобный энергетический удар мог серьезно ранить Младшего бога, а Тварь просто развеять по ветру. Концентрированная боевым магом второго разряда Сила – это не шутки. Еще одно изнасилование естественного порядка? Еще одно чудо?

– Никогда не понимал Гулу, но в этом что‑то есть, – задумчиво протянул Ацедий. Ему было весело.

Джетуш отпрянул назад, пытаясь разорвать дистанцию, но блондин оказался быстрее. Земной маг еще не успел активировать заклинание Каменных Копий, как парень схватил его за горло, с легкостью, словно Магистр стал легче пушинки, приподнял, и тоном, не терпящим возражений, велел:

– Довольно.

Вся бурлящая вокруг Джетуша магия, все вибрации Силы, всякая волшебная активность – все пропало. Сгинуло провалившимся за горизонт Солнцем, уступающим место Луне, испарилось неупокоенным призраком на рассвете. Силовое Поле, вихри Земной магии вокруг рук, Вторые Глаза, усиление чувств, тянувшиеся к гексаграмме нити, ряд Заклинаний, почти воплотившихся и готовых обрушиться на Ацедия – не осталось ничего. То, что сделал блондин, изгнало используемую Джетушем магию, как боги смерти забирают жизнь у смертного. Неожиданно. Это всегда неожиданно, даже если ждешь появления Жестокосердного на смертном одре. Неожиданно и неотвратимо.

Джетуш попытался пошевелиться. Не получилось. Глаза застлала черная пелена, тело словно стало каменным – и отнюдь не из‑за магии Земли. Парализованные неведомым образом мышцы отказались слушаться. Боевой маг напрягся изо всех сил, но наведенную Ацедием блокировку (как?! как он это сделал?!) прорвать не смог. Взамен почти всемогущих магических энергий пришла пустота, наглая и довольная. Он почувствовал себя во власти могучих сил, превосходящих его существование, существование жалкого насекомого, пожухшего листа на ветру, капли в бушующем море. Давнее, забытое ощущение – из тех далеких дней, когда мальчишка Джетуш и представить себе не мог, что в будущем сможет соткать огнешар, и не какой‑то там несчастный пламенный шарик, которым забавляет простой народ на ярмарке старый колдун Гиграс, а неистовый фаербол, прожигающий незаколдованный рыцарский доспех.

Гексаграмма погасла, поток чистой Силы Фюсиса напоследок вялой волной уткнулся в стену и крошечными мальками растекся по токам энергий долины. Напоследок Фигуры издали утробный рев, снова недовольные тем, что кто‑то посмел потревожить их эфирные связи с материальным миром (пускай материя Подземелья и отличается от материи мира смертных, но и здесь она служит материалом для форм бытия). Отражения Воплощений Элементалей ушли, ушли безвозвратно – для создания Фигур Джетуш прибегнул к тщательно хранимым запасам, созданным в ходе сложнейшего ритуала, и повторить его в ближайшее и не очень время Земной маг никак не мог, требовалось особое расположение звезд, которое бывает раз в столетие.

Ацедий разжал пальцы, и Магистр, задыхаясь, мешком с камнями рухнул на землю. Тело откликнулось болью в суставах и нытьем отозвавшихся наконец мускулов. Улыбаясь и бормоча: «Бессмысленно, но забавно, бессмысленно, но нескучно, бессмысленно, но весело!» – блондин отошел на три шага от Земного мага и уселся на янтарную землю.

Он стиснул зубы, переживая жгучее, как положенный палачом в глаз уголек, чувство позора. Боевой маг! Второго разряда! Использовавший могущественные разрушительные заклинания! Земной маг – лучший чародей Земли и Тверди во всем Равалоне! Не без оснований называемый в Мидгардополисе Убийцей Тварей!

Проиграл.

Позорно проиграл.

И жив лишь потому, что зачем‑то еще нужен живым. Будь все иначе, он был бы мертв – мертвее всех Тварей, посланных им в посмертие.

Джетуш сжал кулаки.

А ведь Ацедий прав. Поиграли и хватит. Действительно хватит. Он и так потратил зазря огромное количество Силы, не нанеся врагу ощутимого вреда. Пора стать предельно серьезным.

Джетуш поднялся. Ацедий не сдвинулся с места, с любопытством следил за чародеем. Блондин был уверен в своей безнаказанности и явно не ожидал, что «Элемент» сможет удивить и тем более – победить.

Ну что же, посмотрим.

Джетуш Малауш Сабиирский, лучший маг Стихии Земли Равалона, выпрямился. Расправил плечи. И стал предельно серьезен.

Он ударил всеми простыми боевыми заклинаниями, которые оставались скрытыми в ауре. Простыми – для него, конечно. Уолту или Эльзе половины хватит, чтобы полностью опорожнить Локусы и ауру. Из земли поползли приобретшие прочность стали стебли, и Травяные Копья пронзили ноги Ацедия, удерживая его на одном месте. Руки Огня голодными волками впились в живот, Шквал Ветра вцепился в горло, словно Дикий упырь, Цепь Молний рычащими угрями помчалась по рукам, Крик Вильгельма ударил по барабанным перепонкам, за ним последовали Молот Табула, Рев Тьмы, Светлое Изгнание, Купель Смерти, Пики Витгенштейна, Северные Агнцы, Скорпионы Эльдора, Глефа Ярости и другие, другие, другие… Пульсаров, огнешаров, ледяных стрел, водяных хлыстов, воздушных ям и каменных ядер Земной маг выпустил столько, что мог разбить войско королевства средних размеров, если бы Номосы Конклава не запрещали боевым магам участвовать в сражениях смертных.

Но всей используемой магии не хватило для уничтожения Ацедия. Тот бесновался посреди магического светопреставления, словно одержимый Тьмой и Мраком гоблинский шаман из Восточных степей, и, несмотря на хлещущую из многочисленных ран кровь, не собирался умирать. Скорость его регенерации могла сравниться, наверное, со скоростью восстановления тела Бессмертного, явившегося в мир смертных, Онтическим Эфиром. Но блондин отнюдь не Бессмертный – ни бог, ни убог.

Тартарарам с ним. Пусть веселится, как умалишенный. Ведь Ацедий еще не испытал мощь основного удара.

Пока элементарные и легкие боевые заклинания бесноватым градом сыпались на блондина, Джетуш плел основные чары. Несколько синхронных магоформ совсем не проблема для мага его класса. Сложностью некоторых чар восхитились бы даже Архимаги Конклава, но одновременно поразились бы: такая плотность магических энергий не может не аукнуться на нормальной работе Локусов Души и телесном здоровье. Но Земной маг понимал, чем рискует.

Ради победы он был готов на все.

Сначала потихоньку из ноздрей посыпалась пыль – неприятно, но терпимо. Но когда в пыльное облако стало обращаться его тело, когда он стал терять человеческий облик, превращаясь в груду крупиц – железных крупиц, – тогда противно‑режущая боль от перевоплощения захлестнула сознание полностью. И маг хотел закричать, но кричать уже было нечем, нечем было и видеть, но он – видел, видел и контуры тающего комплекса заклинаний вокруг врага, и трескающиеся под ударом пролетевших мимо цели заклятий друзы, и уползающую подальше от эпицентра буйства чар многоножку, и фурию, все так же пытающегося пробить стенку куба бесполезным здесь копьем…

Расплываясь бесформенной массой над клубком магического трехцветья, внутри которого магия Джетуша пыталась справиться с одним‑единственным противником, Земной маг подумал, что главная проблема Удария, одного из его лучших учеников в геомагии, который сумел подчинить чары Железной Бездны, но никак не мог подобраться к следующему, высшему уровню этой магии, в том, что для овладения Смертным Железной Бездны нужно суметь вытерпеть эту ужасную боль, сопровождающую преобразование тела, достойного трансформаций материи в тиглях и колбах алхимиков. И дело не просто в физической боли, ее Ударий, любитель подраться, мог вытерпеть. Смертный Железной Бездны, как и подобная магия, которой великолепно владеют члены Стражей Системы Конклава, входящие в отряд «Богадельня», разрывает в первую очередь эфирные нити тонкого тела, и боль от разорванных связей ауры и тела физического не идет ни в какое сравнение с обычной болью.

Это как получить щелчок по носу – и боевым молотом по затылку.

Дыхание Жестокосердного Анубиямануриса ледяным ветром веет в спину, когда смертный теряет свое привычное физическое существование и перестает быть просто смертным, но становится – Смертным Железной Бездны.

В свое время, использовав это заклинание, Джетуш одолел Каменных Змей горы Арай. Слабее, чем Горные Змеи, но куда более умные, обладавшие зачатками магических способностей, усиленных отпечатком покинувшего гору бога, они чувствовали себя чуть ли не Бессмертными, диктуя свою волю жителям окрестных деревень, пока по просьбе повелителя этих земель, герцога Людвига дэ‑Тура, чей личный маг погиб, пытаясь изгнать Змей, Школа Магии не прислала специалиста. Чародей герцога был отомщен и мог радоваться в посмертии – уверенные в своей всесильности Каменные Змеи ничего не смогли сделать Джетушу, обратившемуся в Смертного Железной Бездны.

Но Ацедий – он опаснее Каменных Змей.

Намного опаснее.