Эмили гордо выпрямилась и зашагала к своему месту. Дружелюбные взгляды коллег по журналу придали ей уверенности. Она сделает все, чтобы победить

Оглянувшись, она снова заметила Скотта, и на мгновение опять смутилась. «А ну прекрати сейчас же!» – приказала она себе. Ей предстояло смотреть на Скотта целый час, и Эмили хорошо знала, что, если будет конфузиться всякий раз, как Грирсон взглянет на, нее, она не сможет произнести ни единого слова. Эмили приняла притворно равнодушный вид и отвернулась. Не хватало еще, чтобы кто‑то из ее соседей начал строить предположения о том, что такое с ней стряслось. Никто ни о чем не должен догадываться.

О боже!» – Эмили в ужасе уставилась на подол своей светлой юбки. Понятно, что она не могла этого заметить в темном углу коридора, но потом… Это же настоящий позор! Впереди на блекло‑коричневой ткани красовалось отвратительное темное пятно.

Эмили чуть не застонала от унижения – а она‑то с гордым видом разгуливала по студии! Не может быть, чтобы хоть кто‑то не заметил этого проклятого пятна. Слишком уж оно выделяется.

«Так тебе и надо, – подумала Эмили. – Секс в коридоре накануне важнейшего события в твоей жизни! Вот и наказана за легкомыслие!» Да, это расплата за дурацкую женскую слабость, за подчинение Скотту Грирсону. Он снова оставил на ее теле и вещах свой знак. Знак хозяина…

Эмили вспомнила, что после прошлой их встречи, в ее кабинете, она не могла смыть с себя его запах, даже просидев в ванне двадцать минут. Похоже, сегодняшний след останется еще дольше…

Что же делать? Скрыть позорный след ее слабости перед ним не удастся. Будь это проклятое пятно на другом месте, все стало бы намного проще. «Дура, последняя дура!» – кляла себя Эмили. Теперь Скотт Грирсон представлялся ей отвратительным. Она была уверена, что он все это сделал специально, чтобы еще больше опозорить и унизить ее.

Так худо ей было, пожалуй, лишь в детстве, когда она, дочь полунищих эмигрантов из Чехословакии, живущая в тесной обшарпанной квартирке старого дома в лондонском Сохо, замечала на своих поношенных тряпках с чужого плеча презрительные взгляды более обеспеченных сверстниц. Казалось, она снова вернулась на двадцать лет назад.

Да, Скотту удалось‑таки отомстить ей! И какой гнусный способ мести он выбрал! К тому же он вряд ли успокоится. Что ее ждет дальше? Ведь он наверняка постарается подстроить ей какую‑нибудь гадость во время передачи.

Стоп, – приказала себе Эмили. – Хватит ныть и ужасаться, надо взять себя в руки, собраться. Все не так страшно, как кажется. Никто не обратит внимания на мой вид, если я буду держаться уверенно и спокойно».

Она положила на колени папку с документами, прикрыв пятно, и еще сильнее выпрямилась. Теперь Эмили старалась смотреть не на Скотта, а на остальных персонажей предстоящего действа. Мрачный, понурый Хэриет, шумное семейство Уитт. Они заранее считали себя победителями…

Да, это дело было весьма деликатным. Однако, впервые как следует разглядев пятнадцатилетнюю Кейт Уитт, Эмили подумала, что, пожалуй, козырей у противников Хэриета не так уж много. Девчонка выглядела настоящей шалавой, дешевой шлюшкой. И ни о какой педофилии и речи не могло идти – этой девице невозможно было дать пятнадцать. «Хоть бы помыли они ее, что ли, и одели поприличней, – подумала Эмили. – Вряд ли такая «жертва» вызовет особые симпатии публики. А уж ее папаша и мамаша – и подавно».