Исламское наследие и современное сознание

При зарождении ислама мусульманам было обещано, что они станут «лучшей из общин, созданной на благо людей». Импульс, исходящий из принятия данного положения Корана обращенными мужчинами и женщинами, оказался необычайно плодотворным. Отчасти Коран обладал силой сам по себе, отчасти соответствовал социальной и духовной ситуации, сложившейся в то время в регионе между Нилом и Амударьей, который играл главную роль в расширении аграрной Ойкумены. Сообщество, принявшее Коран, положило его в основу культурного диалога и к XVI столетию создало наиболее широко распространенную и влиятельную цивилизацию в мире. Но в XVII веке, и особенно в XVIII, сила и процветание исламского общества были подорваны происходившими на Западе преобразованиями, которые лишили регион от Нила до Амударьи его особого положения в Старом Свете и подорвали социальную и экономическую структуру мусульманского мира. К XX веку, хотя ислам и сохранил свои позиции в большинстве регионов, где он ранее преобладал, эти мусульманские области уже не являлись единым обществом с живой культурной традицией, но по отдельности входили в мировое сообщество, институты которого в значительной степени зависели от Запада. Более того, в этом новом мировом сообществе сельское хозяйство больше не являлось основой экономики, и все культурное наследие аграрной эпохи, в том числе не только исламское, но и западное, потеряло свою ценность.

Может ли иметь какое‑то значение мусульманское наследие в целом и исламское религиозное наследие в частности для современного человека? Ответ на этот вопрос неясен даже для тех, кто сохранил верность исламу минимум как религии. Еще менее ясно, какое значение это наследие может иметь для людей в целом, как было обещано в Коране, для членов современного мирового сообщества как такового, неотъемлемой частью которого являются мусульмане, поскольку их судьбу нельзя отделить от судьбы остального человечества. Останется ли исламская традиционная культура лишь достоянием исторических исследований и музеев? Вольется ли ислам (преодолев сопротивления части ортодоксальных верующих) в некую единую экуменическую религию или, возможно, вообще исчезнет под напором техникалистского просвещения? Или он останется частным делом тех современных людей, которые оказались мусульманами, но утратили свои позиции настолько (если только не будет вспышек коммуналистского фанатизма), что для других превратились не более чем в объект любопытства? Или все же сможет доказать, что благодаря присущим ему жизненным силам способен иметь потенциальное значение для всего современного техникализированного человечества вне зависимости от того, принимает ли оно ислам или нет? Мы интуитивно со священным трепетом относимся ко всему величественному, которое кажется нам вечным, но будет невосстановимо, если мы утратим его. Все горы похожи друг на друга, но если в ходе строительства инженеры решат разрушить одну из них, нам это покажется надругательством над природой. Убийство одной птицы – это бессмысленный вандализм, но уничтожение целого биологического вида, в результате чего таких птиц никогда больше не будет на земле, – святотатство. Даже если мы знаем, что человек должен умереть, то само намерение сократить его жизнь, возможно, хуже, чем направленное на это действие; это не более извращенно, чем тот факт, что мы переживаем по поводу гибели на войне великих произведений искусства, например Парфенона, намного больше, чем по поводу гибели людей, которые находились в Парфеноне в момент взрыва, но так или иначе могли бы прожить на какое‑то количество лет дольше. Человеческая культура так же, как и природа, обладает некой святостью. Зрелище падения великих цивилизаций, как бы ни были жестоки их правители и фанатичны их учителя, вызывает в нас страх и жалость. Может статься, что исламское наследие в той или иной форме сохранится больше из романтических соображений, чем из подлинного человеческого уважения к его носителям в прошлом и настоящем. Но в действительности, конечно же, цивилизация, как социум с определенным комплексом культурных традиций, не может «пасть» в том смысле, в котором может быть разрушен храм или умереть человек. Цивилизация Сасанидов умирала медленной смертью от рук мусульман, которые одновременно преобразовали, оживили и использовали в дальнейшем ее основы. Однако мы может сказать, что во времена Саладина цивилизация высокого халифата пришла в упадок, несмотря на то что языковая и религиозная принадлежность не изменялась. Цивилизация исламского Средневековья исчерпала себя и исчезла в течение XVI–XVII вв. Таким образом, мы имеет дело с тем наследием, на основе которого существуют живые традиции в нашем поколении. Какова будет его актуальность в последующее время? Это не только академический или узкоконфессиональный вопрос мусульман, но неотъемлемая часть более широкой проблемы – что вообще значит все наше культурное наследие для всех нас вместе взятых.

Наиболее значимым элементом исламского наследия в настоящее время является религия и религиозное сознание. Сегодня, как и в первом поколении мусульман, религия вновь стала основой культурного наследия общины; к этому привели последние столетия эволюции исламского общества. Для одних это проявляется в неошариатском коммуналистском возрождении, для других – в драгоценных духовных достижениях, когда человек, ведя на людях обычную жизнь, у себя дома тайно превращается в суфия. Какую бы форму она ни принимала, в любом случае эта религия является живой и активной традицией. Мы должны как минимум считаться с тем, что ислам оказывает влияние на сознание современного человека.

Монотеистические учения, разработанные в аграрном социальном контексте путем пророческого социального откровения, глубокого личного опыта или хилиастической воинственности, боролись с несправедливостью и предлагали возможность жить в правде и установить справедливость. Соответственно, современное сознание сталкивается с дилеммами и возможностями Технической эпохи. Это мировые проблемы не только потому, что проявляются по всей планете, но и потому, что условия их решения в одном месте зависят от условий в других местах и влияют на них.

Неделимость современных мировых проблем является отчасти следствием политической эволюции нашего столетия. К середине XX века различные мусульманские народы, как и западные, столкнулись с кардинальными долгосрочными последствиями сущности аспектов Великих преобразований техникалистического общества и всеми возможностями и опасностями, которые открылись в результате этого процесса. В то же время независимость мусульман все более ограничивалась теми же факторами, что независимость и других техникализированных обществ: их только что обретенная самостоятельность была ограничена совместной ответственностью всех людей за решение общечеловеческих проблем. Их представители в Лиге Наций и еще в большей степени в ее приемнике – ООН (в ее специализированных организациях) должны были совместно с представителями немусульманских народов работать над разрешением наиболее насущных международных проблем. Помимо участия в официальных международных организациях они (мусульмане) имели по крайней мере моральные обязательства принимать участие в решении еще более широкого круга проблем, стоящих перед человечеством. Для борьбы с этими проблемами не создавали чрезвычайных органов, но их общечеловеческое значение, как правило, было глубже, чем неотложные текущие задачи. Но неделимость мировых проблем проистекает не только из современной политической эволюции, она встроена в суть техникализма. Это станет понятнее, если мы рассмотрим данные проблемы с точки зрения мусульман, и тем более сравним формы, которые они принимают по обе стороны пропасти в уровне развития, который в большей мере и определяет эту точку зрения. Это поможет нам лучше понять, что должно случиться с исламом, чтобы он справился с вызовами современности, и ответить на более серьезный вопрос: как может ислам и мусульманское сознание помочь решить проблемы Технической эпохи не только на местном, но и на глобальном уровне?