Крестик для атеиста

- Что сообщили?

Похватав воздух сухими губами, он продолжил:

– У нас несчастье, Лара. Только, обойдись без истерик, пожалуйста.

- А где папа?

Старший брат, похожий на него как две капли воды, поднял глаза, полные дрожащих слёз:

- Отец умер. Похороны завтра…

Метнувшись в спальню, я увидела на кровати чёрный костюм отца и его белую рубашку, сложенную в прозрачный пакет. Оттуда просвечивалась записка фиолетовыми чернилами. Аккуратным почерком брата было написано: «Бутов Николай Иванович». И рядом - начищенные ботинки. И всё…

- А где папа?

- В морге. – Глухо ответил за спиной Толик.

Мама резко вскрикнула заполошным голосом:

- Ты подойдёшь к матери, или нет, негодница такая?!

От неожиданности я вздрогнула, и в первую секунду показалось, что, наверное, вот так сходят с ума - только почему это со мной происходит? Я что – схожу с ума?..

- Держись, Лара! Мама на тебе остаётся, а мне уезжать через три дня… Срочная работа.

Мама в лекарственном дурманепродолжала бормотать:

- Всё ей разрешал, разбаловал - и вот – выросла, неблагодарная скотина… Подойти к матери не хочет.

Что это я слышу? Что же это будет?… Ко мне беззвучно подошёл Толик и подал какие-то капли. В детстве ему, старшему частенько доставалось за меня. И сейчас я его не слушалась - оттолкнула лекарства и плюхнулась на пол от тяжести в ногах. Братгорестно вздохнул и уселся на корточки рядом со мной. Гладил по плечу, как бывало, в детстве:

- Ты сильная, ты – справишься. Мама – слабее. Держись, Лала. У неё это временно, наверное.

Пахло валерьянкой. По всей квартире расставлены какие-то склянки. У меня не было ни слёз, ни истерик. И мыслей не было. Только ощущение нереальности происходящего.

- Никакой жалости к матери. Ей всё - танцульки… Наплевать на нас…- продолжала издали травить меня моя милая, бедная мамочка.

Толик посмотрел на часы и начал аккуратно складывать папин чёрный костюм, роняя на него крупные слёзы.

- Надо отнести сегодня до десяти.

- Всю жизнь меня мучал, всю жизнь мне испортил. И вы, дети, о матери и думать забыли.

- Лара, а туда галстук нужен?

- Куда? - Как очнувшись, я охнула и выскочила на улицу.

Через три дома от нас начинался лесок, и я бежала по знакомым тропинкам до тех пор, пока не споткнулась, уткнувшись носом в сырой мох.Села на сухой пятачок, заметив, что залезла в глиняную размазню по самую щиколотку. Неясные мысли наскакивали одна на другую. Слёз не было. Была только злость на маму за несправедливые упрёки, на брата за скорый отъезд, на Погудина, что не сообщил про страшную телеграмму, на себя, за то, что не успела к живому…

Сидя в тяжёлом оцепенении, не заметила, как высоко поднялось солнце в берёзовых ветках. Лес жил и дышал, радуясь новому дню. А моя беззаботная радость, казалось, ушла навсегда.

- Не считай, что отдаёшь…– Это тихонько зажужжал возле уха большой шмель. Я подняла голову. – Ж-живи своей жизнью. – Шмель-философ покружил вокруг и отлетел в сторону.

Что я знала об отце, занимаясь только собой? Знала, что он многим помогал, а сам отказался от дачи и новой квартиры улучшенной планировки, которые на моей памяти предлагали начальству, в том числе и ему. Мама тихонько печалилась об этой «непрактичности», но папа всегда был к нам так заботлив, что я нисколько не винила его за маленький недостаток... Вспоминался ещё один недавний разговор с мамой на кухне:

- Папку твоего чуть из партии не исключили, Лара.

- За что это?! – Наверное, я впервые поинтересовалась проблемами отца.

- Да ни за что… За модернизацию организации труда по капитализму. Всё хочет, как лучше для производства. Тут у любого забарахлит сердце, а ведь он почти не болел. Если только простудное... - Переживала мама и сама глотала валерьянку. - Всё борется за справедливость. Наверное, мешает начальству этот Рыцарь Советского образа. Сколько нервов ему потрепали!

Видимо, какого-то ответного удара в этой борьбе не выдержало отзывчивое сердце нашего Рыцаря.

В реальность меня вернуло то, что на голову посыпался мусор. Оказалось, наверху во всю работал дятел! В его стуке я услышала: «Ла-ра! Ла-ра! Де-лай де-ло!» Выбирая мелкую труху из волос, поднялась и оглянулась. Меж дубков сероватой полоской сверкало озеро. Далеко же я убежала! Золотистая бабочка уселась на руку и зашевелила усиками. Что-то хочет мне сказать? «Душа живёт вечно…» В памяти возникли слова, только вчера услышанные у «Заступницы-Троеручницы»:

«Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится...»

Когда до моего сознания стал доходить смысл каждого слова - поплыли тихие слёзы. Человек не ушёл в небытие, он ушёл в жизнь вечную. Отец был убеждённый атеист, но крещён в детстве, аБог милосерд.

Мой мир не рушился - он открывался. Спокойнее застучало сердце. Лес дышал свежим ветром, вокруг пахло оттаявшей землёй, а среди прошлогодней листвы, выглядывали медуницы. Найду ли подснежники? Наверное, отцвели, если только по овражкам поискать, на краю последних сугробов... Ноздреватые снега сохранили к моему случаю и белые, и синие цветы. На следующий день вместе с хрупкими цветами положила родителю в последний путь и маленькое распятие - нательный крестик на шнурке.

Провожали отца тихо. По какой-то случайности не прибыл вовремя духовой оркестр, который заказали заводчане. Однако в положенное время процессия отправилась на кладбище… Мысль о том, что отец перешёл в другой мир и находится рядом с нами невидимым духом, помогала справиться с горем. К тому же, рядом была тётя Таня – «наша скорая помощь». Вместе с ней хмурая мама притихла, отстранённо глядя на белый свет. Хорошо, что она не слышала сочувственные вздохи соседок: «Ох, Лара теперь потанцует...»

Возвращаясь с погребения, я заметила, как в дымке первой зелени графически чётко выделяются силуэты деревьев. Это подросла липовая аллея во дворе! И, если не знать про их крепкие корни, может показаться, что липы держатся за воздух ветвями.