Камень–Алатырь

Живет в наших молениях волшебный бел–горюч камень–Алатырь: “...На море–Океане, на острове Буяне под бел горюч камень Латырь...” — это сам лад, его первородная крепость в те времена, когда Земля еще не остыла и была звездой. В нем и грозовое животворящее пламя и белоснежно–розовая сила, подобная той, что отражает Заря. На этом камне восседает вечно юная Заря, о которой говорится: “Твоя фата крепка, как горюч камень–Алатырь”. Заря просветляет мир, призывает его к жизни, зашивает красной ниткой кровавые раны. О самом камне сказано в народе: “Под тем камнем сокрыта сила могучая и силы конца нет”.

“Что растет без корню? — спрашивает народная загадка и отвечает: “Бел горюч–камень!” Лад, Лед — это и есть Латырь. В теле человека жидкость ладно держится красивым кристаллом — это и есть определяющий всю красоту Мироздания Бел Кипуч камень Алатырь. Холод, контакт с водой, которые являются первоосновой построения этой всеобщей системы, укрепляют ее, дают развитию крепость.

В “Стихе о голубиной книге” говорится о бел камне, как об источнике жизни во Вселенной. Райские реки жизни текут из–под этого камня. Это центр Вселенной, сам Род в той его значимости, к которой обращаются люди со своими мольбами:

“Белый Латырь–камень всем камням отец.

Почему же ен всем камням отец?

– С–под камешка, с–под белого Латыря

Протекли реки, реки быстрыя

По всей Земле, по всей Вселенныя

Всему миру на исцеление

Всему миру на пропитание”.

Народ на Руси говорил, что “Камень–Латырь — прекрасный камень драгий, во все века без конца. Возьмешься Небеса измерить, все моря и реки в горсти вместить, и все это против того камня малое!” Камень во всех славянских языках, сканд., ирл., др.перс., др.инд. звучит похоже и означает то же самое, наряду с этим производные от этих слов означают гибкость, острие, лезвие, дорогую ткань, волшебство, огонь, камин. Др.рус. кампа, камчатка “узорчатая ткань”, в тат., казах., киргиз., турк. “ткань, похожая на атлас”. Ст.слав. камо и во многих слав. языках кам, камо “где, куда–то”, связано с “кто”. Др.рус. камчучъ заимстововано из тур., тат., крым.–тат. “плеть”. Камас, камусина, камис, камушница “шкура, снятая с ног оленя” (для нижней поверхности лыж). Алый, “ярко–красный”, др.рус. алъ, Альмандин, алабедин “красный гранат”, отсюда алабор “красота, порядок”. Можно привести еще ряд образований, означающих “просвет”, “просеку” и т.п. Любой драгоценный камень — это кристаллы, сбегающиеся сближением потоков — нитей Световида. Исходя из этого движения в языках, мы можем судить, что камень–Алатырь — это Лад, А–лат. Восточная сказка “Лампа Аладдина” это тоже о ткани бытия, свете, которого родит очень древний свет. Блага рождает кажущийся старым светильник. В этом светильнике богатырская сила, которая спрятана длиннобородым колдуном — древними науками и религиями. Открывая его для себя, получаешь добро. Здесь тоже трение, как и трутень, тереть, трихи. Это живое, гибкое состояние, это твердь в том, что оно есть. Природа — то, что все родило, из чего все вытекло, образовалось. Это основа разума!

Камень–Алатырь — твердыня: и свет, и сила, и морская пучина, и крепкая крепкость, и неуловимая золотая рыба, — вольная бела рыбица, дающая необыкновенную силу богатырям. Она помогает родить богатырей Ивана–царевича, Ивана–кухаркина и Ивана–коровьина сына. Это Перун в трех из многих его ипостасей, разворачивающихся во все небесные и все поднебесные красоты.

“...Подъезжает тут старый богатырь (Илья Муромец) к белому Латырю: расходятся от камня в разные стороны три дороги; на камне написаны такие слова: “Кто поедет по средней дорожке — тому быть убитому; кто поедет направо — тому быть женатому; налево ехать — быть богатому”. Думает Илья: “На что мне, старому, богатство? И жениться на старости лет нет у меня никакой охоты; поеду по той дорожке, где быть мне убитому.”

Камни

Весьма велик интерес человека к драгоценным камням. попытка восстановить свой потенциал за счет камней переродилась в погоню за драгоценностями, истощение Земли, бездумное украшение тела, одежды. Сверкание же камней усиливает человека негармонично. Множество трактатов о камнях, предлагаемых читателю, обнаруживают лишь каплю знаний о природе. Из многих камней выберем для примера любимый на Руси сердолик. “Сердце ликуст” можно сказать о камне, похожем на сгусток лимфы, и если он похож, то это так и есть — в Природе все едино. Ток лимфы рождает кровь, кровь рождает ткани и т.д. Ведающие люди предлагают прикладывать сердолик на веки глаз, если голова болит, согретые прикладывать как компресс при болях в животе, т.е. включить ритм тока лимфы. Из растертых в порошок камней делали лекарственные составы, цена которых в середине века была баснословной. Подобные сведения можно привести о всех ценящихся камнях, но они — старые потоки Земли, которые когда–то родил человек. Новое время рождается новым сознанием, и это чувствует Лада. Но у многих народов осталось почитание тех или иных камней. Камень является видимым, зримым и ощутимым представителем Бога Громовика. На Руси крестьяне опахивали такие камни, как святыню, как и дуб, его грызли от зубной боли. Строя избу, русский человек шел на четыре стороны света и приносил по камню, чтобы сделать их краеугольными. У вещих камней останавливались былинные герои испросить своей Судьбы, ощутить зрелость и здравость своей идеи, чтобы продолжить дальнейший путь. Открываясь потокам Вселенной, человек может стать сильнее живым своим состоянием, в отличии от застывшей энергии Земли.

В 1934 году к ногам Учителя Иванова, стоявшего на берегу моря в Таганроге, с Неба упал Камень. Упал он с шипом, взволновал море, и Учитель не смог его найти в тот день. Нашел на другой день: это был камень величиной поболее голубиного яйца. Он прошел пять стихий: стихию Вселенной, Воздуха, Огня, Воды, Земли. Что спрашивал Учитель у Природы, если она прислала ему Небесный ответ? Этот камень, живший во Вселенной, своей информацией соответствовал вопросу молодого Паршека о мироздании. Знать, камень помог ответить на все вопросы, коль в 1964 г. Учитель попросил своего земляка отдать в Ореховке камень тому, кто больше всех сделает для его идеи. Как же распорядилась Природа заветом Учителя? В 1995 году мы готовились к философским чтениям, которые ежегодно проходили в Самарском госпедуниверситете. Мы жили тогда вопросами жизни Человека на Земле, Земли во Вселенной, готовился и доклад о ведическом вероучении славян. Было множество вопросов о том, нужны ли педагогам новые знания о Мироздании, знания наших предков о Вселенной, древнее вероучение. Ответ пришел неожиданно: нам передали камень Учителя, упавший у самых его ног с самой Вселенной. Такие камни во все времена были высоко ценимы. Так камень преткновения, перед которым мы стояли, преобразовался силой нашего разума в достойный ответ на ниве образования.

Море

Свет, движение могут рождаться только в воде, поэтому Бог света и любви Солнце появляется из моря: “Солнце ся (себя) в море купае”. Обновляющая чистота — Заря выводит Солнце. Солнце, как чистоту, купанное здоровье называет народ в сказках Ненаглядной красотою или Царевной — золотой косой, непокрытой красой. Она живет в золотом царстве на конце белого Света — там, где солнышко из моря подымается. Сама же царевна плавает по морю в серебряной лодочке, гребя золотым веслом.Море — это мать Дня, она его провожает на Заре и принимает — в свои объятия отдыхать. Как видим, в сказках ведется о мужском начале Творца: Свароге, Перуне, Световиде и о женском — Ладушке Земле. При таком прочтении встают образы всех нас людей, живших и ныне живущих.

Море необозримо: необъятно, неисчерпаемо. Море дает — что возьмешь! — “Чашкой синя моря не вычерпаешь, ложкой не выхлебаешь!” Справедливо народное слово. Хвалилась синица сине море зажечь!” Куда там синице?

Море — это сама жизнь и об этом в народе ходит загадка: “Какая мать дочерей сосет?” Дочери Морского царя превращались в могучие реки. Море воды, обтекающей Землю, колыхающейся в ее лоне, духом ее — родниками выдавливается на поверхность, сливается в реки, которые втекают в моря: “И быстрой реке слава до моря!” — добавляет пословица и эту мысль. “По капле дождь, а дождь реки поит: реками море стоит!” Не любит народная светлая Русь ждать у моря погоды — сама ее творит: “Море даст, что возьмешь!”, в нем все есть, что надо умному человеку — предки нажили, а что нажили — это наше тело. “Таланный и в море свою долю сыщет!”.

О том, что море — это человеческие страсти, тоже ведут сказ словоохотливые краснобаи: “Не море топит корабли, а ветры!”. “Не море топит, а лужа”, — говорит народ о мелочных, корыстных интересах. А о хвастунах и того острее: “Щепкой моря не перегородишь!”, “Журавли за море летают, а все равно курлы!”, “Дешевы в заморской деревне орехи, да никто не принашивал!” — острит народ о тех, кто чужой труд легким считает. Как же актуально сказанное давным–давно о тех, кому всегда на родной Земле было маятно. “Молвь людская — что волна морская!” — слово русское, что пора — все к месту, к ладу, с умом, с правдой: “Ветром море колышет, молвою — народ!”. “Ох, сине море, унеси ты мое горе! И унесет, была бы мысль, чтобы не ждать у моря погоды.

Свадебные песни лаской обязательно вспомнят море синее — силу человеческую. Величает песня его “морюшком”, “широким раздольицем”, то и дело возвращается к нему в раздольных волнами льющихся напевах:

Ах, и по морю, ах, и по морю,

Ах, и по морю, морю синему,

По синему, по Хвалынскому!..

... Плывши, лебедь встрепенулася,

Под ней вода всколыхнулася,

Плывши, лебедь вышла на берег...

Где ни взялся, где ни взялся,

Где ни взялся млад–ясен–сокол...

Среди свадебных песен, поющихся подругами невесты, отражается пляшущее волнами жизненных перемен море:

Поверх моря, поверх синего,

Поверх синего, поверх Хвалынского

Налеглись туманы со морями,

Не видно ни лодочки, молодчика...

“На море селезень косу вьет, серая утушка полощется...”, “Как на синем море, что ль на белом камене строила Анна душа, строила Федотьевна, строила себе широкий двор...”, “По морю корабль плывет, а по круту бережку каретушка...” Это песенное богатство разливается по всей необъятной святой Руси в удалых солдатских, казацких песнях. И в каждой песне упоминается о широком раздолье моря, в котором чуется дыхание народа, биение могучего народного сердца, широкий созидающий размах его мысли, сила которой и есть могучее море–Окиян.

Реки

Мы говорим волжане, крымчане, подчеркивая, что люди, живя в родстве душевных устремлений, чем–то определенным, сущим отличаются от других людей. Знаменитые реки Дон, Дунай, Двина, Ока, Одра, Ра — арийского происхождения и в тех народах, где живет санскрит, удерживают первоначальный смысл, например: у осетинов дон и дун — вода и река, в галицких песнях слово дунай — нарицательное значение рек: За реками, за дуньями.” В этом раскрываются знания, что вода — это дух, дуновение, ветр. Индийцы за божество считают Ганг (гон, быстрота), славяне — Дунай, Днепр, Буг, который назывался Бог–река, немцы — Рейн (рай). Величие красавицы Ра реки, Солнца реки — Волги неописуемо. Она родила многих славных богатырей, воспевших ее своими подвигами, и сейчас она живит неиссякаемой силой ее воли своей воды многие народы России. Великий Днепр несет свои воды среди равнин Украины, а с нею вечную славу народа, родившегося от прозрачных сияющих рос. Россия — рос сияние, Украина — у края иного — поднебесного. И живут у вод и морей этих святых земель потомки Русалки Роси и доброго русского Бога Даждьбога.

“Из воды мир начал быть!” В сказках, снах вступление в воду — это новое рождение. Переправиться через реку, море — это переправиться через поток речей. Свершение победного действа часто является возрождением героя. Вспомним Садко, князя Гвидона.

Исследователи эпоса отмечают, что певцы “начинают и оканчивают свои богатырские песни прославлением рек, будто вместе со своими слушателями стоят на берегу их”.

В народе живет множество сказаний о сильномогучих богатырях, их женах, разлившимися знаменитыми в народе реками. Были в народе люди, сила которых была во много раз более многих людей. Своей идеей жизни они вели народ и этот путь отражала действительность, подпитывала вода. Идея жизни таких людей даже после их ухода оставалась тем, что веде (укр.), ведет (вода) род, наполняет души смыслом жизни.

Вода сильнющая, а вода родного края несет то, чем жив народ особо. Великий песнеслов высоким духом своим понимал силу Земли, дух ее, живущий в образах, наполнявший, насыщавший народ, голос его звучит в веках. Устами Ярославны говорит сама Природа — это русская жена просит Днепр сохранить ее любимого мужа, встречи с ним, чтобы смыть на Заре ему слезы: “О Днепре Славутицю! Ты пробил еси на себе Святославли насады (ладьи)... взълелей, господине, мою ладу к мне, а бых не слала к нему слез на море рано.

В “Слове о полку Игореве” автор в лице князя воздает честь Донцу за то, что лелеял его в своих водах, укрывал мглою от вражеской погони, стлал мягкую траву и наказывал певчим птицам беречь его сон. Это отражение духа родного народа: “О Донче! не мало те величия, лелеявшу князя на въянах, стлашу ему зелену траву на своих серебреных брезах, одевавшу его теплыми мъглами под сению зелену древу, стрежеше его гоголем на воде, чайчами на струях, нядьями на ветрех”. А народ на реке Струша по духу чужд и она “худу струю имея”, пожрав чужие ручьи, потопила князя Ростислава.

Былина о Дунае — богатыре рассказывает о том, что в чистом поле наезжал он на молоду Настасью–королевичну. Эта прекрасная, сильномогучая дева рыскала по свету, конь под нею чудный — из–под копыт камни вылетывали. Не узрел Дунай, что это дева и бились богатыри и саблями, и в рукопашную. Осилил Дунай героя, хотел сердце вынуть горячи, но увидел деву прекрасную. Поладили герои, взял Дунай Настасью и поехали они вместе в Киев. Но как выпил вина Дунай, на миру стал хвастать своим молодечеством и вызывать Настасью. Просила Настасья–королевична мужа: “Не хвастай, тихий Дунай Иванович, если на стрельбу пойду, то нет супротив меня стрельцов”. На твою–то молодецкую головушку Я кладу свое колечико серебрино, Три раза из лука калену стрелочку повыстрелю Пропущу–то сквозь колечико серебрино, И не сроню–то я и колечика с головушки.

Не умолить Дуная. Уступила Настасья–королевична, вызов приняла — пропустила свою стрелу сквозь кольцо, выставленное на голове Дуная. А Дунай положил кольцо на голову Настасьи–королевичны и хочет стрелить из лука разрывчатого и молит жена: “Не стреляй, Дунаюшка! У меня во чреве чадо посеяно: по колени ноги в серебре, по локоть руки в золоте, по косицам часты звезды!” Но пустил Дунай калену стрелу и попал в белую грудь. И подумал узнать, что посеяно у него с королевичною, распластал ей чрево булатным кинжалом, а во чреве чадо милое — по колени ноги в серебре, по локоть руки в золоте, по бокам часты звезды. Возрыдал Дунай, становил кинжал тупым концом во сыру землю и падал на острый конец ретивым сердцем. О той ли крови горячи, Где пала Дунаева головушка — Протекала речка Дунай–река, А где пала Настасьина головушка — Протекала Настасья–река.”

Реки на Земле и сосуды в теле Человека — одно и то же. Вот как в заговоре просится на больные вены: “Река бежит, на месте не стоит. Кровь по венам беги, на месте не стой, в ногах не ной, в узлы не вяжись, чтоб дитя Божье (имя) не страдал (а), болезни жильной не знал (а)”. Такая болезнь случается у того, кто сомневается в правильности воплощения своих мыслей, пытается повернуть свои реки (речи) вспять. А можно ли представить, что течет реченька, а потом решила, что не оттуда бег начала, решила возвратиться? А человек передумывает, по многу раз возвращается к происшедшему и этим заворачивает поток крови, который уже выполнил свою задачу. Кровь от этого густеет, вязнет, стынет в узлы.

Настасья–королевична — это река Непра или Днепр. В этой былине говорится о славянских народах, об их идее жизни. Чрез века ведется сказ о том, что народ Приднепровья мог бы со славянами Придуная народить в славном союзе небывалой красы дитя. Настасья в былине называется королевичною, а не царевною. Значит, и народ Днепра соблазнился чем–то чуждым его духу, каким–то блеском, от этого и пострадал — не родилось еще дитя Природное. Эта былина актуальна для наших времен.

Любим народом Садко. Имя Садко — это “сад”, то, что растет, буяет юной вечной жизнью. Богатство Садко дал сам Царь Морской за игру его на гусельках звончатых. Посулил он Садко три рыбы — золотые перья, за которые Садко выиграл несметные богатства. Стал расти народ, богатеть. Но зазнался Садко, торгом увлекся... и события на Руси повернулись так, что плывут корабли, что гуси по синю морю. Бока у них выведены по–звериному, корма выточена по–гусиному, а не по–орлиному, вместо глаз вставлено по яхонту. Один корабль как Сокол летит — то корабль самого Садко. Но налетела буря грозная, расходилось, расшумелось море синее, волной корабли бьет, ветром паруса рвет, мачты гнет. Честный Садко просит дружинников жребий кинуть. “А все жребия по верху плывут, кабы яры гоголи по заводи”,.. лишь жребий Садко — чурочка из ясеня на дно пошла. А как дружина бросила жребии кленовые, а Садко жребий весом в десять пудов, все кленовые на дно пошли, а Садко жребий весом в десять пудов словно лебедь плавает. Увидел Садко свою вину и честно, не таясь, воскликнул: Я Сад–Садко, знаю, ведаю, Бегаю по морю двенадцать лет, Тому Царю заморскому Не платил, я дани пошлины. И во то сине море Хвалынское Хлеба с солью не опускал, По меня, Садко, смерть пришла.

Простился Садко и со светом белым, и с дружиною хороброй, и с Небом Синим, и с Красным Солнышком, велит поклон передать молодой жене, малым детушкам, родимой матушке. Ложится на доску дубовую, не берет ни хлеба пшеничного, ни вина сладкого, а берет с собою гусли звонкие. Благодаря честности, пробудившейся верности заветам Бога смог Садко вернуться от Морского царя на Землю, помогла ему жена Водянника и дочь — речка Чернавушка.

Корабли — это идеи, облака, несущие человека. Торговля — не божье дело, потому и волнуется море. Морская дева — река выходит замуж за Садко, т.е. река готова быть человеку в услужении за верность земной жене — Земле (не целует Садко морскую дочь) и Садко оказывается на берегу реки, где встречает его жена. Природа любит свое дитя, лелеет, прощает.

Легенды, былины, песни сохранили воспоминания о дарах воде. Садко дарил хлеб–соль родной Волге, Илья Муромец чествовал свою Оку на прощанье; идя на подвиги, опустил в нее корочку хлеба, благодаря за то, что поила и кормила его. На Руси народ, возвращаясь с дальнего плавания, делал реке подарки. Степану Разину народ доверил свою судьбу, свою долю, счастье свое, возможное только на родных просторах: вольный труд, пашни, леса, пение птиц, ласка рек и озер!.. Но позарился Степан на то, что ценит чужое нашему духу княжество, предал дух нашего народа: любовь, преданность, верность и терпение, а выпросить у Природы прощение уже невозможно — не вернешь сорванный на чужбине цветок — княжну: увял он тем, что там уже не нужен, а здесь чужд. Народ так мудро понял предательство Степана, так горько, мощно, жалостливо и так величаво передал в великой, вечной песне, скорбь о бездумности жертвы — это мудрое предупреждение Природы.

Из–за острова на стрежень,

На простор речной волны,

Выплывают расписные

Острогрудые челны.

На переднем Стенька Разин,

Обнявшись, сидит с княжной,

Свадьбу новую справляет

Он, веселый и хмельной...

Люди не живут сами по себе, в них Дух родной Земли, который носится над Водами. Природа предупреждает, что есть исконные непреходящие ценности человеческой Природы, которыми наделил своих детей Бог. Боль, слезы, кровь из–за ошибок, страданий нашего народа — это река Смородина. Подъехал к ней молодец, с виду добрый, и просит брод указать. Река отвечает ему согласием голосом — душой, красной девицей. Переправившись, молодец стал похваляться, что говорили про реку Смородину, что ни пешему не пройти, ни конному не проехати, а она хуже лужи дождевой. Когда ворочался молодец, потопила его река Смородина кровавая, водичка в которой вся слезовая: “Безвременный молодей! Не я топлю, топит тебя похвальба твоя!” Эта повесть и о Степане Разине тоже. Речка Смородина (смориться, мор) в песнях, в “Русских ведах” называется кровавою, слезовою потому, что народ, делая ошибки, страдает, гибнет: льется кровь, льет слезы мать, жена вся Земля, сморившись от печали, темного горя. Знает эта речка слезовая, кровавая, сколько русских богатырей пало в те далекие века, когда Землю свою защищал, рода свои, как страдать начал богатырь — наш народ от того, что пустил в свою кровь Чужое. Но помогала Природа: сращивала и заживляла кровавые раны.

Лечейки, знахари просто о воде говорят: “Помогает!” Помогает ключевая, дождевая, снеговая. Говорят, что особенно помогает вода, натаянная из снега в марте. Черпали ее ведуны из проточного места, идя за нею особо для того человека, кому помочь хотели или про запас. А брали лишь по течению: “Матушка–вода, обмываешь ты крутые берега, желтые пески, бел–горюч камень своей быстриной и золотой струей... Обмой дитя Божие (имя), все его хитки, призоры, урочища, понеси их матушка–река быстрою струею в море–Окиян, растопи, раствори в том синем море–Окияне, раскали на бел–горюч камне”. Летом воду брали на заре, чтобы она казалась розовою, это она в зорях “погрелась”. Мать несла новорожденного к реке, роднику, озеру, морю, знакомила его с водой и говорила реке, что принесла своего дитя к воде, и говорила воде, что называет его так то... И слух шел по всей Земле о рождении этого человека, Природа принимала его в свои объятия. Ребенку не имя давали, а называли, на–река–ли. Имя даст ему по заслугам народ в Перунов день, когда он вырастет, проявит себя в дни мужания, а день нарекания звался “Реченец”. Нарекая имя, отец три раза окунал с молитвой ребенка перед ликом Божьей Природы.

Как же величав и прекрасен был обычай, когда мать несла дитя свое представить то на родной Земле, что было ликом Бога: снегам или воде, травам, цветам, щебету птиц, аромату цветов, ласке Стрибога и Солнца, просила Ладу, Леля, Лялю принять дитя в свою колыбель, хранить его покой до вызревания!

Славянки несли на ночь Роду и Рожанице угощение: молоко, творог, сметану, яйца, “жарева”, т.е. мяса и оставляли на берегу завернутым в вышитую сорочку. Утром шли смотреть, коснулся ли Род угощения и, если не коснулся, то оставляли еще на день и ночь и так до трех дней, на третий день возвращались за посудой. Нетронутое угощение оставляли птицам, животным, в радости делясь с ними в доброте и щедрости тем, что пришло от Бога.

Росы мыли белье, а затем несли его к студеной водице рек и освящали его хладом–силой сильномогучей водицы родной Земли. Студили утром выпранную одежду на морозе, отдавали семи ветрам выпрямить, надуть духом Святым Земли–Матери. Полоскать белье — это ласкать его. Сорочку брали за рукава, отпускали ее по течению и с молитвой просили воду дать обновления сил на будущие дела. Вода добрая, ласковая, умная. Если дома поселилась грусть, печаль, нервное перевозбуждение, болезнь, неверность, то поможет вода: перемойте все, побелите, перестирайте с нежнейшей просьбой, светлой верой, построив с молитвой мысле–образы о счастии долгом и постоянном. Овощи, фрукты не от “грязи мыть” надо, а ласкать водицей, вспоминать, что плод — дар Лады, ее Дух. Упало что — ополо(а)сните водичкой, чтобы перестроить энергополе и на плоде не след неловкости остался, а ласки. Вот и слово пол(а)скать или л(а)скать вышло из вод ясных журчанием ласки и “лос” из того же ряда.

Слушая капель, пение струи, глядя на воду, мудрые люди делали предсказания по ее шуму, воспринимая своим звонко–струнчатым телом тончайшие колебания атмосферы, передаваемые воде, как главному источнику несущей силы. Это сейчас люди глотают все, что ни попадет из телевизора, книг, мнения, отключая в несамостоятельности свое мышление, обедняя себя, обделяя, используя воду, как служанку–Золушку.

Доброта народа сохраняла его в образе Перуна — Бога, который был виден внутри себя, но называть его уже стали Водяным, он и Даждьбог, дающий дожди добра. Вода — это его царство, он бережет свои дары, под его покровительством русалки. Мельники, рыбаки старались быть с ним в мире, ведали множество примет. Водяной доброму, совестливому в Природе человеку и улов добрый даст, и за неводом последит, пловцов убережет, пруд в берегах удержит. “Но беда тому, кто затеет с ним ссору,” — предупреждали “старые люди” молодежь. Если был разлив, то воду не хулили, не ругали, а шли с дарами, поклоном просить прощения. Вода не прощает обид, сквернословия, а пуще всего того, кто “концы в воде прячет” — топит следы своего преступления. Славяне следили, чтобы берега были чистые, чтобы в реку ничего не попадало, чтобы могло в ней порчу делать. Осенью тщательно убирали все далеко от берегов, чтобы белый снег лег на чистую Землю, и чтобы весенний разлив не унес в священную реку нерадивое, сорное.

Ореховские пожилые женщины рассказывали, что через наш Луганчик (приток р. Лугани), Колдыбаню по–ореховски, на конях переплывали, а теперь неполное ведро воды зачерпываем. На бывшем русле с обеих сторон дома стоят. Шахтные вырубки разрушили подземные русла вод, и теперь не бьют родники в реке, ушла вода из деревенских колодцев, и грозы несколько лет проходят мимо — молния–то бьет во влажное место. А люди как дожимаются в своем непростительном неведении — обижают речку, друг друга обделяют этим. А ведь еще живы на деревне те, кого их бабушки строго воспитывали в любви к Природе: старожилы рассказывают, что детям наказывали, если бежишь на речку, помочись, чтобы в реке — ни–ни! “Старые люди” говорят, что если человек пухнет в нездоровье, то это он перед водой провинился в чем–то. Знахарские лечебники советуют пойти в тишине к воде с хлебом, испросить у нее прощения, став лицом к течению, отдать хлеб и, уходя лицом к ней, три раза кланяться, прося прощения. А еще рассказывали ореховские старожилы, что к колодцу только чисто одетые ходили. Становится понятным, почему вокруг Ореховки когда–то пышные леса были, заросли лещины (ореха), грушевый, яблоневый сады цвели. Экологическое воспитание детей — это воспитание здорового мышления, становление здорового образа жизни. Оборачивается наш народ к истокам, оживают красные речи, которые словами на ниве жизни снова колосятся, чтобы попасть в кошницу к новым сеятелям, цветут новой, здоровой былью народные речи святой мудрости. Если живет речь — молвь в веках, то лететь ей в вольный простор, плыть по широкой реке — речам, пойдет она играть, юриться по Святой Руси, гулять в гаях — силы нагуливать, слово словом множить!..

Летом 1989 года в Ореховке снимался фильм “Слово о Человеке”. Сценарист фильма, герой, ведущий свое слово о Человеке — об Учителе — Юрий Иванов, режиссер — Петр Волошин и группа сильных специалистов кино из Киева работали очень напряженно. Концентрация сил и ответственность того, кто говорил это “Слово” в наивысшей мере проявляла человеческие качества каждого, и профессионализм обнаруживался в мере любви и уважении к людям и высокой ответственности за дело. Разные по характерам, жизненным целям и задачам люди, объединенные на небольшой по привычным меркам срок в силу своей неординарности проявлялись в наибольшей мере: как на экране в кино приходится за короткий срок увидеть в развитии сюжета жизнь людей, так и при съемках этого фильма все участники были героями необыкновенных событий, связанных с темой съемок, и события эти вертелись, сменялись, развивались емко и со скоростью того же кино.

И вот в период спада многих, различных по завязкам напряжений, пошли купаться на плотину. С высокого выступа берега было видно, как одни за другим в воду, птицей раскинувшейся плотины, прыгали и плыли в ее глубину семеро парней. Зрелище было удивительно тем, что каждый особенно явно и ярко проявился именно в этот момент, когда подходил к обрыву и готовился бросить свое тело — свои мысли в воду: как прыгал в нее, как и в какую сторону плыл, чем были вызваны паузы на берегу или в воде. Наблюдение было непреднамеренным и потому особенно отчетливым, зрелищным было впечатление в своей неожиданности — большая вода оказалась зеркалом, отразившим суть каждого. Один красивой стрелой вошел в легком полете в воду и, как рыбка, заскользил в воде и она, ласково колыхаясь, раздвигалась только настолько, чтобы тело вышло и снова вошло в нее. Другой брызгался в саженных, третий, как кувалдами, с шумом молотил по ней руками и испуганные брызги разлетались вокруг, четвертый хватко подгребал под себя серебро воды, пятый, равнодушный к воде, дающей такое благо–отдых, принимающей в свое живое тело все накопленное человеком, фыркал, отплевывался, кричал в воде. Это не эпизод, это веками нажитое отношение ко всему на свете. Люди узнают воду, по–настоящему полюбят ее и она одарит своей силой. Неумение плавать — это излишний то ли в этом страх, то ли робость в детстве и, наверное, — неадекватное отношение к яви: недоверие к себе, неверие в себя или недоверие к окружению.Учитель Иванов часами, днями мог находиться под водой, говорил, что наш долг уйти под воду.

“Из которой воду пить — той и славу служить!” “По которой реке плыть — той и песенки петь!” Эти изречения более чем когда либо актуальны сейчас. Они верны, если взглянуть на нашу жизнь с любой стороны: как мы относимся к краю, в котором живем, чем приумножаем его богатства или оскудняем его. Это явно относится и к профессиональному достоинству человека: река — это речи; развивает ли человек себя, свою отрасль, свое окружение благодаря выбору своего жизненного пути, является ли этот путь его песнью, благодарны ли люди за сделанный вклад, вообще жизнь. Если говорить о профессии учителя, то однажды в кругу педагоговшел разговор об ответственности по отношению к детям, о том, что личное нездоровье — это отражение нездорового отношения к окружению. Было удивление по поводу того, в чем же вина человека, если он добросовестно выполнял обязанности, никого не обижал, заботился о семье, о своих детях. А если взглянуть на это с другой стороны: взять да пойти по адресам своих бывших воспитанников и учеников да взглянуть на их судьбы, которые определили мы — родители, воспитатели, учителя, преподаватели вузов своими речами, реками слов: как они живут, как сложились их судьбы? Кто ответит за бескультурье, за неумение вести себя в обществе миллионов одних, за изломанные, искалеченные судьбы других, за неуважение к людям, растрату добра Родины — третьих, всего горя–несчастья не перечесть. Это касается всякого человека любой профессии: с чем растили и пекли хлеб, создавали машины, строили дома, выпускали оружие и космические корабли, поворачивая реки человеческих мыслей вспять, меняя им русла. Есть в этой грусти ясный свет: подобный честный вопрос и честный ответ предполагает честный сильный шаг, изменение потока мышления, принятие здорового опыта, накопленного прогрессивным педагогическим авангардом страны.

“Нет конька лучше быстрой реченьки!” “Вода добрый конек: клади — все довезет!” Народ, относясь к воде, как к водной дороге и сплавной силе, утомил ее, беря безмерно ее богатства — умалил ее доброе отношение к себе. “Плевать на воду — все равно, что матери в глаза”. Вода будет течь по Земле своим шагом. Если люди не пробудятся ото сна, не проклюнутся от угара технократических устремлений, они окажутся в условиях, сами которые и уготовили. Города, шахты, водохранилища для электростанций, рыбозаводов и другие запруды нарушили всепланетарный ход моря–Океана. Со школьных лет мы помним “Медного всадника” А.С. Пушкина о том, как скованная гранитом города для богатых река Нева вышла из берегов и затопила домики бедняков. Тщетно ищет юный Евгений свою возлюбленную Парашу — нет и следа от ее избушки, но гордо вздыбливает коня Петр I, устроивший роскошный град на костях крестьян, чтобы грозить отсюда шведам. Поэт предупреждал в поэме о том, что насилие над собой Природа терпит до поры. Только в одном поэт ошибался, считая стихию бесчувственной. Природа не выдерживает роскошных тисков гранита, страдают самые доверчивые или ленивые, ютящиеся у пьедестала тех, кто считает всех приниже себя.

...Словно горы

Из возмущенной глубины

Вставали волны там и злились,

Там буря выла, там носились

Обломки... Боже, боже! там –

Увы! близехонько к волнам,

Почти у самого залива –

Забор некрашеный, да ива

И ветхий домик: там оне,

Вдова и дочь, его Параша?

Его мечта... Или во сне

Он это видит? Иль вся наша

И жизнь ничто, как сон пустой,

Насмешка неба над землей?

И он как будто околдован?

Как будто к мрамору прикован,

Сойти не может! Вкруг него

Вода и больше ничего!

И обращен к нему спиною

В неколебимой вышине,

Над возмущенною Невою

Стоит с простертою рукою

Кумир на бронзовом коне.

Есть и мало известная сказка Г.П. Данилевского “Озеро–слободка”, услышанная им от сказителей. В ней ведется о том, что рыбак поймал рыбку, а старшая стала искать ее, звать человеческим голосом. Пообещал рыбак выпустить малую рыбку, если старшая поведает свою историю. Замирающим голосом рассказала рыбка, что на этом месте стояла слободка и жила в ней она — богатая молодка.

Много добра и богатства у ней по амбарам лежало,

Много далеких купцов и мирян к ней во двор заезжало.

Раз о полудни она на крыльце на тесовом сидела:

Дочь на руках убаюкав, с крыльца за ворота глядела;

Знания образного языка могут помочь любому ведающему человеку увидеть и понять грозные предупреждения Природы за торговлю ее богатствами, за рождение идей, погружающих народ в дрему–сон, за предательство Бога в возвеличивании себя в роскошных городах.

... Видит: идет от села человек, утомился, бедняга,

Низко поклоны кладет у ворот и у окон слободки:

Просит он ковшик студеной воды у ребят и у старших...

Только не слышат ребята, играют себе по затишьям;

Старшие ж кто на гумне, кто с иглой али с пряжей уселся.

Вот подошел он ко мне, говорит: “Твоя хижина с краю,

Глушь за тобой и поля; я ж от жары изнываю;

Встань, захвати где–нибудь мне хоть каплю водицы студеной!”

Ум ли померк у меня, и теперь разгадать не умею;

Только в ответ старику я промолвила так, усмехаясь:

“Как, старина, разбудить, как покинуть мне малую дочку?

Хочешь напиться, так вон, погляди, и ручей под горою;

Полем успеешь дойти и авось не умрешь на дороге,

Здесь же у нас, в слободе, ты и капли воды не отыщешь!”

Странник поник головой и, как тень, из околицы вышел...

Вдруг, слышу я, в тишине по околице звуки несутся;

Точно посыпался град али где–то западали зерна...

Вижу — и замер мой дух: на столе сам собой, за порогом,

Брызнул кувшин, а за ним у дверей из печурки плеснуло;

Возле из погреба струйка воды, словно дым, поднялася,

Миски, лоханки и ведра всплывают, несутся к воротам,

Им же навстречу, смотрю, выбегают другие потоки!

В ближних дворах та же притча: всплывают шесты и заборы...

И не опомнилась я, как кругом берега поднялися;

Зелено стало в глазах; колыхаясь, осела слободка;

Там же, вверху, как туман, заходили студеные волны...

Ты не дивися, рыбак, если в озеро днем ты посмотришь:

Темные кочки на дне — это хижины нашей слободки;

Мелкие травки — сады, а ложбинки — пруды да колодцы.

Ранней зарею, пока не шелохнулись по лесу листья,

С берега ухо наставь ты к воде, тут сейчас и услышишь –

Как далеко–далеко, под тобой, в потопленной слободке,

Ветер по кровлям шумит, словно плещутся мелкие струйки,

Куры кудахчут, петух на гумне заливается звонко...

И раздаются в воде колокольные тихие звуки,

Будто засохший тростник от дуновения ветра

Тихо звенит над водой, над пустынным прибрежьем качаясь!

Рыбка замолкла, едва отливаясь на зыби стемневшей...

В волны ей бросил рыбак целых суток добычу обратно;

И, привязавши челнок меж осокой, обратно в потемках

Вышел на берег, безлюдный и дикий, с пустыми руками.

И этот сказ тоже актуален в настоящее время. Теленовости, газетные вести, журнальные статьи на экологические темы в свете древних знаний открывают истоки всех природных явлений.

Вода, как и Земля, помнит человека, хранит его. Однажды в 90–х годах на Волжском озере оторвалась льдина и унесла ребят. После переохлаждения в воде остался жив один парнишка, который любил воду, обливался. Есть рассказ о человеке, который более 20–ти дней находился в воде Северного моря и остался жив. Подобных случаев множество и говорит о них народ с восхищением силе человека. Природа найдет в себе силы сберечь того, кто любит ее, а эта любовь из давних глубин.