Военно-воздушные силы РОА

Это был Виктор Иванович Мальцев, сын крестьянина Владимирской губернии, родившийся в 1895 году, посвятивший себя с присущей ему энергией в Летцене (Восточная Пруссия) созданию воздушных сил РОА. Он был одним из многих «отступников», отпущенных из тюрем при начале Второй мировой войны, и уже в 1941 году предложил свои услуги немцам, вступившим в Крым. Он остался в Ялте при отходе советских войск и, став городским головой, позаботился о том, чтобы жизнь в городе наладилась возможно скорее. Его решение принять участие в борьбе с большевизмом привело его к Власову и его движению. Вместе с руководителем отдела Auswertestelle Ost штаба Военно-воздушных сил подполковником генерального штаба Холтерсом и его переводчиком Адольфом Идолом он создал предпосылки по созданию ячейки власовских воздушных сил. Мальцев набирал людей в лагерях военнопленных, к которым он имел свободный доступ. Желающих была масса, большое число добровольцев отзывалось. Все они раньше служили, как профессиональные офицеры, в рядах Красной армии, а теперь являлись, чтобы принять участие в борьбе против большевизма.

С осени 1943 года все эти кандидаты были собраны в специальном лагере в Сувалках, в Польше. Тут эти «кадеты», как их теперь называли, должны были пройти двухмесячную проверку и тренировку. После принесения присяги и определения их чина они переводились для дальнейшей подготовки в группу Холтерса в Морицфельде у Инстербурга. Мальцев познакомился с Власовым только в феврале 1944 года в Морицфельде. Из этой встречи со временем родилась подлинная дружба. Мальцев писал своей жене: «Власов не политический деятель. Он хороший, искренний, порядочный человек. У нас много общего».

В этой поездке Власова сопровождали его адъютант капитан Антонов и я. Время поездки было выбрано не случайно. В Берлине для Власова опять создалось неблагоприятное положение. Партийные организации потребовали ограничений в его деятельности. Чтобы избежать личной опасности для Власова, советник начальника штаба Военно-воздушных сил по делам русских добровольцев в таких частях, генерал-лейтенант Ашенбреннер, предложил во имя осторожности вывезти Власова на несколько дней из Берлина и предоставить ему «Auswerirestelle Ost» (штаб военно-воздушных сил) в Морицфельде.

Мы использовали скорый поезд, для которого требовалось специальное разрешение и который каждый вечер отходил с Силезийского вокзала в Берлине в Главную Ставку — «Волчье Логово». Поезд состоял только из спальных вагонов, а пассажирами были главным образом высшие офицеры и партийные функционеры.

Засекреченный «Auswertestelle Ost» расположен среди Мазурских озер. На ближайшей станции нас встретила машина из Морицфельда. Среди леса мы нашли полевой аэродром. С северной стороны находились бараки и более солидные постройки для добровольцев и для немецкого и русского опрашивающего персонала. Снаружи была ограда из колючей проволоки. В Морицфельде велась также военная и техническая подготовка добровольцев из лагеря в Сувалках для их будущих заданий. Бывшие советские летчики, все молодые люди, были в совершенно новых, хорошо пригнанных формах чинов немецких воздушных сил с соответствующими обозначениями их чина. Дух, который здесь господствовал, произвел на Власова глубокое впечатление.

Нас поместили в бараке на краю аэродрома, вблизи леса. Подполковник Холтерс заботился о строгой дисциплине, порядке и абсолютной чистоте во всем лагере. Замечание Власова, что Холтерс был бы хорошим председателем колхоза, основывалось на том, что подполковник одновременно организовал тут большую кроличью ферму.

Настоящим главой и руководителем опросов был выходец из Эстонии старший лейтенант Алольф Идол. Он хорошо говорил по-русски и проявлял деловой подход к опросам и внушавшую доверие человечность.

Личное появление Власова вызвало сенсацию. Мы присутствовали при нескольких опросах и удивлялись — с какой готовностью советские летчики описывали свою службу, военные задания и события на родине. Сначала вновь прибывших осведомляли о целях и задачах РОА и отвечали на их многочисленные вопросы. Весьма быстро они переставали быть скрытными и начинали высказывать свое одобрение Власову и его движению. Власов часто принимал участие в разговорах, с целью выяснить подробности.

Согласно приказу Главного штаба Военно-воздушных сил, все сбитые советские летчики не подлежали опросу местных штабов, а только штаба в Морицфельде. Как правило, требовалось не больше двух-трех дней, чтобы доставить их в Морицфельд. Поскольку главным образом это все были новички или служившие в гражданской авиации, — в их показаниях было много интересного из области их профессии. В помещении для опросов висела большая карта Советского Союза, на которой был намечен маршрут возможной прямой воздушной связи Берлин — Токио… Тут же находились и самые современные аппараты.

Между советскими летчиками, которые присоединились к Власовскому Движению, были некоторые, занимавшие в советских воздушных силах ответственные посты. Были даже и «герои Советского Союза», как, например, капитан Бычков. Это звание приблизительно соответствует званию кавалера немецкого рыцарского ордена Железного Креста.

Интересной фигурой в этом кругу была летчик майор Серафима Захаровна Ситник, известная под кличкой Симочка, высокого роста, красивая, самоуверенная женщина лет тридцати. Ее самолет был сбит в воздушном бою. Она смогла спастись на парашюте, но при этом была тяжело ранена. В Морицфельде она ходила еще в своей советской форме с майорскими нашивками и с тремя орденами на груди, Она была начальником Разведывательного Отделения 205-й Дивизии истребителей. То обстоятельство, что немцы привезли к ней ее мать и пятилетнего сына из занятых областей, привело ее к Власову. Она провела несколько вечеров с ним и его спутниками, играла на гитаре и пела приятным голосом. От нее я в первый раз услышал в замечательной передаче общеизвестную солдатскую песню во время Второй мировой войны в Красной армии «Землянка». Слова этой песни написал поэт Константин Симонов:

Вьется в дымной печурке огонь,

На поленьях смола как слеза…

И поет мне в землянке гармонь

Про улыбку твою и глаза,

О тебе мне шептали цветы

В белоснежных полях под Москвой…

Я хочу, чтоб услышала ты

Как поет мой голос живой.

Ты сейчас далеко, далеко,

Между нами поля и снега,

До тебя мне дойти нелегко,

А до смерти — четыре шага.

Пой, гармонь, зимней вьюге назло,

Запоздалое счастье зови!

Мне в холодной землянке тепло

От твоей негасимой любви.

Мать Симочки была простой крестьянкой, которая говорила, что она думала… Так, она сказала мне, крестясь при этом: «Господь наградит Сталина, Господь даст ему здоровье и успех. Ведь это он сделал из моей Симы летчика и офицера. Не будь Сталина, она бы теперь доила коров и вывозила бы навоз!». Про себя я думал: скорее всего при этом Симочка была бы счастливее, чем став майором.

Конец Симочки был грустным. Из-за ее ранений ее перевели в Пропагандную часть, и она стала жертвой немецкой провокации. В чаще Мазурских лесов, как предполагали, действовали партизаны, и будто бы этому были даже доказательства. С Симочкой заговорили немецкие агенты, которые выдавали себя за советских партизан. Симочка поверила этому обману и за это заплатила жизнью.

Меня беспокоило то, что нас поместили в немного отдаленном бараке. Если действительно налицо были партизаны, то они пошли бы на любой риск, чтобы похитить Власова. Полевой аэродром представлял большие возможности для такого командо-предприятия. Из-за этих опасений я по несколько раз в ночь обходил подлесок. При этом я часто останавливался и прислушивался, но кроме только повторявшихся криков вальдшнепа я ничего не слышал. Когда я днем рассказал о моих наблюдениях старшему лейтенанту из лагерного персонала, он возразил: «Это, конечно, не был вальдшнеп. В это время года они еще не кричат.»

Подозрение, что такой крик был подражанием человека — что было весьма просто — очень меня обеспокоило, и я решил убедить Власова поскорее уехать. Если партизаны действительно готовили нападение на него, то им потребовалось бы несколько дней для подготовки. Поэтому я пустил слух, что мы уезжаем в пятницу, а на самом деле мы уехали во вторник.

Как я позже узнал, в Auswertestelle Ost допрашивали несколько важных военнопленных, в числе которых был сын Сталина, капитан артиллерии Яков Джугашвили. Его допрашивали неделями, и ответы его записывались на пленку. После этого из вырезок составили воззвание, которое призывало голосом сына Сталина офицеров Красной армии прекратить сопротивление немецким войскам. Эта манипуляция состоялась без ведома опрашиваемого, и он, конечно, никогда не согласился бы с таким воззванием.

По рассказам всех, кто его знал, Джугашвили был спокойным, скромным и всегда корректным офицером. Он вообще не признавал всех методов своего отца. Возможно, что отрицательное отношение к отцу было вызвано тем, что Сталин покинул свою первую жену, его мать — грузинку.

После того, как подделанное воззвание было обнародовано, след Якова Джугашвили теряется… Немцы потеряли к нему интерес. Мне стало известно, что после войны советские агенты лихорадочно искали в Германии этого человека, но найти его не удалось. Теперь мы знаем, что он сам искал смерти.

О его брате Василии известно больше, благодаря сообщениям маршала Красной армии Рокоссовского. У него было много неприятностей из-за сына Сталина, который, благодаря отцу, занимал высокий пост в Военно-воздушных силах. Василий постоянно обращал на себя внимание, вызывая раздражение своим громким и нахальным поведением. Его загулы, большей частью переходившие в драки, вызывали открытое осуждение маршала Рокоссовского. Военная карьера Василия резко оборвалась сразу же после смерти его отца.

Мы покинули Морицфельд, эту первоначальную ступень воздушных сил, с весьма радостными впечатлениями и надеждой, что эта небольшая лётная часть быстро разовьется в план, задуманный полковником Мальцевым по созданию собственных воздушных частей.

Но конкретные шаги в этом направлении могли быть предприняты лишь 16 сентября 1944 года, после признания Власовского Движения. С начала марта 1945 года (на самом деле уже 4 февраля 1945 г.) Военно-воздушные силы РОА в составе Русской Освободительной Армии перешли в подчинение генералу Власову, который призвал произведенного в генерал-майоры Мальцева к командованию Воздушными силами КОНРа. Генерал-лейтенант Ашенбреннер с присущей ему энергией и рядом действий прилагал все усилия к формированию, обучению и вооружению воздушных сил РОА.

Боевой состав этой части насчитывал 5000 человек.

Если в этот заключительный период войны еще удалось сформировать несколько воздушных частей, то этим мы обязаны не только генерал-майору Мальцеву, но главным образом генерал-лейтенанту Ашенбреннеру. Он предпринимал все, чтобы устранить с дороги все нараставшие препятствия. Он гордился этими частями, которые отличались внутренним крепким боевым духом. Они это и доказали, когда самолеты эскадрильи ночного действия поддерживали наступление Первой дивизии на советское предмостное укрепление Эрленхоф к югу от Фюрстенберга на Одере.

Штаб ВВС РОА пребывал сначала в Карлсбаде, а потом в Мариенбаде.

Попытка с «вспомогательными частями»

Конец 1944 года. Невзирая на все обещания, формирование частей Власовской армии сопровождается сплошными проволочками. Из-за этого у нас вырабатывается план в надежде, что удастся обойти ужасающие затруднения в немецких учреждениях в этот последний период войны, которые мы расценивали как саботаж. Этот план предусматривал формирование вспомогательных частей в сотрудничестве с организацией Тодт. Благодаря моим посредникам, руководство этой организации было оповещено о наших планах, и были выдвинуты предложения по возможному расширению ее функций. Вообще, было приятно, что каждое учреждение или ведомство прилагало все усилия для получения возможно большего числа заданий. Там думали — и, может быть, это и было правильно — таким путем добиться защиты от возможного свертывания, что вызвало бы для служащих перевод на фронт.

Для этих вспомогательных войск стали вербовать людей не только среди военнопленных, но и среди остарбейтеров. Отклик и тут был очень хороший. Желающих собирали в лагеря, и там они подчинялись русскому руководству. Очередной задачей при этом стало найти среди этих людей (в большинстве штатских) будущих руководителей подразделениями. При этом было необходимо проявлять известный личный авторитет, чтобы настоять на своем даже у немецкого коменданта, часто лейтенанта, в обязанности которого входили чисто административные функции. Большинство лагерников были настолько запуганы немецкой грубостью в обхождении с русскими, что они совсем не подходили на занятие командных постов.

Предполагалось объединить участников вспомогательных сил в строительные дружины, которые должны были чинить дороги по заказам организации Тодт. Шел также разговор о большом канале, который после повреждений от бомбардировок должен был опять стать судоходным. Таким образом эти вспомогательные силы поначалу не предназначались для службы на фронте. Конечной же целью было их вооружение и присоединение к РОА. Но до этого дело не дошло.

Штаб этих вспомогательных сил помещался в доме постановщика фильмов Фрёлиха в Берлине-Далеме. Его не следует смешивать с кино-артистом Густавом Фрёлихом. Это была громадная вилла со сравнительно небольшим садом. В подвале находился большой зал для кинематографа и другие помещения; на первом этаже еще несколько, шесть или семь комнат.

Русским начальником этих вспомогательных сил номинально подчинявшихся организации Тодт, был назначен инженер-подполковник Клавдий И. Попов. Он был родом из промышленного района Украины и был специалистом по шамотным камням, получаемым из доменных печей, но ему совсем не подходили организаторские функции, а его обхождение с немцами было неудовлетворительно. Он был боязлив и уже поэтому не подходил для этого поста, будучи бессильным настоять на своем даже против самого незначительного зондерфюрера.

По моему плану Попов должен был как начальник занять лучшую комнату на вилле — спальную бывшего домовладельца на первом этаже с большой стеклянной дверью на балкон и видом в сад. Но Попов захотел жить в кинематографе. Его письменный стол был поставлен в зале, причем так что каждый входящий в этот громадный зал должен был пройти от 20 до 25 метров, чтобы приблизиться к нему. Может быть его решение было вызвано подражанием какому-то сановнику из его прошлого…

Кроме этого письменного стола, его кресла и стула для посетителей, в этом помещении другой мебели не было. Обычно Попов сидел целый день за этим столом и пытался писать карандашом письма, диктовать он не умел, как между прочим, многие русские. При этом у Попова была замашка всем командовать и все решать самому. Только с большим трудом мне удалось заменить его другим начальником, а именно полковником Антоновым, старым танковым специалистом. В Советском Союзе Антонов был преподавателем по танковому делу в военном училище. На этом, в общем, кончались его познания. Но как начальник вспомогательных сил он оказался способным усвоить наши соображения, был разумен, приятен и скромен. И Власов ему доверял.

Конечно, и это формирование вспомогательных сил было начато слишком поздно: они не участвовали ни в каких действиях. Все участники смогли вовремя покинуть Берлин, последовали за штабом в Прагу и оттуда разошлись, сохранив индивидуальную свободу.

Инженер Попов после войны жил в Аргентине и переписывался с полковником Кромиади.