Тихие стихи

Соседствуют и крик

со вздохом,

И гром

с молчанием стихий.

Порой гремучая эпоха

Растит тишайшие стихи:

Усилены сердец биеньем, –

А сердце чуткий микрофон, –

Несут грядущим поколеньям

Не марш,

а исповедь времён.

По этой мелочи,

по крохам,

Что выданы не напоказ,

Ясней становится

эпоха

И судьбы каждого из нас.

СЕДАЯ ДЕТВОРА

Г.Х. Андерсену

Романтики – седая детвора.

Они всю жизнь выдумывают сказки

О торжестве могучего добра,

О мудрости доверия и ласки.

Седые сказки бродят по Земле,

Земле реальной – грязной и прекрасной,

То замерзающей в немыслимой зиме,

То воскресающей весенней ночью властной.

Седые сказки бродят по дворам

И ничего от них уже не скроешь.

Седые сказки бродят по сердцам,

Не нищенки – раздатчицы сокровищ!

Им верится, что близится пора,

Эпоха лет бесстрашно ясноглазых!

Бессмертная седая детвора –

Романтики и выдумщики сказок!

ИНТЕЛЛИГЕНТ

Памяти М. Светлова

В Октябре – вдни классовых сражений,

В грозный исторический момент –

Не было позорней униженья,

Чем ярлык:

«Гнилой интеллигент».

Годы шли, а критики приватные,

Перепутав бдительность и страх,

Били – непечатным и печатными –

За «интеллигентщину» в стихах.

Но ортодоксальнейшим легендам

Цену знал поэт

и потому

Становился всё интеллигентней,

Как и полагается ему!

ПОЭТЫ

С. Есенину, В. Маяковскому

Метёт метель в далёком в двадцать пятом,

И облепив,

и ослепив дома...

А может быть, не вьюга виновата,

Что тьма в глазах,

а в мыслях – та же тьма?

Как холодно поэту в «Англетере»,

Как неотступен чёрный человек...

И завтра телеграммы о потере

Ударят многих,

а заденут – всех.

Поэт погиб...

Осиротела песня,

По всем статьям

в статьях осуждена,

Но год за годом входят строем тесным

И облик свой меняют времена.

Уже гремит тридцатый во весь голос

В обломках быта

и в горячке битв,

И вдруг

апрельским громом раскололась

Душа

в ничтожных ссадинах обид!

И вновь,

и вновь вопросы без ответов:

– Кто виноват?

И кто не доглядел?

А может быть, Земле не до поэтов?

Ей столько надо переделать дел!

И мечется Пегас ширококрылый,

И загодя,

задолго до войны,

Срываются в нежданные могилы

Поэзии и Родины сыны.

Чтоб после – в тёмно-синих переплетах

На стеллаже стать с классиками в ряд...

Поэзия – опасная работа!

И строчки,

как бикфордов шнур,

горят.

ПАМЯТИ ВИТАЛИЯ СЁМИНА

I.

С душой, от стужи каторжной горящей,

Он был – Дневник и Летописец времени...

Как трудно говорить в прошедшем времени

О человеке очень настоящем.

Всю жизнь носил невидимые латы,

По-рыцарски за Правду бился он,

Ширококостный,

по-боксёрски ладный,

Как, в сущности,

он был незащищён!

Расплачиваться с «орднунгом» фашистским

Он только начал полною ценой...

Мы смерть его добавим к скорбным спискам

Убитых и замученных войной.

II.

Пока живёт товарищ рядом,

Он сверстник наш, он нам под стать,

Его слова, дела и взгляды

Мы не спешим запоминать.

С ним ссоримся по-человечьи, –

У каждого своя беда...

Но не простившись, в чёрный вечер

Он вдруг уходит навсегда.

По памяти коротким вспышкам

И подступившей пустоте

Мы понимаем поздно слишком

Невозвратимость всех потерь...

Но если б жизнь нам разрешила,

Чтоб жил он снова среди нас,

Боюсь, что снова, с прежней силой

Теряли б мы за часом час.

ПЕПЕЛ

«Отмщенья, государь, отмщенья...»

Но Пушкин мёртв.

И, замыкая круг,

Как снег, летят созвездья над ущельем,

А впереди угрюмо ждёт Машук.

Срок давности придумали владыки:

Злодействам он и панцирь, и покров!

Безумие – тревожить тень великих!

Спокойно спи, усопший Бенкендорф...

И только неразумные ветра,

В забвенье справедливости не веря,

Вздымают пепел старого костра

И горбят потемневшие деревья.