Наш Михалыч

Блажен, кто пал в пылу великого сраженья,

И к богу падая, был обращен лицом!

Байрон.

Любопытная реакция жены на прочитанные, предыдущие главы книги.

– У тебя такая жизнь интересная была, а я как дура в Таджикистане просидела и ничегошеньки не видела! – и со слезами на глазах и дрожью в голосе, добавила – И про любовь мало написал!

Такая противоречивая оценка.

Весной следующего сезона мы работали с Митрофанычем по Вахшскому хребту, проводили поиски мраморного оникса. Кроме маршрутных исследований на массиве вели ручную шурфовку.

Мраморный оникс выполняет тектонические зоны выходящие вдоль осевой части хребта. Жилы с ониксом яркого медового цвета достигают мощности до одного метра тридцати сантиметров и протяженностью до восьмидесяти метров. Проявление довольно перспективное, «выскоки» мраморного оникса отмечаются по дневной поверхности хребта на протяжении семи километров – масштабность камня налицо, надо только разобраться хорошенько, опоисковать, оценить.

Первый этап работ провели за два месяца, в апреле и в мае, пока не началась дикая жара, присущая этим местам. Во второй половине мая уже работали с трех часов ночи и до одиннадцати утра, а потом камеральничали под тенью чинары.

В СССР в это время полным ходом гремела гражданская война в Карабахе. Отмечены кровавые очаговые события в Узбекистане и Киргизии. С руководителем Памирской ГРЭ Ширеали Бахтибековым произошла трагедия, когда он проезжал по одному из Тянь-Шаньских перевалов. Из кишлака к трассе выносили обгоревшие трупы и складывали их рядами. От этого жуткого зрелища у Бахтибекова случился обширнейший инфаркт. До больницы довезти не успели.

В принципе и в Таджикистане уже ждали чего-то подобного. Шурфы и канавы копали Хуршед и Алим, местные ребята из ближайшего кишлака Пушинг. В мозгах у этих ребят засела непонятная злобная одержимость к другим этническим группам республики. Хуршед мечтательно говаривал:

– Если бы была возможность, я собрал бы кулябцев с «калашами», назвал себя Хуршед-Курбаши и «погулял» бы по родным горам.

Тогда уже было понятно, что добром все это не кончится.

Общаясь с таджиками, к своему удивлению вдруг обнаруживаю, что я достаточно хорошо понимаю и в некоторой степени могу изъясняться на языке местного народа. Даже неким образом приходилось экспериментировать с языком. Спрашиваю Хуршеда:

– Как будет, по-вашему, Кварцсамоцветы?

Задумался. Потом уверенно переводит:

– Сангхои ронгаран!

– О-фа-рин! – это моя реакция. Возглас восторга и удивления, типа нашего: «ой-ей-ей!» или французское: «о-ля-ля!»

Как-то, засыпая в полночь под чинарой, очнулся от возгласа валявшегося на соседней раскладушке, Хуршеда:

– Наконец-то я ее увидел!

– Кого ты там увидел? – разбуженный, ворчливо и недовольно спросил я.

– Тарелка вон пролетает!

– Да иди ты!

– Точно говорю!

Я окончательно проснулся и обратил взор к небесам. Объект пролетал на небольшой высоте, со скоростью пятьсот-шестьсот километров в час, не издавая ни единого звука. Только это была не тарелка, а скорее «арбуз». Светился сталистым светом изнутри, по «экватору», что-то похожее на иллюминаторы, из носовой части отсвет двух коротких кинжальных прожекторов. Однако что-то это было не от мира сего!..

Местный совхоз виноградарский. Здесь, на предгорных склонах выращивали богарный виноград, в том числе винных сортов, тайфи, изабеллу, хурджинку. Рядом, на местном винзаводе виноград перерабатывали и пускали в дело. Из крайнего кишлачного дома к нам в лагерь, каждый день, как по расписанию приносили чапаты, шурпу. Словно поставили на довольствие. Это был дом ответственного работника сельского совета Абдулхая и его многочисленного семейства. Интересный и наивный человек, довольно часто и подолгу мы общались с ним.

На второй месяц, мы с Дроздовым привезли семье Абдулхая два мешка муки, выписав ее с конторского склада. Нам она, практически, ничего не стоила, а для местных жителей мука, безусловно, являлась мерилом жизни. Абдулхай расчувствовался, оценив подарок, и отблагодарил по-королевски: пригласил осенью за виноградом. Сказал, что можно взять хоть десять тонн бесплатно. После выполнения плана на «клетках» совхоза оставалась еще добрая половина урожая. Но весь виноград убирать для государства было не выгодно, ужесточали нормы. Виноград забирали жители кишлака и разного рода гости.

Предложение в крайней степени заинтересовало моих друзей, виноделов. Мы занимались производством этого благородного напитка. На этом деле «работал кооператив» из нескольких семейств. Когда я рассказал Лешику, Леньке и Красотину о заманчивом предложении Абдулхая, мужики мне поначалу не поверили. Поэтому в сентябре, за виноградом скромно погнали бортовой УАЗик. Казбек занимал должность начальника транспортного цеха Памирской ГРЭ, автобаза которой находилась в Разведчике. «Колеса» могли брать любые под услуги населению. Сами выехали на «жучке».

Абдулхай даже обиделся нашей несерьезной «организации». После того как за достарханом были розданы символические подарки всем детишкам и жене, Абдулхай забил барана и не отпускал нас из дома двое суток. Кувшины с вином менялись один за другим. Неоднократно звучало: «Алаверды!»

Пришел мулла, которому было выделено почетное место. Он с интересом рассматривал гостей, теребя в руках старенькие лазуритовые четки, пальцы ни на секунду не прекращали движения. Застолье прерывалось только на время проведения намаза. Это было, что-то наподобие местного праздника. Традиции гостеприимства соблюдались незыблемо. Если гостя принимают некачественно, хозяин принимающей стороны осуждается всем кишлаком.

В нашем случае, Адулхаю ничего не «грозило». У нас было все «ашно-пашно!» – жаргонное таджикское, типа российского «ништяк!» Пока мы отдыхали, машина отправилась домой с липовой накладной. Посты на перевалах внимательно изучали документы, но проблем с нами у них не возникало… Правильнее будет: у нас с ними.

Пока мы отдавали дань гостеприимству, наши верные жены топтали виноград…

Абдулхай неоднократно приглашал снова в гости, обещал организовать в кишлаке праздник с козлодранием к следующему приезду.

Содержимое первого рейса передавили быстро. Возрос аппетит, появился азарт! Вняв советам Абдулхая, вторым рейсом погнали десятитонный КАМАЗ. И закипела работа! На будущее просматривались радужные перспективы. И если бы не война!

Процесс изготовления вина затягивал, завораживал и мне нравился больше чем процесс его поглощения. Вино это целая философия. Вино как люди: рождается, живет, болеет. Нередко умирает. Оно впитывает в себя все, что происходит в округе, и тем самым, создает неповторимый вкус и цвет.

Геологи серьезно подходили к вопросу сохранности произведенной продукции. На сараи и подвалы вешались серьезные замки. Изготовлялись целые системы запоров. И, тем не менее, буквально на глазах, исчезало содержимое в двадцати, сорокалитровых бутылях, когда кто-нибудь из мужиков уезжал на объект. Наши женушки устраивали девичники. Словно хакеры, взламывающие сайты, они умудрялись проникать в сараи. И гуляли. Молодцы!

Кстати, за время варварской перестроечной политики в республике не было уничтожено ни одной виноградной лозы. В столичных чайханах появилась традиция подавать спиртные напитки в заварочных чайниках. К примеру, духанщик спрашивает:

– Вы чай будете зеленый или белый!?

Стаканы и рюмки в приборы не входили, содержимое чайников разливалось, разумеется, по пиалам. При азиатских традициях, здесь и придумывать ничего не надо было.

Менталитет!

Летние месяцы полевого сезона проходили в рабочем порядке по Сардаи-Миёне выше Рамитского заповедника. Курортный уголок. Планомерные, крупномасштабные поиски на самоцветное сырье, в этом районе не дали ни одной зацепочки. Хотя маршрутами обстукали и «обнюхали» все уголочки. Буквально! Исключением разве только стали скарноидные образцы с андрадитами, коллекционного значения. Их развитие отмечено в трещинах остывания гранодиоритов в приконтактной зоне с известняками. Кристаллы гранатов имеют недоразвитый, одномерный, а проще, плоскостной характер, с гранями в поперечнике до восьми сантиметров, похожие на сорванные лепестки роз темно-бордового цвета.

На теплых каменистых маршрутных тропах, после ночных дождей остаются лужи. Их кромки часто окружены трепетными мириадами бабочек-однодневок, вместе с заканчивающимся днем, покорно доживающих свой краткий «век». А из луж, соревнуясь, под ноги «прыгают» солнечные зайчики.

С Алимом и Хуршедом мы ходили в двухдневки с ночевками по обстоятельствам.

Авантюристы! Форменные. В рюкзаки брали только минимум необходимых продуктов и свитерки. Без спальных принадлежностей. И как-то само собой, нашими ночевками становились летние становища пастухов, будто ненароком встающие на нашем пути. В нужном месте и в нужное время. На одной из летовок, на приличной высотной отметке, молодой хозяин сказал:

– А мы знали, что вы придете. По приметам, уже несколько дней ждем гостей! В бинокль вас, три часа назад в скалах высмотрели. Не ошиблись!

Вот ведь как! За ужином и завтраком, старались подкладывать вкусные кусочки. Впервые я попробовал вяленую ягнятину. Ничего не понял!

В августе отправились отдыхать в Румынию и Болгарию. Забавным стало оформление загранпаспорта на четырехлетнего ребенка. Вообще то документ в те годы готовился, если человеку пять лет. В нашем случае «ксиву» оформляли Максюхе в четыре с половиной года. Международным паспортом державы, он по праву пользовался три недели.

Для меня оригинальным стало то, что я первый раз увидел Черное море «из-за забора». С территории Советского Союза до этого не видел. Вот так!

Что касается Болгарии, там удивляться не чему. Две страны, два менталитета: яркая и раскрепощенная Болгария, убогая и забитая, режимом диктатора, Румыния. До падения эпохи Чаушеску оставалось три месяца. Впрочем, красавица Констанца со своей древней историей, скрасила и компенсировала отдых в этой стране.

Поселились в гостиничном комплексе Мамайя. С одной стороны отеля раскинулось Черное море, с другой – большое озеро Тыкиргео с островом, который по берегам прикрыт широкой лентой камышей. На острове кабачок, отделанный красным деревом.

Мой день рожденья. Мы взошли на кораблик и поплыли на остров поесть рыбы. В целом на острове было интересно, но в ресторанчике ассортимент состоял только из напитков. Погуляв немного, вернулись в Констанцу. Море вечером, подсвеченное закатом, выглядело красноватым, нисколько не сомневаясь, мы направились в сияющий огнями, приморский ресторан. Крутой! В компанию позвали Набиевых Сабира со Светой, но они деликатно отказались, щадя наши финансы. Никуда не нужные леи.

С этими ребятами мы плавали по Адриатике. И в этой поездке оказались вместе.

Семейство со мной во главе, заявилось в вечерний ресторан в пляжной спецодежде. В шортах и тапочках. А фигли! Швейцар в растерянности вызвал распорядителя, тот, в свою очередь впал в легкое замешательство и, тем не менее, провел нас в общий зал.

Русские! Ожидать от них вечерних туалетов, видимо не всегда приходилось.

Мы долго объясняли, что хотим рыбу. Официант даже изобразил испанскую песню, прищелкивая пальцами:

– А я рыба, я рыба!

Но так ничего и не понял, пока Татьяна не вспомнила английское:

– Да, фиш же, елки-палки!

Врубился наконец-то.

Максимка поковырял вилочкой в тарелке и отправился ползать между столиками с посетителями. Под одним из столов столкнулся не то с английским не то с немецким малышом во фраке. Долго там общались. На языке понятном только детям.

Окружающая публика с любопытством таращилась на русских. На нас… Там, вся «Европа» собралась. Но мы не испытывали, абсолютно, ни каких неудобств или стеснения. Просто отдыхали. В конце вечера, угораздило меня предложить официанту червонец, в качестве чаевых. Бедняга, отмахиваясь руками, чуть инфаркт не получил. За наши «красненькие», румынский закон карал, как у нас тогда за «зелененькие». Впрочем, все обошлось.

Когда возвратились в отель, в нашем номере стояли цветы. Ребята с группы постарались. Светка с Сабиром. Тепло и приятно от знака внимания соотечественников. Хорошие ребята. Она работала журналисткой на республиканском телевидении, он… заместитель начальника уголовного розыска города Душанбе. В чине майора.

Ребята приезжали в гости с сынишкой Тимуром. Общался я с Сабиром и когда, уже кровь пролилась в Душанбе. Время было напряженное, Сабир выглядел профессионально собранным. Но от предложенного дружеского бокала пива не отказался. Живут в Душанбе и сейчас, пройдя через войны и беды.

Восточный Памир являлся владениями одиннадцатой партии. В смысле ведения поисков и разведки самоцветов. Партией руководил Серега Свирид. Однажды, уезжая в отпуск, на два месяца, Свирид попросил Юру Степовского присмотреть за своим, крайне, избалованным псом. Немецкая овчарка по кличке Памир. Пес кроме тушенки ничего не жрал.

В связи с этой проблемой, Серега взял в личный забор две коробки тушенки и оставил Юре на пропитание для собачки. Когда Серега забирал Памира, Юра ему говорит:

– Хочешь, фокус покажу?

Потом кликнул пса, подбросил вверх сухарь. Собака в прыжке, только клацнула челюстями. Серега ошалело произнес:

– Ты, что с собакой сделал!?

А, что потом? В течение всей зимы, Юра выкатывал тушенку, из-под стола. Банку за банкой. На закусь. Серега Свирид с недоумением спросил:

– Ты зачем на нее тратишься?

– Это ты на нее потратился. – Прозвучал лукавый ответ.

Когда до Сереги дошло, в чем дело, тушенки оставалось банок десять. Обижался на Юру несколько месяцев. А в целом «издевался» Юра над Серегой неоднократно. Однажды предметом розыгрыша стала прибывшая на Памир компания, в принципе, посторонних людей, двое студентов в этой компании были вообще людьми далекими от геологии. Если коротко, дело обстояло так: получил Степовской радиограмму с текстовкой, что к вам приезжает группа на день-два, встречайте и доставьте на Кукурт. И, вот приехал я, говорит Юра, в Мургаб на КАМАЗе. Захожу в гостиницу, там сидят четыре человека, ждут. Пару специалистов и одного студента отправил сразу на УАЗике, одного, позже, пришлось забрать в КАМАЗе. Выехали после того, как я разделался уже с делами. Поехали через Снежное, где Свирид контролировал ведение горных работ. Идея прикола вспыхнула в голове мгновенно, на подъезде к лагерю. Пацану, студенту-математику второго курса, говорю:

– Чё будут говорить, кивай головой и помалкивай многозначительно – спрашиваю – понял?

– Понял.

Подъезжаем. Встречает Серега.

– Здорово.

– Здорово.

– С Ташкента Геоконтроль прибыл – представляю – знакомьтесь…

Свирид позеленел с лица, отвел меня в сторонку, шепчет:

– Документации сейчас нет никакой, а та, что есть, показывать нельзя!

– Серега, я сам не знал! – говорю я.

– Ну, давайте чайку попьем – выдавил жалко Серега.

Я продолжаю подначивать:

– Иван Иваныч, может, документацию посмотрим?

– Давайте посмотрим.

– Серега, чё есть, то и принеси – говорю.

Несут папки с бумагами, все, что есть короче.

И вот, этот «недоделанный» специалист принял охапку документов. Стал, что-то разворачивать и, смотреть, буквально, вверх ногами. Свирид в некотором недоумении, но «страх» не отпускает голову, однако. И тогда Юра «любезно» предлагает:

– Давай-ка, завтра утром подготовьте, что сможете и принесите на Кукурт.

Между участками десять километров, не так далеко, особенно если делать нечего, безжалостно резюмирует Юра, смакуя ехидным смешком свой рассказ. Мы отоспались, утром прется Свирид на Кукурт пешком, с рюкзаком полным «драгоценных» бумаг. Навстречу ему выходит из палатки геолог Наталья Зеленчукова. Вопрос. Ответ. Она за живот схватилась. На смех выходит главный геолог Скригитиль, и тоже захохотал. Свирид за ружье:

– Убью суку!!!

Ну, я подальше – говорит Степовской, а Михалыч со смехом потом резюмировал:

– Я месяц не мог заставить подогнать документацию, а здесь за три часа все приготовили…

Однако Свирид не был лишен чувства юмора, чтобы не создалось такого мнения у читателя, кратенькая история, преподнесенная им самим. Забирал Серега однажды жену с девичника. Самоцветчицы здорово погуляли, Серегина супруга не рассчитала свои возможности. Привез ее домой, жене стало дурно, она, разумеется, пожаловалась на то, как ей плохо. Серега, скрыв жалость, выразился убойной фразой, той фразой, которую сам не раз слышал по жизни от жены:

– Еще раз нажрешься, к маме уйду!

Юра агитировал меня переходить работать на Восточный Памир – к себе, на Кукурт. Когда он проговаривал тему с главным геологом одиннадцатой партии, Скригитилем Анатолием Михайловичем, тот отреагировал так:

– Я собственно не против, главное – что бы человек был хороший!

Скригитиль, особо легендарная личность альпинизма и памирской геологии.

«Маресьев от геологии» – так называлась опубликованная однажды статья в Комсомольской правде о нем. Михалыч в молодости отморозил ноги на Камчатке, и ему ампутировали обе стопы. Там случилась целая история с трагическим финалом, подробности которой опускаю, могу только сказать, что заведено было даже уголовное дело, которое вскоре рассыпалось само собой.

Глядя на Скригитиля со стороны и не зная про его ноги, ни за что не догадаешься. Даже намека сомнений каких-либо в мыслях не возникало. Я был потрясен, когда впервые услышал рассказ от Митрофаныча о главном геологе одиннадцатой партии. Стал внимательнее присматриваться и не уловил даже разницы в походке. Поначалу.

Ходил он в специально изготовленных на заказ протезных ботиночках. Походка при этом, своеобразная, в раскачку, как у морячка. Этот человек делал самоцветную геологию Восточного Памира. Ходить в маршруты для него, было абсолютно реальным делом. До десятка километров в день. Надо отметить, что он не просто ходил по горам, но мог любому молодцу дать добрую фору…

Я уже не говорю о полутора десятках вершин, в том числе один из них без малого семитысячник, покоренных им, что бы доказать и себе и всему миру, ополчившемуся против, и не пускающему в нормальную жизнь, геологию, работу. И ДОКАЗАЛ! Доказал, что не просто может, а способен блестяще делать дело.

Повесть Анатолия Андреевича Димарова «Вершины» в шестом номере журнала «Знамя» за 1985 год, посвященная Анатолию Михайловичу, тому доказательство.

Помимо основной драмы, показанной в произведении, писателем бесподобно разыграна одна из главных козырных карт Восточного Памира. Ветер! Кукуртский ветер! Показано талантливо и динамично. В окончании повествования Димаров задается вопросом, удастся ли хоть одной его строчке перелететь хотя бы через десятилетие? Вне всякого сомнения, уже в скором времени, как нельзя, кстати, и остро будет стоять вопрос о возрождении профессии геолога, а «Вершины» обладают достаточной воспитательной функцией и молодых поколений и чиновников, от которых теперь в немалой степени зависит положение вопроса. Хотя, где им опуститься до «Вершин». До ВЕРШИН Скригитиля.

Рекомендую молодежи мечтающей об открытиях.

Михалыч один из открывателей памирских рубинов на Туракуламинском массиве в мраморах. Рубиновая минерализация обнаружена на Памире в 1979 году в докембрийских мраморах Музкольского и Шахдаринского хребтов. Проявления рубинов на Шахдаре не имели особой значимости, а посему и не получили перспективного развития.

Шахдаринскими проявлениями занималась десятая партия, в частности геолог Литвиненко. На Музкольском – изначально, Эдуард Дмитриев, из московского головного института МинГео СССР, а затем, плотно, работы продолжил Скригитиль. Если быть точнее, Дмитриев занимался на Памире не только рубинами, а изучал весь самоцветный комплекс пегматитовых, гранитных, метаморфических массивов.

В дальнейшем геологоразведочными работами были установлены большие промышленные перспективы в восточных отрогах Музкола – Туракуламинское месторождение. Рубиноносная пачка мраморов, переслаивающихся с кристаллическими сланцами, имеет мощность шестьсот-восемьсот метров и протягивается с северо-запада на юго-восток по южному склону Туракуломинского хребта в пределах десяти километров. И поэтому, не зря Скригитиль уверенно говорил, касаясь перспектив на Восточном Памире:

– Ждем «море» памирских рубинов!

Скригитиля, как всякого талантливого геолога, водила за руку удача, в любых «пустых» на первый взгляд сланцах, он унюхивал полость, порой размером с ладошку, из которой невозмутимо извлекал один-два кристалла. Ловкость и сноровка во многих делах, это заметно отличало Анатолия Михайловича. Однажды на Западном Пшарте, спустились они со Степовским маршрутом к реке. Голодные, уставшие. Михалыч не мешкая, без всяких понтов, достал нож, зашел в воду по колено и заколол рыбу больше чем на килограмм. Вот так удачно ткнул в воду и пригвоздил гольца. Тут же рыбку зажарили и утолили производственный голод.

По склонам Анатолий Михалыч приноровился спускаться бочком, левым, а поэтому на нем быстро «горели» левые ботинки, стачивались каблуки. Одевал запасной, снашивал быстрее и запасной, приходилось бросать работу и срочно заниматься ремонтом обуви.

На спуске с Кукуртской штольни стоптался очередной ботинок, Михалыч в сердцах оторвал подошву вместе с каблуком и вприпрыжку, почти на одной ноге, если ее можно назвать ногой, с ворчанием двинулся к лагерю. У Степовского, язва он не может без этого, вырвался дельный совет:

– Михалыч, тебе какая разница – левый-правый, одевай правый на левую да и ходи туда-сюда.

Скригитиль поначалу обиделся, насупился, словно колючка, что-то тихонько буркнул в ответ, а потом, спустя немного времени, рассмеялся сам над собой, над нелепостью этой обиды и очевидностью того, что совет на самом деле неплох.

В конце восьмидесятых годов Михалыч заканчивал поисково-оценочные работы на главном участке месторождения Снежном. Здесь корундоносный пласт серого крупнозернистого кальцитового мрамора мощностью около двадцати метров залегает между кианито-гранато-биотитовыми сланцами и слоем желтого мрамора. В сером мраморе наблюдаются минерализованные зоны, кулисообразно расположенные вдоль плоскостей напластования и прослеженные по простиранию до двухсот метров.

Характерны призматические, нередко уплощенные кристаллы красного корунда размером до десяти сантиметров. Уникально крупный образец достигал величины девять на семнадцать сантиметров при массе 1465 грамм. В среднем обогащенное рубиновое сырье, пригодное для фасетной огранки, имеет размеры до одного сантиметра.

В той же пачке мраморов в семи-восьми километрах юго-восточнее Снежного находятся корундоносные участки Нижний и Трика с аналогичным геологическим строением, такими же минеральными ассоциациями. Однако они значительно уступают Снежному по масштабам развития корундовой минерализации и выходу ювелирного рубина. Кстати, на Снежном в восемьдесят пятом году, при ведении оценочного бурения, произошла аналогичная история, как и на пьезокварце. На глубине тридцать метров в керне был поднят кристалл красного ювелирного рубина.

В музее конторы хранились образцы с кондиционными рубинами, размером в полмизинца. Один из камней – Юрина находка. В сезон восемьдесят второго года на месторождении был извлечен знаменитый музейный сросток рубина весом в два с половиной килограмма и объемом с косушку. Нередко к окончанию полевого сезона у Юры Степовского в сейфе накапливалось и хранилось до трехсот килограммов рубинового сырья. Результат сезонной добычи.

Рубиновые образцы яркие, густонасыщенные, с кроваво-багровым цветом, практически «голубиной крови», музейного ряда. Хотя, в тот момент, когда их извлекают из недр, рубины, часто имеющие матированную поверхность, ничем еще не напоминают блестящие украшения музеев и корон. Кстати в Бирме, до сих пор, в Могоке все поголовно убеждены, что если бледноватый рубин закопать обратно в землю, он со временем «созреет» и станет кроваво-красным. И наоборот, обитатели рубиновой долины верят в то, что если беременная женщина перейдет вброд ручей, текущий из рубиновой шахты, духи-хранители тут же спрячут свои сокровища в глубины недр.

В музее выставлены образцы рубинов с включениями иголочек рутила, придающих камню нежный, шелковистый отлив. При надлежащей шлифовке рубина кабошоном – рождается эффект кошачьего глаза или же высоко ценимый астеризм – фигура шестилучевой звезды, скользящая по поверхности камня при его повороте.

Вблизи месторождения с рубинами широко известны гранитные миароловые пегматиты с топазом и ювелирным турмалином, проявление кордиерита и крупные скопления гидротермального ювелирного скаполита. Ювелирный скаполит на Кукурте отражен полным изоморфным рядом, от сиреневого мариалита до желтого и белого мейонита. Название скаполит приобрел от латинского скапус – стрела, за характерную, ярко-выраженную вертикальную штриховку. У самоцветчиков наиболее ценным считался скаполит нежнейших лиловых оттенков.

Что касается кордиерита, хорошие кристаллы правильной формы этого минерала крайне редки. Поразительной особенностью Кукуртского кордиерита является способность образовывать великолепные сростки кристаллов. Синий цветок подземного царства, называли его в древности.

Если смотреть на кордиерит в одном направлении, он пепельно-серый, а при повороте, подчиняясь свойству плеохроизма, внезапно наполняется густой сапфировой синевой, фиалковым цветом.

Благодаря этому комплексу месторождений, площадь получила название Кукуртского самоцветного узла. Пегматитовое поле расположено в пределах Музкол-Рангкульского мегаантиклинория в ядерной части Кукуртской антиклинали, сложенной докембрийскими гнейсами, кристаллическими сланцами, кварцитами и мраморами, а также гранито-гнейсами и мигматитами протерозойского интрузивного комплекса.

Миароловые пегматиты тесно связаны с мезо-кайнозойскими лейкократовыми гранитами и размещаются вблизи массива этих гранитов. В пегматитовом поле отмечена определенная зональность: ближе к гранитному массиву шлировые и жилообразные пегматиты с ювелирным золотисто-желтым топазом и морионом, далее следуют микроклиновые берилло-топазоносные жилы с аквамарином, гелиодором, фенакитом, эпидотом.

Эпидот встречается в виде хорошо сформированных темно-оливковых, черных кристаллов и радиально-лучистых игольчатых агрегатов в ассоциации с раухтопазом. За их схожесть с еловыми веточками, самоцветчики называли их лапочками.

Характерны срастания топаза с шерлом. Отмечаются обалденные друзы с ювелирным аквамарином с кристаллами до пяти сантиметров по длинной оси.

И далее на наибольшем удалении от массива – крупные пластообразные микроклин-альбитовые пегматиты с натриево-литиевой минерализацией с клевеландитом, лепидолитом, цветными турмалинами, редким бериллом – морганитом, голубым топазом, альмандином.

Отмечаются кристаллы зеленого апатита, ювелирного винно-желтого данбурита величиной до пяти сантиметров, флюорита, ростерита, замечательно сформированных кристаллов и двойников кордиерита, ильменорутила, сфалерита, сфена, редких по своей природе танталита, еремеевита, колумбита и гамбергита.

Не редки эффектные образцы прозрачных топазов пронизанных игольчатым рубеллитом, часто встречаются причудливые ассоциативные букету чайных роз, друзы турмалинов с лепидолитом. Прорастания кристаллов ростерита по мориону. Образцы с прорастанием кристаллов амазонита в кристаллах кордиерита.

Кстати, что касается кордиеритового двойникования. Только Юра Шафрановский, видел какую «стойку» сделал покойный ныне патриарх Советской и Российской минералогии, и не только минералогии, Жуков Всеволод Всеволодович, когда увидел, в моей коллекции классический двойник кордиерита. Или как его называют, водного сапфира.

Он так плотно насел на меня и не отступился, пока я не подарил кордиерит ему. Но я уже в самом начале понял, что мне этого не избежать. Когда дарил деду камень, сам радовался больше оттого, что смог доставить удовольствие человеку. Радовался еще и тому, что Всеволод Всеволодович единственный, кто оценил по достоинству уникальность образца.

Уральские геологи взирали на него не то что бы с равнодушием, без эмоций.

Любимой фразой Жукова по жизни были слова: «Никогда я не пожалел о том, что не сказал лишнего». Примерно так. Чтобы понять эти слова надо прожить жизнь. А, чтобы произносить их, непростую жизнь прожить надо…

Примечательно то, что Жуков Всеволод Всеволодович имел поразительное сходство с Дроздовым Всеволодом Митрофановичем. Сходство Жукова с Дроздовым было не только внешнее. Когда был у него в гостях, в Питере, при общении, я чуть было не назвал его Митрофанычем. Хорошо, что этого не произошло, поскольку и по характеру Жуков также напоминал сухой порох – взорвется, отгорит, словно нехотя, дотлеет кратким мерцанием, вновь ласков, обходителен и интеллигентен, как ни в чем не бывало. Та же, добрая ирония и ехидство… И борода аналогичная, широким клинышком, запорошенная инеем времени. Опять же - тезки!

Не мудрено, что сразу же, после первой встречи и нашего знакомства у меня возникло теплое чувство к Всеволоду Всеволодовичу, удивительно, что и в ответ я ощущал аналогичное к себе отношение.

Та памятная моя командировка состояла из цепи согласований проекта в Питере во ВСЕГЕИ, далее в Москве в ЦНИГРИ и затем сдачи на экспертизу Александру Андреевичу Куденко в МПР.

Так вот, чтобы в Москве у меня не возникло проблем, дед стал звонить в Москву, на квартиру Богатых Игорю Яковлевичу. Достав записную книжку, он произнес: «Сейчас Игорю позвоним, и будет у тебя все в порядке». Расстроился оттого, что тот не снял трубку телефона. Но в принципе у меня сложностей не возникло. Все само собой получилось. Но, радовало то, что он искренне хотел мне помочь.

Кончина Всеволода Всеволодовича пришлась на восьмое августа 2001 года, мой день рождения. Но ладно бы только это! У него уже в кармане находился билет до Перми. Жуков собирался в командировку. В «Геокарту» и ко мне на объект, на Илья-Вож. Судьба распорядилась по-своему!

Последние тела пегматитов расположены в северо-западной краевой части поля на максимальном удалении от массива материнских гранитов альпийского возраста. Это крупные жильные тела зонального строения Мика, Полихромная, Дорожная и другие, залегают в кварцитах протерозоя в месте резкого погружения шарнира Кукуртской антиклинали.

Самая крупная и продуктивная жила это Мика.

Была открыта и изучена Скригитилем в 1989 году. Имеет плитообразную форму с одним раздувом, крутой угол падения и длину по простиранию шестьсот метров при мощности от пяти до двадцати метров в раздуве. В раздуве жилы отмечается кварцевое ядро с горным хрусталем.

Турмалин на Мике встречается самых различных цветовых оттенков и сочетаний. Иными словами, прошедший весь поэтапный комплекс развития пегматитового процесса. Кристаллы длиной до десяти сантиметров. Более крупные экземпляры рубеллита встречены в жиле Дорожной - семнадцать на десять сантиметров.

Кроме традиционных турмалиновых «солнышек» и «веточек», встречаются «арбузные» турмалины. Редкими, а потому, особо ценными в любой коллекции встречаются светлоокрашенные зеленые турмалины с рубеллитовой вершиной – «головой турка», похожими на турецкую феску, с «головой мавра» или проще называемые «черноголовиками».

Не редки образцы с прорастанием кристаллов рубеллита и полихромного турмалина по мориону. Сами морионы на просвет имеют, приятный глазу, кофейный цвет. Кристаллы морионов в образцах прорастания до двадцати, и реже более, сантиметров по длинной оси.

Встречаются неимоверно красивые образцы горного хрусталя, содержащие игольчатые кристаллы индиголита и других турмалинов. Турмалиновые волосатики. Когда тончайшие иголочки индиголита не различимы глазом, хрусталь приобретает необычный сапфировый оттенок.

В памяти возникает сцена демонстрации турмалинов из коллекции коллегам в ППГСП «Геокарты» (тогда еще называлась ЦГСП).

После моего первого полевого сезона.

Гера Морозов сильно сокрушался по поводу отсутствия следов катаклаза на камнях.

В принципе на некоторых сохраняются карбонатные рубашки.

Попов Игорь Борисович или Гога, Гога Борисович, как его при жизни называли друзья и коллеги, реагировал своеобразно. Тогда первый раз я услышал его коронное:

– Ну, блин в натуре! Ни хрена себе уха! Вот так камни!

В кристаллических сланцах и других метаморфических породах присутствуют, жило – и линзообразные секущие тела миароловых хорошо дифференцированных пегматитов с топазом, амазонитом, кордиеритом, аквамарином.

Так жила «Амазонитовая» залегает в скаполит-амфибол-биотитовых сланцах, имеет пологий угол падения, мощность до пяти метров и длину по простиранию сорок метров. Она отчетливо зональна с краевыми олигоклаз-микроклиновыми зонами гранитной и графической структуры, сменяющимися к центру жил блоковым кварц-микроклиновым слабо альбитизировынным пегматитом и кварцевым ядром.

В блоковой зоне под кварцевым ядром обнаружено несколько полостей неправильной формы с кристаллами амазонита, прозрачного адуляра и дымчатого кварца.

Самое время отметить о многоликости амазонита, о существовании целого ряда его разновидностей. Памирский амазонит разительно отличается от амазонита из месторождений других регионов планеты, скажем, Кольский или Ильменский камень пестрый, как бы рябоватый, а камень Восточного Памира особенный с необычайно нежным тональным, морским оттенком с гребешками белой «пены» по спайности, камень с поэтическим настроением.

Амазонит принадлежит к тем минералам, которые постоянно находились в центре внимания многих поколений исследователей. В этом смысле амазонский камень прочно удерживается в строю чудесных, по своей красоте, камней самоцветов, создавших славу Памиру и воспетых нелегким трудом геологов.

Многим коллегам самоцветчикам, близко знавшим Скригитиля, доподлинно известно, как он боролся за чистоту языка в отношениях на производстве и при ведении полевых работ, а также за чистоту и порядок в полевых лагерях и на базах партии. В свое время и на Амазоните, в присутствии Михалыча, поддерживался надлежащий порядок. Но однажды на территорию палаточного городка въехал Степовской на бульдозере (в смысле рядом с трактористом). Михалыч такой крик поднял, а Юрка спокойно переждав гневную и далеко не лицеприятную речь Скригитиля, ровным и интригующим тоном сказал ему, показывая на лопату бульдозера:

– Чем орать, Михалыч, ты лучше глянь сюда!

В процессе горных работ, он вскрыл гигантский погреб на месторождении с так называемым кварцевым ядром, в котором на свет предстали кристаллы дымчатого кварца метровой величины, попросил бульдозериста аккуратно подцепить в лопату самый крупный, что без труда получилось, тот был мастер в своем деле. Ну и привезли в лагерь. Эффект был потрясающий. Скригитиль обомлел на минуту, а потом «ноги в руки» и бегом полетел на погреб и, не вылезал почти сутки из него. А «камушек» по праву занял достойное место в музее конторы.

Возможно, я кого-то, может быть, и утомил геологией Восточного Памира, но мне хотелось показать вам насколько, богата минералогия Кукуртского самоцветного узла, кратко коснуться условий образования и закономерностей размещения самоцветов.

А также хочется отметить, что огромный вклад внесли в его изучение мои коллеги и друзья: наш Михалыч, Серега Свирид, отец Сереги, Митрофаныч, Юра Степовской, Гена Кафанов, Зина Лопырева и многие другие ребята. Если еще и учитывать то, что трудились самоцветчики, в далеких от комфортных, условиях сурового высокогорья Восточного Памира.

«Снежное» находилось на отметке 4250 метров, разведанный северо-западный фланг «Туракуломы» – 4700 метров. Пегматитовое поле «Кукурта», практически находилось на пяти тысячах. Каждую весновку, по апрелю, выбрасываясь на расконсервацию участка, Юра Степовской начинал откапывать бульдозерами участки с забоями рабочих штолен, которые находились под снежным двухметровым покровом.

Однажды он поведал о забавном случае. В один из начинающихся сезонов на Первомай случилась сильная метель с морозом и шквальным ветром. Народ сидел по вагончикам и в связи со «штормом», справедливо требовал праздника. Я уже писал о том, какие морозы бывают в этих местах. Юра жестоко пошутил:

– Все берут флаги, и строиться на улице. Кто на демонстрацию не выходит, водки не получит.

Юрий Анатольевич имеет талант не только на розыгрыши достойные современной одноименной передачи на российском телевидении, но и, на разного рода занимательные придумки. Был, говорит в году 1983 у нас геолог Женя Курилин. Стояли мы на Рангкуле. Женя находился в роли великовозрастного холостяка. Горный мастер Серега Зайцев привез как-то водки. Ну, попили и, вроде бы, как от нечего делать, Юра с техруком партии Феслером стали стыдить Женю и донимать, что пора его женить и если он сам проблему эту решить не может, то они берутся немедленно прекратить его «жалкое» положение. Находясь в подпитии, Женя был собственно не против жениться сей момент. На Снежном в это время находилась группа геологов из Москвы, среди которых была миниатюрная геолог Галочка. И вот мужики взялись уладить сватовство, направившись на Снежное. На пару с геологом Сашкой Девятаевым, ночью, через перевал пришли и ввалились в палатку к начальнику поискового отряда Рафику Имамутдинову. Тот спросонья и с перепуга глаза пучит.

– Что случилось?

– Женя чуть не утопился в емкости с солярой!

Немой вопрос в глазах, зачем?

– Сидели водку квасили, и вдруг, ни с того, ни с сего: «Люблю Москвичку, без нее жить не могу!». Ну, и чуть не проворонили мужика. Хорошо, что вовремя спохватились, вытащили, обмыли, успокоили, спать пока уложили.

Рафик озадаченно почесывая затылок повел мужиков к столичным геологам. У Москвичей начальником отряда был Круглов Виталий. Решительно подняли его, вытряхнули из постели, объяснили:

– Так, мол и так, давай Виталик, решайте, пропадает мужик, девочке передайте, что времени на раздумья практически нет!

Рафик с Виталиком направились к барышням, а мы плюхнулись в мешки и немного поспав, утром незаметно умотали на Кукурт. Пришли, рабочий день начинался, Владимир Борисыч разогнал горняков на работу. Засобирались и мы, но тут со стороны Снежного показался «свадебный» караван. Круглов лично вел покорную, смирившуюся с судьбой, Галю под венец. Да, говорят – даже рада была! Одновременно выглядела растерянной и смущенной, что только добавляло девочке красоты.

Кроме всего прочего, на складе лежало тридцать ящиков конфет Кара-Кумов, мы незамедлительно вскрыли ящик, поставили на стол, начали суетиться. Выходит «жених» из вагона, очки напялил, спросонья спрашивает:

– В чем дело?

– Жениться будем!

И все бы ничего, импровизация могла просто замечательно завершиться настоящей полевой свадьбой. Прекрасной свадьбой, живите да радуйтесь! Не ожидая каких-либо последствий я, говорит Юра, сказал Гале с Женей:

– Ну, вы пойдите в сторонке где-нибудь поговорите, да и приступим!..

А этот придурок ляпнул ей сразу, что это была шутка, она в слезы, я давай успокаивать, да уже все было понапрасну, а так здорово получилось! Получается, что опозорили девку, а Женя дурак дураком, упустил такое счастье, на блюдечке принесенное из-за перевала. Позже женился на такой дуре! Но один раз все же свадебный экспромт вполне получился. А дело было так: В Лагерь на Зор-Бурулюке, Феслер завез старшего лейтенанта, приятеля с ближней заставы. Звали его Сашкой.

– Человек хочет жениться – сообщил Владимир Борисович.

– Нет проблем! – С готовностью ответил Юра.

Вытаскиваю за руку, говорит, девчушку из палатки.

– Нравится?

– Да!

– Замуж пойдешь?

– Да!

Прогрели автомобиль, Феслер через плечо белое полотенце напялил, как дружко, прихватили гитару, жених невесту под руку, набились в кабину и в Рангкуль к председателю. Печать в бухгалтерии. Все туда, следом за председателем. Бухнули печать, пожалуйста, муж и жена. А лейтенантика уже переводят на другую высокогорную заставу, как холостого по анкете. А он приезжает с дамой на коленях. Командир заставы:

– Это что такое?

– Жена!

– Как жена?

– Так жена, давайте комнату!

С заставы звонок в Мургабский погранотряд, мол, этот, такой-сякой приехал с женой!

– Да, у вас что там, крыша поехала, немедленно проверить документы!

Проверили, доложили, что все соответствует, пришлось освобождать молодым комнату.

У геологов и пограничников на Восточном Памире отношения всегда были дружескими, помогающими скрашивать тяжелую службу тех и других. В конце восьмидесятых, сидели геологи как-то в гостях на заставе. На столе водка и нехитрое армейское угощение. Начальник заставы, капитан Миронов Василий разливая по очередной рюмашке, посетовал на то, что через день начинаются учения, а у них проблема с «нарушителем». Юра, не долго думая:

– Давай я побегаю!

Капитан, разомлевший немного от спиртного, заинтересованно покивал головой. На том и порешили. Степовской вполне серьезно подготовился к «провокации» на границе. Безнаказанно наследить на пограничной полосе, кто ж откажется от такого удовольствия. Но!

Ждал неделю. Не выдержал, поехал на заставу.

– Вася, ну че?!

– Да, ну тебя! Ты в Китай уйдешь, лови тебя потом! Привозили нам тут штатного из отряда, так что как-нибудь в другой раз…

Юра в свое время закончил горное отделение политехнического техникума и с большой гордостью, при любом удобном случае, всегда подчеркивал:

– Я, горняк!

И даже, когда мы защитили дипломы в Университете и получили квалификацию инженеров-геологов самоцветчиков, Юра продолжал и ныне продолжает относить себя к горняцкому племени. Как оберег, на груди носит кристалл красного турмалина, камень ювелирный, сантиметра четыре в длину. Оленьке Степовской было года три, когда отец с гордостью демонстрировал ее минералогические познания.

– Дочь ну-ка скажи, как камень называется? – спрашивал Юра.

– Лубеллит! – ответила уверено Оленька. Забавно.

А папаша сам гордый – как ребенок!

В конце восемьдесят девятого года, одиннадцатая партия праздновала предварительную защиту отчета по северо-западному блоку «Туракуломы», перед утверждением запасов в ГКЗ. От массовых поздравлений коллег, Зина Лопырева выглядела именинницей. Запасы считала она, считала в первый раз. Гена Кафанов, Зинин муж, и по совместительству командующий участком на скаполите, сказал:

– А ты боялась. Все ведь у тебя получилось! Подсчет запасов только кажется страшным, пока сам не посчитаешь.

Собственно, это касается не только подсчета запасов, это затрагивает и проектирование, и ТЭО, и прочую экономику геологоразведочных работ.

Вечером сидели на «козырьке». На улице Айни. Продолжали за шашлыками. Самоцветчиков отличала мгновенная реакция в демонстрации таких качеств, как щедрость и искренность. Как только компания собиралась в кабак, каждый считал делом чести, наперед других упредить фразой: «Я угощаю!» Кто успевал, получал почетное право накрывать стол.

В предыдущей главе я упоминал о том, что на Сельбуре была выявлена зона с черно-фиолетовым кварцем. Рассказывая коллегам про нее, я отметил, что в восьмой партии ломают голову, как называть этот кварц, если морионистым аметистом, понятно, что это терминологический вульгаризм. Гена Кафанов, в свою очередь, посмеиваясь, рассказал аналогичную историю о том, как им пришлось изучать проявление с адуляристым амазонитом. Так, говорит, и в отчет ушло.

По этому поводу произошла довольно долгая дискуссия в плане того, что классическая геология подразумевает, зачастую свои строгие рамки, а практическая, получая надежную фактуру, не редко опровергает их как несостоятельные. Тем и привлекательна наша наука, что не стоит на одном месте, развивая как себя, так и своих подданных. Такова философия геологии!

Утром, после праздника, немного не по себе. Генка в камералке, с усмешкой язвит:

– Володь, ты с утра так аккуратно носишь себя…

Вот такие друзья – напоили, а потом еще и издеваются.

Однако, при наличии факта «маниакального» гостеприимства, случались и курьезные вещи. Многие путешественники, в том числе, конечно и геологи дома не обращают внимания на какие-либо сладости и вкусности, зато в полях метут все подряд, в особенности сладкое. Юрка Степовской на Кукурте может зараз не одну банку с вареньем упороть. Поэтому, когда Степовской появлялся на горизонте у вагончика Кафанова, тот, едва завидев его, кричал:

– Зина! Убирай банку со стола, Степовской в гости идет!..

Добрая память и приятные воспоминания остаются от общения с этими ребятами.

В коридоре администрации конторы Экспедиции, в рамочке, рядом с доской объявлений висела рекламация:

«Никакая инструкция не может перечислить всех обязанностей должностного лица, предусмотреть все отдельные случаи и дать впредь соответствующие указания, а потому ГОСПОДА ИНЖЕНЕРЫ должны проявлять инициативу и, руководствуясь знаниями своей специальности и пользой дела, прилагать все усилия для оправдания своего назначения.

(Циркуляр Морского технического комитета № 15 от ноября 29 дня 1910 года)

Еще одна характерная черта отмечалась у геологов сто четырнадцатой экспедиции.

По окончании полевых работ старшее поколение самоцветчиков, сбросив штормовки, традиционно надевали костюмы, галстуки, до блеска доводили обувь. Выглядеть по пижонски, в хорошем смысле, непременный атрибут. Молодежь, поступающая на работу в контору, быстро приобретала и перенимала джентльменские навыки.

Наступал 1990-й год. После Кокандских событий в Узбекистане, и событий в Киргизии, уже никто не сомневался, что подобное случится и у нас в Таджикистане. Когда все пошло под откос, месторождения самоцветного узла на Восточном Памире пришлось консервировать. Закрылись рубины со скаполитами, топазы с турмалином, кордиерит, поделочные камни. Законсервированной осталась мечта, поработать на Кукурте. От сто четырнадцатой Экспедиции со временем остались жалкие остатки, большинство геологов, конечно уехали.

Юра с Натальей Степовские остались в Таджикистане. Юра был вынужден перейти в профессиональные охотники. Охота стала для него делом. Принимает и возит по Памиру клиентов со всего мира. Как егерь проводник.

Вчера звонил в Душанбе, Наташка рассказала, что автомобиль с людьми опрокинулся по Бартангу. Юра сломал четыре ребра, лежит в больнице, активно питается мумиём. Но вроде обошлось, все остались живы, хотя сам факт этот удивителен сам по себе, поскольку высота обрыва соответствовала восьмидесяти метрам. Сколько машина крутилась вокруг свой оси, не могут сказать точно. УАЗик лежал вверх колесами на середине бурного Бартанга, когда прибывшие спасатели достали его из реки, он превратился в «кабриолет». Все трое пассажиров отделались легкими травмами, а собака Машка, Юрина шустрая лайка, уже через минуту тявкала с прибрежных камней, звала на помощь.

Однажды фантастический звонок поступил мне ранним утром четвертого апреля – в День Геолога. Юра Степовской поздравлял нас с Татьяной из Баланд-Киика, из самого центра Памира, его труднодоступных дебрей. Юра находился с клиентом на высоте около пяти тысяч метров, где они караулили рогачей. Не особо церемонясь, Юра позаимствовал спутниковый телефон у того, что бы сделать нам такой удивительный сюрприз.

Надо сказать, что ему это блестяще удалось, я несколько дней находился под впечатлением – эмоции захлестывали – ну, разве многие из таджикистанцев могут похвастаться таким экзотическим вниманием.

А судьба Анатолия Михайловича, к сожалению, закончилась трагически. В начале девяностых годов, переехав жить в Подмосковье, Михалыч удачно вывез свою камнесамоцветную коллекцию, которая была зарегистрирована и в Союзе считалась бесценным собранием великолепного каменного материала, по своей уникальности, находящегося в личном хранении.

В девяносто седьмом году Скригитиль зарегистрировал в Москве СП «Ростаджикрубин», оформил кредиты, закупил горное оборудование, колесную и прочую технику. В девяносто восьмом году планировал заброску людей и оборудования в Среднюю Азию. Вначале переброска по воздуху до Ташкента, оттуда колонной через Ош на Восточный Памир. Ставилась задача: расконсервировать рубины и полихромные турмалины.

Геологические результаты и объемы с последующей попутной добычи должны были использоваться в равном долевом соотношении с Таджикистаном, договоренность по этому поводу была достигнута на самом высоком уровне, с президентом Рахмоновым.

Вокруг этого большого благородного дела объединилось около десятка геологов, бывших самоцветчиков, живущих в различных местах земного шара.

Скригитиля я видел последний раз в конце девяносто седьмого года, на одной из столичных каменных ярмарок, проводившейся в павильоне ВВЦ (ВДНХ). Встретились, разумеется, случайно. Я узнал его со спины по фирменной западающей походке. Он ходил между лотками, выискивая минералогические новинки. Как всегда, на лице, отсутствие какого-нибудь удивления, ни единой эмоции – будто вчера виделись в последний раз. Крепко пожал руку. Держался бодро, ну, и, как обычно в таких случаях: «Как, да чего?» Но я с доброй внутренней улыбкой отметил, что он как школьник похвалился, приобретенным только что оригинальным кристаллом, точно не припомню, возможно, аксинита.

Ну, а в марте девяносто восьмого года я получил от него приглашение на должность геолога в СП, этому снова способствовал Юра Степовской, который с нетерпением ждал команду на месте – в Душанбе, готовил «почву» по мере возможности.

Да! Такие дела. От меня снова повеяло авантюризмом. Татьянка от жизненной дальнейшей перспективы была в шоке. До того момента пока я случайно не повстречал Геру Морозова и Толю Рыбальченко, в конце того же месяца марта. Мужики с интересом расспрашивали о моих делах. Я обрисовал свои планы. Толик как всегда по дружески «тепло» пошутил:

– Поедешь зарабатывать на памятник себе!

Рассказав о переменах, произошедших за последние годы в конторе, они позвали меня в «Геокарту» на поиски алмазов, которую я вынужденно покинул в 1992-м году, проработав в ней два сезона последовавших за Таджикистаном. Обрисовали интересную перспективу. Толик подогрел этот интерес фразой:

– Прыгай в вагон, пока паровоз не тронулся.

Гера добавил:

– Два дня тебе на обдумывание и в четверг у меня в кабинете. Закроемся и обо всем «поговорим».

Татьянка, радостная от этих известий, к четвергу пожарила курицу, собрала огурчиков, грибочков и с большой надеждой, отправила меня в «Геокарту».

Разговор в кабинете состоялся, как водится, на троих. С Рыбальченко. Поисковые работы более близки мне по духу, тем более на камень, который по природе своей не самый «плохонький», да, что там говорить – царь камней. Долго не раздумывая, я согласился на «синицу» в руках.

Итак! Вторая реальная попытка ощутить и на себе испытать вольный Кукуртский ветер, окончилась не то, что бы неудачей, не состоялась… осталась мечтой. Мечтой погулять по приподнятой земле, хоть краешком глаза увидеть кладовые, в которых Создатель щедро просыпал драгоценные камни, приоткрыв ящик Пандоры.

А что же у Скригитиля? У Скригитиля все шло, казалось бы, по плану, да только жизнь все перекроила по-своему. Если бы не падение «Руслана» в Иркутске. По стране сняли с полетов все самолеты этого типа. Началось долгое и тягомотное переоформление груза и полетных документов. И вот тут то, на Михалыча наехали солнцевские бандиты с предложением продать камни. Разумеется, что он отказался от такого «заманчивого» предложения. Для него – ГЕОЛОГА с большой буквы, камни были как дети, разве мог он отказаться от своих детей?!

Бандиты не отступились. Через какое то время, в доме нашли жену, прикованную наручником к кровати, в бессознательном состоянии. Михалыч и большая часть дорогих камней из коллекции исчезли. И вот уже больше пяти лет судьба Анатолия Михайловича Скригитиля не известна. Элла Семеновна беспокоясь за судьбу сыновей, и, возможно, горя желанием, хоть как-то «закрыться» после случившейся трагедии, оформила выезд в Канаду на постоянное место жительства. Увезла с собою Мишку с Антошкой. Так на корню, отморозками, было загублено великое и благородное дело. По всей видимости, без всякого сожаления, была загублена и жизнь известного геолога. Должно быть, было и громкое расследование, поскольку, даже Юру таскала душанбинская уголовка, да что толку!

Прошли годы после гражданской войны в Таджикистане. В настоящее время обстановка в республике, в том числе и на Памире нормализовалась. Думаю, что у ребят все могло вполне бы получиться. Что ни говори, а была у Скригитиля реальная возможность «расконсервировать» Восточный Памир и сказать о нем еще не мало хорошего, а теперь когда? И кто?! Возврат на десятки лет в прошлое, и, повторюсь, особенно обидно, что подонки сгубили жизнь мужественного человека и яркого самобытного ГЕОЛОГА!

Когда были живы «Самоцветы», когда Михалыч был рядом, он казался обыкновенным обыденным человеком. То, что он делал и как он это делал, выглядело абсолютно нормальным. Теперь же, возвращаясь к прошлому и пытаясь переосмыслить его, вдруг ловлю себя на мысли, понимая насколько должно быть трудно человеку, чтобы выглядеть таким обыденным и даже, в каком-то смысле незаметным. Какое мужество он прилагал, чтобы делать то, что делал. Имея огромный, творческий потенциал и не имея ног, сумел не растерять, а приумножить талант, блистательно пронес его по жизни, украсив свою дорогу драгоценными камнями. В буквальном смысле!

Большинство ювелирных камней таят в себе загадки, которые совершенно нельзя объяснить с точки зрения науки. Весь опыт истории человечества указывает на одну особенность дорогих самоцветов – способность конденсировать и аккумулировать самые низменные свойства человеческой натуры: алчность, жестокость, лживость, предательство.

Жестокий мир камней не сделал исключения для Скригитиля…

Дикая и несправедливая превратность судьбы.