Вместо эпилога

История встает во весь свой рост,

И смотрит в окна ваших светлых комнат!

Павел Антокольский.

Сразу и навсегда, покорила нас эта горная страна и, влюбившись в нее однажды, как драгоценный теплый и чистый камень, несем свою любовь в груди, ни сколько не опасаясь за ее сохранность, поскольку теперь с нами будет она до окончания дней, а посему ни расплескать, ни растерять ее не представляется возможным. Можно назвать это болезнью и, больны мы ею по собственному желанию. Ведь без всякого сожаления мы отдавали свои лучшие годы горам, а впрочем, возможно, что это горы отдавали нам наши лучшие годы. Дарили на память!

Как говорит наш современник – классик словесности Михал Михалыч Жванецкий: «Не могу сказать, что счастливое было время, могу сказать, что, просто мы были счастливы!»

Возможно, что выше обозначенное название заключительной главы покажется обобщенным, условным, так и мне поначалу виделось, но все-таки и здесь речь пойдет о конкретных людях.

На правах организатора совместного эпохального проекта, составленного в жанре художественной хроники, хочу отметить, что страницы воспоминаний Фоменко Владимира Дмитриевича, (Фомы – так между собой называли его в отряде – чего уж теперь греха таить) которые, предваряют сказанное мною, сделали полнее и ярче путешествие в прошлое, легкость повествования и многие, с моей точки зрения, удивительные литературные находки, явились бесценным украшением книги.

Ну, хотя бы взять его встречу с розовым конем! Вы понимаете, о чем я говорю, если уже познакомились с творчеством Владимира Дмитриевича. Не остается ни каких сомнений, что Фоменко законченный и безнадежный романтик. Думаю, что с моим мнением легко согласятся, те, кому посчастливилось видеть закаты на Фортамбеке, восхищаться масштабами Сарезского озера, изумленно застыв, любоваться Дарвазом с плеча Кала-и-Хумбского перевала, вдыхать пронзительный соленый ветер в Маркан-Суйской долине или слышать неповторимые запахи альпийских лугов с эдельвейсами, юнонами, эремурусами.

Дмитрич заново открыл для меня Памир и тот, который я познал ранее, и тот, что так и остался для меня неизведанным. Конечно, на бумагу легла только малая часть из всего того, что он поведал в своих рассказах при нашем общении, ну, так оно, видимо и водится. Самое главное это то, что Дмитричу без особого труда, в силу своего богатого производственного опыта, удалось профессионально отразить специфику, значимость и острую необходимость таких служб как гидрогеология и инженерная геология применительно к Средней Азии.

Отдельную благодарность хочется выразить главному геологу Памирской ГРЭ Аверьянову Геннадию Сергеевичу за теплый отзыв (рецензию) одной из первой версий этого труда. Рукопись случайно попала к Тиманову Александру Степановичу, служившему в свое время главным геологом Южно-Таджикской ГРЭ, ныне проживающему в Кирове, а он незамедлительно направил ее Аверьянову.

А познакомились мы с Геннадием Сергеевичем по почте, и в силу сложившихся обстоятельств, встретиться пока не смогли, но, думаю, что это только вопрос времени. Город Александров, не так уж это и далеко, но дело не в этом. Небольшая ремарка относительно знакомства:

– Мою жену, кстати, зовут Тамара Андреевна, – с неким сарказмом сказал при первом телефонном разговоре Геннадий Сергеевич.

Ну, вот! И Аверьянов легко попался на мою юмористическую уловку, как мне кажется удачную уловку. Не он один, но в данном случае стало немного стыдно. Это я про жен геологов, Татьян.

Ну, так вот. Информация переписки с главным геологом стала критической, она не могла оставаться в стороне, поэтому и ложится эпистолярным жанром в основу этой главы-экспромта. С молчаливого согласия Аверьянова. Геннадий Сергеевич отдал Памиру тридцать девять лет своей жизни, из них с 1969 по 1992 год прослужил в должности главного геолога.

Некоторую часть первого письма, думаю, уместно будет показать без какой-либо правки и искажений, поскольку эти добрые слова направлены не только мне, а всем нам – геологам Средней Азии, которые без труда поймут, о чем идет речь. И не только Ср. Азии.

«…Недавно мне геолог из города Кирова (тоже бывший таджикистанец) прислал рукопись вашей работы. Несколько вечеров мы с женой (она тоже бывший геолог Памирской ГРЭ) вслух читали написанное. Дело в том, что для нас это не просто описание каких-то мест и событий. Это часть нашей жизни.

Я совершенно отчетливо представляю себе все те края, объекты, участки, о которых вы пишите. А с большинством ваших коллег я лично знаком. Правда, это касается больше геологов старшего поколения – Дроздова, Парфёнова, Гуревича, Горбатка и других.

Поэтому наше чтение прерывалось разговорами, воспоминаниями.

Это были чудесные вечера. Ведь о нашей профессии, к сожалению, теперь не очень уважаемой, так незаслуженно мало написано. По-моему, это единичные, штучные произведения: «Территория», «Геологическая поэма», «Геологи Чукотки». И вероятно, все!

Есть книги гляциологов, геоботаников, альпинистов, а вот геологов – мало. И вы, в какой-то мере, восполняете этот пробел. Отрадно, что она написана не журналистом, а профессионалом и, поэтому, лишена обычных в таких случаях «ляп». Правда, в ней тоже есть кое-какие неточности, но это мелочь.

Наконец-то я узнал о судьбе Анатолия Скригитиля. Мы были хорошо знакомы. Я много раз бывал на Кукурте, еще в 1959 году, работая на хребте Тура-Кулома, я в осыпи нашел красный корунд, а дистеновые (кианитовые) сланцы пытался оценивать как потенциальное сырье на алюминий, шерлы пегматитов Кукурта – на бор.

В свое время я находился в комиссии по передаче месторождения Кух-и-Лал, нам удалось доказать, что оно не полностью отработано в древности…».

Надо сказать, что именно геологами Памирской Геолого-Разведочной Экспедиции месторождение благородной шпинели обрело свое второе рождение, а быть может и не второе. И здесь, в 1970 году при бурении в керне был извлечен кристалл ювелирного лала. Чтобы доказать не выработанный еще промышленный потенциал, конечно геологам пришлось не мало потрудиться. Добытые отборные кристаллы шпинели и клиногумита, а также ограненные из них камни, в куваевском стиле, в свое время были высыпаны на стол в кабинете министра Геологии СССР Сидоренко. Благодаря этому на мировой рынок вновь вышли бадашанские лалы.

Обжившись и осмотревшись в Средней Азии, Скригитиль попытался устроиться на работу в Памирскую ГРЭ. В то время памирские геологи вели поиски серебра в широкой полосе – от Рушана на западе до Ранг-Куля на востоке. Скригитиль стремился попасть на эти поиски и именно на Бартангский участок. Туда, где высоко, поближе к своим вершинам. Они несколько раз беседовали с Аверьяновым по вопросу трудоустройства, и, когда ему медики не дали «добро» на работу в Экспедиции главный геолог был огорчен.

«А затем все годы я поддерживал с ним хорошие профессиональные отношения – неоднократно бывая на Кукурте, лазали с ним по штольне, телам пегматитов и другим перспективным участкам.

Ситуация, конечно, была не совсем хорошей, так как я находился в тесных взаимоотношениях с Дмитриевым. Нас связывала многолетняя, если не дружба, то уж наверняка более чем товарищеские отношения. На базе и моих материалов он сделал диссертацию, я иногда подолгу жил в его отряде, собирая кое-что, для своей.

Эдуард натолкнул меня на мысль поискать алмазы на Памире.

Я пробил это в высших инстанциях, мы с ним составили проект и начали эти работы. Но через год (из трех планировавшихся) по известным событиям, работы были прекращены, и мне пришлось самому писать отчет по незавершенным исследованиям. Уже здесь, в России, мы с ним переписывались, Дмитриев проживал в Анапе и преподавал геологические дисциплины в филиале какого-то института. Но, увы, недавно его не стало…»

В письме к Аверьянову я высказал предположение о том, что сумей, тогда Скригитиль «пробиться» сквозь медицинский заслон и устроиться в Памирскую ГРЭ, судьба его как геолога могла бы стать другой, не такой яркой, пройдя мимо удивительных камней, но, по крайней мере, не с трагичным финалом. Геннадий Сергеевич полностью согласился с этой мыслью. Да, только, что теперь размышлять об этом, нет человека!

Если коснуться подробнее, то тема попытки поисков алмазов на Памире выглядела следующим образом. Однажды в конце восьмидесятых годов, к Аверьянову пришел Дмитриев, он уже тогда работал в Институте геологии Таджикистана, и предложил поискать этот камень на Восточном Памире.

Памирским геологоразведчикам были известны несколько трубок взрыва, датированных неогеном на Восточном Памире, в приграничной с Китаем полосе. Восточный фланг зоны Рушанско-Пшартского разлома, по правому борту реки Баагын. Имея линейное расположение в терригенных толщах пермь-триасового возраста в плане, эти тела неплохо читались на АФС, и имели слабое выражение в рельефе. Аверьянов когда-то изучал их в связи с другими, далекими от алмазов проблемами, а Дмитриев позже посвятил им свою диссертацию.

Идея поначалу показалась Аверьянову абсурдной, так как в голове прочно «сидела» система: платформа – кимберлитовая трубка – алмаз. А в данном случае все было не так, походило на профессиональный бред. Однако Дмитриев подсунул главному геологу, уже заготовленную литературную подборку материалов, в которых описывались находки алмазов в иных геологических ситуациях – на Урале (разумеется, что о туффизитах, они не имели тогда ни какого представления, да и никто не имел…), на Камчатке, в Северной Африке, Бразилии и других регионах. Камни там находили, а первые два члена «триады» отсутствовали. Более того, в Казахстане, в районе Кокчетава изучалось месторождение алмазов в метаморфических породах типа амфиболитов. Позднее оно было проведено через ГКЗ, а породы, согласно петрокодекса приобрели название лампроитов.

Материалы убедили Аверьянова, и он вышел с предложением о постановке поисковых работ на Памире. Руководство Объединения «Таджикгеология» идеей не прониклось, инициативу не поддержало, и не санкционировало эти исследования.

Безнадежно отравленные идеей, геологи летом облазили тела и взяли пробу гранатовых эклогитов, весом в двести килограмм. Под каким-то «соусом» отправили они ее на изучение в Тулу, в филиал ЦНИГРИ. Весной, когда изучение еще не было завершено, Дмитриев сообщил Аверьянову, что в ЦНИГРИ собирается закрытое совещание по алмазам, и ему не вредно там побывать. Успев только «подпоясаться», Геннадий Сергеевич срочно вылетел в Москву.

Совещание вел Ваганов Валерий Иванович. Речь шла о том, что по очень скудной информации стало известно об открытии в Австралии крупного месторождения алмазов не кимберлитового типа. Знаменитый Аргайл.

Участникам совещания предлагалось, с учетом этих сведений, оценить перспективы своих территорий. И здесь оказалось, что таджикские разведчики уже «впереди планеты всей». Ими не только были найдены калиевые щелочные базальтоиды, похожие на австралийские, но они уже изучаются в этом направлении. На совещании, словно «рояль в кустах», присутствовали обогатители из Тулы. Изучив в достаточной степени пробу с Восточного Памира, они считали ее очень интересной, были извлечены спутники алмаза альмандин (пироп-альмандин?), муассанит, что и было озвучено.

Аверьянову, после его выступления, предложили изложить информацию на бумаге и оставить ее в ЦНИГРИ. Он так и поступил. А через некоторое время в МИНГЕО СССР была принята программа «Лампроит», в которой одной из потенциально алмазоносных территорий был назван Таджикистан с выделением ассигнований на изучение данной проблемы.

Далее так. Аверьянов составил проект на три года на изучение трубок и даек с амфиболитами и отправил геологов в командировку в Казахстан. Потом начались полевые работы. Они продолжались всего один год, вернее полевой сезон. Дмитриев создал в Институте термохимическую лабораторию для разложения проб в едких щелочах. В лаборатории Памирской ГРЭ наладили установку рентгено-структурного анализа для изучения навесок после их разложения в щелочах.

Но – грянули события! Ответственный исполнитель работ Полынова Лариса уехала сразу, а руководству Экспедиции предложили составить и сдать в фонды отчеты по всем объектам, по состоянию изученности на тот период. Отчет по алмазной теме пришлось составлять лично главному геологу.

Параллельно были начаты такие же работы и в Центральном Таджикистане. Появились публикации о находках алмазов на юге Узбекистана. Ну, а дальше, как у всех: миграция, новые районы и так далее. Вернутся ли когда-нибудь в Республике к этой проблеме? Это уже их дело.

А Геннадий Сергеевич успешно занимается теперь Русской платформой.

Победили на конкурсе и получили право на выполнение прогнозно-поисковых работ в течение трех лет при помощи Геохимических методов. Да здесь другая беда – Российская, представители старшего поколения геологов дожили до тех дней, когда вынуждены отказываться от объектов в виду отсутствия или недостатка специалистов.

Что же касается алмазной тематики: во второй половине прошедшего века, как я уже отметил, активно проводилось изучение экзотических пород и в Центральном Таджикистане. В начале шестидесятых годов было обращено внимание на их брекчиевидность и содержание достаточно многочисленных мелких включений «полнокристаллических пород типа габбро, тералитов и пироксенитов», то есть ксенолитов коровых интрузий.

Первые типичные диатремы сложенные эруптивными брекчиями и туфобрекчиями пикритовых порфиритов были обнаружены на приводораздельных частях Каратегинского хребта в 1961 году. Петрографическая идентификация пород трубок была произведена геологами В.М.Брейвинской и И.В.Мушкиным.

Раннемезозойские щелочно-базальтоидные трубки взрыва прорывают карбонатно-терригенные толщи нижнего и среднего палеозоя и гранитоиды среднего карбона. В настоящее время в различных субпровинциях Южного Тянь-Шаня известно более девяноста трубок взрыва, в 2004 году доктором ГМН Хасановым А.Х. они были систематизированы, получили характеристику по закономерностям размещения, геодинамике и возможной алмазоносности. Однако на данном этапе времени изучение их носит скорее прикладной характер.

Имея неплохие наработки в этом вопросе, Коля Козарь в 2003 году встречался с руководителем геологией Таджикистана Азизом Иброхимом, изложил свои соображения, предлагал показать на местности взрывные формы в аффилитовом поясе в зоне сочленения Срединного и Южного Тянь-Шаня (Ура-Тюбинский район) и другие, известные ему, тела на Туркестанском хребте. Информация была принята к сведению и только. Багаж знаний и ценная информация, которой Коля обладает, должным образом не заинтересовали. Вот и вся политика!

Под руководством Аверьянова была проведена поэтапная разведка бора на Ак-Архаре, длившаяся более двух десятков лет и запасы успешно были приняты на баланс в свое время. Проводились работы на россыпное и рудное золото. Основной упор, был сделан на поиски и разведку россыпей на Дарвазе, Ранг-Куле. Наращивалась сырьевая база дарвазского месторождения и артели старателей «Памир».

Рудное золото изучалось в разных районах – на Сауксае, Пшарте, Хуфе (рудопроявление «Икар»). Серьезных находок, однако, сделано не было. На взгляд главного геолога, более интересными были работы на рудное серебро и в геологическом и в историко-археологическом плане. Геологи открыли и достаточно хорошо изучили древнее городище на центральном Памире, жители которого отрабатывали месторождение серебра.

Кстати, что касается артели «Памир». В 1994 году, когда я находился на «вольных хлебах», мы посетили месторождение Ольховка с цитринами, на предмет извлечения камня. Приобщился к уральской хите. А, что делать, если нищета заставляла!?

Месторождение на севере Пермской области, на западном склоне Уральского хребта. В свое время оно было заброшено уральскими самоцветчиками, хотя и имело еще не малый потенциал. Но дело не в этом. Выбирались мы не на юг – на Вишеру, а на восток – в верховья Вёлса и, далее, Полуночку, Ивдель. Так вот, когда мы забрели на Прииск «Сибирёвский» попросить соли и хлеба, я к своему приятному удивлению обнаружил, что добычей золота на месторождении занимается артель «Таджикзолото». В бывшем артель «Памир». Я там даже знакомого из Ордженикидзеабада встретил. Встреча редкостная, впечатления незабываемые.

Нас накормили, приютили и на следующий день отправили до Полуночки, выделив специально для этого грузовик. Учитывая, что восемьдесят километров таежной дороги это не «до поворота подбросить…», могу только сказать, что гостеприимство и благородство среди «азиатов» вещь вполне реальная. Не подвластная течению времени!

Смешно было видеть, как молодой местный водитель отказывался от нашей фляги с НЗ, поскольку мой знакомый из Ордженикидзеабада, пригрозил ему кулаком перед отъездом, если что не так. А спирт мы все-таки уговорили его взять.

Аверьянов контактировал очень плотно со старателями «Памир». Геологи разведывали, старатели добывали. После ухода артели на Урал, Геннадий Сергеевич не терял связи с ними и на Урале. А затем у артели начались проблемы с местным Прииском «Уралалмаз». Последним удалось все же их «скушать». Артель ушла в Монголию, а далее их след потерялся. Вот так все судьбы переплелись в нашей жизни.

В 1955 году Геннадий Сергеевич открыл олово на знаменитом Трезубце. Рудное тело месторождения представлено кварц-кассетеритовыми жилами, иногда с присутствием вольфрамита. По комплексному оруденению месторождение Трезубец, аналог месторождения Иультин на Чукотке. Название месторождения связано с пиком Трезубец – 5880 метров, на склоне которого оно и располагалось.

Правда, судьба месторождения стала проблемной и спорной. В 1956 году предполагалось серьезно изучить его, но в «верхах», было принять решение о поставках металла (вольфрама) из Китая, и все работы были резко сокращены, а на Памире – остановлены. В конце семидесятых годов поиски возобновились, были открыты новые жилы Станиславом Терноруцким и геологами его партии. К объекту провели автодорогу и прошли штольню на отметке 4925 метров. Результаты оказались не совсем теми, что ожидались, а после проходки второй штольни и группы скважин, Аверьянов предложил работы на объекте прекратить. После долгих споров, такое решение и было принято. Объект мелкий по масштабам, хотя экономические показатели были благоприятными.

Геннадий Сергеевич набросал в письме план-схемку расположения объекта на массиве Северо-Аличурского хребта. Как я и предполагал, месторождение находится по соседству с бором Ак-Архара. Но дело не в этом. Каждое письмо Геннадия Сергеевича – это маленькое законченное геологическое произведение, ну, а в дополнение со схемой – так еще и иллюстрированное произведение.

У Дмитрича сразу зародилась мысль, предложить Аверьянову, принять участие в написании воспоминаний. Решившись не сразу, я все-таки написал ему, что историческая информация по Памиру, без всякого сомнения, бесценна по определению, но!.. выглядит она в виде «справки», порционно, в этом, на мой взгляд, ее беда. А, что если положить это богатейшее достояние на бумагу!? Тематика беспредельна, важен взгляд, трактовка.

Ответ был дан отрицательный, впрочем, интуитивно я именно такого ответа и ожидал. Но, опять же, дело не в этом. Геннадий Сергеевич, думаю, лукавил, когда писал, что у него нет для этого необходимых «писательских» данных. Он говорит, что написал в своей жизни – и это не удивительно – много отчетов, статей, а вот текстов такого рода – ни одного, хотя ему и приходилось рецензировать книгу по археологии. Но, добавил он: «Если понадобится моя помощь в чем-то другом – пожалуйста».

На желание Фоменко отыскать, в свое время, китайские иероглифы на мазарах Яшилькуля, Аверьянов рассказал вот что: «…Надпись китайскими иероглифами была не на мазаре, а на камне, который назывался Сурме-Таш. Я его видел, когда работал там, в 1961 году. Это обработанная глыба диорита, на которой с одной стороны изображение луны?, с другой – солнца?. В верхней части – паз, в который, судя по рассказам археологов, вставлялась каменная плита с текстом.

Когда мы поссорились с Китаем, и они стали претендовать на часть Памира, эту плиту местные власти сняли и где-то закопали. Где? Я пытался узнать, но безуспешно.

А мазары – это, скорее не мазары, а рабаты, те помещения для ночевки путников.

Ведь одна из ветвей великого шелкового пути шла по долине рек Аличур – Гунт. А озера Яшилькуля тогда еще не было. Это очень интересное и загадочное место, с древними выработками (X – XI век?), захоронениями, непонятными сооружениями. Я водил туда археологов, но они сосредоточили свои работы на открытом, нашими геологами, городище, жители которого отрабатывали месторождение серебра».

Геннадий Сергеевич выяснил и прислал Киевский адрес Димарова Анатолия Андреевича. Теперь остается только узнать, жив ли писатель. Поскольку он фронтовик и прошел всю войну с первого дня и до последнего, вопрос этот, в достаточной степени актуален. Еще в семидесятые годы его мучили сильнейшие головные боли от полученной контузии на полях сражений. Мы не властны над временем, но хотелось бы надеяться.

В 1995 году, когда Геннадий Сергеевич с Тамарой Андреевной, покидали Республику, он подарил свою библиотеку из четырехсот томов литературы геологического содержания «Памиркварцсамоцветам», и принимал ее Горбаток Виталий Трофимович, находящийся к тому времени на должности главного геолога Объединения.

Что любопытно, Геннадий Сергеевич пишет о том, что они с Виталием Трофимовичем были большими друзьями и, при расставании Горбаток сказал: «…из Таджикистана, он «ни ногой!» А недавно Наташка по телефону рассказала, что Виталия Трофимовича дети все-таки увезли в Россию, в Новгородские леса. Горбаток жив-здоров, да только сильно скучает от одиночества и «безработицы».

«Мир тесен! Жаль только, что нас геологов-памирцев, жизнь разбросала по миру, как ветер сухие листья». – Фраза, произнесенная Аверьяновым Геннадием Сергеевичем в одном из писем, без всяких сомнений подписываюсь под этими словами.

Рядом с грустью, пронизывающей бумагу, с пера старшего поколения, исходит глубокая мудрость, мудрость человеческая, наполненная праведным гневом за весь этот вселенский бардак. Таковая оценка дана главным геологом книге «Территория Бога» известного Пермского журналиста Юрия Асланьяна:

«… Еще раз нам показали, что делали с россиянами, как они выживали в этот сложный период (а когда они были не сложными?). Особенно хороши описания природы, которые не могут оставить никого равнодушным. Я даже думаю, что может быть хорошо, что все «копательные» дела на Мойве, а теперь и, частично на Вишере, остановлены.

Жаль губить такую красоту! Даже если бы результаты этих работ были бы «офигенными, то, что дальше?! Появились бы еще один-два миллионера. А остальные –?!! Искатели, первооткрыватели?

Как-то мне попалась статья, где описывается, что вдова Хабардина (трубка Айхал) обратилась в наше Министерство за помощью в связи с финансовыми затруднениями… И ей вежливо отказали. Какова участь геологов, открывавших месторождения? О них ничего практически не известно. Откуда взялись Абрамовичи, Дерипаски и др., не причастные к поискам и разведкам. Если бы с каждой тонны, кубометра, грамма, карата причастным к этому делу людям что-то «капало», тогда другое дело.

Мне как-то пришлось читать популярную лекцию по геологии в нашем городе. Меня спросили, а сейчас геологи что-нибудь находят? Я ответил, что «да», но очень мало. И это, на мой взгляд, хорошо, возможно, хоть что-то останется внукам-правнукам от распродаж! Уже работая здесь, я выделил территорию, перспективную в отношении одного дефицитного полезного ископаемого. Писал по этому поводу в МПР. В ответ – молчание. А когда попытался заинтересовать руководство области, услашал в ответ, что вы геологи, все здесь раскопаете, разрушите, а у нас здесь – чернозем! Возможно, они и правы. Но это мое персональное видение ситуации. Раньше пели про нас: «…найдет-отыщет, подарок Родине отдаст…» А сейчас кому мы все это отдаем или хотим отдать?»

В связи с этим, хочется отметить, что Аверьянов, живя в России, продолжает не только дело всей своей жизни, но и по мере сил создает вокруг себя творческое пространство, поддерживает тесную связь со многими коллегами, радуется тому, что «таджикистанцы» помнят о Памире и показывают его в своих стихах и воспоминаниях.

Выдержка из письма: «…Днями мне позвонили из Москвы. Там был Владимир Буданов, геолог Памирской ГРЭ, живет и работает сейчас в Академгородке Новосибирска. Привез рукопись своих воспоминаний на диске, когда ее распечатают, обещают экземпляр передать мне. Так что в перспективе моя библиотека «сигнальных» экземпляров произведений коллег пополнится».

Я же позволю себе один из стихов Буданова трогающего душу:

СТАРОМУ ПАМИРЦУ

Это сколько ж тебе старина?

Как мы долго живем на планете!

Тем не менее, выпьем до дна

Что в стакане у нас на примете.

За серебряный наш терескен

Я имею в виду – за седины,

За памирский пожизненный плен

И хрустальные наши вершины.

За ревущий в щели Сауксай

И зеленый сверкающий глетчер,

За нутро обжигающий чай

И за крепкие некогда плечи.

Выпьем снова за ясность ума,

Отгоняя тоску и склерозы,

За рубцы, что набила сума,

И заоблачных высей морозы.

В третий раз, наливая стакан,

Выпьем за полевые архивы –

За коней ослепительных гривы,

Обогнавшие наш караван.

Ну, а после, как в кайфе хмельном,

Пусть пригрезятся нам на рассвете

Снова горы суровые эти

И палатка – пустынный наш дом…

Что же касается рецензии. Думаю, что оценка геологом Аверьяновым была своевременна, поскольку не малым образом способствовала оперативности в приобретении формы и законченности произведения. Подводя черту под вышесказанным, тешу надеждой себя, что и вам мы доставили не мало приятных минут при общении с книгой.

Остается добавить, что геологическая школа в Таджикистане держала планку на соответствующей высоте. И теоретическая и практическая. В первую очередь, конечно людьми. Талантливыми людьми! Как и везде, все решали кадры. Во вторую очередь, своей уникальной обнаженностью, поражала сама геология. Таких аналогов региональной обнаженности в СССР, пожалуй, больше и не было.

Грустно было расставаться с местами, к которым прикипел душой. С друзьями и коллегами, с которыми, в большей степени по настоящему сближало не застолье, а вместе пережитые опасности, трудности, общая работа – все не однажды были проверены полем…

За спиной оставался не малый кусочек жизни с устало бредущими по тропе потными лошадьми, зачерствелым хлебом в рюкзаке, подгоревшими кашами у костра, ранними холодными подъемами, лентами «серпантинов» на перевалах, проплывающими под винтами бесконечными хребтами с изумрудными озерами, белыми высотными ледниками и долинами, с монотонно крутящимся ротором бурового станка с ожиданием воды, запахом горелой селитры на забоях штолен с самоцветами дивной красоты.

Поднимаясь по трапу самолета в аэропорту Душанбе, подумал вдруг о том, что, было, начало недели – понедельник. Случайное совпадение? Вряд ли! А впрочем, какая разница – совпадение это или нет. В начале века на месте современного Душанбе располагалось три небольших кишлака. Один из них назывался Душанбе, что в переводе с таджикского означает понедельник – именно в этот день в кишлаке был базарный день.

Сверху, брошен последний взгляд на привычный смог, похожий на дымовую завесу, висевший над Таджикской депрессией.

Улетая насовсем из Таджикистана седьмого июня 1991-го года, я поразился вдруг грандиозности происходящего переселения. Великого исторического переселения. В самолете пассажиры в основном из отъезжающих. Незнакомые люди общались между собой как старые знакомые, рассказывая, друг другу о наболевшем.

В голове одна мысль: «Что же ждет впереди, на новом месте?»

03. 10. 2003 – 15. 08. 2006гг.

Ряды геологов, к сожалению безвозвратно убывают.

Уходит старшее поколение, уходят ровесники: Сердюк Ярослав Яковлевич, Дьяков Юрий Андреевич, Шайдуров Юрий Федорович, Каталов Жора, Аминов Альберт Узилыч, Побегаева Людмила Павловна, Макеев Анатолий, Буданаев Ахрор, Ивашкин Виктор Ефимович, Дьяченко Юрий Павлович, Горбаток Виталий Трофимович, Деникаев Шавкат Шавкиевич и многие другие, далекие и в то же время, такие близкие имена! Хотелось бы сказать, что геологи не просто умирают, они погибают, погибают от тоски, отсутствия любимого дела, а самое страшное – от забвения. Печальна судьба некоторых, но вместе с тем их уход показателен.

Многие геологи в конце пути словно стараются прийти к своим горам, в тайгу или в тундру. Туда, где, с определенной точностью, они обретают покой. Этих случаев немало, всей геологической общественности России известна кончина Богатых Игоря Яковлевича в 2004 году. Я же приведу только единичный пример. Азиатский! Гибель памирского геолога Дронова Виктора Ивановича в 2005 году никого не может оставить равнодушным. В то лето он поднялся на Сарезское озеро, просто ушел от мирской суеты в монастырь памирских высот. Ушел в свой последний высотный сезон! А нашел его в «памирке» местный пастух, он так и лежал в палатке в спальном мешке. Была вызвана милиция из Рушана, при Дронове были все документы, дорожные тетради с записями. К сожалению, неизвестно, сколько пролежал усопший и, так как он уже разлагался, его так и похоронили в спальном мешке на Сарезском озере. Вполне возможно, что он и не желал бы по-другому…Есть версия, что Виктор Иванович похоронен в устье Бартанга, вблизи бывшей паромной переправы. Но это уже не суть как важно. Это был человек, влюбленный в Памир. Там он и остался. А его труд «Геология и полезные ископаемые Афганистана» - достойный след в геологии Средней Азии, который вряд-ли когда-нибудь потеряет свое значение.

К большой радости отозвался Димаров Анатолий Андреевич, разрешил печатать в сборнике «Вершины», порадовался тому, что помним о Памире, неровным почерком подписался: «Пока живой! Димаров!»

Повесть писателя, несомненно, придает большую масштабность нашему проекту, раздвигает его рамки и раскрывает читателю полное представление о Скригитиле как о геологе и человеке. В скупых строках писатель горько отметил о том, что всего за семь дней перед наездом бандитов Анатолий Михалыч побывал у него в гостях. В Киеве.

С северного полярного круга, из Якутии, с производственной практики пишет светлые, полные романтики, поэзии и оптимизма письма, Максим. Парень становится, вполне самодостаточным специалистом. Где-то, в глубине, в недрах лежит и ждет сына его «алмаз». Остается все-таки хрупкая надежда, что наши дети и внуки старшего поколения подхватят флаги, смогут удержать их, приподнимут геологию с колен. А иначе как же?!

Все-таки раньше жили с ощущением полноты своей значимости и необходимости, теперь создается впечатление, что нам делают одолжение в сопричастности. Обидно и грустно, что геологи стали людьми третьего сорта, и даже в профессиональный праздник в СМИ ни слова. Забыты!..

Но мы живы, – мы есть!

Утром проснулся с ощущением радости, опять снились горы…

До встречи друзья! Не все дела сделаны, а посему когда-нибудь и мы вернемся к нашим берегам. Выбравшись из пучины мракобесия, цинизма и лжи, уставшие, но не утратившие духа, вместе с рюкзаками сбросим с плеч накопившийся груз житейских забот. Приведем в порядок свой внутренний мир, из НЗ-шного пакетика извлечем сухие спички и разведем костер на Земле. Обжигаясь, будем пить крепкий чай и с надеждой наблюдать, как пространство с готовностью открывает перед нами свой безбрежный зеленый океан!

А пока, дорогие геологи, дай нам Бог не сломаться и не потерять свои берега!..

Пусть восьмая «ветка» нам снова махнет удачей!..