Звездный свет

17 марта 1982 года

День святого Патрика в Нью‑Йорке. Город отмечает праздник, пришедший с моей родины, а я не могу в нем участвовать. Ангус ушел искать работу. Я сижу здесь у окна и плачу, хотя Богиня знает, что слез у меня больше не осталось.

Все, что я знала и любила, исчезло. Моя деревня сгорела дотла. Мои ма и па мертвы, хотя мне все еще трудно в это поверить. Мой маленький котенок Дагда. Мои друзья. Белвикет стерт с лица земли, наши котлы разбиты, наши травы превращены в дым.

Как это случилось? Почему я не оказалась жертвой, как многие другие? Почему выжили только мы с Ангусом?

Я ненавижу Нью‑Йорк. Ненавижу все, что с ним связано. Шум оглушает меня. Здесь нет живых запахов. Я не чувствую запаха моря, не слышу его отдаленного шума, похожего на колыбельную. Здесь все запружено людьми, их как сельдей в бочке. Город грязный, люди грубые и вульгарные. Я тоскую по дому.

Здесь нет никакой магии.

Но раз нет магии, то уж, наверное, нет и настоящего зла?

М.Р.

Мы очистили наш круг солью и потом воззвали к земле, воздуху, воде и огню с помощью чашки соли, палочки ладана, чашки воды и свечи. Кэл показывал нам символы рун, соответствующие этим стихиям, и мы старательно запоминали их.

– Давайте попробуем теперь получить немного энергии и сфокусировать ее, – сказал Кэл. – Мы попробуем сфокусировать ее в нас самих и ограничить ее воздействие в пределах спокойного сна и общего хорошего самочувствия. У кого‑нибудь есть проблемы, для решения которых нужна помощь? – Он встретился со мной глазами, и я поняла, что мы оба думаем о моих родителях.

Но Кэл предоставил мне самой решить, просить ли помощи в присутствии всех, и я промолчала.

– Типа помочь моей сводной сестре перестать быть такой занудой? – спросила Шарон.

Я и не знала, что у нее есть сводная сестра. Я сидела между Дженной и Шарон, и их руки в моих руках казались на ощупь маленькими и гладкими.

Кэл засмеялся:

– Нельзя просить об изменении других людей. Но ты можешь просить о том, чтобы тебе стало легче ладить с ней.

– У меня обострилась астма с тех пор, как похолодало, – сказала Дженна.

Я вспомнила, что она кашляет, хотя не знала, что у нее астма. Такие личности, как Дженна, Шарон и Бри, правили нашей школой. Я никогда по‑настоящему не думала, что у них могут быть какие‑то проблемы или трудности. Не думала до тех пор, пока в жизнь всех нас не вошла Викка.

– Так, астма Дженны, – согласился Кэл. – Что‑нибудь еще?

Все молчали.

Кэл наклонил голову и закрыл глаза, и мы сделали то же самое. Комнату наполнило наше глубокое, ровное дыхание, и постепенно, по мере того как проходила минута за минутой, я чувствовала, как наше дыхание настраивается на один лад, синхронизируется, и вот уже мы вдыхали и выдыхали все вместе.

Потом послышался звучный голос Кэла:

Да будут благословенны животные, растения и все живое.

Да будут благословенны земля, небо, облака и дождь.

Да будут благословенны все люди,

Те, кто внутри Викки, и те, кто вне ее.

Да будут благословенны Богиня, и Бог,

И все духи, помогающие нам.

Да будут благословенны.

Мы возносим наши сердца,

Наши голоса, наши души к Богине и Богу.

Когда мы начали двигаться по часовой стрелке, эти слова, произносимые то громче, то тише, стали складываться в ритм, так что получилась песня. Наше движение по кругу стало походить на танец, а ритмичный напев превратился в радостный крик, наполнивший комнату и воздух вокруг нас. Я смеялась, задыхаясь, чувствуя себя счастливой и невесомой, ощущая себя в безопасности в этом круге.

Итан улыбался, но был сосредоточен, он разрумянился, а его длинные кудряшки подпрыгивали у него на голове. Черные шелковистые волосы Шарон развевались, она казалась хорошенькой и беззаботной. Дженна была похожа на светловолосую королеву фей, а Мэтт выглядел печальным и решительным. Робби двигался с недавно приобретенной грацией. Мы кружились все быстрее и быстрее. Единственное, чего мне не хватало, так это лица Бри в нашем хороводе.

Я чувствовала, как прибывает энергия. Она обвивала нас, нарастая, густея и закручиваясь внутри нашего круга. Пол гостиной под моими ногами в носках был теплым и гладким, и мне казалось, что если я отпущу руки Дженны и Шарон, то улечу сквозь потолок в небо. Когда я посмотрела вверх, продолжая произносить слова, я увидела, как белый потолок задрожал и растворился, открыв мне темно‑синее ночное небо и белые и желтые звезды, ярко вспыхивающие на нем. Охваченная благоговейным трепетом, я смотрела вверх и видела бесконечную вселенную там, где раньше был один лишь потолок. Мне захотелось дотянуться и дотронуться рукой до звезд, и я без колебаний разжала руки и подняла их над головой.

В это же самое мгновение остальные тоже расцепили руки и вскинули их вверх, и круг остановился на месте, а потоки энергии продолжали клубиться вокруг нас все сильнее и сильнее. Я потянулась к звездам, чувствуя, как энергия подталкивает меня в спину.

– Впитывайте энергию в себя! – крикнул Кэл, и я машинально прижала сжатый кулак к груди.

Я вдохнула тепло и белый свет и ощутила, как все мои заботы тают вдали. Я качнулась на ногах и еще раз попробовала дотронуться до звезд. Потянувшись вверх, я почувствовала, что слегка зацепила крошечный колючий огонек, горячо и остро чиркнувший по моим пальцам. Это было похоже на звезду, и я опустила руку вниз.

Держа огонек в руке, я посмотрела на других – видят они или нет. Тут ко мне подошел Кэл, потому что я всегда поглощала слишком много энергии и мне потом приходилось заземляться. Но на этот раз я чувствовала себя отлично – голова кружилась, но не очень сильно, я была полна счастья и изумления.

– Ух ты! – прошептал Итан, уставившись на меня.

– Что там такое? – спросила Шарон.

– Это Морган! – ошеломленно произнесла Дженна.

Ее дыхание казалось затрудненным, она дышала быстро и неглубоко. Я повернулась к ней. Я чувствовала, будто могу сделать что угодно.

Протянув руку, я прижала огонек к ее груди. Она сдавленно, тихо ахнула, а я провела поперечную черту у нее под ключицами. Закрыв глаза, я приложила ладонь к ее груди и почувствовала, как звездный огонек растворился в ней. Она опять ахнула и покачнулась, Кэл протянул руку, но не прикоснулся ко мне. Пальцами я почувствовала, как увеличились в объеме легкие Дженны, когда она вдохнула воздух. Я чувствовала, как открываются микроскопические альвеолы, впуская кислород, как мелкие капилляры поглощают его, я чувствовала, как всё – от мельчайших сосудов до мышц ее бронхов, – расправляется, следуя принципу домино, освобождаясь, расслабляясь, поглощая кислород.

Дженна прерывисто дышала.

Мои глаза открылись, и я улыбнулась.

– Я могу дышать, – медленно проговорила Дженна, прикасаясь к груди. – Меня уже начинало поджимать. Я знала, что после круга мне понадобится ингалятор, но не хотела пользоваться им на виду у всех. – Дженна поискала глазами Мэтта, и он подошел и обнял ее за плечи. – Она расправила мои легкие и пустила в них воздух тем огоньком, – потрясенно сказала Дженна.

– Ладно, всё, – сказал Кэл, мягко взяв меня за руки. – Больше ничего не трогай. Как в день Самхейна, тебе надо бы лечь и заземлиться.

Я стряхнула с себя его руки.

– Я не хочу заземляться, – раздельно сказала я. – Хочу оставить это себе. – Я сжала и разжала пальцы, мне хотелось прикоснуться к чему‑нибудь еще и посмотреть, что получится.

Кэл посмотрел на меня: что‑то промелькнуло у него в глазах.

– Я просто хочу сохранить это чувство, – объяснила я.

– Оно не может остаться навсегда, – сказал он. – Энергия не может задерживаться просто так, она должна куда‑то уйти. Тебе не стоит ни к чему прикасаться.

Я засмеялась:

– Правда?

– Да, – подтвердил он.

Потом Кэл провел меня на открытое место на натертом деревянном полу, и я легла, ощутив спиной силу земли, почувствовала, как энергия перестала кружиться у меня внутри, утекая в древнее лоно земли. Через несколько минут я почувствовала себя лучше, головокружение уменьшилось, и… опьянение тоже. Если только я правильно представила себе, на что похоже чувство опьянения. Практики для этого у меня было маловато.

– Почему она может это делать? – спросил Мэтт.

Его рука все еще охраняла Дженну. Дженна пробовала дышать глубже.

– Как легко дышится! – изумилась она. – Я чувствую себя такой… такой незажатой.

Кэл усмехнулся:

– Меня это иногда тоже ошеломляет. Морган делает такие вещи, которые были бы удивительны даже в практике верховной жрицы, имеющей за плечами многие годы обучения и практического опыта. Она просто обладает большой силой, вот и все.

– Ты назвал ее кровной ведьмой, – вспомнил Итан. – Она потомственная ведьма, из той же породы, что и ты. Но как это получается?

– Я не хочу говорить об этом, – сказала я, садясь. – Простите меня, если я опять сделала что‑то, чего не должна была делать. Я просто хотела исправить дыхание Дженны. Я не хочу говорить о том, что я кровная ведьма. Хорошо?

Шесть пар глаз смотрели на меня. Члены моего ковена кивали или говорили, что согласны. И только по лицу Кэла я видела, что нам определенно предстоит поговорить об этом позже.

– Я проголодался, – пожаловался Итан. – Есть что‑нибудь пожевать?

– Конечно, – сказал Мэтт, направляясь на кухню.

– Жаль, что нам нельзя поплавать, как в прошлый раз, – заметила с сожалением Дженна.

– Почему же нельзя? – спросил Кэл, посмотрев на меня с лукавой усмешкой. – Ведь мой дом не так уж далеко отсюда.

Я поежилась и закрыла грудь скрещенными руками.

– Ну уж нет, – возразила, к моему облегчению, Шарон. – Даже если вода подогревается, воздух все равно слишком холодный. Я не хочу замерзнуть.

– Что ж, ладно, – сказал Кэл. Вошел Мэтт с большой миской попкорна и зачерпнул себе большую горсть. – Тогда как‑нибудь в другой раз.

Когда никто не мог меня видеть, я состроила ему гримасу, и он беззвучно засмеялся.

Я прислонилась к нему с ощущением тепла и счастья. Круг получился изумительный, воодушевляющий. Даже без Бри.

Улыбка исчезла с моего лица, когда я попыталась представить себе, где Бри и Рейвин проводят этот вечер и с кем.

Урок

7 мая 1982 года

Мы уезжаем из этого бездушного города. Я работала кассиршей в закусочной, а Ангус разгружал огромные туши американских коров и вешал их на крюки. Я чувствую, что моя душа умирает. Ангус чувствует тоже самое. Мы экономим на всем, чтобы скопить денег и уехать куда‑нибудь в другое место.

Из дома почти никаких вестей. Из Белвикета не осталось никого, кто мог бы рассказать нам, что произошло, а отрывочных сведений, которые до нас доходят, недостаточно для того, чтобы составить общую картину. Я даже не знаю, зачем я вообще пишу в этой тетради, вот разве только как в дневнике. Эта тетрадь больше не «Книга теней». Она перестала быть ею с моего дня рождения, когда мой мир был уничтожен. С тех пор как мы здесь, я ни разу не занималась магией, и Ангус тоже. И никогда больше не буду. Она не принесла ничего, кроме беды.

Мне только двадцать лет, но я уже чувствую себя готовой к объятиям смерти.

М. Р.

На следующее утро, в церкви, меня вдруг осенила идея. Я посмотрела на темные исповедальни. Когда служба закончилась, я сказала родителям, что хочу исповедаться. Это их несколько удивило. Но что они могли сказать?

– Я не буду сегодня обедать с вами, – добавила я. – Я попозже приду прямо домой.

Родители переглянулись, потом папа кивнул.

Мама положила руку мне на плечо.

– Морган… – начала она, но потом покачала головой. – Нет, ничего. Увидимся дома.

Мэри‑Кей посмотрела на меня, но ничего не сказала. Когда она уходила с родителями, лицо у нее было встревоженное.

Я нетерпеливо ждала, пока прихожане по очереди заходили в исповедальню, чтобы покаяться в грехах. Я понимала, что, наверное, могла бы настроиться на то, о чем они говорили, но не стала этого делать. Это было бы неправильно. Я догадывалась, что отец Хочкисс иногда выслушивал довольно откровенные истории. Но и по‑настоящему скучные и даже мелочные тоже.

Наконец, подошла моя очередь. Войдя в кабинку, я опустилась на колени и стала ждать, когда откроется маленькое решетчатое окошко. Дождавшись, я перекрестилась и сказала:

– Простите меня, святой отец, ибо я согрешила. Последний раз я исповедовалась… хм… – Я быстро сделала обратный отсчет времени. – …четыре месяца назад.

– Продолжай, дитя мое, – сказал отец Хочкисс, как он говорил это всю мою жизнь каждый раз, когда я исповедовалась.

– Хм‑м… – Дальше этого я в мыслях не заходила, и готового списка грехов у меня не было. Я в самом деле не хотела обсуждать кое‑что из того, что я делала, тем более что грехом я это не считала. – В общем, последнее время я очень злюсь на своих родителей, – заявила я напрямик. – То есть я люблю родителей и стараюсь почитать их, но недавно… я узнала, что меня удочерили. – Вот. Я это сказала и увидела, как по другую сторону ширмы отец Хочкисс вскинул голову, услышав мои слова. – Я расстроена и злюсь, что они не сказали мне этого раньше и отказываются поговорить со мной об этом теперь, – продолжала я. – Я хочу узнать о своих настоящих родителях. Хочу знать, откуда я родом.

Наступила долгая пауза, пока отец Хочкисс переваривал то, что я сказала.

– Твои родители поступили так, как считали наилучшим для тебя, – наконец ответил он.

Он не отрицал, что меня удочерили, и это не уменьшило моего чувства унижения от того, что практически все всё знали, кроме меня.

– Моя родная мать умерла, – настойчиво продолжала я, ощущая дискомфорт и даже страх от разговора об этом. – Я хочу узнать о ней больше.

– Дитя мое, – мягко сказал отец Хочкисс. – Я понимаю твое желание и не могу сказать, что не чувствовал бы того же, что и ты, будь я на твоем месте. Но должен тебе сказать, а говорю я, опираясь на опыт многих лет, что иногда лучше не ворошить прошлое.

Слезы жгли мне глаза, но я ведь и не ожидала ничего другого.

– Понятно, – сказала я, стараясь не разреветься.

– Дорогое мое дитя, пути Господни неисповедимы, сказал священник, и меня неприятно поразило, что он произнес такую избитую фразу. Он продолжал: – По некоей причине Господь привел тебя к твоим родителям, и я знаю, что сильнсе любить тебя не мог бы никто другой. Он выбрал их для тебя, и Он выбрал тебя для них. Было бы разумно уважать Его решение.

Я сидела и думала, стараясь понять, так ли это. Потом я вспомнила, что своей очереди ждут и другие люди и что пора уходить.

– Спасибо, святой отец, – сказала я.

– Молись о том, чтобы Господь наставил тебя на правильный путь. Я тоже буду молиться за тебя.

– Хорошо. – Я выскользнула из исповедальни, надела пальто и вышла через огромную двустворчатую дверь на яркое ноябрьское солнце.

Мне надо было подумать.

После стольких пасмурных дней было ужасно приятно идти по солнышку, поддавая ногой мокрые коричневые листья. То и дело вокруг меня плавно слетали золотистые листья, и каждый павший лист казался секундой, спрыгнувшей с циферблата и превращавшей осень в зиму.

Я прошла центральную часть Видоуз‑Вэйла, заглядывая в витрины магазинов. Наш городок старинный, его ратуша была построена в 1692 году. Время от времени я опять замечала, какой он очаровательный и живописный. Прохладный ветерок приподнял мои волосы, и я уловила запах реки Гудзон, огибавшей город.

Всю дорогу домой я думала о том, что сказал отец Хочкисс. Я понимала, что в его словах есть определенная мудрость, но это не означало, что я была готова примириться с тем, что не знаю всей правды. Я не знала, что мне делать. Может, попросить совета на следующем круге?

Пешая прогулка в две мили здорово разогрела меня, и, придя домой, я набросила куртку на спинку стула в кухне. Я взглянула на часы. Если предположить что моя семья будет следовать обычному воскресному ритуалу, то все вернутся домой только через час или около того. Неплохо пока побыть одной.

Какой‑то стук наверху заставил меня окаменеть. Моей первой мыслью было, что это Бри проникла к нам в дом, возможно, вместе с Рейвин, и теперь они накладывали заклятие на мою спальню или что‑то в этом роде. Не знаю, почему я не подумала о грабителях или о случайно забравшейся белке, а сразу же подумала о Бри.

Я услышала звуки возни и громкий скрип, как если бы мебель резко двигали с места. Я тихо открыла дверь прихожей и взяла свою бейсбольную биту. Потом сбросила туфли и стала красться наверх.

Добравшись до верхней площадки, я поняла, что звуки доносятся из комнаты Мэри‑Кей. Потом я услышала ее голос, говоривший:

– Эй! Прекрати это! Черт, Бэккер!

Я остановилась, не зная, как поступить.

– Слезь с меня, – сердито сказала Мэри‑Кей.

– Да ладно тебе, Мэри‑Кей! – ответил ей Бэккер. – Ты сказала, что любишь меня! Я думал, что это значит…

– Я сказала тебе, что не хочу этого делать! – крикнула Мэри‑Кей.

Я распахнула дверь и увидела, как Бэккер Блэкберн борется с моей сестрой у нее на кровати. Ее ноги молотили воздух.

– Эй! – громко сказала я, и оба вздрогнули. Повернув головы, они уставились на меня, и я увидела облегчение в глазах Мэри‑Кей. – Ты слышал, что она сказала? – продолжала я. – Слезай!

– Мы просто разговариваем, – сказал Бэккер.

Мэри‑Кей пыталась оттолкнуть его, упираясь руками ему в грудь, а он сопротивлялся. Во мне закипела ярость, и я подняла биту.

Бац! Я неслабо стукнула его по плечу. Такой злости я не испытывала со времени последнего столкновепия с Бри.

– Ой! – заорал Бэккер. – Ты что делаешь? Совсем сдурела?

– Бэккер, пусти! – опять сказала Мэри‑Кей, отталкивая его.

Я наклонилась к лицу Бэккера и сквозь стиснутые зубы проговорила с угрозой:

– Слезь с нее сейчас же!

Лицо Бэккера застыло, и он быстро слез с кровати. Он казался смущенным и рассерженным, его глаза потемнели. Потом он вдруг выбросил вперед руку и выбил у меня биту. У меня от удивления отвалилась челюсть, а бита отлетела в другой конец комнаты.

– Не суйся в это, Морган, – сказал он. – Ты не знаешь, что происходит. Мы с Мэри‑Кей просто разговариваем.

– Ха! – воскликнула Мэри‑Кей, спрыгивая с кровати и одергивая блузку. – Ты ставишь себя в дурацкое положение! Давай выметайся!

– Сначала ты объяснишь мне, что происходит, – упрямо гнул свое Бэккер, – Ты позвонила: приезжай! – Он почти кричал, его голос заполнял всю комнату. – Ты сказала: поднимайся сюда! Что я должен был думать? Мы почти два месяца ходим везде вместе!

Мэри‑Кей заплакала.

– Я имела в виду не это, – сказала она, прижимая к животу подушку. – Я просто хотела побыть с тобой вдвоем.

– Побыть со мной вдвоем!! И как ты себе это представляла? – спросил он, широко разводя руками. Он подошел к ней на шаг ближе.

– Поосторожнее, Бэккер, – предупредила я, но он проигнорировал мои слова.

– Я не имела в виду это, – плача, повторила Мэри‑Кей.

– Черт побери! – сказал он, наклонившись к ней; я стиснула зубы и стала потихоньку подбираться к бите. – Ты сама не знаешь, чего хочешь.

– Заткнись, Бэккер! – резко бросила я. – Ради всего святого, ей четырнадцать лет.

Мэри‑Кей плакала в подушку.

– Она моя девушка! – закричал Бэккер. – Я люблю ее, а она любит меня, так что не лезь! Это не твое дело!

– Не мое дело? – Я не верила своим ушам. – Ты же говоришь о моей младшей сестре!

Неожиданно для себя я выбросила вперед руку, нацелив указательный палец на Бэккера. У меня на глазах с пальца сорвались искры потрескивавшего голубого огня и ударили парню в бок. Бэккер вскрикнул и, схватившись за бок одной рукой, другой пытался уцепиться за покрывало.

Я в ужасе уставилась на него, а он на меня, словно у меня вдруг выросли крылья и когти.

– Какого черта… – выдохнул он, держась за бок.

Я молилась, чтобы у него на руках не было крови. Когда он перестал держаться за бок, на его рубашке пятен не оказалось. Никакой крови. Я с облегчением перевела дух.

– Я пошел отсюда, – сказал он сдавленным голосом и, шатаясь, поплелся к двери.

На пороге он оглянулся в последний раз на Мэри‑Кей. Она сидела, уткнувшись лицом в подушку, и не посмотрела на него. Метнув злой взгляд на меня, Бэккер выскочил из спальни и загрохотал вниз по лестнице. Через несколько секунд громко хлопнула входная дверь, и я свесилась через перила – удостовериться, что он ушел. Через боковое стекло у двери я увидела, как он быстро шагает по улице, потирая ребра. Его губы шевелились, словно он ругался.

Я вернулась в комнату Мэри‑Кей. Сестра прижимала к глазам косметическую салфетку и хлюпала носом.

– Господи, Мэри‑Кей! – сказала я, садясь рядом с ней на кровать. – В чем дело? Почему ты не с родителями на обеде?

Она снова заплакала и, наклонившись вперед, прижалась ко мне. Я обняла ее и прижала к себе, безмерно радуясь, что с ней не случилось ничего плохого, что я в нужный момент оказалась дома. Впервые за последнюю неделю мне показалось, что между нами все опять стало таким, как прежде. Что мы дружны. Что нам хорошо. Что мы доверяем друг другу. Мне очень не хватало всего этого.

– Не говори маме с папой, – попросила она. Слезы оставляли мокрые дорожки у нее на щеках. – Я просто хотела побыть с Бэккером вдвоем, вот и сказала им, что мне надо заниматься, и попросила высадить меня у дома по дороге в ресторан. Просто… ну, мы всегда в окружении других людей. Я не знала, что он подумает, будто…

– Ладно, Мэри‑Кей, – сказала я, стараясь успокоить ее. – Произошло очень большое недоразумение, но ты не виновата. То, что ты сказала, что хочешь побыть с ним вдвоем, вовсе не значит, что ты обязана ложиться с ним в постель. Ты имела в виду одно, а он понял это иначе. Ужасно то, как он себя повел. Мне надо было вызвать полицию.

Мэри‑Кей шмыгнула носом и отстранилась от меня.

– Я не думаю, что он на самом деле собирался… сделать мне плохо, – сказала она. – Наверно, это просто выглядело хуже, чем было на самом деле.

– Да ты его еще и выгораживаешь!

– Вовсе нет, – сказала моя сестра. – Я его не выгораживаю и определенно собираюсь с ним порвать.

– Отлично, – с чувством сказала я.

– Но должна сказать, что это было совершенно на него не похоже, – продолжала Мэри‑Кей. – Он никогда не заходил слишком далеко, всегда подчинялся, когда я говорила нет. Я уверена, завтра он точно будет раскаиваться.

Я, сощурившись, посмотрела на нее:

– Мэри Кэтлин Роулендс, так дело не пойдет. Нс смей искать ему оправданий. Когда я сюда вошла, он почти лежал на тебе!

– Да, – признала она, наморщив брови.

– И вышиб у меня из рук биту, – сказала я. – И орал на нас.

– Я знаю, – согласилась Мэри‑Кей. Она явно рассердилась – Ему нельзя верить.

– Вот это больше похоже на дело, – заметила я, вставая. – Скажи мне, что ты порвешь с ним.

– Я порву с ним, – повторила Мэри‑Кей.

– Хорошо. Я пойду переоденусь, а ты умойся и приведи в порядок комнату, пока не вернулись мама с папой.

– Ладно, – сказала Мэри‑Кей и встала. Потом она улыбнулась мне слабой улыбкой. – Спасибо за спасение. – И крепко обняла меня.

– Всегда рада помочь, – сказала я и повернулась, чтобы уйти.

– А вообще как ты заставила его прекратить это? Он сказал «ой», а потом налетел на кровать. Что ты сделала?

Надо было быстро что‑то придумать.

– Я дала ему пинок под колено, и его нога подломилась, – сказала я. – От этого он потерял равновесие.

Мэри‑Кей засмеялась:

– Он наверняка очень удивился.

– По‑моему, мы оба удивились, – честно сказала я и не очень уверенными шагами спустилась вниз.

Я выстрелила в человека огненным шаром. Это, без сомнения, было странным – даже для ведьмы.