ЧЕТЫРНАДЦАТЬ. Огни Болвангара

То, что никто из бродяжников ничего не слышал и не знал о госпоже Коултер волновало Фардера Корама и Джона Фаа больше, чем они показывали Лайре, но и Лайра тоже скрывала свое беспокойство. Лайра боялась госпожи Коултер и часто думала о ней. И если Лорд Азраэль был теперь «отец», госпожа Коултер никогда не была «мать». Причиной этого был демон госпожи Коултер, золотая обезьяна, вызывающая у Пантелеймона мощную ненависть, и который, как подозревала Лайра, совал нос в ее тайны, и особенно в тайну алетиометра.

Теперь они будут преследовать ее, было бы глупо думать иначе. Муха-шпион это доказала.

Но когда враг нанес удар, это была не госпожа Коултер. Бродяжники остановились, чтобы дать отдохнуть собакам, починить несколько саней, и привести в порядок оружие для атаки на Болвангар. Джон Фаа надеялся, что Ли Скорсби сможет найти источник подземного газа, чтобы заполнить меньший воздушный шар (поскольку очевидно у него их было два) и поднимется над землей для наблюдений. Однако, воздухоплаватель умел оценивать состояние погоды, как настоящий моряк, он сказал что собирается туман, и, действительно, как только они остановились, все покрылось густым туманом. Ли Скорсби знал, что он не сможет ничего разглядеть с неба, поэтому он занялся проверкой своих приборов, хотя они были в идеальном состоянии. И тут, неожиданно, из темноты вылетел поток стрел.

Трое бродяжников упало одновременно, они умерли настолько тихо, что никто ничего не услышал. И только, когда они неуклюже упали среди собачьих следов или неожиданно легли, их соседи заметили, что происходит, но было уже слишком поздно, потому что другие стрелы уже летели в них. Некоторые смотрели вверх, озадаченные быстрой беспорядочной дробью, вызываемой ударами стрел по дереву или замерзшей ткани.

Первым в себя пришел Джон Фаа, он начал передавать по линии приказы. Холодные руки и негнущиеся конечности начали двигаться, чтобы выполнить команды, а стрелы все летели как дождь, как прямые струи дождя, оканчивающиеся смертью.

Лайра была под открытым небом, и стрелы пролетали над ее головой. Пантелеймон услышал, что происходит, раньше Лайры, стал леопардом и свалил ее, снизив тем самым вероятность попадания. Отряхивая снег с глаз, Лайра перевернулась, чтобы пробовать разглядеть, что происходит, поскольку сумерки вокруг были переполнены беспорядком и шумом. Она услышала могучий рев, лязг и скрип брони Йорека Барнисона, когда он, полностью облаченный, перепрыгнул через сани в туман. Затем последовали крики, рычание, хруст и звуки чего-то рвущегося, сокрушительные удары, крики ужаса и рев необузданной ярости – Йорек сеял опустошение среди них.

Но кто были они? Лайра еще не видела вражеских фигур. Бродяжники столпились, чтобы защитить сани, но это (как даже Лайра могла заметить) делало их хорошими мишенями, из их ружей было не просто стрелять в перчатках и рукавицах. Лайра услышала только четыре или пять выстрелов, против непрерывного дождя стрел. И, каждую минуту, все больше людей падало.

– О, Джон Фаа! – думала в муке Лайра. Ты это не предвидел, а я не помогла тебе!

Но для этой мысли у нее было не больше секунды – раздался могучий рык Пантелеймона, и чей-то демон кинулся на него и сбил, вышибив воздух из легких Лайры. Затем чьи-то руки потащили ее, подняли, придушили ее крик вонючей рукавицей, и бросили ее в другие руки, а затем вдавили ее в снег снова, так, чтобы она лежала растерянная, бездыханная, полная боли. Ее руки завернули за спину, до треска в плечах, кто-то связал ее запястья и натянул ей на голову капюшон, чтобы приглушить ее крик, ее отчяный крик: – Йорек! Йорек Барнисон! Спаси меня!

Но слышал ли он? Она не знала. Ее швыряли из стороны в сторону, кинули на твердую поверхность, которая начала качаться и подскакивать как сани. Звуки, достигавшие ее, были дикие и непонятные. Она слышала рев Йорека Барнисона, но он был очень далеко. Затем ее трясло по неровной земле, руки скручены, рот заткнут, рыдающую от гнева и страха. И вокруг разговаривали странные голоса.

– Пан...

– Я – здесь, т-с-с, я помогу тебе дышать. Лежи тихо...

Мышиные лапки Пантелеймона отодвинули капюшон, освободив рот Лайры, и она глотнула морозный воздух.

– Кто они? – прошептала она.

– Они похожи на татаров. Я думаю, что они попали в Джона Фаа.

– Нет...

– Я видел, как он упал. Но он должен был подготовиться к такому нападению. Мы это знаем.

– Но мы должны были помочь ему! Мы должны были прочитать алетиометр!

– Тише. Притворись, что ты без сознания.

Раздалось щелканье бича и лай ездовых собак. По тому, как она дергалась и подпрыгивала, Лайра могла определить с какой скоростью они ехали, и хотя она старалась расслышать звуки битвы, все, что она слышала, были жалкие звуки выстрелов, приглушенных расстоянием, и затем единственными звуками стали скрип снега и мягкий топот лап.

– Они отвезут нас к глакожерам, – шепнула Лайра.

Она вспомнила слово – «разъединенный». Ее тело наполнил жуткий страх и Пантелеймон крепко к ней прижался.

– Я буду драться, – сказал он.

– И я. Я их убью.

– И Йорек, когда он найдет нас. Он их раздавит насмерть.

– Как далеко мы находимся от Болвангара?

Пантелеймон не знал, но он думал, что это где то в сутках пути.

Потом они ехали до тех пор, пока тело Лайры не свели судороги. Темп замедлился и кто-то грубо снял ее капюшон.

Она увидела широкое азиатское лицо, под волчьим капюшоном, освещенное мерцающим светом лампы. Его черные глаза засверкали удовлетворением, особенно когда Пантелеймон выскользнул из анорака Лайры, шипя оскалив свои белые зубы горностая. Демон человека, большой тяжелый волк, зарычал, но Пантелеймон даже не вздрогнул.

Человек усадил Лайру и прислонил ее к борту саней. Она упала на бок, потому что ее руки были все еще связаны сзади, и он связал ее ноги вместе того чтобы развязать ее руки.

Сквозь падающий снег, сквозь густой туман Лайра видела какой сильный это был человек, и какой сильный был погонщик, как они держат равновесие в санях, как они чувствуют себя дома на этой земле, бродяжники такими никогда не были.

Человек что-то ей сказал, но она ничего не поняла. Он пробовал другой язык с тем же самым результатом. Тогда он спросил на английском.

– Твое имя?

Пантелеймон предостерегающе взъерошился, и Лайра сразу поняла, что он имел в виду. Этот мужчина не знает, кто она! Они похитили ее не из-за госпожи Коултер, и возможно они не наемники глакожеров.

– Лиззи Брукс, – сказала она.

– Лисси Бругс, – повторил он. – Мы отвезем тебя в хорошее место. К хорошим людям.

– Кто вы?

– Самоеды. Охотники.

– Куда вы меня везете?

– В хорошее место. К хорошим людям. У вас был панцербьерн?

– Для защиты.

– Не помогло! Ха, ха, медведь не помог! Мы все равно получили тебя!

Он громко рассмеялся. Лайра взяла себя в руки и промолчала.

– Кто эти люди? – спросил человек, указав в направлении откуда они ехали.

– Торговцы.

– Торговцы... Чем они торгуют?

– Мех, спирт, – сказала она. – Дымлист.

– Они продают дымлист и покупают меха?

– Да.

Он сказал что-то своему товарищу, тот ответил кратко. Сани ехали все быстрее вперед, и Лайра устроилась поудобнее и попыталась разглядеть куда они едут, но снег падал плотно, и небо было темным, и ей стало слишком холодно выглядывать и она легла. Лайра и Пантелеймон могли чувствовать мысли друг друга, и старались успокоиться, но этому мешала мысль о мертвом Джоне Фаа... И что же случилось с Фардер Корамом? И удалось ли Йореку убить остальных самоедов? И попытаются ли они найти ее?

Впервые, она почувствовала легкую жалость к себе.

Прошло много времени, прежде чем человек пихнул Лайру плечом и дал ей пожевать полоску вяленого мяса северного оленя. Мясо было грубым и жестким, но Лайра была голодна, а это была пища. После того, как она пожевала мясо, ей стало немного лучше. Лайра медленно просунула руку в свои меха, и убедилась, что алетиометр все еще там, а затем осторожно достала жестянку с мухой-шпионом и уронила ее в свой меховой ботинок. Пантелеймон заполз туда, как мышь и постарался просунуть банку так далеко, как только смог, запихивая ее под Лайрины гамаши из кожи северного оленя.

Когда это было сделано, Лайра закрыла глаза. Страх истощил ее, и скоро она тревожно соскользнула в сон.

Она проснулась, когда движение саней изменилось. Оно внезапно стало более гладким, и когда Лайра открыла глаза, они проезжали мерцающие высоко огни, такие яркие, что ей пришлось натянуть капюшон на глаза, прежде чем выглянуть снова. Лайра окоченела и замерзла, но все-таки смогла заставить себя высунуться достаточно, чтобы увидеть, что сани стремительно ехали вдоль ряда высоких мачт, и на каждой горел яркий ямтарический свет. Сани выехали через открытые металлические ворота в конце улицы огней на широкое открытое пространство, вроде рыночной площади или арены для какой-то игры или соревнований. Оно было совершенно плоским, гладким и белым, около сотни ярдов поперек. Вокруг был высокий металлический забор.

В дальнем конце этой арены сани остановились. Рядом было низкое здание, или несколько низких зданий под толстым слоем снега. Точнее нельзя было сказать, но Лайре показалась что туннели, связывающие одни здания с другими, выгибались под снегом. С одной стороны стояла крепкая металлическая мачта, знакомого вида, но Лайра не могла сказать, что она ей напоминает.

Прежде чем Лайра смогла разглядеть больше, человек в санях перерезал веревку стягивающую ее лодыжки и грубо вытащил ее наружу, в то время как погонщик кричал на собак, чтобы заставить их стоять спокойно. В нескольких ярдах от них в здании открылась дверь, и вверху загорелся ямтарический свет, шаря из стороны в сторону, чтобы найти их, словно прожектор.

Лайрин похититель пихнул ее вперед, как добычу, не давая ей идти, и что-то сказал. Фигура в подбитом анораке из угольного шелка ответила на том же самом языке, и Лайра увидела его: он не был Самоедом или Татаром. Он мог бы быть мудрецом из Джордана. Он смотрел на нее, и особенно на Пантелеймона.

Самоеды заговорили снова, и человек из Болвангара сказал Лайре: – Ты говоришь на английском?

– Да, – сказала она.

– Твой демон всегда имеет эту форму?

Самый неожиданный вопрос! Лайра могла только открыть рот. Но Пантелеймон ответил своим способом, став соколом и кинувшись с плеча Лайры на демона человека, большого сурка, который ударил быстрым движением и зашипел, на Пантелеймона летающего вокруг на быстрых крыльях.

– Вижу, – удовлетворенным тоном сказал человек, когда Пантелеймон вернулся на плечо Лайры.

Самоед выжидающе посмотрел на него, и человек из Болвангара кивнул и снял рукавицу, чтобы сунуть руку в карман. Он вынул кошелек на веревке отсчитал дюжину тяжелых монет в руку охотника.

Двое мужчин пересчитали деньги, и затем уложили их осторожно, каждый взял половину. Не оборачиваясь, они сели в сани, и погонщик щелкнул кнутом, прикрикнул на собак, и они поехали вдоль широкой белой арены в улицу огней, набирая скорость, пока не исчезли в темноте.

Человек снова открыл дверь.

– Быстро заходи, – сказал он. – Здесь тепло и уютно. Не стой на холоде. Как тебя зовут?

Его речь была наверняка английской, без любого, знакомого Лайре акцента. Ее тон напомнил Лайре речь того сорта людей, которых она встречала с госпожой Коултер: умные, образованные и важные.

– Лиззи Брукс, – сказала она.

– Заходи, Лиззи. Мы позаботимся о тебе, не беспокойся.

Ему было холодней чем Лайре, учитывая даже то, что она была на холоде намного дольше; ему хотелось снова вернуться в тепло. Лайра решила притвориться тупой, глупой и неторопливой и медленно перетащила свои ноги через высокий порог, заходя в здание.

Внутри было две двери, а между ними – большое помещение, чтобы не выходило слишком много теплого воздуха. Теперь, когда они вошли через внутреннюю дверь, Лайра почувствовала себя задыхающейся в невыносимой жаре, и распахнула свои меха и откинула капюшон.

Они были в квадратном помещении, шириной приблизительно восемь футов, направо и налево отходили коридоры, а перед Лайрой было что-то вроде стойки, которая бывает в приемном отделении больницы. Все было ярко освещено, белые поверхности и нержавеющая сталь блестели. В воздухе был запах еды, знакомой еды – бекона и кофе, и слабый неизгладимый больнично-медицинский запах. От стен исходил легкий жужжащий звук, слишком низкий, чтобы его слышать, звук к которому приходится либо привыкнуть либо сойти с ума.

Щегол Пантелеймон зашептал в ухо Лайры: – Будь глупой и неприметной. Будь действительно неторопливой и глупой.

Взрослые смотрели на нее сверху вниз: мужчина который привел ее, другой мужчина в белом халате, женщина в одежде медсестры.

– Говорит по-английски, – сказал первый мужчина. – Очевидно, торговцы.

– Обычные охотники? Обычная история?

– То же самое племя, насколько я понял. Сестра Клара, не могли бы вы уделить немного времени, м-м-м, и позаботиться о ней?

– Конечно, Доктор. Идем со мной, дорогая, – сказал медсестра, и Лайра покорно последовала за ней.

Они пошли по короткому коридору с дверями справа и столовой слева, из которой исходил грохот ножей и вилок, голоса и различные запахи кухни. Медсестре было столько же, сколько госпоже Коултер, предположила Лайра. У нее активная, пустая, здравомыслящая натура; она может зашить рану или сменить повязку, но не способна рассказать историю. Ее демон (Лайра почувствовала странный холод, когда она это заметила) был маленький белый рысящий пес (спустя мгновение она понятия не имела, почему она испытала это ощущение).

– Как тебя зовут, дорогая? – спросила медсестра, открывая тяжелую дверь.

– Лиззи.

– Просто Лиззи?

– Лиззи Брукс.

– Сколько тебе лет?

– Одиннадцать.

Лайре часто говорили, что она слишком маленькая для своего возраста, что бы это не значило. Это никогда не влияло на ощущение ее собственной важности, но она поняла, что может использовать этот факт теперь, чтобы представить Лиззи настороженной, возбужденной и потерянной, и сжалась немного, входя в помещение.

Она ожидала вопросов о том, откуда она, и как она здесь оказалась, и заранее приготовила ответы. Но у медсестры не было не только воображения, но и любопытства. Если судить по интересу сестры Клары, Болвангар был на окраине Лондона, и дети прибывали туда постоянно. Ее живой опрятный маленький демон носился около ее пяток, столь же активно и бессмысленно, как и его хозяйка.

В комнате, в которую они вошли, была кушетка, стол, два кресла, шкаф для папок, стеклянный шкаф с лекарствами и бинтами и ванна. Как только они оказались внутри, медсестра сняла с Лайры верхнюю одежду и бросила ее на блестящий пол.

– Снимай остальное, дорогая, сказала она. – Мы сделаем небольшой осмотр, чтобы убедиться, что ты здорова, не обморожена, не простужена, а потом мы найдем тебе немного хорошей чистой одежды. А еще мы помоем тебя в душе, – добавила она, поскольку Лайра не мылась уже много дней и в окружающей теплоте это становилось все более и более очевидным.

Пантелеймон затрепетал от протеста, но Лайра остановила его хмурым взглядом и он устроился на кушетке. Одна за другой одежды Лайры снималась, к ее негодованию и стыду, но она все еще имела присутствие духа, чтобы скрыть это и изображать скудоумие и согласие.

– И пояс для денег, Лиззи, – сказала медсестра, и развязала его сама сильными пальцами. Она уже хотела бросить его в груду Лайриной одежды, но остановилась, почувствовав ребро алетиометра.

– Что это? – спросила она, расстегивая клеенку.

– Просто игрушка, – ответила Лайра. – Это мое.

– Не волнуйся, мы не заберем это у тебя, дорогая, – сказала Сестра Клара, разворачивая черный бархат. – Красивая, не так ли, похожа на компас. В душ, – продолжила она, кладя алетиометр и отодвигая занавеску из угольного шелка в углу.

Лайра неохотно скользнула под струю теплой воды и намылила себя, в то время как Пантелеймон уселся на карнизе занавески. Они оба знали, что Пантелеймон не должен двигаться слишком быстро, поскольку у вялых людей были соответственно вялые демоны. Когда Лайра вымылась и вытерлась, медсестра померила ей температуру и проверила ее глаза, уши и горло, измерила ее рост и поставила ее на весы, перед тем, как сделать заметки в блокноте. Потом она дала Лайре пижаму и халат. Они были чистые и хорошего качества, как анорак Тони Макария, но пахли подержанными вещами. Лайра почувствовала себя очень неуютно.

– Это не мое, – сказала она.

– Нет, дорогая. Твоей одежде нужна хорошая стирка.

– Я получу мои вещи назад?

– Я думаю... Да, конечно.

– Что это за место?

– Оно называется «Опытная станция».

Это был не ответ, Лайра указала бы на это и потребовала бы дополнительной информации, но она не думала, что Лиззи Брукс сделала бы это, поэтому молча согласилась и ничего больше не спрашивала.

– Я хочу мою игрушку назад, сказала она упрямо, когда оделась.

– Возьми, дорогая, – ответила медсестра. – Разве тебе не хотелось бы милого шерстяного медвежонка? Или симпатичную куклу?

Она открыла ящик, где, словно мертвые, лежали мягкие игрушки. Лайра заставила себя устоять и притвориться выбирающей в течение нескольких секунд, перед тем, как взять тряпичную куклу с большими пустыми глазами. У нее никогда не было куклы, но она знала, что делать, и прижала ее рассеянно к груди.

– А что с моим поясом для денег? – спросила Лайра. Я люблю держать мою игрушку в нем.

– Бери, дорогая, – сказала Сестра Клара, заполняя форму на розовой бумаге.

Лайра поддернула на себе чужую юбку и привязала клеенчатую сумку вокруг своей талии.

– А моя куртка и ботинки? А мои рукавицы и другие вещи?

– Мы их почистим для тебя, – ответила медсестра автоматически.

Зазвонил телефон, и пока медсестра говорила, Лайра быстро наклонилась, чтобы достать другую банку – с мухошпиком, и положить ее в сумку с алетиометром.

– Идем, Лиззи, – сказала медсестра, кладя трубку. – Мы пойдем и найдем тебе что-нибудь поесть. Я думаю, ты голодна.

Лайра прошла за сестрой Кларой в столовую, где стояла дюжина круглых белых столов, покрытых крошками и липких кругами в тех местах, куда небрежно ставили напитки. Грязные тарелки и приборы лежали на стальной тележке. В столовой не было окон, и, чтобы создать иллюзию света и простора, одна стена была оклеена огромной фотограммой, изображающей тропический пляж, яркое синее небо, белый песок и кокосовые пальмы.

Мужчина, который привел ее, взял поднос из окошка раздачи.

– Ешь, – сказал он.

Голодать не было необходимости, так что Лайра со вкусом съела тушенку и картофельное пюре. Потом последовала ваза с консервированными персиками и мороженым. Пока она ела, мужчина и медсестра спокойно разговаривали за другим столом, и когда она закончила, медсестра принесла ей стакан теплого молока и убрала поднос.

Мужчина подошел и сел напротив. Его демон, сурок, не был бессмысленным и нелюбопытным, как собака медсестры, вежливо сидел на плече мужчины, наблюдая и слушая.

– Ты наелась, Лиззи? – спросил он.

– Да, спасибо.

– Я хотел бы, чтобы ты рассказала мне, откуда ты. Ты сможешь это сделать?

– Из Лондона, – ответила Лайра.

– И что ты делаешь так далеко на севере?

– Я с моим отцом, – пробормотала Лайра. Она опустила глаза, избегая пристального взгляда сурка, и пытаясь выглядеть, как будто была готова расплакаться.

– С твоим отцом? Да. А что он делает в этой части света?

– Торгует. Мы везем партию Ново-Датского дымлиста, и мы покупаем меха.

– Твой отец был один?

– Нет. Были еще мои дяди и еще... и другие люди, – сказала она неопределенно, не зная, что самоедский охотник рассказал ему.

– Почему он взял тебя в такое путешествие, Лиззи?

– Потому что два года назад он брал моего брата, и обещал взять меня, только не брал. А я продолжала упрашивать его, и потом он взял.

– И сколько лет – тебе?

– Одиннадцать.

– Хорошо, хорошо. Ладно, Лиззи, ты – удачливая маленькая девочка. Нашедшие тебя охотники привезли тебя в лучшее место, какое могло быть.

– Они никогда не находили меня, – сказала Лайра с сомнением. – Была битва. Их было много, у них были стрелы....

– О, я так не думаю. Я думаю, что ты покинула партию своего отца и потерялась. Этот охотник нашел тебя одну и привез прямо сюда. Вот, что случилось, Лиззи.

– Я видела битву, – сказала Лайра. Они стреляли стрелами и... Я хочу к папе, – добавила она более громко, и почувствовала что начинает плакать.

– Хорошо, ты здесь в безопасности, пока он не придет, – сказал доктор.

– Но я видела, как они стреляли стрелами!

– Ах, ты только думала, что видела. Это часто бывает в сильный мороз, Лиззи. Ты спала и видела плохой сон, и не можешь отличить, что было на самом деле, а что – нет. Битвы не было, не беспокойся. Твой отец в безопасности и он будет тебя искать, и скоро приедет сюда, потому что это – единственное место на сотни миль, ты знаешь, и какой будет ему сюрприз, когда он найдет тебя в безопасности и порядке! А теперь, Сестра Клара отведет тебя в спальню, где ты встретишь еще несколько маленьких девочек и мальчиков, которые потерялись в дикой местности точно так же как и ты. Иди. Мы еще немного поговорим утром.

Лайра встала, прижав свою куклу, и Пантелеймон прыгнул на ее плечо, а медсестра открыла дверь, чтобы показать им дорогу.

Опять коридоры, Лайра усталая и сонная, постоянно зевая, еле передвигала ноги в шерстяных шлепанцах, которые ей выдали. Пантелеймон поник и, став мышью, устроился в кармане ее халата. Лайра увидела ряд кроватей, детские лица, подушку и затем заснула.

Кто-то тормошил ее. Первым делом Лайра ощупала обе банки на талии, они были все еще в безопасности, потом она пробовала открыть глаза, но это было сложно, она никогда не была такой сонной.

– Проснись! Проснись! – шептало несколько голосов. С огромным усилием, как будто она двигала валун, Лайра заставила себя проснуться.

В тусклом свете очень слабой ямтарической лампы она увидела трех девочек, собравшихся вокруг нее. Было тяжело смотреть, потому что ее глаза медленно фокусировались, но девочки показались ей ее ровесницами, и они говорили по-английски.

– Она проснулась.

– Они дали ей снотворное. Наверняка...

– Как тебя зовут?

– Лиззи, – пробормотала Лайра.

– Прибыла новая партия детей? – спросила одна девочка.

– Не знаю. Только я.

– Тогда, где они тебя нашли?

Лайра старалась усидеть. Она не помнила, чтобы брала снотворное, но что-то могло быть в напитке, который она пила. Она чувствовала себя набитой ватой, и слабая боль пульсировала в глазницах.

– Где мы?

– В центре нигде. Они не говорят нам.

– Обычно, они привозят сразу нескольких детей...

– Что они делают? – сумела спросить Лайра, собирая свое одурманенное сознание, в то время как Пантелеймон, старался проснуться вместе с нею.

– Мы не знаем, – сказала девочка, говорившая больше всего. Она была высокая, рыжеволосая с быстрыми резкими движениями и сильным лондонским акцентом. – Они измеряют нас и делают эти опыты и...

– Они измеряют Пыль, – сказала другая девочка, доброжелательная, пухлая и темноволосая.

– Ты не знаешь, – сказала первая девочка.

– Они это делают, – сказала третья, выглядевшая забитой, девочка, обнимающая своего демона-кролика. – Я слышала, как они говорили.

– Они забирают нас по одному – это все, что мы знаем. Никто не возвращался, – сказала рыжая.

– Есть один мальчик, – сказала пухлая девочка, – он считает...

– Не говори ей! – сказала рыжая. – Не сейчас.

– Здесь есть и мальчики, тоже? – спросила Лайра.

– Да. Нас здесь много. Около тридцати, я думаю...

– Намного больше, – возразила пухлая девочка. – Скорее сорок.

– Но они продолжают забирать нас, – сказала рыжая. – Обычно начинается с того, что появляется много детей, а потом, один за другим, они все исчезают.

– Они – глакожеры, – сказала пухлая девочка. – Ты знаешь глакожеров. Мы все боялись их, пока нас не поймали...

Лайра постепенно все больше просыпалась. Демоны других девочек, кроме кролика, стояли, прислушиваясь, у двери, и никто не говорил громче, чем шепотом. Лайра спросила, как их зовут. Рыжеволосая была Энни, пухлая – Белла, забитая – Марта. Они не знали имен мальчиков, потому их большую часть времени держали отдельно. С ними не обращались плохо.

– Здесь хорошо, – сказала Белла. – Дел – немного, кроме опытов и упражнений. И потом они нас и измеряют, измеряют нашу температуру и тому подобное. Это только скучно.

– Кроме тех случаев, когда приезжает госпожа Коултер, – сказала Энни.

Лайра пришлось подавить крик и Пантелеймон затрепетал крыльями так резко, что другие девочки это заметили.

– Он нервный, – сказала Лайра, успокаивая его. – Они, наверняка дали нам какое-то снотворное, как вы и сказали – мы все сонные. А кто это – госпожа Коултер?

– Она – та кто поймала нас, большинство из нас, по крайней мере, – сказала Марта. – Они все говорят о ней, другие дети. Когда она приезжает, дети начинают исчезать.

– Ей нравится смотреть на детей, когда их забирают, она любит смотреть на то, что они делают с ними. Этот мальчик, Саймон, он считает, что они убивают нас, а госпожа Коултер смотрит.

– Они убивают нас? – спросила Лайра, дрожа.

– Наверняка. Ведь никто не вернулся.

– Они что-то делают и с демонами, тоже, – сказала Белла. – Взвешивают их, измерят их и...

– Они касаются ваших демонов?

– Нет! Боже! Они ставят весы и демон должен взойти на них и меняться, а они делают заметки и фотографируют. И они постоянно помещают нас в камеру для измерения Пыли, они все время измеряют Пыль.

– Какую пыль? – спросила Лайра.

– Мы не знаем, – сказала Энни. – Это что-то из космоса. Не настоящая пыль. Если у тебя нет Пыли – это хорошо. Но у каждого в конце-концов появляется Пыль.

– Вы знаете, я слышала, что говорил Саймон – сказала Белла. – Он сказал, что Татары делают дырки в своих черепах, чтобы позволить Пыли попасть внутрь.

– Да, он-то знает, – сказала Энни презрительно. – Я думаю, что я спрошу госпожу Коултер когда она приедет.

– Ты не посмеешь! – сказала Марта восхищенно.

– Я посмею.

– А когда она приедет? – спросила Лайра.

– Послезавтра, – ответила Энни.

Холод ужаса пробежал по спине Лайры, и Пантелеймон прижался ближе. У нее был один день на то чтобы найти Роджера, узнать все, что могла об этом месте, и или сбежать или быть спасенной, а если всех бродяжников перебили, то кто же поможет детям выжить в ледяной дикой местности?

Другие девочки продолжали говорить, но Лайра и Пантелеймон забившись в постель пытались согреться, зная что на сотни миль вокруг ее маленькой постели есть только страх.