ШЕСТНАДЦАТЬ. Серебряная гильотина

Лайра спрятала голову под защиту мехового капюшона и юркнула сквозь двойные двери вместе с остальными детьми. Было уже поздно беспокоиться о том, что она скажет, когда они встретятся лицом к лицу, другая проблема выходила теперь на первый план – как спрятать ее меха, и как далеко она может пройти в них без разрешения.

Но, к счастью, внутри царила такая неразбериха, взрослые пытались поторопить детей, чтобы освободить место для пассажиров с цепеллина, поэтому никто не следил тщательно. По пути к спальне Лайра выскользнула из анорака, легинсов и ботинок и сложила их так, чтобы вещи занимали как можно меньше места.

В спальне она быстро подтащила тумбочку к углу, встала на нее и надавила на панель подвесного потолка. Панель приподнялась точно так, как сказал Роджер, и в эту щель она засунула ботинки и легинсы. Подумав, она вытащила алетиометр из сумки и положила его в потайной карман анорака перед тем, как запихнуть и его туда же.

Затем она спрыгнула, поставила на место тумбочку и прошептала Пантелеймону:

– Мы должны просто притвориться глупыми, пока она нас не увидит, а потом сказать, что нас похитили. И ничего о бродяжниках и, особенно, о Йореке Барнисоне.

Она поняла, что весь ее страх притягивается к госпоже Коултер, как стрелка компаса к полюсу, поэтому все остальное, что она видела, она могла выдержать, даже отвратительную жестокость взаимовлияния. Она была достаточно сильна; но одной мысли об этом милом лице и приятном голосе или образа шаловливой золотой обезьянки было достаточно, чтобы вызвать желудочные колики, тошноту и мертвенную бледность.

Бродяжники приближались. Думай об этом, думай о Йореке Барнисоне и не выдай себя, подумала она и отправилась обратно в столовую, откуда доносился шум.

Дети выстроились в очередь за горячим питьём, некоторые до сих пор были в своих угольно-чёрных анораках. Их разговоры крутились только вокруг цепеллина и его пассажиров.

– Это была она – с демоном-обезьяной.

– И тебя она поймала?

– Она сказала, что напишет моим маме и папе, но, держу пари, она этого так и не…

– Она никогда не рассказывала нам о детях, которых убили. Она никогда об этом ничего не говорила.

– Эта обезьяна, она хуже всего – она поймала мою Кароссу и чуть не убила её, я всё это чувствовал…

Они были напуганы, как и Лайра. Она нашла Энни и других и села.

– Слушайте – сказала она, – вы можете держать язык за зубами?

– Да!

Три лица повернулись к ней в ожидании.

– Есть план побега – тихо сказала Лайра – Кое-кто собирается забрать нас, так, они будут здесь примерно через день. Может быть раньше. Всё, что мы должны сделать, это быть готовыми сразу по сигналу взять нашу тёплую одежду и убежать. Никаких задержек. Вы просто должны бежать. Но если вы не достанете одежду, вы погибните от холода.

– Что это за сигнал? – спросила Энни.

– Пожарная сигнализация как сегодня днем. Все уже устроено. Но об этом не должны узнать взрослые. Особенно она.

Их глаза горели надеждой и возбуждением. И через всю столовую полетело сообщение. Лайра могла сказать, что атмосфера изменилась. После того, как дети увидели госпожу Коултер, их обуял панический страх. Но теперь они вновь обрели уверенность. Лайра была удивлена тем, какой эффект может произвести надежда.

Она посмотрела в дверной проём, но осторожно, готовая в любой момент отвернуться, потому что оттуда доносились голоса взрослых, а затем показалась и сама госпожа Коултер, которая наблюдала и улыбалась счастливым детям с горячими напитками и пирогами, таким обогретым и накормленным. Едва заметный трепет пробежал по столовой, все дети застыли и замолчали, смотря на неё.

Госпожа Коултер улыбнулась и прошла мимо, ничего не сказав. Понемногу разговоры возобновились.

– Где они будут совещаться? – спросила Лайра.

– Возможно в конференц-зале – ответил Энни. – Один раз они водили нас туда – добавила она, имея в виду её саму и её демона – Там было около двадцати взрослых, а один из них читал лекцию, и мне пришлось стоять там и делать, что он скажет, чтобы, например, проверить, как далеко может отойти от меня Кириллион. А потом он загипнотизировал меня и делал что-то ещё… Это большая комната с множеством стульев, столом и маленькой трибуной. Она за дирекцией. Эй, спорю, что они притворятся, что с пожарной тревогой вёе было в порядке. Спорю, что они боятся её, как и мы…

Остаток дня Лайра провела с другими девочками, наблюдая и стараясь не привлекать внимание. После зарядки и шитья был ужин, потом свободное время в большой запушенной комнате с настольными играми, потрёпанными книгами и столом для тенниса. Каким-то образом Лайра и остальные дети почувствовали, что происходит что-то неладное, потому что взрослые сновали туда-сюда или собирались в группы и о чём-то встревожено говорили. Лайра полагала, что они обнаружили побег демонов и обсуждали, как такое могло случиться.

Она не видела госпожу Коултер, что значительно облегчило ей жизнь. Когда пришло время идти спать, она решила, что должна рассказать другим девочкам про свой план.

– Слушайте, – сказала она, – они когда-нибудь приходят посмотреть, спим ли мы?

– Только один раз – сказала Белла. – Просто посветят фонариком, особо тщательно не смотрят.

– Хорошо. Потому что я собираюсь сходить на разведку. Тот мальчик показал мне, как можно пробраться по навесному потолку…

Она все рассказала, и еще до того, как она закончила, Энни сказала:

– Я с тобой!

– Нет, лучше останься, потому что, если пропадет только один человек, будет проще. Вы сможете сказать, что спали и не знаете, куда я пошла.

– Но если я пойду с тобой…

– Больше вероятность, что нас поймают – сказала Лайра.

Их демоны смотрели друг на друга, Пантелеймон был дикой кошкой, Кирилион Энни был лисой. Напряжение росло. Пателеймон низко гудел, шипел и обнажал клыки, а Кириллион отвернулся и стал беззаботно себя вылизывать.

– Ладно – сказала Энни безропотно.

Это было вполне естественным явлением, когда разногласия между детьми решались их демонами таким образом – принятием превосходства одного над другим. Люди принимали результат, в целом, без возмущения, так что Лайра знала, что Энни поступит так, как она скажет.

Дети собрали свою одежду и положили её на кровать Лайры так, чтобы создалось впечатление, что она там спит, и поклялись сказать, что они ничего не знают. Затем Лайра прислушалась у двери, чтобы удостовериться, что никто не идёт, запрыгнула на тумбочку, приподняла потолочную панель и подтянулась.

– Только не проболтайтесь, – прошептала она вниз трём наблюдающим за ней лицам.

Затем она бережно опустила панель обратно и огляделась.

Она присела в узком металлическом тоннеле, поддерживаемом балками и распорками. Потолочные панели были немного прозрачными, так что снизу проникал свет, поэтому она могла видеть в этом узком пространстве (всего пару футов в высоту) во всех направлениях. Вокруг было полно металлических тоннелей и труб, так что было очень легко заблудиться. Она предусмотрительно опиралась только на металлические конструкции, таким образом, она могла пробраться с одного конца станции до другого, конечно, если будет двигаться бесшумно.

– Как будто мы снова в Джордане, Пан, – прошептала она, – пробираемся в Комнату Отдыха.

– Если бы этого не сделала, ничего бы не случилось, – прошептал он в ответ.

– Вообще-то, мне решать, что делать, не так ли?

Она сориентировалась, примерно рассчитывая, в каком направлении находится конференц-зал, и отправилась в путь. Это было совсем не лёгкое путешествие. Ей пришлось передвигаться на руках и коленках, потому что было слишком мало места, к тому же часто ей приходилось проползать под квадратными тоннелями или мимо отопительных труб. Металлические проходы, по которым она ползла, располагались по верху внутренних стен, и она чувствовала успокаивающую прочность под собой, но они были очень узкими и имели острые края, поэтому очень скоро она была покрыта ссадинами, царапинами и пылью.

Она приблизительно знала, где она находится, к тому же она могла видеть груду своей одежды над спальней, поэтому знала путь назад. Она могла сказать, какие комнаты были пусты – панели над ними были темными. Время от времени она слышала под собой голоса и прислушивалась, но это были всего лишь повара в кухне или нянечки. Ничего интересного они не говорили, и она двигалась дальше.

Наконец она доползла туда, где, согласно её подсчётам, должен был располагаться конференц-зал. Это был участок, лишенный каких-либо коммуникаций, вентиляционные и отопительные трубы уходили вниз в одном месте, а все потолочные панели равномерно освещены. Она прижала ухо к панели и, услышав шёпот взрослого мужского голоса, поняла, что нашла правильное место.

Она прислушалась, а потом осторожно поползла до тех пор, пока не оказалась как можно ближе к разговаривающим.

Там изредка раздавался звон столовых приборов, стекла или разливаемых напитков, то есть они ужинали. Как ей показалось, она слышала четыре голоса, включая госпожу Коултер. Остальные трое были мужчины. Похоже, они разговаривали о сбежавших демонах.

– Кто отвечает за эту секцию? – сказала госпожа Коултер благородным музыкальным голосом.

– Студент по фамилии МакКей, – ответил один из мужчин. – Но такую возможность должны были предупредить автоматические механизмы.

– Они не сработали, – сказала она.

– При всем уважении к Вам, они сработали, госпожа Коултер. МакКей заверил нас, что он закрыл клетки, когда покидал здание сегодня в одиннадцать. Внешняя дверь вообще не должна была открываться в любом случае, так как он зашел и вышел через внутреннюю, как и всегда. Так же он чётко запомнил, что включил сигнализацию, набрав пароль. Несмотря на то, что всё это было проделано, сигнализация была отключена.

– Но она не была отключена, – сказала она.

– Нет, она была. К сожалению, она сработала тогда, когда все были снаружи, принимая участие в противопожарных учениях.

– Но когда вы вернулись…

– К сожалению, обе сигнализации подключены в одну цепь, это просчет проектировщиков, который будет непременно исправлен. Это привело к тому, что, когда пожарная сирена была отключена после учений, лабораторная сигнализация также оказалась отключенной. Но даже тогда это можно было заметить, так как после любого нарушения распорядка проводились проверки. Однако если припомнить, Вы появились как раз в тот момент и захотели сразу же встретиться с лабораторными работниками у себя в комнате. Следовательно, довольно долго никто не возвращался в лабораторию.

– Ясно, – сказала госпожа Коултер холодно. – В таком случае, демонов освободили во время самой учебной тревоги. Это расширяет список подозреваемых, и теперь в него можно включить всех взрослых на станции. Что вы думаете об этом?

– А что вы думаете о том, что это мог сделать ребенок? – сказал кто-то другой.

Она молчала, и тогда заговорил второй мужчина:

– У каждого взрослого было задание, требовавшее неотступного внимания, и все задания были выполнены. Невозможно, чтобы кто-то из работающих на станции смог открыть дверь. Таким образом, получается, что кто-то извне пришёл с намерением сделать это, либо какой-то ребенок добрался туда, открыл дверь и клетки, и вернулся к главному зданию.

– И каким образом вы ведете расследование? – проговорила госпожа Коултер. – Хотя нет, подождите. Поймите, доктор Купер, я ни в коем случае не срываю на Вас злобу. Мы должны быть предельно осторожны. То, что обе сигнализации подключены к одной цепи, это просто ужасная ошибка. Её нужно немедленно исправить. Может быть татарский офицер, отвечающий за охрану, поможет Вам в Вашем расследовании? Думаю, это возможно. Кстати, где были татары во время пожарной тревоги? Я полагаю, Вы думали об этом?

– Конечно, – устало сказал мужчина. – Охрана полностью занята в патрулях, все до единого. Они ведут тщательные записи.

– Я уверена, Вы делаете, всё, что можете, – сказала она. – Однако ситуация такова. Очень жаль. Но хватит об этом. Расскажите мне о новом сепараторе.

Лайра почувствовала нервную дрожь. Это могло означать только одно.

– А, – сказал доктор, оживший после смены темы, – это настоящий прогресс. Используя первую модель, мы не могли полностью преодолеть риск смертельного исхода в результате шока, но мы улучшили ее.

– Скраелинги голыми руками справлялись лучше – заметил мужчина, который до сих пор молчал.

– Века практики – сказал другой.

– Но какое-то время простое отрывание было единственным вариантом – сказал основной участник разговора, – однако, операции со взрослыми были слабой стороной этого способа. Если Вы помните, мы отклонили множество вариантов из-за причин, связанных со стрессом. Но первым крупным прорывом было использование анестезии в сочетании с ямтарическим скальпелем Майштидта. Мы смогли сократить смертность в результате шока до пяти процентов.

– А новый инструмент? – спросила госпожа Коултер.

Лайра трепетала. Кровь пульсировала в ушах, а Пантелеймон прижимался к ней своим горностаевым мехом и шептал:

– Тише Лайра, они не сделают этого, мы не позволим им сделать это.

– Да, это было весьма любопытное открытие лорда Азраэля, которое дало ключ к новому методу. Он открыл, что сплав марганца и титана имеет свойство отделения тела от демона. Между прочим, что происходит сейчас с лордом Азраэлем?

– Возможно, Вы не слышали, – сказала госпожа Коултер. – Лорд Азраэль сейчас ожидает исполнение смертного приговора, действие которого временно приостановлено. Одним из условий его изгнания в Свальбард было полное прекращение его философских изысканий. К сожалению, он каким-то образом достал книги и материалы, и он достиг такого этапа развития его еретических исследований, когда весьма опасно оставлять его в живых. В любом случае, совет Ватикана, похоже, начинает обсуждение вопроса смертного приговора, и возможно он будет приведен в исполнение. Но Ваш новый инструмент, доктор. Как он работает?

– О, да, смертный приговор, Вы говорите? Боже милостивый… Прошу прощения. Новый инструмент. Мы исследуем, что происходит, когда отделение производится, когда пациент в сознании, и конечно такое не может быть проделано с помощью процесса Майштадта. Так что мы разработали некое подобие гильотины, можно так сказать. Лезвие изготовлено из сплава марганца и титана, ребенок помещается в небольшую кабину из сетки того же сплава, демон туда же. Пока есть соединение, существует связь. Затем лезвие опускается, разрывая связь. Они – отдельные субъекты.

– Мне лучше посмотреть на это, сказала она. – В скором времени, полагаю. Но сейчас я устала. Думаю, мне пора отдохнуть. Завтра я хочу увидеть всех детей. Мы узнаем, кто открыл дверь.

Девочка услышала звук отодвигающихся стульев, обычные любезности и закрытие двери. Затем Лайра услышала, как оставшиеся сели и продолжили разговор, но уже тише.

– Что произошло с лордом Азраэлем?

– Полагаю, он пришел к совершенно противоположной идее о природе Пыли. Вот в чем дело. Это самая что ни на есть глубокая ересь, понимаете, Церковный Суд Благочестия не может допустить иного трактования, кроме официально разрешенного. К тому же, он хочет провести эксперимент.

– Эксперимент с пылью?

– Тише! Не так громко…

– Вы полагаете, она напишет нелицеприятный отчет?

– Нет, я думаю, Вы вели себя с ней превосходно.

– Меня беспокоит ее отношение…

– Вы имеете в виду не философское?

– Именно. Личную заинтересованность. Не люблю использовать это слово, но в этом есть что-то поистине дьявольское.

– Это несколько через чур.

– Но Вы помните первые эксперименты, она тогда была полна энтузиазма увидеть их разделенными.

Лайра ничего не могла поделать: крик вырвался из груди, и в тот же миг она вся напряглась и задрожала, и нога соскочила с подпорки.

– Что это?

– На потолке…

– Быстро!

Раздался звук отталкиваемых стульев, бегущих ног и двигающегося стола. Лайра попыталась уползти, но там было так тесно, и еще до того, как она смогла продвинуться на несколько ярдов, кто-то внезапно толкнул потолочную панель рядом с ней, и она увидела испуганное мужское лицо. Она была так близко, что могла разглядеть каждый волос в его усах. Он был испуган, так же как и она, но у него было больше свободы движения, он мог протянуть руку в дыру и схватить её руку.

– Ребёнок!

– Не дайте ей уйти.

Лайра вцепилась зубами в его веснушчатую кисть. Он закричал, но не отпустил её, даже когда пошла кровь. Пантелеймон рычал и плевался, но без толку, так как мужчина был намного сильнее, и он всё тянул и тянул до тех пор, пока другая её рука, отчаянно цеплявшаяся за подпорку, не ослабила хватку, и она на половину провалилась в дыру.

До сих пор Лайра не произнесла ни одного звука. Она зацепилась ногой за острый металлический край наверху и сражалась сверху вниз, царапаясь, пихаясь, щепаясь и плюясь в ярости. Мужчины задыхались и хрюкали от боли или напряжения, но всё тянули, тянули.

И внезапно все силы покинули её.

Как будто чья-то чужая рука забралась к ней внутрь, туда, где не имела права находиться, и вырвала до самое сокровенное.

Лайра почувствовала, то ей стало дурно и мерзко, голова закружилась от шока.

Один из мужчин держал Пантелеймона.

Он сжимал демона Лайры в своих человеческих руках, и бедный Пан весь трясся почти безумный от ужаса и отвращения. Он принял форму дикой кошки, его мех сейчас искрился в свете ямтарической сигнализации… Он изогнулся в сторону Лайры, а она протянула к нему обе руки…

Они чувствовали, что не могут пошевелиться. Они были пойманы.

Она ощущала те руки… Это было недозволенно… Не для того, чтобы прикасаться… Неправильно…

– Она была одна?

Мужчина всмотрелся в пространство над потолком.

– Похоже, что одна…

– Кто она такая?

– Новый ребенок.

– Та, которую охотники…

– Точно.

– Не думаешь ли ты, что она… демоны…

– Очень может быть. Но точно не самостоятельно?

– Кто знает.

– Я думаю, это наложит отпечаток на всё происходящее, не так ли?

– Я согласен. Лучше бы она ничего не слышала.

– Но что мы можем сделать?

– Она не может вернуться к другим детям.

– Это невозможно!

– Мне кажется, у нас есть только один выход.

– Сейчас?

– Придется. Мы не можем оставить всё как есть до утра. Она хочет посмотреть.

– Мы справимся сами. Нет необходимости привлекать кого-то ещё.

Один мужчина, который казался главным, тот, который не держали ни Пантелеймона, ни Лайру, теребил в зубах ноготь большого пальца. Его глаза ни на секунду не останавливались, они прыгали и метали стрелы в разные стороны. В конце концов, он кивнул.

– Сейчас. Сделаем это сейчас, – сказал он. – Иначе она заговорит. Шок предотвратит это, в конце концов. Она не вспомнит, кто она такая, что она видела и слышала… Пошли.

Лайра не могла произнести ни звука. Она едва могла дышать. Ей пришлось позволить провести себя по пустым коридорам станции мимо комнат, наполненных легким жужжанием ямтарической энергии, мимо комнат, где спали дети с их демонами рядом на подушке, разделяя их сны; и каждую секунду их пути она смотрела на Пантелеймона, а он тянулся к ней. Ни на миг они не теряли друг друга из виду.

Дверь, открываемая с помощью большого колеса, шипение воздуха и палата, залитая бриллиантовым светом, отражающимся от кафеля и нержавеющей стали. Она почти чувствовала физическую боль от страха; ей действительно стало больно, когда их с Пантелеймоном засунули в большую сетчатую клетку, над которой висело серебристое лезвие, расположенное так, чтобы разделить их навсегда.

Наконец у неё прорезался голос, и она закричала. Крик эхом отражался от блестящих поверхностей, но большая дверь была закрыта, она могла кричать вечно, ни единого звука не проникало наружу.

Но Пантелеймон в ответ высвободился от тех ненавистных рук – он стал львом, затем орлом; он царапал их когтями, огромные крылья бешено стучали, потом он стал волком, медведем, юрким хорьком, рыча, брыкаясь, он менялся так быстро, что невозможно было уследить. Он всё время прыгал, летал, мелькал из одного места в другое, в то время как их грубые руки молотили и хватали пустой воздух.

Но у них тоже были демоны. Это была борьба не двоих против троих, а двоих против шестерых. Барсук, сова и бабуин, все трое пытались удержать Пантелеймона, а Лайра кричала им:

– Зачем? Зачем вы делаете это? Помогите! Вы не должны помогать им!

И она пиналась и дралась так яростно, как никогда в жизни, пока мужчина, державший ее не задохнулся от усилий и не выпустил её на мгновение. Она была свободна! Пантелеймон прыгнул ей навстречу словно молния, и она прижала его к своей груди, а он вонзился своими кошачьими когтями ей в кожу, но каждый укол боли был ей дорог.

– Никогда! Никогда! Никогда! – и повернулась лицом к стене, чтобы защищать его до последнего вздоха.

Но они снова напали, три здоровенных мужика, на неё – маленькую, испуганную до смерти девочку; они отняли Пантелеймона и удерживали на противоположном конце клетки. Между ними была металлическая сетка, но он по прежнему оставался частью её, они по-прежнему были едины. Ещё на несколько мгновений он останется её душой.

Сквозь громкое дыхание мужчин, сквозь свои собственные всхлипывания, сквозь вой её демона, она услышала какой-то гудящий звук и увидела мужчину (у него кровь шла носом), управлявшегося с панелью переключателей. Остальные двое посмотрели наверх, и она последовала за их взглядами. Огромное серебристое лезвие медленно поднималось, ловя бриллиантовый свет. Последний миг её жизни должен был стать самым ужасным.

– Что здесь происходит?

Высокий музыкальный голос: её голос. Все замерло.

– Что вы здесь делаете? И что это за ребенок?

Она не договорила до конца слово «ребенок», потому что в этот момент узнала Лайру. Сквозь застилавшие глаза слезы Лайра увидела, как она задрожала и оперлась о скамейку; её лицо, такое прекрасное и спокойное, на мгновение стало изможденным и охваченным ужасом.

– Лайра – прошептала она.

Золотая обезьянка метнулась, словно молния и вытащила Пантелеймона из клетки, в то время как Лайра вышла из неё сама. Пантелеймон высвободился из заботливых лап обезьяны и бросился Лайре на руки.

– Никогда, никогда, – повторяла она, уткнувшись в его мех, а он прижимал свое бьющееся сердце к её.

Они прилипли друг к другу, словно выжившие после кораблекрушения, дрожащие на необитаемом острове. Она вроде бы слышала, как госпожа Коултер разговаривает с мужчинами, но даже не могла распознать тон её голоса. Затем они покинули эту ужасную комнату, и госпожа КоултерЛайру до спальни, приятно пахнущей, с мягким светом.

Госпожа Коултен осторожно уложила её в постель. Рука Лайры так крепко держала Пантелеймона, что даже дрожала от напряжения. Нежная рука слегка прикоснулась к её голове.

– Моя милая, милая девочка, – сказал её мягкий голос. – Как же ты очутилась здесь?