Новая Зеландия 7 page

Вернувшись на трассу, я застопил «Хонду» с пакистанцем. На родине он получил высшее образование, работал офицером на грузовых судах. В Новую Зеландию эмигрировал «по очкам», как нужный стране специалист.

– Здесь моряки оказались не нужны. Вот и занимаюсь, чем придется. Сейчас, например, как раз еду на уборку киви.

В Те Пуке пакистанец высадил меня перед домом, стоявшим на углу шоссе № 2. Никаких табличек на доме не было, но именно там жили рабочие, приехавшие к началу сезона уборки киви. Среди них было несколько индийцев, пакистанцев и бангладешцев.

– Будешь работать с ними в одной бригаде. Начинаем в понедельник с утра, – это пакистанец сообщил мне, как дело давно решенное и не требующее обсуждения.

Мне не очень хотелось работать с индийцами. Но другого варианта никто не предлагал.

В понедельник утром я рано встал, собрался и уже был готов приступить к работе, когда выяснилось, что ее еще нет. И как раз тут появился высокий мужчина в рваном свитере, но с широкой улыбкой.

– Не хочет ли кто поработать один день?

Я сразу же вызвался в добровольцы. Так судьба свела меня с Берри Родериком. И не на один день, а на весь сезон, почти на полтора месяца.

Братья Берри и Керри Родерик являются лидерами местного рынка по выращиванию «органических» киви, без использования удобрений. Эти фрукты стоят дороже, но значительно вкуснее обычных «химических» плодов.

Братья Родерик

Первые плоды киви (тогда их называли китайским крыжовником) появились в Новой Зеландии в 1903 г. Мария Фразер, директор женского колледжа Фангануи, привезла их из поездки к своей сестре в Китай, в христианскую миссию. На следующий год она привезла оттуда и семена, которые дала своему знакомому фермеру и садоводу Томасу Алисону. С его легкой руки они стали распространяться по всему Северному острову.

Климат в Те Пуке оказался идеальным для выращивания киви. Только ветер здесь временами бывает слишком сильным. И от него приходится создавать «живые изгороди», высотой до шести метров. Плоды киви растут на лозе, по внешнему виду напоминающей виноградную. Для удобства работы сборщиков ее привязывают. Если для этого используются плоские решетки на высоте примерно двух метров, то получается сплошная зеленая «крыша». Или же с помощью проволочной конструкции создают длинные зеленые «тоннели». В первом случае во время уборки не нужно ни нагибаться, ни тянуться. Только руки затекают, потому что их приходится постоянно держать над головой.

Киви собирают в такие же сумки, которые используют для сбора других фруктов. Но носить их намного тяжелее. В этом я убедился на собственном опыте. А уж мне‑то было с чем сравнивать. Киви как маленькие камни – такие же плотные и устойчивые к ударам. При уборке не нужно обращать внимания ни на цвет, ни на размер – рвешь все подряд и бросаешь в сумку. Она наполняется с огромной быстротой, и ее нужно нести к ящику, высыпать и возвращаться назад. И так каждые пять минут! За день на своих плечах перетаскаешь несколько тонн. Поэтому неудивительно, что постоянной темой для обсуждения между рабочими были методы профилактики и лечения болей спины. Именно для этого два‑три раза в неделю с Луи и южноафриканцем Майклом я ездил в открытые горячие ванны в Тауранге. Иногда Берри тоже к нам присоединялся. Однажды мы с ним ездили даже в Ротороа, в знаменитую полинезийскую баню: с бассейнами, заполненными минеральной водой. В каждом из них была разная температура – от двадцати пяти до сорока градусов – и общий прекрасный вид на озеро!

Трудовые будни и редкие праздники

Первые две недели я прожил в рабочем общежитии, а потом переехал к Берри. Во дворе его дома уже стоял караван – домик на колесах. В нем жил один из рабочих – венгр Луи, а вместе со мной образовался целый «восточный блок». Берри не только каждое утро отвозил нас на работу, он и работал наравне со всеми. За караван мы платили по 25 долларов в неделю. Но в нем мы только спали. Каждый день после работы Берри и его жена Линн приглашали нас к себе на ужин (как правило, под бутылку с красным вином). И вообще относились к нам, как к членам большой семьи.

Да и на работе атмосфера была домашняя. Отработав с начала рабочего дня два часа, мы делали перерыв на утренний чай (этот перерыв оплачивался как рабочее время). К чаю обязательно были домашние пирожки, булочки, кексы, бутерброды. Потом мы работали еще два часа до обеденного перерыва. На обед каждый должен был приносить свои бутерброды. Я поначалу так и делал. Но вскоре понял, что это единственное время, когда можно хоть немного отдохнуть от еды. Через два часа будет послеобеденный чай, а еще через два часа, после окончания работы – пиво, естественно, за счет босса. Никто не считал, кто сколько выпьет. Но новозеландцам, даже «на халяву», больше одной‑двух баночек пива не нужно. Кроме того, в течение рабочего дня можно есть киви и сколько угодно собирать растущие по соседству авокадо.

Платили нам почасовую зарплату. Но никакого мелочного контроля или, тем более, понукания не было. Каждый работал в удобном для себя ритме.

Джеймс – бывший профессор философии – все время носил с собой какой‑нибудь заумный трактат и пользовался каждой свободной минутой для того, чтобы в него углубиться. Два года назад он устроился к братьям Родерик на две недели, восстановиться после инфаркта. Но так и остался.

Керри Уайт по образованию строитель, но по призванию ученый‑естествоиспытатель. Целыми днями он рассуждал об открытиях, изобретениях и нерешенных проблемах в физике, генетике, электротехнике. К венгру Луи он пристал с… гуляшом. Где‑то вычитал, что это венгерское национальное блюдо. И как‑то вечером мы отправились к нему домой. Готовили в полном соответствии с рецептом, найденным в кулинарной книге. Хотя главным образом готовил Луи, а остальные только советы давали. Пробовали, конечно, все вместе.

Южноафриканец Майкл 25 лет назад отправился путешествовать по Австралии. Да так с тех пор и не может остановиться. Так и мигрирует с континента на континент, подрабатывая то здесь, то там, но чаще всего на уборке урожая. В Новой Зеландии он уже успел поработать на уборке персиков и яблок; до этого в Австралии собирал дыни и ананасы; в Израиле – овощи…

Венгр Луи, с которым я делил караван, тоже принадлежал к когорте сезонных рабочих, мигрирующих по всему свету. До того как приехать в Новую Зеландию (венгры могут въезжать без визы на срок до трех месяцев), он в течение года работал в США.

– В штатах Теннесси и Миссури я работал уборщиком в супермаркетах. Платили по 50 долларов за ночь. А когда еще полы в супермаркете мыть, если не ночью? Американцы на такую работу идти не хотят, вот и приходится в солидные супермаркеты, принадлежащие известным сетям, нанимать нелегалов, вроде меня. От полиции нас крышевала «русская мафия». Поэтому со мной работало много русских нелегалов. Они между собой обычно говорили по‑русски: «Хватит! И так чисто!» – он произнес это почти без акцента. Видимо, долго тренировался.

Праздник Ханги

Уборка киви продолжалась весь май. Работали во все погожие дни, включая субботы и воскресенья. Но едва начинался дождь и киви становились мокрыми, уборка сразу прекращалась. И не потому, что хозяева так уж сильно радели о здоровье своих рабочих (да и своем собственном, ведь они трудились вместе с нами). Важнее было то, что мокрые плоды плохо перерабатывались сортировочными машинами. Поэтому даже после окончания дождя иногда приходилось ждать несколько часов, пока все просохнет.

Каждый вечер мы с интересом смотрели по телевизору прогноз погоды. Если на весь следующий день обещали сильный дождь, то можно было планировать культурную программу, работы все равно не будет.

Приехав в Новую Зеландию, Луи сразу же купил себе за 1000 долларов машину. На ней мы и совершали вояжи по окрестностям – в Таурангу, Ротороа, по ближайшим нацпаркам. Побывали и на озере Таравера, образовавшемся миллионы лет назад в результате взрыва вулкана.

В конце уборки братья Родерик устроили праздник окончания сезона – Ханги. Так же называется традиционный способ обработки мяса. С его помощью можно приготовить не только человечину.

Начинается процедура с подготовки раскаленных камней. Для этого роется яма, в ней разводится костер. На него ставят бочку с камнями. Параллельно начинают готовить продукты: куски мяса и курицы, картошки и моркови, тыквы и батата… Когда камни достаточно прогреются, костер тушат, а яму очищают от остатков дров, углей и пепла (для удобства костер разводят на листе железа, поэтому угли можно легко вытащить). Продукты завертывают в фольгу и раскладывают по железным поддонам. Затем оборачивают мокрой простыней и накрывают мешковиной. Все это закапывается. Когда часа через три‑четыре откопаешь, и мясо, и овощи будут уже готовы. Рецепт древний, но полностью соответствующий самым современным представлениям о здоровой пище. Готовится все без жира, на пару.

Прямо во время праздника я зашел к Джефу проверить в Интернете свой почтовый ящик. Мне пришло письмо от Стива Вильямса. С ним я познакомился, когда очередной раз ездил из Роксборо в Даниден продлевать визу. Пока Стив вез меня до Милтона, мы разговорились. Я рассказал о том, что путешествую и пишу книги об автостопе. А он, как выяснилось, работает в издательстве университета Отаго. Мы обменялись электронными адресами и периодически переписывались. Эрик Бирюк из «Школы автостопа» перевел пару моих рассказов. Я переслал их Стиву. И вот сейчас мне пришло от него письмо. Он предлагал выпустить книгу моих рассказов на английском языке. Но для этого мне было бы полезно приехать к нему и обсудить все на месте.

В который уже раз я радикально поменял свои планы и опять отправился на Южный остров, с которого уезжал почти два месяца назад и, как тогда казалось, если не навсегда, то очень надолго.

Назад, на Южный остров

Дорога мне была очень хорошо знакома. Вначале до Таупо – это озеро в центре Северного острова никак не объедешь. Там я попал к дальнобойщику и ехал с ним почти до Веллингтона. Мы останавливались только заправиться и перекусить. Дальнобойщик высадил меня в полной темноте на пустынной развилке. Долго ходить в поисках места для ночлега не было ни желания, ни сил. Ночевал я прямо у дороги, в густом тростнике. Утром на первой же машине доехал до Веллингтона.

Билет на паром удалось взять только на следующую ночь. У меня с собой был телефон приятеля одного из подвозивших меня водителей. Я позвонил.

– А нельзя ли у вас переночевать одну ночь?

Он выспросил, кто я и откуда, и попросил перезвонить через десять минут. Но и через десять, и через двадцать минут на телефоне стоял автоответчик. Звонил же я с автомата на мобильный телефон, поэтому мелочь быстро закончилась. И зачем мне тащиться к какому‑то незнакомому человеку на противоположный конец города? Я не стал третий раз перезванивать, купил билет до ближайшей остановки и сел в электричку.

Вышел я на платформе Нгауранга, на берегу моря, примерно посередине между Веллингтоном и его городом‑спутником Лоу‑Хед. Поблизости от пустой в этот ночной час платформы не было никаких признаков жилья. Железная дорога там проложена примерно в пяти метрах от кромки воды. Метрах в пятидесяти от железки проходит шоссе № 1.

Днем я побывал в посольствах Перу и Чили. Перуанскую визу оформляют за один день и дают сразу на три месяца, причем всего за 15 долларов. А вот чилийскую визу оформить значительно сложнее. Вначале нужно послать в Чили запрос. Это само по себе стоит 25 долларов. Если придет положительный ответ, то за оформление визы придется платить отдельно. Одномесячная чилийская виза для россиян стоит 70 долларов, трехмесячная мультивиза – в три раза дороже.

Самые старые городские районы Веллингтона окружают порт. Названия большинства здешних улиц давались по именам судов, привозивших сюда первых иммигрантов. На вершине горы Виктория есть смотровая площадка. Я добрался до нее по крутой тропинке через парк. И уже там выяснилось, что на самый верх ведет асфальтированная дорога. По ней партиями в экскурсионных автобусах подвозят школьников.

По четвергам музей Те Папа работает до 22.00. В каждый свой приезд я заходил в музей для того, чтобы в камере хранения оставить рюкзак и гулять по городу налегке. Но до осмотра экспозиции обычно «руки не доходили». В этот раз я все же прошел по залам. С удивлением узнал, что всемирно известный физик Резерфорд, оказывается, новозеландец. Но значительно больший интерес привлекла временная выставка, посвященная юбилею Боба Марли. На стенах развешали его фотографии, включили нон‑стоп видеоролики и аудиозаписи основоположника стиля регги с Ямайки. Обновили и экспозицию в зале современного искусства. А уж образ коровы, сделанной из консервных банок, вообще, видимо, претендует на символ Новой Зеландии.

От Пиктона до Милтона и обратно

Паром пришел в Пиктон в 4 часа утра. Являться в такую рань к своим знакомым я постеснялся. А зря! Когда я в 7 часов подошел к их двери, на ней висела записка «Валерий, заходи! Дверь открыта», а в комнате горел специально для меня оставленный ночник.

Сразу же после завтрака я, не мешкая, отправился в путь. В прериях Кентербери я немного застрял. Потом доехал до Седдона. Удивительно! Сколько раз проезжал по этой трассе, и все время здесь продают яблоки! И цена, кажется, не меняется – 1 штука стоит 20 центов, а полиэтиленовый пакет, упаковываемый по принципу «сколько влезет», – 5 долларов. И полное самообслуживание – сам упаковываешь, сам платишь, бросая нужную сумму в щель.

И дальше дорога была знакомая – те же города и поселки, реки и горы… Только водители встречались другие, они в автостопе редко повторяются.

Еще две машины, и я в Милтоне. Стив и Кейт Стивенс решили начать новую жизнь. Они продали свою даниденскую квартиру и купили дачу с большим участком. Дом требовал основательного ремонта. Поэтому новоселам было чем заняться. Стив, кроме того, продолжал работать в издательстве. В комнатах шел ремонт, поэтому хозяева попытались поселить меня у кого‑нибудь из соседей. Но это не удалось. Только тогда они предложили мне спать на полу в комнате, пока использовавшейся как склад.

Три дня мы с Кейт занимались разбором и анализом моих рассказов. Перевод был выполнен непрофессионально. Но это еще полбеды. Хуже было другое. Мне приходилось подолгу объяснять понятные российским читателям, но туманные для новозеландцев реалии нашей жизни.

До Оамару я ехал с… психиатром.

– Я всегда подвожу автостопщиков. Однажды со мной произошел такой случай. Я подсадил рокера – в черной кожаной куртке и черных очках. Он, как только сел в кабину, таким странным голосом сказал: «Хорошая машина». Я подтвердил. И он продолжил: «Наверное, она дорого стоит», и странно на меня посмотрел. Мне стало не по себе, и я побыстрее постарался переключить разговор на другую тему: «Ты нашел, в каком виде голосовать!» Рокер и сам сомневался, что его кто‑нибудь подвезет. Но мотоцикл сломался! И вообще он оказался нормальным парнем.

– Мне по работе приходится общаться с теми, кого в просторечии называют «психами». Среди них разные люди попадаются. Иногда очень интересные. Однажды мне пришлось ехать в Испанию, забирать своего клиента. Это был высокий плотный маори. Он страдал шизофренией, но был совершенно безобиден. Мы должны были вместе лететь на самолете. Едва вошли в салон, как мой подопечный попросился в туалет и… пропал. Я пошел выяснять, куда он мог деться. А он привязался к стюардессам. Они, как только поняли, что я врач, стали требовать разрешения на перевозку психически больного человека. А его у меня не было! Пришлось проявить чудеса дипломатичности, чтобы нас не высадили.

Я рассчитывал, что мне за один день удастся доехать сразу до Пиктона. Но попал в машину, в которой двигатель сильно перегревался, и нам часто приходилось останавливаться, охлаждать радиатор и подливать в него воду. А потом и вода кончилась. Причем, естественно, совсем не вовремя. Пришлось стучаться в первый попавшийся дом. На это уходило так много времени, что, когда мы добрались до Крайстчерча, солнце уже садилось. А водителю во что бы то ни стало нужно было успеть сдать взятый в аренду прицеп.

– Сейчас заедем в город, а потом я вывезу тебя назад на трассу, – предложил он.

– Нет уж. Тогда лучше я поеду к своим друзьям. Что мне делать на выезде из Крайстчерча на ночь глядя?

Так я в очередной раз попал в гости в семью Кругленко. А рано‑рано утром Милена Ивановна вывезла меня на трассу.

Когда я стоял на очередной развилке, ко мне присоединился коллега. Студент спешил на паром в Пиктон. Он, на мой взгляд опрометчиво, билет купил заранее. Время текло, а уехать нам никак не удавалось. Казалось, только овцы с соседнего поля смотрели на нас с интересом. Машины же проезжали, даже не притормаживая.

Мы и не претендовали ехать вместе, на одной машине. И все же уехали одновременно – с парочкой пенсионеров на легковушке с караваном. Когда они остановились выпить кофе, предложили нам к ним присоединиться. Я с радостью согласился, а студент взял свой рюкзак и пошел на дорогу, надеясь быстро уехать. Но в результате мы попили кофе с булочками и, выехав на дорогу, опять его подобрали.

Пенсионеры высадили нас в Кайкуре. Я дал возможность студенту уехать первым. Но, когда он застопил микроавтобус, водитель согласился взять сразу двоих. Так мы вместе и приехали в Пиктон.

Русские в Веллингтоне

Вернувшись в Веллингтон, я позвонил старосте русской православной церкви. Его телефон мне дали русские в Данидене. С тех пор я уже несколько раз побывал в Веллингтоне и звонил, но не дозванивался. И в этот раз я прождал семь гудков и собирался уже повесить трубку, как мне ответили:

– Александр Тимофеевич Карусь.

Я, как обычно, вкратце рассказал о себе, о том, что только что прибыл с Южного острова и нахожусь на паромном терминале. Он пообещал приехать за мной минут через сорок.

С терминала мы сразу же отправились в церковь, в район Мирамар. По пути Александр Тимофеевич стал рассказывать о себе. Как и любой эмигрант, начал он с самого важного события своей жизни.

– После войны я служил в группе советских войск в Австрии. Оттуда дезертировал и сдался американцам. Они поместили меня в лагерь для перемещенных лиц. К нам туда приезжали вербовщики из разных стран мира. Я записался на Австралию, прошел медкомиссию, но нужно было ждать еще неизвестно сколько. А тут как раз стали набирать в Новую Зеландию. Я тогда про эту страну ничего не слышал. Но мне было все равно куда ехать.

– В России были?

– Там, наверное, меня, как дезертира, приговорили к расстрелу. Сейчас времена изменились, но мало ли что. А вот по миру я попутешествовал. Однажды мы с женой проехали за шесть месяцев вокруг света. А два года назад у меня нашлась дочь. Вообще, в Австрии у меня было много женщин. Может, и еще дети остались? Но в гости ко мне приезжала только одна. И я с ней теперь поддерживаю контакт, сейчас как раз собираю посылку ей на день рождения.

Когда в Веллингтоне собралось достаточно много русских эмигрантов, они купили старую англиканскую церковь в самом центре Веллингтона. Земля, на которой она стоит, все время дорожала, а денег на ремонт и реставрацию старого здания у приходского совета не было. Возникла классическая патовая ситуация. Когда Александр Тимофеевич стал старостой, он предложил эту церковь продать и купить какую‑нибудь другую – в лучшем состоянии, но подальше от центра. Бывшая лютеранская церковь в районе Мирамар подходила как нельзя лучше.

После продажи одной церкви и покупки другой у приходского совета еще и деньги остались – на ремонт и текущие расходы. Места здесь также было больше, чем в старой церкви, зажатой со всех сторон небоскребами.

Как практически в любой русской церкви, здесь есть и комната для гостей. В ней обычно останавливаются приезжающие священники. Но могут приютить и редких в этих местах путешественников. В комнате, как в отеле, есть все только самое необходимое: кровать, тумбочка, стол и один стул, рядом находятся туалет с душем и кухня с НЗ (комплект сухого пайка – китайская лапша, заварка, кофе, сахар, даже вино).

В Веллингтоне русская община маленькая, и за пять дней я, кажется, познакомился с большей ее частью. Или, по крайней мере, с наиболее активной – с несколькими «прыгунами», мелкими предпринимателями и жертвами своей неосведомленности. Лучше всех устроился один бывший моряк.

– Я не собирался эмигрировать в Новую Зеландию. Работал здесь на российском траулере, а заработанные деньги хранил в тумбочке. Однажды замок взломали, и кто‑то из нашего же экипажа стащил всю мою зарплату. Я не выдержал, вспылил, подрался с тем парнем, которого подозревал в воровстве. Мне пришлось списаться на берег.

У меня была рабочая виза еще на два года. Я устроился работать на рыбозавод. Познакомился с новозеландкой. У нее ко мне вспыхнула жуткая любовь. Представляешь, она даже выучила русский язык. Я‑то по‑английски так и не научился говорить. А зачем? Живу на всем готовом, пенсию мне платят исправно. Конечно, возраст у меня еще допенсионный, но однажды во время работы на заводе на меня свалились ящики с рыбой – вернее, какая‑то сволочь их уронила. Упал я неудачно, повредил позвоночник. Вроде ничего страшного, но работать больше не стал. Пусть они меня теперь содержат!

В пятницу вечером в прицерковном зале устроили очередную встречу эмигрантов. Дима Маслов пригласил меня к себе домой. Всю ночь он пел свои песни и рассказывал сочиненную им басню. Он только‑только развелся со своей женой и очень переживал по этому поводу. Развод и сам по себе может доставить много неприятных переживаний. А в эмиграции это усугубляется еще и тем, что не с кем поговорить по душам, выплакаться в жилетку. Новозеландцы не поймут, а у русских и своих проблем хватает. Вся надежда только на таких, как я, случайных визитеров.

История у Димы – одна из самых типичных. По крайней мере, я что‑то похожее слышал в Австралии и Новой Зеландии уже десятки, если не сотни раз. Началось с того, что Дима, хорошо устроившийся в России, возмечтал о еще более замечательной жизни на Западе. А тут его мать случайно вышла замуж за новозеландца. Прислала и ему приглашение. Вот он и отправился в неизвестную для себя страну. Первое время, как и всем без исключения эмигрантам, ему пришлось пережить настоящий шок – оказываешься в незнакомой стране, вынужден заново учиться говорить и разбираться в самых простых, очевидных для местных жителей вещах. Самое неприятное открытие – о своей прежней профессии нужно забыть. Она здесь никому не нужна. А нужны строители, рабочие, уборщики и т. д. И неважно, что здешний уборщик получает в пять раз больше нашего учителя или врача и живет пусть и не в своем, а в государственном доме, о котором в России не мог бы и мечтать. Но профессия для человека, выросшего в России, – это не только возможность получать деньги, но и интересная работа, и круг общения, и социальный статус. И всего этого в эмиграции приходится лишаться.

С Димой все произошло так же, как и с другими. Бывший дипломированный учитель истории стал квалифицированным уборщиком. В Ярославле у него осталась невеста. Два года потребовалось на то, чтобы оформить ей визу. И вот она приехала из российского областного центра в столицу Новой Зеландии. И оказалась замужем не за «звездой» ярославского КСП, а за одним из обычных мало оплачиваемых чернорабочих. Да еще и жить пришлось в одном доме со свекровью. Две неработающие женщины под одной крышей и в России‑то ужиться не могут. А в эмиграции и подавно! Поэтому за три месяца они успели пройти весь путь от романтической влюбленности до лютой ненависти. Я застал момент, когда самым главным вопросом был: как поделить имущество? Кому забрать телевизор, а кому – диван?

На следующий вечер я попал еще в одну семью. У нее тоже непростая история. Володя «спрыгнул» с судна во время стоянки в Веллингтоне еще в самом начале перестройки. Его жена с сыном остались в маленьком сибирском городке (неженатых в то время в загранку не отпускали). Чтобы у жены не возникло проблем на работе, они «для вида» развелись, но продолжали поддерживать переписку и стремились воссоединиться. Удалось им это через… восемь лет. Удивительные люди. Еще удивительнее то, что сразу и не поймешь, за что боролись. Дом у них, конечно, государственный, хотя и двухэтажный, на вершине одного из веллингтонских холмов. Но жить приходится на пособие. Плюс какие‑то случайные заработки. Например, делают на продажу футболки с российской символикой (раньше они были более популярны, сейчас продаются максимум по две‑три штуки в неделю – только на хлеб, даже без масла).

В России учителя и врачи относятся к одной категории. А в Новой Зеландии они находятся на прямо противоположных концах социальной лестницы. Врачи – самые высокооплачиваемые специалисты. А вот учителям еле‑еле удается сводить концы с концами. В меру сил они борются за свои права. В этом их поддерживают самые преданные и социально активные ученики. Демонстрации и митинги в поддержку учителей проходят регулярно. В Веллингтоне я попал на одну из них.

Школьники дружной толпой с транспарантами и плакатами прошли по центральной улице, подошли к старому зданию парламента и стали скандировать лозунги. Тут же, естественно, были и представители массмедиа. В Новой Зеландии происходит так мало важных событий. Из парламента вышел какой‑то чиновник. Как мне показалось, ему не так важно было поговорить со школьниками, как засветиться на ТВ в выпуске новостей.

Для продолжения кругосветки мне нужно было пересечь Тихий океан и попасть в Америку. Выезжая из Москвы, я планировал из Новой Зеландии попасть в Чили, а потом, двигаясь на север вдоль западного побережья, добраться до США и Канады.

Южноамериканские визы россиянам дают свободно. Но неясно, как переправиться в Южную Америку. Грузовые суда из Новой Зеландии регулярно ходят только на США. Среди них есть и российские. Например, линия, обслуживаемая компанией «ФЕСКО», связывает Окленд с Лос‑Анджелесом.

Ехать из Новой Зеландии сразу в Северную Америку? Оттуда мне вряд ли захочется спускаться вниз на юг, скорее, я отправлюсь сразу в Европу и домой. А в Южной Америке так никогда в жизни и не побываю. Но зато в США можно попасть гидростопом, а в Южную Америку – нет. В таких противоречивых чувствах я и отправился в Окленд, подавать заявление на американскую визу.

Морской музей в Окленде

Александр Тимофеевич решил совместить полезное с приятным. Он вывез меня на 30 километров от города, а заодно и заехал в гости к своему старому другу. Благодаря этому мне удалось оторваться от Веллингтона. Дальше по уже знакомой дороге ехал практически без остановок. По третьему‑четвертому разу голосовал на тех же самых местах. Водитель, подвозивший меня до Таупо, настоял на том, чтобы я переночевал именно в отеле‑бэкпакерс. Он же и заплатил 21 доллар – столько там стоит одна койка за ночь.

Утром я пешком вышел на северную окраину Таупо. Но до водопада дойти не успел. Следующая остановка была на окраине Ротороа. Запах сероводорода там не чувствовался, но места все равно замечательные.

Американское консульство находится в тихом переулке возле набережной. После 11 сентября анкету на получение визы усложнили. В ней появились вопросы о том, проходил ли военную подготовку, учился ли обращаться со взрывчатыми и отравляющими веществами…

Честно говоря, я не очень‑то и хотел в США. Поэтому ничего не стал делать для того, чтобы увеличить свои достаточно призрачные шансы на получение визы. Даже не встречался с консулом. Заполнив анкету, я послал ее с паспортом по почте. Положусь на судьбу. Дадут визу, поеду в Штаты, а оттуда сразу в Европу. Не дадут – отправлюсь в Южную Америку.

На набережной Окленда находится огромный Морской музей. Интересно, можно ли попасть в него без билета? Я зашел через выход. Но меня тут же вычислила бдительная охрана и отправила в офис. Там я рассказал, что приехал из России специально, чтобы написать про этот замечательный музей. Для этого мне, конечно же, нужно посмотреть его бесплатно.

Девушка на ресепшен внимательно меня выслушала.

– Конечно, конечно. Вот вам билет, – она прикрепила мне на куртку ярко‑желтый кружок с эмблемой музея и добавила: – А вообще‑то у нас вход для всех бесплатный.

В музее собрали все, что имеет хоть какое‑то отношение к морю и мореплавателям: сотни макетов судов – от парусников до современных сухогрузов, контейнеровозов и супертанкеров; фигуры‑хранительницы с носов парусников; картины художников‑маринистов; целые парусники и плоты; макеты портовых сооружений почти в натуральную величину; кубки, завоеванные на парусных регатах.

Настоящей жемчужиной экспозиции является Кубок Америки, полученный новозеландскими яхтсменами в 1995 г. за победу в знаменитой парусной регате. Для Новой Зеландии эта победа чуть ли не важнее победы во Второй мировой войне. А капитан победившей яхты сэр Уильям Блейк считается национальным героем, вторым по важности после другого сэра – первого покорителя Эвереста Эдмунда Хиллари.

В американской визе мне, конечно, отказали – без объяснения причин. Я получил лишь отпечатанную типографским способом стандартную желтую бумажку, на которой даже не было моей фамилии, только номер дела.

В Веллингтоне я уже получил чилийскую и перуанскую визы. Осталось только придумать, как туда попасть. Прямых грузовых судов в этом направлении нет. Можно попытаться доплыть на российском судне, идущем в США, до Таити. Но оказалось, что для посещения этого «райского» острова посреди Тихого океана россиянам нужно оформлять шенгенскую визу. А это долго, дорого и, главное, опять же без гарантии, что получишь. Остров Фиджи, куда в принципе есть шанс добраться на грузовом судне, для россиян безвизовый, но только при наличии обратного билета. Тоже отпадает.