Новая Зеландия 2 page

Из Омапере я уехал с Майклом – отшельником из леса Вайпоуа.

– Ты представляешь, какая несправедливость. Мы в Новой Зеландии, наверное, больше, чем в любой другой стране мира, боремся за экологию: уменьшаем выброс загрязняющих веществ, выращиваем органические продукты. И почему‑то именно нам приходится страдать от озоновой дыры!

Майкл высадил меня недалеко от огромного дерева каури, которое маорийцы считают олицетворением бога Танемахута.

– Говорят, это самое большое дерево каури во всей Новой Зеландии. Но у меня это вызывает очень большие сомнения. Почему‑то оно оказалось не в глубине непролазной чащи, а совсем близко от дороги? Так и кажется, что его выбрали не по размеру, а исключительно из‑за удобства посещения туристами.

Дерево, которому, как считают, по крайней мере две тысячи лет, действительно поражает своими гигантскими размерами. Как известно, большое видится на расстоянии. В этом смысле дереву Танемахута не повезло. Оно стоит в густом лесу в окружении почти таких же великанов. Даже снять его целиком не удается. В видоискатель попадают либо корни, либо крона. А стоит отойти на три – пять метров, как дерево сразу сливается с окружающим фоном. Вот стояло бы оно посреди голого поля, тогда, наверное, и поражало бы своим масштабом. Но и вырубить окружающие деревья ни у кого рука не поднимается.

На юг! На юг!

Даргавиль основали у места впадения реки Вайроа в крупнейший в Южном полушарии залив Кайпара. Он мог бы стать прекрасным местом для крупного порта. Но вот незадача! Большую часть гавани занимают песчаные отмели. Это делает ее непригодной для современного судоходства. А во времена парусных судов движение здесь было достаточно интенсивное. Останки парусников до сих пор украшают окрестные дюны.

В 1872 г. Джозеф Мак Муллен Даргавиль купил у вождя Пароре Те Авха 172 акра земли по цене 1 английский фунт за акр и основал город, позднее названный его именем. Один участок он выделил под строительство англиканской церкви Святой Троицы и пожертвовал на ее сооружение 600 фунтов. Как это обычно и бывает, потратили в полтора раза больше, чем планировалось по первоначальной смете. Но в 1878 г. церковь была закончена и до сих пор является самой яркой достопримечательностью города. В конце XX в. все меньше молодых людей стала привлекать карьера священника. Поэтому англиканская церковь пошла на беспрецедентный, но вынужденный шаг – разрешила принимать в священники женщин. В Даргавильской церкви, например, служит Дороти Габриэль – первая женщина‑священник на Северном острове Новой Зеландии.

Погода была неустойчивая. Дорога как будто вымерла. В церквях шли воскресные службы. Казалось, на них собрались все без исключения городские жители. Только после 12 часов, когда прихожане стали разъезжаться по своим домам, появилась надежда уехать.

Один из баптистов возвращался с совместной молитвы на свою ферму. Меня он высадил на повороте у пика Тока‑тока. Пиком оказался холм высотой метров пятьдесят. Но я нисколько не пожалел, что вскарабкался на самый верх, по скользкой после дождя тропинке. С господствующей над окружающей равниной высоты можно было увидеть уходящие за горизонт поля и петляющую реку.

Католики Кевин и Кетрин, также возвращавшиеся с воскресной мессы, подвезли меня до Руаваи. Там я попал в микроавтобус‑камперван с англичанами из Бристоля. Дарек с Анной высадили меня уже в Окленде, у дверей русской православной церкви.

Утром я вышел пешком к началу фривэя. На этот раз я направлялся в южную часть Северного острова. Направление определилось, как это часто в автостопе и бывает, как бы само собой. Англичанин Пол предложил подвезти в Гамильтон.

– Завидую я тебе, можешь свободно путешествовать. Я работаю зоотехником в микробиологической лаборатории. Слышал, наверное, что сейчас в Великобритании эпидемия ящура. Ежедневно нам приходится делать сотни тестов. Я давно запланировал поездку в Новую Зеландию, но до самого последнего момента меня не хотели отпускать. Еле‑еле удалось вырваться. И только на две недели!

По территории бывшая колония превосходит Великобританию на три процента (чем новозеландцы особенно гордятся), но в пятнадцать раз уступает метрополии по численности населения. Большая часть его сосредоточена в городах. Причем из трех с половиной миллионов новозеландцев больше миллиона живет в Окленде. Второй по величине новозеландский город – Гамильтон. Большая часть его застроена стандартными деревянными одноэтажными домами. Только в центре есть несколько каменных сооружений. Самые заметные из них – автомобильный мост и англиканская церковь.

Новозеландский Кембридж

Я еще только шел к выезду из Гамильтона, когда метрах в пятидесяти впереди остановилась машина. Я не обратил на нее никакого внимания, но, когда проходил мимо, женщина, сидевшая за рулем, высунулась в окно.

– До Кембриджа? Садись, подвезу. Ты где собираешься ночевать? Поехали к нам. Мы с мужем недавно переехали из Окленда и купили большой дом именно для того, чтобы к нам могли приезжать и останавливаться гости. Ты, наверное, подумал, что Кембридж назван в честь английского университетского городка. А вот и нет! Его назвали в честь командира английского полка, герцога Кембриджского. Район Вайкато считается одним из самых зеленых мест на земле. Пепел, выброшенный на поля во время вулканических извержений, заметно улучшил плодородие местной почвы. Маори не спешили продавать белым поселенцам такую щедрую землю. А чтобы избежать ее насильственной «продажи», они заявили о своем выходе из Новой Зеландии и подчинении непосредственно королеве Виктории. Это было воспринято как объявление войны. Именно тогда сюда и послали полк под командованием герцога.

Джералдина говорила всю дорогу без остановки, свободно перескакивая с темы на тему. Она сообщила мне и о том, что у нее шотландская фамилия – Рейли, и все предки родом из Шотландии. В последние годы она увлеклась генеалогией и изучила свою родословную до десятого колена.

По дороге мы заехали на озеро Кайвапиро (вернее, это водохранилище, образовавшееся после постройки дамбы), затем поднялись наверх, на смотровую площадку Манга Кава.

– Здесь в начале XX в. русский предприниматель построил особняк. Когда он вернулся в Россию, в нем сделали туберкулезный санаторий. Но от него остались только бетонные блоки фундамента.

Дом Джералдины напоминал русскую барскую усадьбу XIX века: анфилада комнат, огромный каминный зал, парадный подъезд с круглой клумбой у входа, помпезное крыльцо, конюшня и хлев на заднем дворе. И как бы в завершение картины: на массивном письменном столе, как сухие опавшие листья, собранные садовником для сжигания, лежали 5–10–20‑долларовые банкноты. Мужчина, по внешнему виду типичный бухгалтер, раскладывал их в аккуратные стопки. Он оторвался от своего увлекательного занятия только для того, чтобы представиться.

– Алан Корниш, – представился он и вернулся к своему делу.

А Джералдина продолжила монолог, взявшись подробно рассказывать о том, как они жили в Окленде: занимались транспортным бизнесом, потом открыли свое кафе, потом ресторан, потом… Что было потом, я так и не узнал, потому что в поле зрения моей собеседницы попали лошади. И она так же подробно стала рассказывать про них:

– В районе Кембриджа выращивают элитных скаковых бегунов, получивших всемирную известность своими громкими победами. Даже королева Англии во время визита в Новую Зеландию приезжала на них посмотреть.

Потом Джералдина перескочила на проблемы с реставрацией дома, затем – опять на свою любимую генеалогию. Это ей напомнило о соседях, и она сразу же, не откладывая дела в долгий ящик, решила меня с ними познакомить.

Зельда и Алан не успели переехать сюда с Южного острова, как Джералдина, как раз увлекшаяся тогда генеалогическими изысканиями, пришла брать у них интервью. Так они и познакомились.

– Южане – люди душевные и отзывчивые. На Южном острове у тебя никогда не будет проблем. Там путешественников встречают с распростертыми объятиями.

И тут же Джералдина продемонстрировала мне, что значит настоящее «южное» гостеприимство. Она попросила соседей принять меня на ночь к себе. «Южане» сразу же согласились. Это был первый случай такого «перевписывания», но далеко не последний. Потом в Новой Зеландии часто бывало так, что подвозивший меня водитель отправлял ночевать к своим друзьям, знакомым или родственникам. И, что еще удивительнее, они обычно не отказывались принимать совершенно незнакомого им человека!

На следующее утро Джералдина устроила мне экскурсию по Кембриджу. Старейшее здание – построенная в 1881 г. церковь Святого Андрея. В самом центре города находится парк с дикими утками. В 1908 г. там же установили ротонду для симфонического оркестра, на следующий год закончили строительство суда – сейчас в нем располагается Краеведческий музей. Городской отель, с появления которого новозеландский поселок смог претендовать на «высокое» звание города, построили в 1927 г.

Ротороа: гейзеры и запах сероводорода

Когда я уезжал из Кембриджа, Джералдина (ее муж постоянно был занят подсчетом денег) дала мне адрес своего брата в Палмерстон‑Норт в полной уверенности в том, что он меня обязательно примет, и вывезла километров на пятьдесят в сторону озера Ротороа. Там меня сразу же подобрала маорийка – в Новой Зеландии, как и в Австралии, женщины подвозят даже чаще, чем мужчины.

На берегу уникального вулканического озера продолжается термическая активность: повсюду видны фонтанчики горячей воды и клубы пара. Они вырываются из щелей в земле, из луж и даже из канализационных люков, украшенных белыми кремнистыми натеками с желтыми разводами серы. И сильный‑сильный запах сероводорода!

Чтобы принять горячую ванну, можно залезть в первую же попавшуюся лужу. А для тех, кто предпочитает мыться с комфортом, в городском парке построили сразу две бани: европейскую, похожую на летний дворец какого‑нибудь вельможи, и более современную – полинезийскую. Отели и мотели (а они там на каждом шагу) также рекламируют горячие ванны. От туристов нет отбоя. И даже истории о проваливающихся в кипящие подземные озера домах никого не отпугивают. Скорее, наоборот, создают ощущение романтики и потенциального, но не очевидного риска. Поэтому Ротороа даже в Новой Зеландии, где 90 % страны превращено в национальные парки, один другого интереснее и привлекательнее, остается настоящей туристской Меккой.

Когда туристы разошлись по своим отелям, весь берег озера остался в моем полном распоряжении. Спать я устроился возле самой воды, на конце узкого полуострова. После заката солнца ветер стих, замолкли гнездившиеся на соседнем островке пеликаны. В полуметре от меня плескалась вода, и даже запах сероводорода стал не таким густым и уже не мешал, но, наоборот, подчеркивал уникальное своеобразие этого экзотического места… Утром мне не нужен был будильник – пеликаны в предчувствии восхода солнца подняли несусветный гвалт.

Еще несколько десятков лет назад на берегах знаменитого ныне курортного озера Ротороа стояли только маорийские деревни. Потом началось бурное строительство отелей, супермаркетов и автомобильных стоянок. Сохранившиеся маорийские деревни стали туристическими достопримечательностями.

На берегу горячей реки Пуаренга в окружении курящихся паром ручьев стоит окутанная густыми клубами испарений деревня Вакареварева. Даже в августе, в разгар южной зимы, из‑за многочисленных горячих источников там было тепло и влажно, как в русской бане. Деревенская улица окаймлена сотней окрашенных в красный цвет фигур с покрытыми татуировкой лицами, с оскаленными зубами, вытаращенными глазами. Высунутые языки свисают до шеи. Видимо, это и есть хранители «деревни воинственных плясок» – так переводится название Вакареварева.

Интересно, как выглядят маорийские воинственные пляски, если даже дружеское приветствие хака, которым встречают дорогих гостей, состоит в том, что маори со свирепым видом выкрикивают короткие слова, хлопают ладонями по бедрам, со всей силы топают ногами, как будто стремятся пробить пол, сгибают колени, непомерно раздувают грудные клетки, выпучивают глаза и время от времени высовывают языки. И все это для того, чтобы показать свое хорошее к вам расположение! Удивительно гостеприимный народ!

Большинство церемоний происходит в марае (дом собраний) и подчиняется строгому протоколу, среди обязательных элементов которого: хака, хонги – касание носами, которое заменяет маори европейский обычай пожимания рук, принятие праздничной каи (пища), приготовленной на ханги (подземный очаг).

Сразу за последними домами деревни начинается страна гейзеров. Из отверстий в земле с ревом и грохотом курьерского поезда или могучего водопада бьют фонтаны кипятка и пара. С водопада Принца Уэльского вода стекает по «плиссированным» склонам вниз к реке. У одного гейзера образовался бассейн с кипятком, в котором местные маори испокон веков варили мясо. У другого – лужа кипящей жидкой грязи. Удивительная фантасмагория кажется созданной на студии Голливуда.

Вулканическое озеро Таупо

Когда группа маори на каноэ «Арава» высадились в Макету, жрец‑тохунга повел ее в глубь острова. Достигнув вершины Таухара, они увидели внизу огромную, но совершенно сухую и безжизненную котловину. Жрец вырвал с корнем огромное дерево тотара и швырнул его вниз, но немного не рассчитал свою силу. Дерево ударилось о противоположный край котловины, рикошетировало, перевернулось в воздухе и приземлилось вверх корнями, а своими ветвями процарапало дно. Сквозь эти царапины хлынула вода и шла до тех пор, пока вся котловина не была заполнена. Именно так, согласно маорийской легенде, и возникло озеро Таупо. Научная же версия более прозаическая, но ничуть не менее удивительная. Ученые считают, что самое большое в Новой Зеландии озеро – площадью 616 квадратных километров и глубиной до 159 метров – появилось примерно 2 тысячи лет назад в результате взрыва вулкана, занесенного в Книгу рекордов Гиннесса как самый сильный взрыв в человеческой истории. Именно он стал причиной необычного потемнения неба, зафиксированного летописцами Древнего Рима и Китая.

Первые маори пришли на берега озера значительно позже катастрофического извержения. Земля, покрытая толстым слоем пепла, оказалась непригодной для земледелия, поэтому им приходилось заниматься собирательством и охотиться на птиц в лесах. Когда на Северном острове появились белые поселенцы, миссионеры стали строить на берегах озера Таупо церкви, обращать туземцев в истинную веру. В 1869 г. новозеландское государство купило – в отличие от Австралии в Новой Зеландии землю не отнимали, а покупали (хотя и не всегда по «рыночной» цене) – участок земли и создало на нем пост военных констеблей – нынешний город Таупо.

Поначалу и европейцы не смогли организовать здесь фермерское хозяйство. Почва оказалась непригодной не только для земледелия, но и для разведения овец. Тогда вспомнили легенду о великом жреце и занялись разведением лесов. А для того, чтобы обеспечить деревообрабатывающую индустрию энергией, построили геотермальную электростанцию.

Первый раз в Веллингтоне

Пенсионер, ехавший в гости к сестре своей бывшей жены, довез меня до города Напьер. Спать я устроился в кустах на пляже. Дождь начался в середине ночи. И не так чтоб уж очень сильный, но холодный. Новозеландская погода уже стала меня доставать.

Погода стояла пасмурная, дождь то немного затихал, то опять усиливался. Было чертовски холодно. «Непромокаемая» пуховка промокла. И хотя тепло она по‑прежнему держала, чувствовал я себя очень некомфортно. Поэтому, когда фермер Стивен Букенсон предложил заехать к нему пообедать, я тут же согласился.

Обед состоял из пакетного супа и разогретого в микроволновке мясного пирога. И вдоволь горячего чая. На сытый желудок голосовать стало веселее. И меня сразу же взяла маорийка до Палмерстон‑Норт.

– Я всю жизнь мечтала путешествовать, но мне мешало то одно, то другое. В семье я всегда держалась особняком. Из дома я ушла, когда мне исполнилось 14 лет, бродяжничала, хипповала. Рано завела детей: у меня сын и две дочери. Поэтому сейчас мне всего 42 года, а дети уже взрослые и могут прожить самостоятельно. Самое время осуществить свою мечту: проехать вокруг света. Только деньги нужны. Но я быстро смогла их скопить, работая в две смены в отеле‑бэкпакерс в Напьере. На следующей неделе улетаю в Лос‑Анджелес. Потом в Сан‑Франциско, оттуда – в Европу. Все путешествие рассчитано на полгода и обойдется мне в 14 тысяч долларов.

– Как же это удалось узнать заранее, да еще и с такой точностью?

– Я не сама это считала. Пришла в туристическое агентство, чтобы они мне разработали маршрут. А они хотели, чтобы я сама выбрала, что мне нравится. Пришлось мне купить атлас мира. Потом я пошла в библиотеку, думала там найти какую‑нибудь книгу, рассчитанную на таких же неопытных туристов. Но куда там! Все путеводители почему‑то написаны для тех, кто уже знает, чего хочет. Пришлось мне возвращаться в туристическое агентство и уже вместе с ними решать, куда ехать.

– Одной?

– Я хотела вытащить с собой своего друга, но он у меня страшный домосед и предпочитает размеренный образ жизни. Чтобы каждый день было одно и то же: на работу, в бар, домой, на работу, в бар, домой…

Палмерстон‑Норт, основанный на берегах реки Манавату в 1866 г., назван в честь британского премьер‑министра виконта Палмерстона (Генри Джон Темпл). В 1871 г. к названию пришлось добавить приставку Норт (северный), чтобы его не путали с другим Палмерстоном, который находится в провинции Отаго, на Южном острове. Сейчас этот город считается одним из крупнейших университетских центров страны. При населении в 75 тысяч человек здесь находится около 70 учебных заведений и научно‑исследовательских институтов.

Поздно вечером я позвонил Патрику – брату Джералдины из Кембриджа. Он был уже предупрежден о моем возможном появлении, поэтому сразу же приехал за мной на центральную площадь и повез ночевать в свой холостяцкий домик.

В Веллингтон я въезжал с инженером‑компьютерщиком Джоном Колдуэлом.

– Один год по контракту работал в Сиэтле в компании «Майкрософт». Но меня сочли недостаточно башковитым и не оставили на постоянную позицию. Сейчас живу в Англии, а в Новую Зеландию приехал на день рождения своей бабушки. Ей исполняется 100 лет!

Дмитрий Серебряный, которого в заявлении на новозеландскую визу я записал своим «спонсором», как выяснилось, уже сменил и адрес, и телефон. Оказывается, из новозеландского консульства в Сиднее ему даже не звонили. Мне повезло. Иначе не видать бы новозеландской визы как своих ушей.

Дмитрий с женой Саней и пятилетним сыном Гришей попал в Новую Зеландию в 1995 г. по независимой эмиграции из Китая – там он после окончания исторического факультета Волгоградского пединститута работал переводчиком. Естественно, как и подавляющему большинству эмигрантов, профессию пришлось менять.

– Работаю финансовым менеджером отеля «Новотель». По‑нашему – бухгалтер. И мне это нравится. Это в советское время бухгалтером была старушка – божий одуванчик. А в западных компаниях финансисты – это самые уважаемые и высокооплачиваемые сотрудники. Именно на нас все держится. С Китаем у нас обоих – у меня и Сани – связано очень многое. Я прожил там четыре года, Саня – восемь. В Китае мы и познакомились. Могли бы и опять туда вернуться – там тоже есть «Новотель». Но прошлое все равно не вернешь. Какое бы оно ни было. Нужно жить в настоящем, думать о будущем.

Новая Зеландия получила независимость еще в 1907 г., но прочные связи с Соединенным королевством сохраняются и до сих пор: портрет английской королевы на банкнотах и монетах; регби и крикет – как самые популярные виды спорта; привычка пить чай с молоком и «Юнион Джек» в верхнем левом углу национального флага. В центре Веллингтона, как и в австралийской столице, сразу два здания парламента – старое, в неоклассическом английском стиле с колоннами, и ни на что не похожее модерновое – в виде круглой сужающейся кверху башни (горожане называют это здание ульем).

Считается, что Веллингтонскую бухту открыл сам легендарный Купе. Он назвал Великий залив Тара. Но у залива было и другое название, связанное с легендой о легендарном Мауи, Голова рыбы, пойманной Мауи (рыбой был весь Северный остров). Нынешний город Веллингтон растянулся вдоль берега бухты. Весь центр можно увидеть со смотровой площадки на вершине холма с обсерваторией и ботаническим садом. Наверх можно подняться на старинном (естественно, по местным меркам) фуникулере.

Как говорится в рекламе масла «Анкор», в Новой Зеландии коровы круглый год едят зеленую траву. Для молока это, может быть, и хорошо. Но мне за две недели уже надоело чуть ли не каждую ночь промокать насквозь, а потом полдня сушиться. Нужно было что‑то придумать. В одном из магазинов я увидел шведскую плащ‑палатку, судя по рекламе, совершенно непромокаемую. Ее можно ставить в виде маленького домика или использовать в качестве одно‑, двухместного спального мешка. Стоило это чудо шведской кемпинговой индустрии недорого, да еще и продавалось со скидкой.

Горы и пещеры

Веселый разговорчивый мужик Аллан Дженкинс постоянно колесит по округе, покупая у фермеров крупный рогатый скот. Возле Элтхама мы свернули с трассы и заехали на ферму к его клиентам и старым друзьям – Малькольму и Джуди Маггеридж. Нас там сразу же пригласили за стол, стали поить чаем и показывать мне фотографии коров. Ими заполнен целый семейный альбом – вид сбоку, спереди, крупные планы морд и вымени. На многих коровах красовались золотые и серебряные медали победительниц смотров и выставок.

Аллану в голову пришла замечательная идея: оставить меня у Малькольма и Джуди на ночь. Об этом он им и сообщил. И что удивительно, хозяева ничуть не удивились такому предложению. Мне выделили одну из пустых спальных комнат. Там я оставил рюкзак и на пару с Алланом отправился на гору Эгмонт.

Погода была безобразная: моросил дождь, вершину вулкана, конус которого считается вторым по красоте после знаменитой Фудзиямы, оседлала туча. Горе Эгмонт (2518 метров), так же как и всему окружающему региону, недавно опять вернули первоначальное маорийское название – Таранаки. В переводе с маорийского это означает Скользящий пик. Согласно маорийской легенде, бог Таранаки жил вместе с другими богами‑вулканами Тонгариро, Руапеху и Нгарухое в центре Северного острова. И надо же было так случиться, что влюбился он в жену вулкана Тонгариро, прекрасный холм Пиханга. Естественно, ее муж приревновал. Между вулканами началась страшная битва. Таранаки был побежден и вынужден был сбежать на запад, на то место, где сейчас и находится. А его текущие от неразделенной любви слезы превратились в реку Фангануи, в десятки ручьев и горных речек. А так как это к тому же еще и одно из самых влажных мест страны (7000 мм осадков ежегодно), то все подножие вулкана и его склоны заросли буйной растительностью – от субтропического леса до альпийских лугов.

Аллан подвез меня наверх до конца автомобильной дороги и пообещал вернуться через три часа. Этого времени мне хватило на то, чтобы подняться по пешеходной тропинке к заброшенному горнолыжному курорту. Склон уже растекся, но кое‑где еще лежал снег, быстро таявший под струями дождя. На обратном пути мы заехали на водопад «Даусон‑фолс». Потом заглянули в частный ботанический сад. По календарю в Новой Зеландии был конец зимы, но в природе, кажется, все смешалось. Одни деревья сбрасывали листву, другие, наоборот, вовсю цвели.

Название района Вайтомо, известного на всю Новую Зеландию своими известняковыми пещерами, происходит от маорийских слов «вай» (вода) и «томо» (отверстие в земле). Местные пещеры почитались святым местом. Но европейцы открыли их только в конце XIX в. Уже в начале XX в. сюда стали забредать любопытные, а потом к ним присоединились и толпы туристов. Уникальность пещер состоит не в размере и не в уникальных сталактитах. Там живут светлячки glow‑worms (типа комаров). Поэтому, когда тихо проплываешь на лодке по подземной реке, кажется, что над тобой не каменный свод, а звездное небо.

От пещер фермер на пикапе подбросил меня до «моста». Так называют каменную перемычку, соединяющую склоны узкого ущелья. Естественно, что и здесь все обустроено для удобства туристов. Проложены дорожки, сделаны, где нужно, ступеньки и перила. Затем на попутном грузовике меня подбросили до водопада «Марокопа». Спускаясь вниз по крутому склону под проливным дождем, я несколько раз поскользнулся и перепачкался глиной. Очень уж там было мокро. Выбирался назад из этого медвежьего угла на столбовую дорогу короткими перебежками: на цементовозе до Отороханги, оттуда с маорийцем до Пукетотара, затем с семьей маори – до Ватавата.

Буддисты и мистики

В кромешной темноте я оказался на какой‑то безымянной развилке. Накрапывал дождь, вокруг тянулись залитые водой безбрежные пастбища… Один плюс – место было освещено фонарем. Под ним я и стоял, рассматривая сверкающие в электрическом свете косые струи дождя. Так впервые в Новой Зеландии мне пришлось заняться ночным автостопом. И довольно успешно. Вскоре я уехал в красной «Хонде» до Раглана, где устроился спать в прибрежных дюнах. Дождь, к счастью, уже кончился, либо туча туда не дошла.

Утром с маорийкой я доехал до Гамильтона, а оттуда с первокурсницей факультета психологии местного университета (опять сплошные женщины!) – до городка Те Аруха, примостившегося на склоне высокого холма. В городском парке седой старичок продавал свои картины. Франц Ван Эрп всю жизнь работал инженером‑механиком, а после выхода на пенсию подался в художники.

– Меня никто не учил рисовать, сам учился, опираясь на свою инженерную подготовку. Я, конечно же, не профессиональный художник и не собираюсь заниматься живописью для пропитания. Однако то, что люди платят за мои картины, мне очень приятно – я считаю это признанием важности моего труда. Быстрее всего, как я заметил, раскупаются пейзажи с огромными деревьями. Они, наверное, мне удаются лучше всего. Сейчас я подумываю о том, чтобы заняться еще и скульптурой. Мне только не нравится, что это связано с постоянным шумом – долбить камни. И вообще в жизни столько много интересного. Посмотришь на людей моего возраста – мне уже за семьдесят – и удивляешься, какие же они скучные и унылые. Кажется, что они уже не живут, а влачат существование.

Полуостров Коромандл привлекает хиппи, артистов, художников и всякого рода экстравагантных личностей. С одной из них я и познакомился на следующее утро.

Джанет предложила посетить мистический центр «Мана».

– У нас есть христиане, буддисты, мусульмане… Мы считаем, что все религии по‑своему отражают одну общую Истину. Бог – один! А лиц у Него – множество. К нам приезжают духовные лидеры, психотерапевты и мастера медитации со всего мира. Они читают лекции, проводят семинары. Я принимаю участие в работе одной из «групп личностного роста». Интересно, что как раз сейчас мы разучиваем русскую песню «Мария».

Центр «Мана» занимает вершину поросшего лесом холма. На самый верх ведет извилистая тропинка. Вдоль нее расставлены: фигурки Будды, иконы, древнеримские боги, индуистские божества… Недалеко от вершины уже построена христианская церковь, колокола для которой привезли из Германии. Неподалеку строится синагога.

Полуостров Коромандл

Полуостров Коромандл – один из заповедных уголков Северного острова. Сейчас он является чем‑то вроде парково‑дачного пригорода Окленда. На современной машине по хорошему шоссе сюда можно добраться за один‑два часа. Поэтому многие оклендцы совмещают работу в самом крупном новозеландском мегаполисе с жизнью на лоне природы.

То ли город назвали по имени полуострова, то ли наоборот. Но в любом случае это свидетельствует о недостатке фантазии первооткрывателей этих мест. Да и неудобно. Чтобы сразу было понятно, что речь идет не о полуострове, а о его столице, приходится к названию добавлять приставку «таун».

Коромандл‑таун возник на месте, где впервые в Новой Зеландии было найдено золото. На мосту через золотоносный ручей установлена мемориальная табличка, посвященная этому историческому событию. В период золотой лихорадки город, видимо, был значительно больше, чем нынешний приморский поселок. Тогда здесь было так много золотоискателей, что пришлось создать специальную горнопроходческую школу. В ее деревянном здании сейчас размещается краеведческий музей (работает только летом, в разгар туристического сезона).

На выезде из Коромандл‑тауна возле меня остановился Томас, директор школы из Колвила – маленького поселка на побережье.

– И много у вас учителей? – Директор выглядел очень уж молодо.

– Я же и учитель.

– А учеников сколько?

– Пятеро.

– Понятно…

У директора почему‑то не возникло желания пригласить меня к себе домой или, например, предложить переночевать в школе, а я и не напрашивался.

– Где же тебя высадить? – спросил он, когда мы приехали в Колвил.

– Я предпочитаю спать на берегу моря, у самой кромки воды. – И это истинная правда!!!

– Тогда могу порекомендовать отличное место.

Томас провез меня еще километров на 20 дальше по дороге. Чем уж так это «хорошее» место отличается от всего остального побережья, я так и не понял. Пляжа как такового нет, на берегу крупная галька, море мелкое, дорога близко… Но все эти бытовые неудобства скрашивались ярко‑бордовыми лучами солнца и плеском резвящейся неподалеку стайки дельфинов.

Вдоль берега моря на север идет асфальтированная дорога. Летом по ней снуют отдыхающие на джипах с караванами, а сейчас, в начале весны, надежда только на случайные оказии. Мне, можно сказать, повезло. В кузове пикапа с овцами я добрался до порта Джексона. Шесть километров до залива Флетчер я прошел, так и не встретив ни одной машины. Дальше дороги не было совсем.