Глава тринадцатая. Королева по-прежнему сжимала ладонями мое лицо

Королева по-прежнему сжимала ладонями мое лицо.

— И не только сегодня вечером. А столько, сколько мне понадобится.

Я пришла в ужас.

— Понимаю. — Теперь она будет часто во мне нуждаться.

— О, благодарю вас! — Она убрала руки и восторженно закружилась. — Значит, вы споете за меня! И не пожалеете об этом. Мой господин обязательно выздоровеет. Мы с вами станем подругами навсегда. Тайны сближают людей.

Мне показалось, что она не в себе.

— Эза, но вы не должны никому ничего рассказывать. Ни единой душе. Если проговоритесь, тот человек тоже станет моим врагом и будет страдать не меньше вас.

— Я не проговорюсь.

Мне захотелось скрыться, чтобы ее не видеть, и бежать, бежать не останавливаясь.

Иви метнулась к столу на другом конце комнаты.

— Вот моя песня. — Она протянула мне листок и вернулась к своему остумо.

Выходит, она заранее знала, что я на все соглашусь.

— Это письмо, — пояснила королева. — Письмо ведь подойдет, правда? Оскаро говорил, что в песнях рифма необязательна.

— Да, это приемлемо. Мы часто поем эпистолярные песни.

Песня королевы оказалась короткой. Начало было плохое, а финал еще хуже. Начало, похоже, сочинила она сама, а концовку придумал кто-то другой. Такая песня никого не удовлетворит.

— Что вы об этом думаете?

Мне было все равно. Пусть выставляет себя полной дурой.

— Я должна быть властной королевой. Согласны? — Она не сводила с меня внимательных глаз.

Пусть все услышат песню. Пусть все возненавидят ее так же, как я.

Но эти ужасные слова могут повредить королю.

— Быть может, вы попробуете кое-что изменить? — сказала я. — Песни на Лечебной спевке должны быть о больных, а у вас тут в последней части нет ни слова о короле Оскаро.

— Я же говорю ему, чтобы он не беспокоился! Это о нем, разве нет?

— Да, но…

— Продолжайте. Мы ведь подруги. — Она обняла меня. — Можете сказать мне все, что угодно.

— В вашей песне, — заговорила я, скрывая отвращение, — не следует упоминать о Киррии, а также о ваших нарядах.

Это я только начала перечислять недостатки.

— Оскаро любит мои платья! Он захочет знать, что я надела для исполнения его песни. — Она слегка опечалилась. — Я скучаю по моему господину. Не знаю, скучает ли он по мне. — Она закрыла глаза и вздохнула.

Я всей душой сочувствовала королю. Будет чудо, если спевка ему поможет.

Королева отпустила меня, велев передать принцу Айори, что спевка состоится.

— И пришлите его сюда. Он расскажет мне, как сделать вас фрейлиной.

Для начала придется ему рассказать, что я не знатная дама. Что он тогда обо мне подумает? Нельзя было с самого начала притворяться.

Это был мой первый обман. Но он ни в какое сравнение не шел с предстоящим иллюзированием.

Принца я нашла у входа в Большой зал: он гладил Учу по голове, устремив взгляд на Тройное дерево. Когда он обернулся, я увидела, что он снова плакал. Тогда я сказала, что спевка состоится.

— Леди Эза!

Он произнес это с таким восторгом, что я чуть не сгорела от стыда.

— Но песня королевы никуда не годится.

— Почему?

Я объяснила. Он покачал головой:

— Она ничего не понимает в нашей жизни. Возможно, я сумею помочь ей изменить слова.

Я очень на это надеялась!

— Как вам удалось уговорить ее не отменять спевку?

Я никогда не умела убедительно лгать, но теперь приходилось учиться. Ложь пришла на ум легко, подсказанная необходимостью:

— Я подумала, что королева будет тревожиться из-за рифм, поэтому убедила ее, что в песне рифмы необязательны. Затем я предложила ей написать эпистолярную песню, и она согласилась.

— Да вы просто волшебница, настоящая фея. Вы заворожили королеву. А до этого умудрились выиграть для меня игру в композиторов.

Я? Волшебница?

— Неужели мы выиграли?

— Не сомневайтесь. А знаете, леди Эза, я ведь прежде ни разу не был близок к победе.

Я сделала глубокий вдох.

— Э-э… я не леди. — И рассказала, кто я такая на самом деле.

Он покраснел:

— Вы солгали?

У меня перехватило горло.

— Все меня приняли за… и я очень смутилась. Мне бы сразу следовало признаться.

— Не имеет значения, — сухо сказал он.

Принц меня возненавидел! Я увидела, как он сердито дернул плечом.

— Мой дядя… — Он вдруг умолк, а потом вновь заговорил с несчастным видом: — Мой дядя недавно женился на простолюдинке. — Айори печально улыбнулся. — Мне все равно, что вы тоже из них.

Я заставила себя рассказать остальное, но только то, что можно было рассказать. Не хотела, чтобы он услышал об этом от Иви.

— Королева пожелала, чтобы вы сделали меня леди. Поэтому и зовет вас к себе. Она хочет, чтобы я стала ее фрейлиной.

Принц замедлил шаг.

— Как вам это удалось? Да еще за такое короткое время. Нет, вы действительно волшебница!

Но теперь это не прозвучало как комплимент.

Покинув принца Айори, я отправилась к герцогине, чтобы помочь ей подготовиться к спевке. Когда герцогиня была одета, причесана и увешена драгоценностями, я ее оставила.

Оказавшись в своей комнате, я выбрала наряд. Лиф в фиолетово-красноватую полоску, юбка в огромную клетку тех же цветов. На голове — фиолетово-коричневая полоска с деревянной птичкой посредине.

Я скорбно чирикнула с собственной макушки.

Теперь надо было написать собственную песню, хотя в мыслях царил сумбур, а в душе смешались страх, ярость и печаль. Я сосредоточилась на короле.

Удивительно, но первые три строчки написались сами собой:

В Амонте, в гостинице «Пуховая перина»,

Где я когда-то жила, моя мама

Ворошит угли в очаге.

Родители, братья и сестра Арейда будут безутешны, когда услышат о беде, приключившейся с королем. Они глубоко почитали короля Оскаро. Первое блюдо любой трапезы в таверне всегда подавалось в его честь.

Но их печаль будет смешана с радостью — ведь я стану фрейлиной. Если бы только они знали, как королева обращается со мной…

Нет, не стоит об этом думать, а то я расплачусь.

Как там король? Лучше ему или хуже? Удобно ли ему, не холодно ли, слышит ли он людей вокруг себя, способен ли он думать.

Я надеялась, что бесчестная спевка не навредит ему.

На ум пришла строчка, затем еще одна. Вот что в результате получилось:

В Амонте, в гостинице «Пуховая перина»,

Где я когда-то жила, моя мама

Ворошит угли в очаге.

Отец будит кухарку,

Но у нее сегодня все валится из рук.

Сливки сворачиваются, молоко скисает,

Яйца лопаются, луковицы гниют.

Родители откладывают в сторону вилки.

В своем замке король

Ничего не ест, питается лишь воздухом.

Жизнь его сузилась,

Но ниточка все еще тянется.

Если бы король приехал в Амонту,

Живой и здоровый,

Полный речей…

Кексы сами бы спеклись,

Кобылы сами подковались,

Дороги сами вымостились.

Мама надела бы лучшее платье,

А я пела бы все время,

Пока солнце не стало бы подпевать

И гостиница не погрузилась бы в музыку.

На мой стук королева отозвалась сонным голосом. Когда я вошла, она еще не открыла глаз, и на вид ей было лет двенадцать, не больше. Иви села в постели и по-детски наблюдала, как я наполняю для нее ванну. На лице ни тени стыда за то, что она со мной сделала.

Пока она отмокала в ванне, я присела за туалетный столик, чтобы выучить ее песню и подобрать мелодию. Слова оказались те же самые, что и раньше. Видимо, принцу Айори тоже не удалось уговорить королеву изменить их.

Я взяла со столика золотую флейту и рассеянно повертела в руках. Придумав мелодию и повторив слова, я поднесла флейту к губам и дунула. Но не сумела извлечь ни звука. Я положила флейту на место. Это не инструмент, а всего лишь украшение.

Решив, что выучила песню, я оторвала взгляд от страницы, чтобы проверить себя. На столике лежало ручное зеркальце, и я случайно взглянула в него.

Мое отражение начало меняться. Белая как мел кожа приобрела алебастровый цвет. Щеки слегка порозовели. Безобразно красные губы стали напоминать спелую клубнику. Исчезла припухлость на скулах. Тусклые волосы заблестели. Даже нелепый головной убор с птицей выглядел в этом зеркальце очаровательно.

Только глаза не изменились. Я превратилась в красавицу, какой никогда не надеялась стать.