Глава 27. Сегодня, когда Греттен опять принесла таблетки и сняла с его рта пластырь, Арчи успевает произнести:

Сегодня, когда Греттен опять принесла таблетки и сняла с его рта пластырь, Арчи успевает произнести:

– Я сам их проглочу.

Похитительница откладывает воронку на поддон. Пленник открывает рот и высовывает язык, как послушный пациент. Лоуэлл кладет на язык таблетку и подносит к его запекшимся губам стакан с водой. За все это время она впервые дает ему пить, и детектив с благодарностью ощущает свежесть воды во рту и горле. Греттен заглядывает ему под язык, убеждаясь, что таблетка проглочена. Они повторяют ту же процедуру еще четыре раза.

– Сколько времени я здесь? – спрашивает Арчи после завершения «приема лекарств».

– Не важно.

Слышно жужжание. Поначалу ему кажется, что шумит у него в голове, но потом вспоминает – такой звук издают мухи. Труп на полу продолжает разлагаться. На минуту Шеридан опять становится копом и спрашивает Греттен:

– А где тот, второй, который затаскивал меня в машину? Тоже убила?

Лоуэлл изумленно поднимает брови.

– Милый, ты бредишь, как буйнопомешанный!

– Он был тут, – произносит Арчи сквозь туман, застилающий разум. – Я помню.

– Здесь только мы двое! – раздраженно выговаривает Греттен.

Но пленник не собирается умолкать. Надо выудить из нее как можно больше информации. Он окидывает взглядом глухие стены, выложенные белым больничным кафелем, медицинское оборудование.

– Где мы?

Греттен пропускает вопрос мимо ушей.

– Ты подумал над моей просьбой?

– Какой просьбой? – Арчи понятия не имеет, о чем речь.

– Выбрать, что мы пошлем им. – В ее голосе опять сквозит раздражение. – Они же беспокоятся о тебе, милый! – Психопатка легонько проводит пальцами по его руке от плеча до запястья, притянутого к кровати кожаным ремнем с мягкой подбивкой. – Ты ведь наверняка правша, не так ли?

Шеридан должен соображать быстро, пока таблетки не начали дурманить рассудок.

– Это еще зачем? Не припомню, чтобы ты когда-нибудь разрезала свои жертвы на сувениры. – Тут его осеняет. Всех остальных она убивала в течение трех суток со дня похищения. – Значит, прошло четыре дня. – Детектив произнес это вслух. – Все думают, меня уже нет в живых. А ты хочешь, чтобы они убедились в обратном.

– Разрешаю тебе самому сделать выбор. Но только прямо сейчас!

В душе Шеридана зарождается паника, но усилием воли он внушает себе, что не должен принимать ее условия. Иначе станет соучастником этого психоза.

– Не буду.

– Я вырезала десятки селезенок, – шепчет Греттен. – Но все post mortem.^[6] Как думаешь, ты сможешь лежать спокойно?

Как детектив ни сопротивляется воздействию наркотика, ему все труднее управлять своими мыслями.

– Греттен, не делай этого.

– Конечно, дать однозначный ответ невозможно. – Она берет с поддона шприц. – Это сукцинилхолин. Оказывает парализующий эффект, используется в хирургии. По идее ты не сможешь и пальцем пошевелить. Однако будешь оставаться в сознании и все чувствовать. – Лицо Греттен принимает многозначительное выражение. – Думаю, это очень существенно. Ты лишаешься части себя и должен испытать сопутствующие ощущения. Тебе не понять случившейся с тобой перемены, если ты просто очнешься, а селезенки уже нет!

Он не в силах остановить ее. Шеридан знает, что уговаривать Лоуэлл бесполезно. Можно лишь попытаться вымолить у нее пощаду для близких ему людей.

– Кому ты собираешься отправить мою селезенку? – спрашивает он Греттен.

– Вообще-то я думала о Дебби.

Арчи невольно вздрагивает, представив себе лицо жены.

– Лучше пошли ее Генри, – просит он. – Пожалуйста, Греттен, отправь ее Генри Соболу!

Убийца на секунду перестает готовить инструменты и улыбается.

– Если будешь хорошо себя вести, подумаю.

– Я буду хорошо себя вести. Сделаю все, что ты скажешь.

– Трудность заключается в том, что сукцинилхолин парализует твою диафрагму. – Греттен держит в руке конец гибкой пластиковой трубки, которая подсоединена к аппарату, установленному за ее спиной. – Поэтому для начала я сделаю тебе интубацию.

Не давая Шеридану времени опомниться, она уверенно всовывает ему в рот узкую стальную пластину, прижимает ею язык и пропихивает в горло конец трубки. Она слишком толстая, не пролезает, Арчи мучительно давится и не пускает ее внутрь.

– Глотай! – приказывает Греттен и намертво прижимает его голову к изголовью, с силой надавив на лоб.

Шеридан чувствует, как напрягся каждый мускул, сопротивляясь вторжению чужеродного предмета. Психопатка наклоняется очень близко к его лицу, не убирая руки со лба, и повторяет вкрадчивым голосом:

– Глотай, тебе говорят! Иначе хуже будет.

Закрыв глаза, он изо всех сил старается не давиться, с трудом делает глотательное движение, и трубка проскальзывает вглубь. Воздух заполняет легкие, производя успокаивающий эффект. Дыхание выравнивается, сердцебиение замедляется. Пленник открывает глаза и следит, как Греттен впрыскивает содержимое шприца в пластиковый контейнер капельницы и регулирует подачу жидкости.

Его вдруг охватывает непонятное безразличие. Такую же равнодушную отчужденность Арчи наблюдал на лицах заключенных в камерах смертников. Безысходность лишает сопротивление всякого смысла. Тело постепенно теряет чувствительность, превращаясь в массу недвижной плоти. Шеридан пытается пошевелить пальцами, покачать головой, подвигать плечами, но мышцы не слушаются. Он чувствует облегчение. На протяжении своей короткой карьеры детектив отдавал все силы на борьбу с беззаконием, насилием, хаосом. А теперь мог просто махнуть на все рукой.

Греттен улыбается ему, и по этой улыбке Арчи понимает, что эта сумасшедшая играет с ним, как кошка с мышкой. Он попросил одолжение у своей истязательницы и получил его. И более того, испытывает благодарность, отмечая это с бесстрастной отрешенностью.

Ему остается только неподвижно лежать, глядя на хорошо знакомые лампы дневного света и трубы под белым потолком, механически следить краем глаза за тем, как Греттен моет руки, укладывает инструменты на поддон, сбривает волосы у него на животе. Подопытный чувствует кожей прохладу смоченного йодом тампона, а потом укол скальпеля. Острое лезвие в руке вивисектора-садиста сначала с легкостью рассекает кожу, затем под ним лопается мышца.

Арчи старается отстраниться от происходящего, заговорить себя от боли. На мгновение ему кажется, что все не так страшно, он выдюжит. Это не больнее, чем гвозди. Но тут Греттен вставляет в разрез хирургическую скобу и с ее помощью раздвигает края разреза. Нечеловеческая, умопомрачительная, тошнотворная боль пронизывает все его тело, и Шеридан захлебывается в беззвучном вопле – голосовые связки онемели. Он не может раскрыть рта, оторвать голову от кровати, но все же ухитряется кричать внутренним голосом, и с этим раздирающим душу воем теряет сознание.

Лоуэлл дает ему поспать. Когда Арчи приходит в себя, ему кажется, что миновали дни, поскольку в сознании наступило прояснение. Поворачивает голову и совсем близко – всего в нескольких дюймах, почти нос к носу – видит лицо Греттен, она уперла подбородок в поставленные друг на друга кулачки. Трубки в горле уже нет, но болезненное ощущение остается. Детектив понимает, что Лоуэлл не спала. Под бледной кожей на ее лбу проступили тонкие жилки. Ему знакомо выражение ее лица, и он «читает» его почти так же хорошо, как лицо Дебби.

– Что тебе снилось?

Цветные образы проносятся в его голове.

– Я ехал на машине по городу. Искал свой дом, – рассказывает Арчи хриплым, надтреснутым голосом, почти шепотом. – И не мог найти. Адрес забыл. Поэтому ехал наугад, куда глаза глядят. – Иссушенные, потрескавшиеся губы кривятся в невеселой ухмылке. – Интересно, что бы это значило?

– Ты больше никогда не увидишь их, сам знаешь, – отвечает убийца, не меняя позы.

– Да, знаю. – Подопытный опускает взгляд на забинтованный живот. Новая боль тускнеет по сравнению с муками, которые причиняют сломанные ребра. Вся грудь искромсана и приобрела цвет гнилого яблока. Тело кажется рыхлым, как будто слеплено из мокрого песка. Он уже почти не замечает смердящего запаха разлагающейся плоти. И вообще непонятно, для чего оставаться живым? Шеридана все меньше привлекает эта перспектива. – Посылка вручена адресату?

– Я отправила ее Генри. Однако полиция не сообщила об этом прессе.

– Правильно, и не сообщат.

– Почему?

– Сначала они убедятся, что селезенка моя, – поясняет Арчи.

– Я же послала вместе с ней твой бумажник! – недоумевает Греттен.

– Все равно, им надо прежде сопоставить ДНК, – уверяет ее детектив. – Это займет несколько дней.

Лоуэлл опять вплотную приближает к нему свое прекрасное лицо.

– Они поймут, что орган изъят из живого тела. И найдут следы препаратов, которые я ввела в твой организм.

– Для тебя это очень важно, правда? Важно знать, что они знают, что ты со мной делаешь?

– Да!

– Почему?

– Пусть знают, что я причиняю тебе боль. Пусть знают и разыскивают, и все равно не смогут найти. А после я убью тебя. – Греттен мягко, как мать ребенку, кладет ладонь ему на лоб, словно проверяя, не горячий ли. – Но мне не хочется отдавать им тебя, милый. Пожалуй, я так и оставлю их в неведении. Мне нравится время от времени задавать неразрешимые задачки. Жизнь не должна быть слишком обыденной и скучной.

Шеридану неоднократно приходилось под дождем опускаться на корточки перед очередным трупом – множество смертей повидал он на своем веку. И всякий раз спрашивал себя: сколько же еще людей пали жертвами маньяка? Полиция может потратить долгие годы на установление связи между разрозненными убийствами. Арчи посвятил этому десять лет своей жизни. Десять лет искал он ответы на два вопроса: «Кто убийца?» и «Сколько жертв на его счету?» Теперь детектив знает ответ на первый вопрос, но что-то ему подсказывает: ответь он на второй вопрос, в душе сразу захлопнется неведомая дверца, и тогда разорвется связь с той личностью, какой Арчи Шеридан ощущал себя всю предшествующую жизнь. Казалось, чем откровеннее становилась с ним Греттен Лоуэлл, тем больше он запутывался в ее сетях.

Терпение садистки иссякает.

– Ну, спроси же меня, сколько человек я убила! Хочу сделать тебе признание.

Забывшись, он хочет вздохнуть и морщится от боли, причиненной сокращением межреберных мышц. Греттен ждет, на ее лице написано радостное предвкушение. Она похожа на капризную девочку, привыкшую, чтобы ей потакали. Видимо, это единственный способ, каким от нее можно сегодня избавиться.

– Сколько человек ты убила, Греттен?

– Ты будешь ровно двухсотым!

Арчи тяжело сглатывает. Ни хрена себе, думает он. Ну ни хрена себе!

– Это большое достижение, – произносит он вслух.

– Правда, часть из них убили мои любовники. Но они всегда делали это по моему приказанию и выбору. Так что, мне кажется, я имею право занести их на свой счет, как думаешь?

– Думаю, что имеешь.

– Тебе больно? – Ее лицо светится счастьем.

Шеридан кивает.

– Расскажи, что ты чувствуешь!

Он рассказывает, зная, что доставляет ей удовлетворение. А получив удовлетворение, Лоуэлл, возможно, хоть ненадолго оставит его в покое. Разрешит передохнуть. А когда похитительница разрешает передохнуть, пленник получает свои таблетки.

– Не могу вдохнуть. Хочу вдохнуть, а в груди все будто обрывается и печет.

– Как это – печет? – переспрашивает Греттен с сияющими глазами.

Арчи подыскивает слова:

– Словно колючей проволокой дерет. Будто мои легкие обмотаны колючей проволокой, и когда я делаю вдох, колючки впиваются в плоть.

– А шрам болит?

– В нем ощущается неприятное биение. Болит, но по-другому. Вроде бы жжет. Если не двигаться, терпеть можно. И голова болит, особенно где-то в области глаз. В том месте, где ты воткнула в меня скальпель, похоже, возникла инфекция. И кожа чешется. По всему телу. А еще, кажется, руки затекли. Я их не чувствую.

– Хочешь получить свое лекарство от всех болей?

Арчи невольно улыбается, предвкушая щекочущую волну медикаментозного тумана. Даже слюнки потекли.

– Да.

– По максимуму?

– Нет. Не хочу галлюцинаций. Начинает мерещиться моя жизнь, Дебби, как меня ищут…

– Тогда только амфетамин и кодеин?

– Да.

– Добавить таблетку кодеина?

– Да. – Арчи сглатывает слюну.

– А ты меня попроси об этом!

– Можно мне лишнюю таблетку кодеина?

Греттен улыбается.

– Можно.

Она подходит к столу возле стены, отсыпает из пузырьков нужное количество таблеток и возвращается со стаканом воды. Кладет одну таблетку за другой в рот Шеридана, дает запить и даже не проверяет, проглотил ли. В этом нет необходимости.

Транквилизаторы подействуют через пятнадцать минут, и на это время Арчи пытается абстрагироваться от собственного тела. Греттен садится на стул рядом с кроватью, складывает руки на коленях, как послушная девочка, и наблюдает.

– Почему ты решила стать психиатром? – Шеридан «оживает» после долгого молчания.

– Я не психиатр. Просто начиталась книжек.

– Но у тебя же есть медицинское образование?

– Работала в больнице, медсестрой приемного отделения. – Улыбается. – Но из меня получился бы великолепный врач, как думаешь?

– Я, наверное, не смогу ответить на этот вопрос объективно.

Оба замолкают, но у Греттен язык чешется.

– Хочешь узнать о грязной семейке, в которой я росла? – спрашивает она. – Как меня били, насиловали в детстве?

Арчи отрицательно мотает головой.

– Нет, – говорит он глухим голосом, медленно ворочая языком. – Не сейчас.

Лицо начинает покалывать, затем приятное зудение растекается по всему телу. Просто оставайся здесь, в подвале, приказывает он себе. Не думай о Дебби. Не думай о детях. Вообще не думай. Просто лежи.

Греттен смотрит изучающим взглядом. Протягивает руку и дотрагивается до его лица. Шеридан уже знает, что это ласковое прикосновение предвещает очередную жестокую пытку.

– Я хочу тебя убить, Арчи, – произносит Греттен тихим, добрым, безмятежным голосом. – Мечтала об этом долгие годы. И воображала, как это сделаю.

Лоуэлл нежно проводит кончиком пальца по мочке его уха. Ему это приятно. Дыхание становится ровнее по мере того, как кодеин снимает боль переломанных костей, разорванных тканей.

– Ну так убей.

– Хочу воспользоваться жидкостью для промывки сточных труб, – говорит она, будто делится соображениями относительно того, какое вино поставить на праздничный стол. – Прежде я всегда давала им выпить большое количество, и смерть наступала очень быстро. – На ее лице написано радостное возбуждение. – Но с тобой хочу проделать это медленно. Хочу понаблюдать, как ты агонизируешь. Будешь пить гадость понемногу. Одну столовую ложку в день. Мне интересно, на сколько тебя хватит, как проявится воздействие отравы на организм. Хочу растянуть удовольствие.

Арчи выдерживает ее взгляд и думает: сколько же изуверского дерьма в такой на вид добропорядочной и очень красивой женщине!

– Ждешь моего благословения? – язвит он.

– Ты обещал хорошо себя вести! Я же отправила посылку Генри. Как ты просил.

– А, значит, это часть твоих фантазий? Мне полагается добровольно сесть на ядовитую диету?

Греттен кивает, упрямо закусив губку.

– Я все равно убью тебя, Арчи, – заявляет она с холодной уверенностью. – Могу разрезать на кусочки и посылать их один за другим твоим детям. Либо мы сделаем так, как мне хочется.

Шеридан прикидывает за и против. Впрочем, и так ясно, что на самом деле она не предлагает альтернативного решения. Ей нужна полная и абсолютная власть над ним. В его распоряжении остается единственное оружие – сохранять хотя бы видимость способности мериться с ней силами.

– Ладно, – соглашается пленник. – Но при одном условии.

– Каком?

– Четыре дня, не больше. Если я не умру от этого пойла за четыре дня, ты убьешь меня другим способом.

– Договорились! – Голубые глаза убийцы светятся азартом. – Начнем прямо сейчас?

Арчи видит, что она едва не сучит ногами от нетерпения. Молчаливым кивком он признает свое поражение. Греттен энергично вскакивает со стула и направляется к длинному столу у стены. Там она наливает в стакан воды, берет с полки мензурку с золотистой прозрачной жидкостью и возвращается с тем и другим к Арчи.

– Будет жечь, – инструктирует она. – Смотри, не поперхнись! Я тебе зажму нос и сразу дам запить водой. – Наполняет столовую ложку жидкостью из мензурки и подносит к его рту. Знакомый тошнотворный запах ударяет в ноздри. – Готов?

Арчи теряет ощущение реальности происходящего. Не он, а кто-то другой находится здесь, в подвале, наедине с Греттен Лоуэлл. Детектив открывает рот, похитительница сжимает ему пальцами ноздри, проталкивает ложку до самого горла и там опрокидывает. Пленник проглатывает. Греттен подносит к его рту стакан с водой, и он жадно пьет, стараясь потушить обжигающее пламя, которое вспыхивает сначала в горле, потом стекает по пищеводу. Охваченная паникой нервная система вырывается из наркотического дурмана и на секунду возвращает его в прежнее физическое состояние. Шеридан корчится и прикусывает язык, подавляя приступ рвоты. Через некоторое время самое неприятное проходит, Арчи обмякает и лежит, хватая ртом воздух. Греттен держит его голову в ладонях.

– Чш-ш-ш! – успокаивающе шипит она. – Хороший мальчик. – Гладит по волосам и несколько раз целует в лоб. Затем сует руку в карман и достает шесть больших белых таблеток овальной формы. – Добавка за примерное поведение, – объявляет Лоуэлл. – Отныне будешь получать столько кодеина, сколько пожелаешь!