Управляемые социальные .->(.. перемещения

Особого внимания заслуживают проблемы мобильности в бывшем СССР. С одной стороны, официальная пропаганда утверждала, что в стране достигнуто или почти достигнуто пол­ное равенство шансов на продвижение и занятие всеми видами труда для выходцев из любой социальной или национальной

Глава 9. Социетальная система и социальная стратификация в СССР

группы. Правда, при этом находились под табу все сведения, скажем, об учащихся привилегированных спецшкол или, на­пример, о социальном происхождении студентов Института международных отношений. К тому же демагогически утверж­далось, что самая почетная позиция в обществе — быть рабо­чим. О противоречии между последним утверждением и идеей равенства шансов на продвижение умалчивалось.

С другой стороны, многие западные исследователи писа­ли о сходстве систем стратификации и характера мобильности на Западе и в странах с тоталитарным режимом. Они не учи­тывали, что в странах с качественно различным социально-экономическим и политическим устройством за одними и теми же индикаторами социальной мобильности скрыты принципи­ально разные социальные явления и процессы, различия соци­альных механизмов продвижения. В открытых обществах — это по преимуществу стихийный процесс, а в тоталитарных — мо­бильность, особенно на высших ступенях социальной лестни­цы, — управляемый, идеологически обусловленный процесс. В бывшем СССР действовали многочисленные закрытые ин­струкции, кто и какое социальной положение мог занимать. При этом брались в расчет и социальное происхождение, и на­циональность, и особенно демонстрируемая приверженность политическому режиму, не говоря уже о готовности принять систему норм и ценностей политико-партийной элиты.

В СССР период существования этакратической системы совпал с процессами интенсивного промышленного развития и урбанизации. Эти процессы, по определению польского со­циолога Януша Зюлковского, носили патологический харак­тер, но тем не менее фактом остается, что если в 1922 г. доля городского населения составляла в СССР лишь 16%, да и боль­шая часть этих горожан вела по преимуществу полукрестьян­ский образ жизни, то к моменту распада Союза, т.е. к 1991 г., городская часть жителей страны достигла 66% к общей числен­ности населения, а в собственно России — 74%. К этому же времени из примерно 130 млн работающих свыше 42 млн были заняты преимущественно умственным трудом. Если доба­вить к сказанному многомиллионные репрессии и гигантские жертвы времен Второй мировой войны, то очевидны и такие

Часть 3. Тип общества и характер неравенства в России

последствия всего случившегося, как грандиозные масштабы социальной мобильности. Отзвук их, постепенно угасавший в 1960-1980-е гг., все же сказывался на всем протяжении су­ществования советского режима.

Россия являла собой в период высоких темпов индустри­ального строительства и массовой урбанизации динамичное общество, предоставлявшее выходцам из социальных низов огромные возможности для повышения социального статуса. Не имея возможности провести репрезентативные опросы по всей стране, мы избрали Татарскую АССР как типологиче­ский объект, относительно адекватно представляющий всю Россию. (Более полные данные содержатся в статье [Шкаратан, Ястребов, 2011 ], там же приведены сведения об источниках ин­формации.)

Таким образом, высокая динамика социальных пере­мещений в промышленно развитых советских городах, о ко­торой свидетельствуют данные, приводимые в табл. 9.1 по г. Казани, была вполне ожидаемой. Она была связана с тем, что, во-первых, как правило, дети крестьян по-прежнему пе­реезжали в город, чтобы стать квалифицированными рабочи­ми или, реже, служащими, а во-вторых, выходцы из рабочих семей успешно совершали карьеру квалифицированных про­фессионалов. Если говорить о временном периоде, представ­ленном в табл. 9.1, то необходимо подчеркнуть, что изменения технико-технологической основы труда, исторические успехи Советского Союза в организации общего и профессионального образования молодежи, широкое распространение современ­ных форм жизнедеятельности в процессе урбанизации привели к тому, что на смену работнику до- и раннеиндустриального ти­пов пришел образованный и культурно развитый индивид но­вой генерации, которому был доступен широкий диапазон про­фессиональных позиций в народнохозяйственном комплексе. Это, казалось бы, должно неизбежно привести к резкому воз­растанию количества социально-профессиональных переме­щений в течение трудовой деятельности людей. На деле ситуа­ция обратная: в 1970-1980-е гг. социально-профессиональная стабильность работников возрастала, хотя и незначительно.

333 Таблица 9.1 Социальный состав трех поколений горожан (Казань, 1974 и 1983 гг.), % ответивших по столбцу

Часть 3. Тип общества и характер неравенства в России

Так, бросается в глаза тот факт, что не только резко упала доля сельскохозяйственных рабочих среди отцов респондентов (с 40,1 до 19,0%), но и сами респонденты (5,6-6,9%), включая их детей (0—0,7%), гораздо реже начинали свою трудовую дея­тельность в этом качестве, что свидетельствует о значительном исчерпании такого ресурса индустриализации, как сельское население. В городской массе между 1974 и 1983 гг. неуклонно снижалась доля лиц, начинавших свой трудовой путь малоква­лифицированными рабочими, что было вызвано продолжаю­щимся в СССР развитием промышленности и обеспечиваю­щей ее системы образования и профессиональной подготовки. Поскольку эти данные указывают на отсутствие роста карьер­ной мобильности за 1974-1983 гг., логично предположить, что в это время усилилась тенденция на стабилизацию социально-профессиональных групп.

В дополнение к данным табл. 9.1 отметим, что согласно результатом обследования 1983 г. в Казани 88,2% респонден­тов старше 60 лет имели социально-профессиональный статус выше, чем их родители; в возрастной когорте 50—59-летних — 82,1; 40-49-летних — 75,4; 30—39-летних — 67,0%. Эта динами­ка во многом была связана с качественными преобразованиями содержания деятельности в прежних по названию видах труда. С учетом этого обстоятельства лиц, сохранивших социально-профессиональный статус родителей в условиях поздней инду­стриализации, было бы справедливо отнести к носителям типа расширенного социального воспроизводства.

Тенденции к росту уровня образования индивидов от­ражают данные о меж- и внутрипоколенной динамике это­го фактора. По данным 1983 г., 69,0% отцов и 73,5% матерей респондентов имели образование до 9 классов, в то время как среди респондентов такое образование имели 19,9%. Среднее специальное образование и выше имели 22,8% отцов, 18,7% матерей и 55,4% респондентов. Как видно, динамика внутри-поколенных социальных перемещений от старшего поколения к младшему поколению в Советском Союзе росла.

Наша оценка обществ советского типа как этакратических никоим образом не означает негативного взгляда на социализм как таковой. В этом отношении мы полностью солидаризиру-

Глава 9. Социетальная система и социальная стратификация в СССР

емся с позицией известного британского экономиста, авто­ра фундаментальных исследований по СССР и современной России профессора Дэвида Лэйна. Для нас чрезвычайно ценна его точка зрения относительно того, что гибель государствен­ного социализма не подтверждает вывод о том, что «социализм умер», что общество не может выжить без частной собственно­сти. Она заслуживает самой высокой оценки как с профессио­нальной, так и с нравственной точки зрения. Лэйн высказал свою позицию в годы доминирования радикал-либеральных оценок социализма и оппонировал в этом отношении таким авторитетным авторам, как Бжезинский, Фукуяма, Пайпс, Дарендорф [Lane, 1996].

Автору этих строк пришлось писать о том же и с тех же позиций, на которых стоял и стоит профессор Лэйн, начиная с конца 1980-х — начала 1990-х гг., когда в России вчерашние адепты государственного социализма напропалую цитировали Ф. Фукуяму и неолибералов. Сошлемся, в частности, на ста­тью, опубликованную в сборнике «Квинтэссенция», вышед­шем в начале 1992 г.: «Либералы празднуют "великую победу", считая, что с социализмом и как с практикой, и как с идеей покончено навсегда. Между тем... крупнейшее поражение по­терпел тоталитарный слой, основывавшийся на всеобщности государственной собственности и муравейном коллективиз­ме... Сторонникам социализма нет нужды считать себя жертва­ми истории» [Шкаратан, Радаев, 1992, с. 95-119].

Правда, как и сегодня, для более определенного отделения системы советского типа от социализма как общества справед­ливости и благополучия всех сограждан мы предпочитали не именовать ее государственно-социалистической. Однако в от­личие от подавляющего большинства аналитиков Д. Лэйн со всей определенностью отказался от поспешных исторических оценок. Он отметил, что мы должны ни идеализировать про­шлое стран государственного социализма, ни забывать об их достижениях и о гуманистических целях основоположников этой системы. Анализируя их ошибки, мы должны найти но­вые стратегии и подходы [Lane, 1996, р. 190].

Глава 10