Пионеры» идут на цель

Рыча мощным мотором, шестиосный и двухкабинный МАЗ вытягивался из капонира. Отрыгивал жирные клубы выхлопных газов. Перед ним пятился назад дюжий офицер в танковом шлеме, плавно делая руками манящие жесты. И огромный железный зверь полз к нему. Лежащая сверху ракета типа «Пионер‑4» напоминала огромный металлический, толстый фаллос. И плавное закругление головной части лишь усиливало впечатление. Вернее, то была не ракета, а ее транспортно‑пусковой контейнер. Но так ли сие важно?

– Силища! – выдохнул седовласый человек рядом с Наставником. И глаза сказавшего полыхнули неподдельно юношеским восторгом.

– Силища, Юрий Васильевич, силища, – улыбнулся в ответ Наставник, внимательно глядя в лицо ответственного работника Военно‑промышленной комиссии при Совмине СССР. Они только вышли из черной «Волги» у ряда больших капониров. Впрочем, Наставник уже знал, что они – не просто большие гаражи, а хитрые сооружения под названием «Крона». Делали их ради того, чтобы враг не мог контролировать положение подвижных грунтовых комплексов. Собранные из металлических конструкций, они по стенам имели электрические нагреватели. Включаешь их – и враг со спутника с тепловизором не поймет: стоит ли в «Кроне» ракетный комплекс или уже ушел на боевое патрулирование. Но в крайнем случае пульнуть «Пионером» прямо из укрытия: его крыша срывается пиропатронами. Стоя в «Кроне», комплекс подвешен на домкраты. Потому подготовка к стрельбе сокращена до минимума. На маршруте движения колонны каждого полка ракет средней дальности строилось несколько «крон», благодаря чему противник сбивался с толку. Как рассказал давеча Юрий Васильевич, такая придумка родилась в ходе программы «Мираж» – изучения скрытности подвижных комплексов от «глаз» космической и воздушной разведок.

Стоял морозный декабрьский день 1986 года. Наставник потер зазябшую щеку. Извлек из кармана фляжку с армянским коньяком.

– Будете, товарищ Карягин? – обернулся он к собеседнику.

– Да нет, спасибо…

За спиной скрипнули тормоза. Наставник обернулся. А вот и сам главный конструктор «пионеров», товарищ Надирадзе. Он стремительно появился из автомобиля, бодро хлопнув дверцей.

– Здравствуйте, Александр Давидович! – Широко улыбаясь, Наставник шагнул навстречу знаменитому ракетчику. Надирадзе, боевито блеснув очками «а‑ля Киссинджер», протянул в ответ руку.

«Еще сталинский сокол!» – с теплотой подумал советник Верховного. Досье Надирадзе он изучал совсем недавно. В оборонную промышленность создатель «Пионера» пришел в 1938 году, будучи уже выпускником Закавказского индустриального института и одновременно – студентом Московского авиационного. Да и школу Надирадзе прошел длиной в десятки лет, да еще какую! Трудился и в знаменитом ЦАГИ, и в особом конструкторском бюро Московского механического института при Наркомате боеприпасов. После войны – в двух хитрых конторах якобы при Минсельхозпроме. Тогда было модно маскировать конструкторские военные центры в ведомстве по производству мирных тракторов.

Сразу вспомнился анекдот семидесятых: «Вчера на наш мирный трактор, пахавший землю в районе Пекина, совершила подлое нападение армия китайских великодержавных гегемонистов. Экипажу трактора удалось отбить нападение. Правление нашего колхоза предупреждает: в ответ на происки китайских шовинистов оно будет вынуждено послать в поле сеялки и веялки. А также пару комбайнов с вертикальным взлетом!»

Так что анекдот‑то – совсем не шутка. Делались у нас сеялки‑веялки: и ракеты, и управляемые бомбы. Потом Надирадзе работал заместителем знаменитого, какого‑то жюль‑вернов–ского конструктора – Владимира Челомея. А с 1961 года Надирадзе возглавил НИИ‑1 Миноборонпрома, ныне Московский институт теплотехники. Здесь и родились уникальные ракетные комплексы «Темп», «Пионер», «Тополь». Здесь возникло передовое твердотопливное ракетостроение Советской России. Надирадзе стал кавалером двух орденов Ленина, дважды Героем Социалистического Труда, лауреатом Ленинской и Государственной премий, заслуженным изобретателем РСФСР…

Как говорится, истинный ариец с характером нордическим, выдержанным. Русский грузин. Особо ценным была живая фантазия Надирадзе, его умение выдвигать яркие и неожиданные идеи. Да, при Сталине ценили предприимчивых. Александр Давидович не любил конструировать «от сих и до сих» – по заданию, что спущено заказчиком. Нет, он спорил, предлагал свое, набрасывал новые стратегии для Ракетных войск стратегического назначения. Подвижный наземный комплекс – тоже его идея. От выдвинул и отстоял ее вопреки мнению генералов. При этом Надирадзе умел ценить инициативных и способных подчиненных, двигал их по служебной лестнице. Тоже, знаете ли, стиль сталинских менеджеров…

– Ну что, Сергей Васильевич, оценили нашу работу? – с легким грузинским акцентом поинтересовался Надирадзе. В ответ Наставник только воздел руки к небу и театрально выпучил глаза.

Они пересели в большой командный вездеход с антенной спутниковой связи на крыше. Колонна полка «Пионеров‑4» вытянулась на проселочной дороге, двигаясь на стрельбовые позиции. Восьмидесятитонные «наземные корабли» двигались на удивление легко. 37‑тонные двухступенчатые ракеты, что они несли, были хитрыми – со спутниковой системой наведения и навигации в «головах». Да и сам полк выступал, по сути дела, лабораторией. В пяти тысячах километрах от них ждали своей участи неизвестные экипажам полка цели. И там же, засев в бункере с биноклями и стереотрубами, ждала правительственная комиссия. В назначенный час должны были подняться в воздух беспилотные разведчики типа «Пчела». Барражируя над полигоном‑целью, они щупали обреченные сооружения оптикой телеобъективов, готовые зафиксировать итоги попаданий. На специальных вышках работали десятки телекамер, направленных на мишени. Каждая из них стояла в центре, образованном несколькими концентрическими окружностями.

К уничтожению приговаривались мощная бетонная коробка, муляж подводной лодки, стоящей у пирса, ажурная стальная башня, выглядевшая некоей пародией на Эйфелеву, и странное сооружение, походившее на гигантский стол, стоящий на четырех ногах‑опорах из фортификационного бетона. И на «столе» этом возвышались конструкции из стальных ферм. Любой нефтяник, взглянув на такое марсианское сооружение, без труда узнал бы в нем подобие морской буровой платформы…

Наставник специально не поехал смотреть на действие ракет по целям. Он предпочел встретиться с Надирадзе, а потому отправился в экспериментальный полк. Покачиваясь в сиденье, Сергей Васильевич слушал, как попискивает спутниковая система связи «Корунд».

– Ну что, Александр Давидович, волнуетесь? – спросил он у Надирадзе, перекрикивая шум двигателя.

– Да разве к этому привыкнешь? А тут у нас, считайте, дебют, – ответил тот, протирая запотевшие очки. – Свое ведь детище. Благодарю судьбу, что товарищ Верховный не побоялся начать такое дело. Нужно, как говорят, оправдать доверие партии и правительства.

– Погодите еще. Вы даже не представляете себе, какие задачи придется решать в дальнейшем! – многозначительно сказал Наставник.

– Не подкачаем, – заверил его Надирадзе. – А вот, пользуясь случаем, кое о чем попрошу…

– О чем, товарищ генеральный конструктор?

– О финансировании работ по комплексу «Старт». Это четырехступенчатый «Тополь» для запуска спутников. На автомобильном шасси. Нам его в свое время задробили…

И Надирадзе принялся рассказывать о том, как в конце семидесятых к нему пришел генерал из космических войск и попросил разработать подвижный старт. А то, мол, американцы в случае войны легко разгромят Байконур и Плесецк. Нечем будет запускать спутники. Предложение понравилось, оно пошло в Военно‑промышленную комиссию, но было «зарублено». Кем? Большими космическими ракетчиками, что строили носители на жидкостных двигателях. Они углядели в «Старте» нарушение своей монополии. А поскольку дело было при Брежневе, конфликтов не любившем, «жидкостники» своего добились. Даже заступничество маршала Устинова не помогло.

Наставник пожал руку старому ракетчику. Словечко нужно замолвить. А сам подумал: «После этих стрельб старик должен войти в группу планирования. Ведь он пока не знает, зачем готовится новая ракетная армия».

…Один за другим комплексы выходили на стартовую позицию. Данные вводились в боеголовки через систему «Корунд». Отлетали крышки контейнеров, грохотали вышибные заряды, и ракеты взмывали ввысь, выбрасывая струи огня. Летели по баллистической дуге сквозь космическое пространство.

За три тысячи километров от старта небо содрогалось, когда боеголовки входили в атмосферу на гиперзвуковой скорости. Гром раскатывался далеко над тайгой. Но мчащиеся «головы» опережали звук.

Идущие на цель боевые части были неразделяющимися. Поскольку начинка изделий была неатомной, конструкторы вложили в нее как можно больше гексогена, мощный компьютер наведения, точную механику, аппаратуру спутниковой навигации и даже – в некоторых «головах» – оптические и инфракрасные «глаза» для распознавания цели по спутниковому фото. Когда боевые части входили в атмосферу, то выпускали маленькие ножевидные крылышки. Сверяясь с сигналами от спутников ГЛОНАСС, изделия мчались к целям в три раза быстрее пули.

Верховный вздрогнул, когда мишень, напоминающая неф–тяную вышку, исчезла во вспышке чудовищного взрыва. Вспучилась чудовищная масса огня с дымными «прожилками», взлетели вверх обломки. Он поневоле вжал голову в плечи. Тут же грянул второй взрыв – чуть ближе к укрытию и левее цели.

– В яблочко! – воскликнули за спиной.

Бункер сотряс глухой удар – это дошла сейсмическая волна. С глухим стуком на землю посыпались обломки. Верховный с изумлением увидел как бы плывущую по воздуху стальную ферму.

«Если бы это была настоящая платформа, то сейчас бы вверх взвились языки нефтяного пожара…» – подумал Верховный. Он поднес бинокль к глазам, озирая испытательное поле. Увидел накренившуюся от удара испытательную вышку с телеаппаратурой.

– Это – первый удар, товарищ Верховный, – доложил генерал Иванов, старый ракетчик. – Через минуту ожидайте второго.

– Ну, если все будет так же хорошо… – протянул Верховный, бросая взгляд на ракетчика через плечо.

Он нервно взглянул на часы. Второй серией должны идти две боеголовки, начиненные модулями с тысячами вольфрамовых стрел. Верховный снова припал к окулярам, наведя бинокль на бетонную коробку. И вновь удар получился неожиданным. Никаких киношных взрывов не было. Внезапно бетонная махина в какой‑то миг рассыпалась, выбросив в воздух тучи пыли. Так, будто по ней кто‑то саданул гигантской невидимой кувалдой весом в миллионы тонн. Миг – и на месте коробки остались какие‑то изгрызенные остатки стен. До слуха долетел какой‑то дробный грохот, чудовищный треск. Будто великан‑невидимка что есть сил рванул где‑то неподалеку гигантскую рогожу.

Верховный поежился, представив себе, что боеголовка ошиблась и ударила не в мишень, а в бункер, где находился он со свитой. Насколько в глубь земли уходит мчащаяся со скоростью в шесть километров в секунду вольфрамовая «картечь»? Но быстро успокоился, вспомнив, что бункер устроен на склоне горы, что над головой – многометровая толща прочной скалы.

– Разрешите доложить, товарищ Верховный», – раздался хриплый бас генерала.

– Да, слушаю вас…

– Немного задело мишень номер два – имитацию стальной вышки. Видимо, в нее попали несколько поражающих элементов.

– Но ведь стоит же! – Верховный махнул рукой в сторону макета.

– Так точно, товарищ Верховный…

В ожидании третьей серии ракет руководитель СССР подумал, что средний дебет саудовской нефтескважины – пятьсот тонн в сутки. Да уж, на такие цели стоит тратить и по паре «пионеров»…

И на сей раз ракетчики не подвели. Первая боеголовка ударила чуть правее цели, но мощный взрыв ударной волной сорвал вышку с креплений и отбросил в сторону. Секундой позже вся картина скрылась во второй чудовищной вспышке. В реальной жизни здесь должна жирно зачадить разлившаяся нефть…

…Надирадзе торжествующе потряс в воздухе листком шифрограммы:

– Получилось! Отстрелялись на «отлично»!

Наставник с чувством пожал руку конструктора. От Надирадзе исходила энергия какой‑то необузданной, дикой радости. Казалось, ее чувствуешь кожей, как поток тепла от пышущего жаром раскаленного ядра.

…Когда они отмечали успешные стрельбы в добротном доме‑срубе с русской баней, Сергей Васильевич счел, что сегодня – лучший момент для того, чтобы посвятить Надирадзе в истинный замысел. Наставник с улыбкой наблюдал за шумной компанией генералов, ученых и чиновников, сейчас превратившихся в распаренных пожилых мужиков, закутанных в простыни. Они наливали по маленькой, произносили тосты, закусывали водку разносолами и копченой олениной. Кто‑то уже взял в руки гитару и пел песню собственного сочинения. О ракетных дюзах и грозном оружии. Компания от души аплодировала доморощенному барду.

– Все‑таки молодец наш Верховный! – поделился Надирадзе с Наставником. – Какое дело сделал! Смог все‑таки сломать генеральское упрямство. Будет теперь у нас такая ракетная армия, которой еще ни у кого в мире нет. А я уже мечтаю о том, как мы начнем стрельбы по движущимся морским целям, Сергей Васильевич!

– Будет это, Александр Давидович, будет, – кивнул головой Наставник. – И еще многое будет. Теперь многое в стране пойдет иначе.

– Давно нужно было это делать, – согласился Надирадзе. – Разболталось многое, требует ремонта и перевооружения.

– Вы не устали, Александр Давидович? – шепнул ему Наставник. – Есть у меня к вам один конфиденциальный разговор. Может, сейчас выпьем по последней да пойдем в наш домик, побеседуем перед сном?

– Очень серьезный разговор? – Надирадзе вперился в лицо собеседника, внезапно посерьезнев.

– Более чем серьезный…

Окружающая компания гудела словно улей. Люди оживленно обсуждали дела и события последних дней, разбившись на кружки по два‑три собеседника. Обстановка располагала: можно было решить многие вопросы в обстановке теплой и неофициальной. Надирадзе постучал ложкой по стакану, требуя общего внимания:

– Ну, товарищи, прошу наполнить наши заздравные чарки. Желаю тост сказать перед тем, как покинуть компанию и пойти отдыхать. Возраст, знаете ли, дает о себе знать. Все налили? Отлично…

Надирадзе встал с места, лихо закинув простыню за плечо, вмиг став похожим на бравого римского патриция преклонных лет.

– Хочу выпить за то, чтобы дело наше продолжалось так же успешно, – поднял он рюмку. – За то, чтобы молодые пошли в нем дальше нас, стариков и ветеранов. И чтобы мы с вами когда‑нибудь вот так, хорошим застольем, отпраздновали бы открытие нашей базы где‑нибудь на Марсе…

Все одобрительно засмеялись. Зазвенели, соударясь краями, рюмки…

В щитовом домике они устроились на кухне. Здесь было на совесть натоплено. Верхний свет они погасили. А зажженная на столе лампа настраивала на доверительность.

– Я вам хочу сказать об одной важной вещи, – начал Сергей Васильевич. – И, как вы понимаете, она представляет собой совершенную тайну.

– Понимаю, – прищурился Надирадзе. – У меня высший допуск, вы же знаете.

– Вот и отлично, Александр Давидович, – Наставник положил руки на стол, сцепив пальцы. Внимательно посмотрел в глаза конструктору. И раздельно, четко заговорил. – Дело касается создаваемой ракетной армии. Пройдет от силы год, и она будет брошена в настоящую боевую операцию…

Лицо Надирадзе вмиг посуровело и как‑то осунулось. Он молча прикрыл глаза, провел рукой по лицу. Потом глухо спросил:

– Это что – новая мировая война? Мы первыми ударим по НАТО?

– Нет, что вы, Александр Давидович! Упаси боже! Удар – причем неядерный – будет нанесен совсем по иной цели. По стране, что не входит в НАТО и не является частью Запада. Нет, операция планируется против Саудовской Аравии.

– Вот так номер! – удивился Надирадзе, вскинув брови. Снял очки и начал протирать стекла. – А зачем, осмелюсь спросить.

Ясно и доходчиво, как всегда умел говорить Сергей Васильевич, он донес до ракетчика замысел молниеносной «войны за нефть». Обрисовал перспективы от повышения цен на «черное золото».

– Уже завтра вы будете приглашены к Верховному, Александр Давидович. Вы войдете в особую штабную группу для подготовки операции.

– Да уж, – хмыкнул Надирадзе. – Круто взялись вы за руль! Но я все понимаю. Очень необычная задача, очень. По таким целям работать в неядерном снаряжении. Сколько, вы говорите, их будет?

– Около тысячи двухсот. Один Гавар – это тысяча скважин с вышками. Но учтите: большую часть целей обработает крылатыми ракетами Дальняя авиация. Сейчас я говорю примерно. Более точные данные вы узнаете после соблюдения всех формальностей, как вы понимаете.

– Жаль, что ракет у нас маловато. Они‑то в данном случае сильнее и намного быстрее, – грустно произнес конструктор. – Новых ракет мы успеем сделать не более шестидесяти.

– Значит, Александр Давидович, если я вас правильно понял, идея не вызывает у вас отторжения? – спросил Наставник.

– Нет. Я понимаю, что другого выхода у нас не имеется. Не сдаваться же американцам! То, что страна на пределе, мы все чувствуем.

– Учтите, они тоже на пределе, – сказал Сергей Васильевич, про себя облегченно вздыхая. – А скажите, Александр Давидович, не предпринять ли нам какой‑нибудь экстренный шаг ради пополнения боезапаса?

– А какой, Сергей Васильевич? Мы и так притормозили программу по производству межконтинентальных ракет типа «Тополь».

– А если взять и переоборудовать часть «пионеров» из состава РВСН? Снять с них ядерные боеголовки и поставить те, что нам нужны?

– В принципе можно, – Надирадзе с интересом посмотрел на собеседника. – Шаг весьма рискованный, но… В данном случае важно выиграть время и деньги. У нас сегодня, считайте, 650 ракет в арсеналах и на боевом дежурстве. По моим прикидкам, две сотни можно выкроить. Если, конечно, согласится Генштаб.

– Это мы берем на себя! – твердо заявил Сергей Васильевич.

Поздно отступать…

События, казалось, сжимаются Всевышним. В декабре 1986‑го в США разразился острый политический кризис, известный как «Ирангейт». Исполнительная власть Америки оказалась практически парализованной. В экономике нарастали трудности.

Тяжело приходилось и Советскому Союзу. В эти месяцы Верховный не знал устали. Летал по стране, вел заседания, заражал окружающих верой в победу, питал их энергией. Спускал на воду плавучие атомные станции в Северодвинске. Открывал первый завод по производству строительных деталей из сверхпрочной керамики. Подгонял внешторговцев, заставляя все правительство изыскивать излишки титана, редкоземельных металлов, алюминия и меди. Балансировал бюджет. Искал новые источники доходов. Сдал Индии в аренду два подводных атомохода, взял заказ этой страны на постройку многоцелевой атомарины. И в то же время отслеживал то, как ставятся по стране одностадийные заводы по нефтепереработке. Меньше сырья на экспорт, черт возьми! Если вывозить – то продукты переработки.

То он обсуждает с академиком Савиным строительство мини‑заводов по производству электроники, то создание интегрированной спутниковой сети. Рассматривает грандиозную программу энергосбережения. И конечно, каждый раз присутствует на заседаниях «Зелентреста» – штаба разработчиков задуманной операции.

Обстоятельства поджимали. Приближалось время, когда замысел нужно было открыть всей ближней верхушке.

Верховный понимал, что это нужно сделать. Но все же нервничал…

Верховный стремительно вышел из здания Комитета народного контроля СССР. Адъютант в черной форме, щелкнув каблуками, открыл дверцу правительственного лимузина.

Только что закончилось оперативное заседание КНК, которое вел его новый председатель – Борис Ельцин. Слушался вопрос о пресечении на корню всех попыток омертвить средства казны, вогнав их во множество незавершенных строек вместо того, чтобы направлять их на решающие направления. На этом преступном «бизнесе» со времен Брежнева жировало немало начальственной братии. Верховный взялся за искоренение этого круто. После показательных расстрелов двух мерзавцев из Армении, трех – с юга России и двух – из Узбекистана, дело пошло на лад.

А Ельцина он поставил на это место недаром. Снял его с поста председателя Московского горкома компартии, заставил вшить ампулу – чтоб больше ни капли спиртного! – и бросил на дела контрольные. Мужик ревностный, перед начальством – землю рвет, Верховного – глазами ест и в струнку тянется. Ограниченный, книг не читает, но служит ревностно и верно. Вообще, КНК СССР второе дыхание получил. И многие еще не оправились от громкого московского дела, когда под удар попал Мосгорагропром во главе с Лужковым: за миллиардные финансовые «операции» вокруг овощных баз с участием закупочных кооперативов. Вовремя, черт побери!

И все‑таки одно замечание он главе КНК сегодня сделал!

– Слушайте, Борис Николаич! Чего это вы свою фамилию как «Ельцин» пишете? Русские фамилии с таким окончанием пишутся через «ы» – Спицын, Синицын, Курицын. В любом учебнике русского языка для пятого класса это правило есть. Так что с сегодняшнего дня извольте‑ка писать «Ельцын». А то: Ельцин‑Цейтлин – как‑то по‑еврейски выходит. И паспорт выправьте! А то получается, что высшие люди в государстве родной речи не знают…

Лимузин плавно катил по столичным улицам. Стояло прекрасное зимнее утро. Верховный задержался взглядом на приборной доске, с которой уже много лет строго смотрел на него портрет Сталина.

Вот уже третий год он стоит у руля огромной страны. И, Бог свидетель, он вырвет ее из сонного брежневского болота. Он стал рулевым, твердо держащим штурвал исполинского дредноута Империи, и он оставит ее супердержавой XXI века. Лазерной, электронной, глядящей на иные галактики, приращивающей свои владения городами на дне морском и поселениями в космосе.

Полувеликоросс‑полухохол, Верховный обладал мощным разумом арийца, поистине – альфа‑мозгом, скрещенным с неукротимой, свирепой энергией и чисто славянской сметкой. Да, он вел войну. Но врагом был не только Запад, жаждавший изнурить русских в гонке вооружений. Враг был и внутри страны. Его тоже надо было уничтожать изобретательно.

Одним из самых страшных противников стала пышно разросшаяся в 1960–1970‑е годы торговая мафия. Социалистические заведующие магазинов – завмаги, начальники облторгов и баз превратились в этакую ложную буржуазию, которая распределяла товары со своей наценкой, держа прилавки магазинов полупустыми, пряча товары в подсобках и на складах. Родилось выражение «из‑под прилавка». Миллионы людей, стремясь достать хорошие сапоги, бытовую технику или добротную мебель, относили этой мерзости миллиарды своих кровных рубликов. И она начала осознавать себя хозяином страны, свысока поглядывая на людей поистине аристократических профессий – на воинов, летчиков, ученых.

Более того, в торговле сокращалась доля русских. И все больше эту сеть прибирали к рукам кавказцы, евреи, среднеазиаты, в изобилии занимая начальственные посты.

Верховный помнил, как в 1983‑м на одном из партсобраний одесский поэт Домрин кричал: либо мы победим торговую мафию, либо она захватит власть в стране. И действительно, засилье социалистических торговцев, обнаглевших при сентиментальном Брежневе, уже надломило сознание великого народа, начало его превращение в безмозглое стадо. А пустота магазинных прилавков и постоянная погоня за дефицитом несли опасность поистине глобальную – измученный народ начал смотреть на Запад, как на рай. Тема пустых прилавков стала самым сильным оружием психологическо‑пропагандист–ской войны, которую вел против Империи треклятый Запад.

Что делать? В кругах высоколобых интеллигентов‑экономистов, всех этих западолюбцев (почему‑то сплошь да рядом евреев), ходили фрондирующие шушуканья. Надо, мол, провести приватизацию торговли и промышленности, освободить цены и либерализовать внешнюю торговлю. И тогда – как советовал еще Лев Давидович Троцкий в 1920‑е, на рынок СССР хлынет масса дешевых потребительских товаров из Китая, Юго‑Восточной Азии и Турции. Тряпок, дешевых магнитофонов, галантереи и прочего.

Но Верховный отмел эти планы с порога. Ведь последствия прекрасно просчитывались: страну заливал водопад дешевого сырья для Запада, который платил бы за него пустыми зелеными бумажками‑долларами. Которые доставались бы не русским, а малайцам, китайцам и туркам, поставщикам ширпотреба. Зато родная промышленность, лишенная сырья и средств, останавливалась. Погибали в первую очередь отрасли, которые обеспечивали силу русских как арийского, имперского народа, – авиационная индустрия и электроника, машиностроение и наукоемкие предприятия. На первый план выходили бы самые примитивные, «колониальные» сферы – добыча сырья, газа и нефти на продажу. Цены на горючее стремительно приближались к мировым, что при русских морозах и расстояниях автоматически толкало страну к распаду, а промышленность – к заведомому проигрышу западной индустрии, работающей в гораздо более мягком климате. И при этом миллионы русских людей лишались работы, оставались без зарплат и пенсий, превращаясь в убогих торговцев‑челноков, ездящих за товарами в Турцию. Сырьевой путь жизни страны не обеспечивал полноценного бытия трехсот миллионов жителей Империи. Пришлось бы сокращать их число как минимум вдвое – нищетой, недоеданием, высокой смертностью.

А самое обидное – хозяевами жизни при таком раскладе становились бы люди той же национальности, что захватили руководство еще в социалистической торговле. И с ними моментально сращивалась уголовщина. А славяне Империи превращались в изгоев в собственной же стране, в быдло, в живой инвентарь. И поэтому эти планы были выброшены на свалку.

С другой стороны, лезли с советами твердокаменные коммунисты. Сажать в лагеря! Усилить КГБ! Стрелять! Упрочить контроль!

Не годилось. Потому что при разложении партийного аппарата все вырождалось в очередную кампанейщину, при которой могли погибнуть самые честные. Репрессии тем и страшны, что при массовости выходят из‑под контроля высшего лидера.

И альфа‑мозг нашел свой выход. Нужно низвести до самой малой величины роль паразитов‑посредников между товаром и покупателем? Надо наполнить прилавки и сбить недовольство народа? Верховный создал всеохватную сеть торговли по каталогам, изданным в цвете и общедоступным. Под его рукой строились по всей стране огромные торговые центры‑ангары, чей принцип русские подсмотрели на Западе. И все делалось в рамках корпорации, созданной при Управлении делами Верховного. С людьми, не имеющими ничего общего со старой социалистической торговлей.

Принцип был прост. Все предприятия, выпускавшие мебель, обувь, бытовую электронику и прочее, помещали в таких каталогах картинки своих товаров. Одновременно свои предложения выставляли фирмы из Юго‑Восточной Азии. Цены на нее ставились в рублях – из расчета два за доллар. Плюс, конечно, таможенные пошлины. Русский покупатель, выбрав себе вещи по средствам, заполнял купоны и вместе с квитанцией о предоплате посылал заявку к 1 сентября по адресу Центросовета потребительских кооперативов, гарантированно получая заказ в течение полугода.

Государство, собирая эту информацию и прогоняя ее через компьютеры, прекрасно знало: чего и сколько надо закупать за рубежом, чего и сколько производить внутри страны. Убивалось множество зайцев единым махом. Становилось ясным, какие предприятия надо оздоровлять и заставлять поднимать качество. Сами предприятия, вынужденные соперничать с импортом, вынуждались к снижению непроизводительных затрат. Пошла волна отказов заводов содержать футбольные и хоккейные команды, сократилось число ненужных управленцев, охотнее стали внедряться промышленные роботы. А таможенные пошлины на ввоз готовых товаров плюс невиданные льготы инвесторам побуждали иностранцев открывать в России свои производства. Благо, новая власть, как и в Китае, предоставляла серьезным предпринимателям стабильный режим, защиту и готовые площадки для производств. С иностранцами по этой части принялись бурно конкурировать мощные имперские концерны – сильные нефтекомпании, военно‑промышленные корпорации, лесопромышленники и химики. Бурный рост начался в древних городах – Владимире, Великом Новгороде, Суздале и Угличе. В Поволжье тоже. Словом, везде, где были большие отряды обученных работников.

Валюты для разумного импорта должно было хватить. Ведь одновременно разворачивались проекты, которые давали СССР достойнейшее место на мировом рынке. Русские гидросамолеты и гидроавиакомпании занимали рынки островных, быстро развивающихся стран Тихоокеанского региона. Нарастали поставки имперского оружия. Мощные ракеты «Энергия», согласно развертываемому проекту, выбрасывая на Солнце радиоактивные отходы со всего мира, дадут стране несколько миллиардов долларов в год. Минсредмаш уже строил атомные электростанции в Китае и Иране. Отслужившие свое баллистические ракеты запускали индийские, японские, европейские спутники. Сотни конкурентоспособных проектов Православного Третьего Рима покоряли мир…

Верховный усмехнулся. Да, я отец грядущего русского экономического чуда. И к бесам демократию! Война идет успешно: господство торговой мафии тает. Ее детки скоро опять начнут рваться в инженеры и военные. Нация будет прирастать героями, а не торгашами. Сократилось пьянство: люди теперь заинтересованы в хорошей работе. Пошла вверх рождаемость у славян. Инженер, творец – снова в почете. В психологических целях прекращен экспорт красной рыбы и черной икры. Теперь большие гастрономы опять красуются этими товарами, как в царские и сталинские времена. Как и тогда, они дороги и по карману далеко не всем. Но зато каков моральный эффект!

Альфа‑мозг, соединенный с высокотехнологичной диктаторской властью, свернет любые горы. Просто удивительно, как прежние коммунистические вожди упускали тысячи великолепных шансов из‑за безволия и непроходимой тупости. Десятки лет они теряли до трети урожая, ежегодно тратя два‑три миллиарда долларов на закупки арканзасского зерна и аргентинской говядины. Верховный прекратил это, разрешив предпринимательство в переработке сельхозного сырья и направив туда высвобожденные средства. Послав кобыле под хвост всех ревнителей «социальной справедливости» и коммунистического равенства. Ликвидировав привилегированное снабжение Москвы. Он не стал размазывать деньги на сельское хозяйство по стране, направив их в черноземные южные области. Именно там всеми способами внедрялись передовые биофотонические технологии Коломейцева и других. Через четыре года магазины будут ломиться от продуктов. Не придется закупать зерно в США. Уйдут в прошлое талоны и закрытые распродажи. А чтобы добить торговую мафию, Верховный решил организовать широчайшую сеть фирменной торговли в городах: свои магазины обретут пищевые предприятия и сельские хозяйства. Попытки рэкета подавим жестоко: расстрелами.

Плохо и непроизводительно работали государственные строители – затягивали сроки, воровали материалы? Верховный прибег к «артельному капитализму» Сталина. Есть у государства миллиард на стройку жилмассива – ждем предложения от артелей работников. Построите все это втрое меньшим числом людей и в срок – все деньги ваши. Расплачиваемся по конечному результату. Под контракт берите кредиты в Промстройбанке. Под залог личного имущества и свободы. Некачественно сделаете – на нары голыми пойдете. О взяточниках – докладывайте. Расстреляем их. И дело пошло, на те же средства резко подскочили объемы строительства жилья.

Глупая власть стариков бросала миллиарды долларов на освоение все новых и новых нефтегазовых месторождений в Тюменской области, на строительство новых промысловых городов в зоне вечной мерзлоты, уничтожая хрупкие экосистемы тундры гусеницами тысяч вездеходов и тракторов. Ради одного только – продать побольше нефти и газа за рубеж, выручить как можно больше валюты. Она не замечала, что из 600 миллионов тонн нефти, добываемой колоссальной ценой, двести пропадают впустую – из‑за чудовищной прожорливости заводов и фабрик. Рейгановские США загнали их в ловушку, добившись троекратного снижения мировых цен на «черное золото». Привыкнув к потоку нефтедолларов, Кремль тупо наращивал добычу, варварски уничтожая природу Империи и ее экономику с одной лишь целью: продать побольше нефти, компенсировав падение цен на нее.

Верховный поступил иначе: постановил сделать выгодной экономию природных ресурсов. Чтобы при тех же затратах высвободить для экспорта 60 миллионов тонн нефти. Он наградил миллиардом полновесных рублей группу инженеров, сделавших бензиновые двигатели с электронной системой повышения КПД и дожигом выхлопных газов, сделав их национальными героями. Так же он поступил со спецами, давшими стране технологию водо‑бензиновой топливной смеси – аквазина. Профинансировал Евгения Захватова с его устройствами обработки топлива. Приказал ставить их на автомобили и в городские котельные.

Он ввел новый порядок, по которому половина средств от экономии энергии оставалась в руках предприятий. В стране должен возникнуть целый слой молодых предпринимателей‑технократов, сделавших состояния на установке множества экономичных устройств.

Оказывается, мы буквально сидели на колоссальных запасах зазря пропадающей энергии. Турбодетандеры, которые появились на переходах из газовых сетей высокого давления в бытовые сети с низким давлением, дадут СССР потоки киловатт‑часов электричества. Термическая техника, установленная на сбросах горячих промышленных газов и вод, принесет огромный выигрыш. Регулируемые батареи отопления сбросят потребление тяжелого топлива.

В стране народится класс бизнесменов‑инженеров. Образованных славян, а не золотозубых кавказцев, грязных базарных торговцев. Приток богатств от торговли сэкономленными ресурсами на мировом рынке обеспечит средства на преобразование страны, на возведение техноградов будущего для новой породы людей.

Даже в вооружениях и армии нашлись гигантские резервы экономии. Кремлевские идиоты все время наращивали количество вооружений, нерасчетливо распыляя силы и средства, не умея править страной системно. А он сначала направил силы на обеспечение войск отличной связью и средствами разведки, удвоив поражающую мощь прежнего оружия. Новейшие разведывательно‑ударные комплексы резко изменят баланс силы на морях в пользу русских. Верховный дал солдату удобное снаряжение, разработанное не тыловыми крысами в погонах, а опытными фронтовиками‑афганцами. Наладив производство беспилотных разведчиков и корректировщиков огня, он в два раза нарастит ударную мощь прежнего оружия, не увеличивая его численность. Ведь теперь снаряды и ракеты полетят по точно указанным координатам, прямо в разведанные средоточия сил врага.

Только бы хватило сил и средств. Черт, как нужно сейчас повышение мировых цен на углеводороды!

– Вань, включи‑ка «Маяк», – не открывая глаз, сказал Верховный. Он полулежал на заднем сиденье правительственного ЗИЛа, шедшего на полной скорости по трассе. После вчерашнего дня он чувствовал приятную усталость. Охранник щелкнул тумблером.

Шла передача, посвященная рок‑музыканту Виктору Цою.

Верховный прислушался. Передача называлась «Путем на Восток», и сегодня ее вел некий Олег Носков:

– …Андрей Макаревич развивает поэтическую традицию, начало которой положили известные поэты‑«страдальцы», начиная с Лермонтова и кончая Рубцовым. Герой его песен – это уставший изгнанник, мечтающий о покое и сне. Он не выносит долгих скитаний и уличной непогоды, стремясь постоянно вернуться в дом. Дом у Макаревича появляется очень часто – как место упокоения и тихой радости.

У Цоя все наоборот. Его герой бежит не в дом, а из него на улицу, темную и дождливую. Его герой – это герой в подлинном смысле этого слова: он не мечтает о сне и покое, он – в постоянной боевой готовности…

В мистике и психоанализе дом – символ тела и телесной природы человека вообще. Поэтому выход из дома на улицу означает выход души за пределы телесной природы, смерть, выход в мир иной…

Охранник вопросительно смотрел на Верховного. Тот поднял руку: не переключай! Передача захватила его. Сравнение худощавого, гибкого, словно кошка, корейца‑рокера с большеголовым евреем Макаревичем – оригинальный ход. И Верховный, опустив веки, слушал голос, льющийся из динамиков:

– …Тема инициации, мистического посвящения, как бы второго рождения в песнях Цоя прослеживается весьма отчетливо. Ведь инициация – это путь нового, духовного рождения, который начинается со смерти для профанического, преходящего, телесного мира. У Цоя мотив смерти образно представлен как выход героя из дома на темную улицу. В песне «Спокойная ночь» картина ухода в мир иной принимает откровенно мистический характер…

Те, кому нечего ждать, садятся в седло,