Скиннер и бихевиоризм

Бихевиоризм прочно связан и с социальными науками, и с психологией. Современный социальный бихевиоризм может быть прослежен по работам Б.Ф. Скиннера. Его труды были чрезвычайно разнообразны по форме: научные трактаты [47], утопические романы [48], полемические и политические очерки [50], описание практического применения бихевиоризма [49] и автобиографиче­ские эссе [51 ]. Все они сыграли значительную роль в развитии социологического варианта бихевиоризма.

К другим социологическим теориям Скиннер относился как к неким иррациональным конструкциям, отвлекающим социологов от единственно достойных изучения объектов: поведения, его причин и следствий [40], Возьмем для примера его критику концепции культуры, определяемой социологами как совокупность «традици­онных (исторически сложившихся и отобранных) идей и ценностей» 150 J. Он утверждал, что это определение привносит ненужные «мистические» элементы: «идеи» и «ценности». Они невидимы. Реально можно увидеть, «как люди живут, как они растят детей» как собирают или выращивают продукты питания, в каких жилищах живут, во что одеваются, в какие игры играют, как относятся друг к другу, как управляют собой и т.д.» [50 ]. Культура общности складывается из отдельных актов поведения. Чтобы понять поведе­ние, нужно раскрыть содержание таких сущностей, как вознаграж­дения и издержки.

Самой резкой критике подвергалась парадигма социальных дефиниций Скиннера. Одной из важнейших его целей в труде «За пределами свободы и достоинства» [50] было исключение из социальных наук и вообще из научного обихода идеи, которую он обозначил «автономным человеком». Идея автономного человека — составная часть социально-дефиниционистской парадигмы (напри­мер, мидовское «Я»). Имеется в виду, что люди автономны, если можно атрибутировать им способность чувствовать и мыслить. стремиться к свободе и сохранению достоинства. Люди, согласно этой концепции, обладают некоей внутренней сущностью, опреде­ляющей их действия. Эта внутренняя сущность порождает иници­ативу, созидание и творчество.

Для Скиннера же идея автономной внутренней сущности есть как раз та самая «мистическая», метафизическая конструкция. которая должна быть устранена из социальных наук: «Понятие автономного человека предназначено только для того, чтобы объ­яснить вещи, которые мы еще пока не в состоянии объяснить другими способами. Его существование зависит от нашего незнания, и оно, естественно, потеряет свой статус, как только мы будем знать больше о поведении» [50 р., 12]. Первичная сущность, по Скиннеру — это поведение, а также и условия, которые понуждают к эт<. поведению (в первую очередь — другие поведения). Он считал, чтс не следует фокусировать внимание на таких понятиях, как «ч ства»; нужно сконцентрироваться на анализе (и контроле) поведе­ния и случайностях, которые влияют на него*. Линда Молм развила это положение, утверждая, что Скиннер работал над тем, что cm называл «частными случаями», или «случаями, имеющими мест: внутри индивида, недоступными наблюдателю извне» [40, р.16!

*Яяд бихевиористов включают в сферу своих интересов понятия знания, эмош». разума- Например, Артур Стаатс [53] привел доказательства в пользу вклю-к-н** в исследование понятия разума. Джон Колдуин и Дженис Болдуин [5J по--т кивали, что бихевиористам и даже всем социологам следовало бы пользова-ъз» как традиционным научным аппаратом, так и понимающей методологией _™!> того, чтобы осмыслить все разнообразие социальных феноменов,

В категорию «частных случаев» он включал мысли, чувства и восприятия. Однако Скиннер соглашался принимать во внимание внутренние состояния лишь при двух условиях. Во-первых, эти состояния не должны быть независимыми (или опосредующими) переменными. Иначе говоря, они не могут быть объясняющими, а лишь объясняемыми переменными. Во-вторых, они все-таки должны быть доступны для наблюдения. Такой ограниченный подход к ментальным состояниям неприемлем для сторонников парадигмы социальных дефиниций,

Скиннер и другие социальные бихевиористы интересуются связями между индивидами и окружающей их средой [40], которая состоит из ряда социальных и несоциальных сущностей. Они доказывают, что принципы, управляющие связью между индивидом и социальным объектом, тождественны принципам, управляющим связью между индивидом и несоциальным объектом.

Это означает, что для бихевиориста ребенок, бросающий каму­шек в реку, как объект изучения качественного тождествен бихевиоральным феноменам любой степени сложности (мать, бранящая ребенка, учитель, наставляющий класс, производственное совещание на уровне директоров).

Социальные бихевиористы интересуются процессом взаимодей­ствия, но этот процесс определяется ими совершенно иначе, чем социальными дефиниционистами. С точки зрения социальных дефиниционистов, действующие субъекты являются динамичными, созидательными силами в процессе взаимодействия [43 ]. Они не просто реагируют на стимулы, но интерпритируют их и действуют на основе своих интерпретаций. Социальные бихевиористы, напротив, оставляют индивиду гораздо меньше свободы. С точки зрения бихевиориста, «мышление есть поведение мозга. Большая часть мозговой деятельности неосознана» [6, р. 264]. Таким об разом, если, с точки зрения социального дефинициониста, действующий субъект энергично и сознательно конструирует социальную реальность, то с точки зрения социального бихевио­риста, он (или она) бессознательно реагирует на стимулы. Реакция индивида определяется характером внешних стимулов. Это гораздо более механический образ субъекта, чем в трактовке социального дефинициониста.

Образ действующего субъекта у сторонников парадигмы соци­ального факта (пример — структурный функционализм) почти столь же механичен, как в социально-бихевиористской парадигме. Они видят индивида, подчиненного внешним нормам, ценностям, структурам и т.п. Различие между ними и социальным бихевиориз­мом состоит лишь в представлении о силах, управляющих индиви­дом, С точки зрения первых, индивидом управляют крупномасш­табные структуры и институты. Социальные бихевиористы интере­суются связями между индивидами и их вероятным влиянием на поведение;