Концепция идеологии

Интерес Парето к концепции идеологии, которая является интегральной

частью его социальной теории, был не случаен. Разочарование в политике буржуазных либеральных партий, неспособных к эффективному действию, погрязших в интригах и борьбе за власть, вызывало сугубо негативное отношение социолога к демагогическим ухищрениям и уловкам господствующих социально-политических группировок, суть которых он справедливо усматривал в их стремлении замаскировать свои неблаговидные политические цели. Вместе с тем рост популярности марксизма в Италии, который, по словам Парето стал слуить «новым евангелием» для лучшей части итальянской молодёжи, убеждая её в силе и общественной значимости идеологи, стимулировал поиски зачастую скрытых причин ее распространения и влияния на социальную жизнь. Оставаясь на позициях защиты буржуазного порядка, Парето допытался объяснись природу особенности и социальные функции идеологии в современном мире.

Псевдологические рассуждения, пустые разглагольствования ложные аргументы, фальшивые оправдания являются продуктом “мыслительного города, испытываемого человеческим существом” [10, vol.2, р.5]. Потребность в оправдывающих социальное поведение псевдологических теориях, в кoтоpыx средства, предлагаемые для достижения целей, не связаны с целями объективной логикой, выражается в создании теологических учений, этических и политических доктрин, затушевывающих истинную сущность религии, морали, политики. Социальная наука должна поэтому раскрывать основу этих учений, т.е. обусловливающие их эмоции. Идеология, по Парето, — это чисто словесные покровы, ловкие демагогические ухищрения, которым придана теоретическая форма с целью маскировки нелоги­ческого характера действия. Идеологии создаются для того, чтобы скрыть истинные побудительные мотивы действий, корни которых — в иррациональных пластах человечкской психики. Идеологические концепции, верования теории Пapeтo обозначил термином “дерива­ции” (derivazioni), что значит «производные», подчеркнув тем самым их вторичный, производный характер от чувств.

Итальянский социолог разработал классификацию дериваций, разделив их ва четыгре класса t Ibid., p. 15--16 ].

Первый класс образуют утверждения, преподносимые как абсо­лютные истицы, аксиомы или догмы. Второй класс -- это неком­петентные суждения, оправдываемые ссылкой на авторитет. Третий класс составляют апелляции к общепринятый принципам и чувст­вам; часто обоснование подобного рода покоится на чувствах действующего лица, обладателя определенного “остатка”, но изо­бражается как совпадение с чувствами всех людей, “большинст­ва”, или “всех уважающих себя людей” [Ib>id., р.44]. Последний, четвертый класс дериваций образуют чисто словесные доводы, “вербальные доказательства”, выражения, pie имеющие никакого объективного эквивалента. Таковы известные из формальной логики софизмы. Этот род дериваций, употребляемой обычно ораторами, особенно действен, потому что при помощи ловко употребляемых оборотов пробуждает в слушателях нужные чувства, и притом так искусно, что они этого даже не замечают. Такие деривации высоко ценятся в политике и судопроизводстве. Сюда же относится простое жонглирование словами, употребление ходовых метких словечек и оборотов речи (см. [4 fl)

Парето считал, что фальшивые словесные образования, дерива­ции идеология, религии едва ли поддаются точному научному анализу. Однако он пытался найти пути объяснения идеологических явлений. Неверно считать, утверждал итальянский социолог, эти псевдологические построения просто абсурдом или патологией или же рассматривать их как плоды фантазии, созданные кастой священников для одурачивания масс. Противопоставляя деривации (идеологии) истине, Парето вместе с тем подчеркивал, что их логическая несостоятельность вовсе не уменьшает их социального значения, их ценности для общества в целом и для отдельных действующих лиц. “Факты ясно доказывают, — писал он, — что мифологии не соответствуют действительности и все же имеют большое социальное значение” [10, vol. 2, р.299].

Следует отметить меткость некоторых наблюдений Парето. Так, он подчеркивал активную роль идеологий в обществе, их мобили­зующую силу: “Обобщая, можно сказать, что деривации принима­ются не столько потому, что кого-то убеждают, но потому, что ясно выражают идеи, которые люди уже имели в неосознанном виде. Этот последний факт всегда является главным моментом в ситуации. Поскольку деривация была принята, она придала силу и агрессив­ность соответствующим эмоциям, которые теперь нашли путь к проявлению” [Ibid., p.312]. Раскрывая механизм манипулирования массовым сознанием, он писал: “Важно обладать простой дерива­цией, принимаемой с готовностью каждым, даже самым большим невеждой, а потом повторять ее снова и снова” [Ibid., p.313].

Подчеркивая роль неосознанных элементов человеческой психи­ки, Парето сформулировал некоторые идеи психологии подсознания, хотя не был знаком с трудами Фрейда.

Но, оторвав проблему “нелогического” действия от общественной практики, Парето вставал на позиции релятивизма. По его мнению, нет принципиальной разницы между аргументацией, используемой язычниками, христианами, сторонниками прогресса, гуманизма, общественной солидарности, демократии и т.п. Все эти теории в равной мере характеризуются преобладанием эмоций над фактами и с научной точки зрения не имеют никакой ценности. Итальянский социолог отрицал, что идеологии существенно отличаются друг от друга хотя бы тем, что рождаются на разных уровнях развития общества и в различной пропорции содержат различные стороны общественного бытия. Историческая конкретизация проблемы от­сутствовала и Тогда, когда речь шла о сопоставлении научной ценности идеологий, существующих одновременно. Согласно Паре-то, идеологии меняются только по форме, заменяя одну систему аргументации другой, одни словесные формулировки другими, более гибкими и изощренными. По сути дела, Парето замыкал проблему идеологии в узкие рамки (границы) индивидуальной психики, отрывая ее от реальной истории и борьбы классов, в которой собственно и происходит развитие идеологии.

Логическим следствием рассуждении Парето было положение о существовании отдельных индивидов, которые могут освободиться от эмоций, деформирующих образ действительности. “Опыт пока­зывает, — писал социолог, — что индивид может как бы разделиться надвое и до некоторой степени освободиться от своих эмоций, предрассудков и верований, когда борется за научное исследование” [Ibid. d 761. Эти люди, по мнению Парето, гении. Отдаваться во власть эмоций и предрассудков – удел заурядных личностей с умеренным талантом. Гении же «именно благодаря своим качествам возвышаются над обыденностью и отделяются от человеческих масс… менее подвержены господствующим верованиям, идеям и чувствам».

Приведенное высказывание о том, что несмотря на то, иррационализм своей теории, Парето далеко не был освобождён от иллюзий позитивистскго рационализма. Согласно его концепции, гении, вожди, вообще выдающиеся личности – носители разума, тогда как массы способны руководствоваться только неосознанными эмоциями и страстями.

Характерно, что Парето попытался разграничить задачи логика и социолога. «Когда логик открывает ошибку в выводе, софизм разоблачается и работа логика закончена. Только тогда начинается работа социолога, который должен исследовать, почему вообще ложные аргументы принимаются людьми, почему эта софистика убеждает… Логика исследует, почему вывод является ошибочным, социология – почему он получает широкое распрстранение». Однако ответ Парето на вопрос отнюдь не социологичен: «Утверждения принимаются и заваевывают престиж благодаря пробуждению в слушателях эмоций различного рода, которые получают статус доказательства. Они убеждают потому, высказываются учёным сентенционным тоном, с большой силой убедительности, изысканным литературным языком.

В общем балансе социальных факторов деривации, согласно Парето, являются произвольными и независимыми. В качестве общественного базиса он склонен рассматривать не социально-экономические отношения, а совокупность «остатков», интересов и связанной с ними социальной гетерогенности. Парето увлечённо разоблачает, демистифицирует различные деривации. Юридические теории, утверждает он, являются не обоснованием действительного применения законов, а всего лишь использованием лишних аргументов в соответствии с корыстными целями. Моральные деривации служат сокрытию аморальных целей, религиозные – покрывают низменные чувства, общие якобы всем эпохам и народам.

В разоблачительном пафосе Парето чувствуется влияние борьбы К. Маркса с идеалистическими идеологическими концепциями, деформирующими действительность. Но позитивное решение проблем общественного сознания, свойственное марксизму, для Парето неприемлемо. Объяснить, в силу каких причин ненаучные идеологии искажают действительность и конкретно-исторически проанализировать их содержание, т.е. раскрыть их гносеологические и классовые корни с теоретических позиций, принятых Парето, вообще невозможно. Понятие дериваций обнаруживало свою непреодолимую узость, поскольку по содержанию они не заключают в себе больше, чем те чувства, выражением которых являются. А неизменные «остатки» не могут объяснить изменения идеологий. Не могут они раскрыть и содержания последних.

Не спасает положения и интерпретация идеологии как псевдологического обоснования уже совершенного или совершаемого действия — этой основной клеточки общественной жизни. Ведь само социальное действие Парето истолковывал исключительно психоло­гически, как иррациональное по своей природе. Если идеологии имеют псевдорациональный характер, а формулируемые ими моти­вы лежат вне разума, то какие же факторы можно назвать действующими причинно? В какой сфере их нужно искать? К. Маркс и Ф. Энгельс их искали в условиях общественной жизни индивидов, показывая, “каким образом действие всякий раз возникало вслед­ствие прямых материальных побудительных причин, а не из сопутствующих им фраз, каким образом, наоборот, политические и юридические фразы также являются результатом материальных побудительных причин, как и политическое действие и его резуль­таты” [3, t.l3” c.492 ]. Парето же искал истоки идеологических явлений в психике отдельного изолированного индивида, трактуя ее внеисторически и абстрактно. Реальные общественные силы, определяющие позицию индивида в массовых общественных движе­ниях, и вообще действия масс его не интересовали. Из поля зрения итальянского социолога совершенно исчезала классовая структура общества, интересы и стремления общественных сил, которые в силу своего общественного положения способны более или менее последовательно опираться в своих действиях на науку. Отказ от классово-исторического подхода к идеологическим явлениям прида­вал наблюдениям Парето печать односторонности и ограниченности. В конечном счете он сам оказался в путах “ложного сознания”, в диагностике которого видел свою задачу. Ведь наряду с требовани­ями логико-гносеологического характера, о которых говорил Парето, научная теория и методология общественных наук обязательно включает социологический анализ социальной действительности с •позиции определенных классовых интересов. Формалистическая односторонность методологии и психологический редукционизм обусловили неадекватность концепции идеологии Парето.

6. Концепция круговорота элит

Существенный элемент социальной системы составляет, согласно Парето, социальная гетерогенность, которая предопределяется из­начальным неравенством индивидов. Особенность той или иной социальной группы зависит от природных способностей и талантов ее членов, а это, в свою очередь, определяет общественное положение группы на той или иной ступени общественной лестни­цы. Тем, кто имеет “высший показатель в своей области деятель­ности, мы даем название элиты” [10, vol.2, p.530], писал Парето. Элита — это избранная часть населения, остальная его часть лишь “приспосабливается к полученным от нее стимулам” [Ibid., vol.1, р. 168]. В свою очередь элита подразделяется на две части: одна прямо или косвенно принимает участие в управлении обществом (“правящая элита”, или “правящий класс”), а другая не участвует в управлении и подвизается в художественной или научной сферах (“неуправляющая элита”) [ Ibid., vol.2, p.531 ].

Элита и неэлита образуют соответственно высший и низший слои общества. Представители низов, наиболее одаренные из них “поднимаются вверх”, пополняя ряды правящей элиты, члены которой в свою очередь, деградируя, “опускаются вниз”, в массы*. Происходит циркуляция, или круговорот, элит — процесс взаимо­действия между членами гетерогенного общества, которое представ­ляется Парето в виде пирамиды с элитой на ее вершине. Элиту характеризует высокая степень самообладания и расчетливости, умение видеть слабые и наиболее чувствительные места в других и использовать их для своей выгоды, в то время как массы обычно запутываются в сетях эмоций и предрассудков. Это оправдывает “разделение общества на две части. Те, в ком преобладает знание управляют и руководят теми, в ком преобладают чувства, так что в конце концов их действия оказываются энергичными и мудро направляемыми” [Ibid., p.351 ].

Парето указывает на два главных качества управляющих: умение убеждать, манипулируя человеческими эмоциями, и умение применять силу там, где это необходимо. Эти способности являются взаимоисключающими. Правительства правят, либо применяя силу, либо при помощи соглашательства и уговоров. “Согласие и сила являются инструментами управления на всем протяжении истории” [Ibid., p.678].

Парето развивает идею об управлении массами путем манипулирования их чувствами при помощи идей, подчиняющих интересам правящих классов. “Политика правительства тем эффективнее, чем успешнее оно использует эмоции». Искусное применение этого принципа может, по Парето, объяснить любой политический успех. Но в ходе политической истории быстро обнаруживается, что один из методов недостаточно, чтобы правящий класс мог сохранить власть. Он должен вовремя применить силу. Поэтому обличительная критика Парето направлена против «сентиментальных» идеологий либерализма с их проповедью гуманности, компромиссов и т.п. Будучи неспособной применить силу, правящая элита деградирует и вынуждена уступать своё место другой, обладающей большей решительностью и способностью прибегнуть к насилию. «История является кладбищем аристократии». Ключ к объяснению взлётов и падений правящих классов, их возвышения и упадка находится, согласно Парето, во взаимоисключающем характере двух типов правления.

Механизмом, посредством которого происходит обновление правящей элиты в мирное время, является социальная мобильность. Чем более открыт правящий класс, тем крепче его «здоровье», тем более он способен сохранить своё господство. Чем более он замкнут, тем сильнее тенденция к упадку, Правящий класс обновляется не только численно но и, что гораздо важнее, качественно, путем пополнения своих рядов из наших классов.

ц >' а тех' У которых преобладаю“остатки” “постоянства агрегатов” — “львами”. “Лисицы” —. символ хитрости, коварства, вероломства; “львы” — символ силы упорства, непримиримости, мужества.

В области хозяйственной и финансовой деятельности “лисицам” и “львам” соответствуют типы “спекулянтов” и “рантье”. “Спеку­лянт”, согласно Парето, прототип бизнесмена, ловкого воротилы комбинатора, предпринимателя, стремящегося к наживе. Он погру.1 жен в рискованные комбинации, не знает угрызений совести добивается успеха любой ценой. “Рантье” — его полная противо­положность. Это робкий вкладчик, живущий на фиксированные доходы, боящийся ступить шаг, чтобы не повредить своему капиталу и не пострадать самому. Преобладание в обществе “рантье” — свидетельство стабилизации общества, переходящей затем в загни­вание. Преобладание “спекулянтов” предопределяет развитие в социальной и экономической жизни.

Чередование экономических и политических циклов связано в концепции социального равновесия Парето с циклами духовного производства — интеллектуального, религиозного, художественного и т.п. Здесь происходит ритмическая смена периодов веры и скептицизма, в основе которых в конечном счете лежат “остатки” первого и второго классов. Когда в психике индивидов усиливаются “остатки” первого класса и соответственно ослабевают “остатки” второго класса, изменяется пропорция “остатков” в определенных социальных группах. Такие группы недовольны окружающей дей­ствительностью, критически относятся к существующим порядкам и господствующим ценностям. Стремясь создать свои научно обоснованные и логически выдержанные теории и программы, они считают это расчищением пути разуму, освобождением от предрас­судков. Но когда эти псевдоинтеллектуальные теории одержат верх, в обществе неизбежно возникнет противоположное течение духов­ной жизни. Индивиды, в которых усилились чувства “постоянства агрегатов”, критикуют показную логичность и разумность новых теорий, выискивая в них ошибки и несоответствия. Так возникают антиинтеллектуальные, интуитивистские и мистические теории, постепенно вытесняющие позитивизм и рационализм.

Теория “круговорота элит”, подобно теории общественной ак­тивности, строилась Парето не на основе анализа общественных отношений и социальных институтов, а на основе исследования врожденных биопсихических свойств индивидов. Первичными в его концепции власти являются личностные черты правителей, которы­ми они обладали еще до того, как заняли элитарное положение в обществе. Пытаясь поставить вопрос о соотношении биологической и социальной дифференциации, Парето считал, что капиталисти­ческая экономика в условиях, благоприятствующих ее развитию, предоставляет простор для свободного продвижения в верхи обще­ства лучших его представителей и воспроизводства его структуры в соответствии с биопсихическими качествами индивидов. Итальян­ский социолог не предполагал, что обладание необходимыми для управления личностными качествами — лишь одно из условий возникновения института господства, притом не главное и не решающее. В действительности же конкуренция регулируется инс­титутом капиталистической частной собственности. Индивиды всту­пают в борьбу, уже будучи включенными в определенную систему общественных отношений, обладая преимуществами, обусловленны­ми положением, занимаемым ими в обществе. Главный фактор политического успеха и отбора “лучших” из числа претендентов на власть — сила тех политических классов и группировок, которые стоят за этими претендентами.

Политические, идеологические и экономические изменения в обществе не являются простым следствием изменений в личном составе правящего меньшинства, как считал Парето. Процесс “циркуляции элит” в действительности выражает глубокие обще­ственные процессы, прежде всего социально-экономического харак­тера. Политические изменения происходят тогда, когда правящие группировки не в состоянии разрешить социально-экономические проблемы, возникающие в ходе общественной практики, и вынуж­дены прибегнуть к политическому маневрированию.

Рассуждения Парето относительно функционирования элит не опирались на анализ реальных массовых общественных сил, не были конкретизированы в соответствии с отдельными историческими эпохами, акцентировали внимание на внешних формальных сход­ствах различных типов правления, подводимых под общую схему. Абсолютизируя общие черты функционирования элит власти в антагонистическом обществе, Парето не учитывал того, что разные исторические периоды выдвигают перед власть имущими разные требования, под влиянием которых дифференцируются, расслаива­ются правящие группы, формирующиеся иа основе исторически изменяющихся критериев.

Итальянский социолог нарисовал отталкивающий в своем ци­низме образ истории, состоящий из картин насилия, афер, преступ­лений, дворцовых комбинаций и грызни претендентов на власть. Гуманизм в этих условиях не более чем предрассудок или идеология самоунижения; будущее находится в руках политиков, лишенных совести, не задумывающихся об общественных последствиях своих действий, лишь бы они вели к желаемой цели. Общественное равновесие может обеспечить только такая элита, которая может извлекать выгоду из власти, не брезгует никакими средствами, в любом случае заботясь только о своих собственных интересах. “Цель оправдывает, средства”, — повторял Парето афоризм Макиавелли, которого он ценил значительно выше любых современных авторов.

Общественно-историческая концепция Парето глубоко пессими­стична. История в его представлении обречена на вечно повторяю­щееся циклы, в смене которых нет никакого заметного прогресса:

восходящая часть кривой является “причиной” или условием ее нисходящей части — не более.

Как справедливо заметил один из исследователей Парето, его пехсимизм не может быть объяснен меланхолическим темперамен­том [7, р. 161 ]. Он объясняется крушением политических идеалов

Глава десятая

СОЦИАЛЬНАЯ СИСТЕМА ТОЛКОТТА ПАРСОНСА И СТРУКТУРНЫЙ ФУНКЦИОНАЛИЗМ

1. Идейные истоки и формирование функциональных представлений в социологии

Функционализм как исследовательская ориентация отчетливо про­явился в течение последних пятидесяти лет. Он прошел сложную эволюцию с начала 30-х годов, когда основатели британского антропологического функционализма Б.Малиновский и А.Р.Редклифф-Браун сформулировали основные положения этого направления.

Важным этапом его истории стал американский структурный функционализм (Т.Парсонс, Р.Мертон и др.), который развил и распространил функционалистскую методологию на все разделы социологии. При этом общенаучное содержание структурно-функ­ционального анализа как разновидности системных методологиче­ских концепций постепенно срасталось с различными социологиче­скими теориями иного происхождения (например, с теорией соци­ального действия) и начало отождествляться с ними. Поэтому, чтобы выявить логическую структуру функционального анализа в чистом виде, надо проследить ее в различных исторических контекстах, отделив от позднейших теоретических привнесений. В частности, над этой проблемой успешно работал широко известный польский социолог-марксист П.Штомпка [39 ].

Многие существенные черты функционального подхода в широ­ком смысле можно найти еще в Древней Греции у элеатов (в учении Парменида о “едином”), а также у Ш.Монтескье, О.Конта, Г.Спенсера и других мыслителей. Так, социальная статика Конта опиралась на принцип, что институты, верования и моральные ценности общества взаимосвязаны в одно целое. Существование любого социального явления в этом целом получает объяснение, если описан закон, как оно сосуществует с другими явлениями. Г.Спенсер использовал функциональные аналоги между процессами организма и общества. Законы организации общества и организма гомологичны. Подобно эволюционному развитию организма, про­грессирующая дифференциация структуры в обществе сопровожда­ется прогрессирующей дифференциацией функций. По мнению Спенсера, можно говорить об органической взаимозависимости частей, об относительной самостоятельности целого (структуры) и частей как в обществе, так и в организме. Процессы социальной эволюции, как и развитие живых организмов, являются естествен­ными и генетическими процессами, которые нельзя ускорить с помощью законодательств. Человек может только исказить или задержать ход этих процессов.

Опираясь на свою количественно-механическую схему эволюции (между прочим, независимую от Дарвина), Спенсер отчасти пред­восхитил постановку проблем структурной сложности, соотношения процессов социальной дифференциации и интеграции в современном функционалистском неоэволюционализме.

Определенным внешним сходством со всеми современными системными течениями в социологии обладала и общая методология биоорганической школы конца XIX в. Ценной была уже сама ее попытка концептуализации структуры и функциональных связей социального целого. Живучей оказалась проблема сочетания вре­менной “организмической” картины социального целого и эволю-ционно-генетических представлений, в модифицированном виде перешедшая к структурализму, структурному функционализму и другим системно ориентированным направлениям в социологии. Специально социологическая, а не философская разработка (хотя и на узкой биологической основе) старых идей о примате целого вытекающие из них требования рассматривать социальные явления и процессы между индивидами и группами в их соотнесенности со структурой и процессами целого, своеобразная постановка проблемы функционального единства его частей, а также естественнонаучная трактовка развития как постепенного генетического процесса, неза­висимого от человеческого сознания, связывают я некоторой степени биоорганическую школу с тенденциями современного функциона­лизма.

Но ближе всего стоят к новому функционализму и сознательно усвоены им метод и теоретические построения Дюркгейма. Вся его социология основана на призвании того, что общество обладает собственной, какой-то независимой от людей реальностью и что это не просто идеальное бытие, но система активных сил, “вторая природа”. Отсюда Дюркгейм делал вывод, что объяснение социаль­ной жизни надо искать в свойствах самого общества.

Близки функционализму и такие особенности его метода, как анализ структурного прошлого социальных институтов и современ­ного состояния среды при определении области возможных струк­турных вариантов в будущем развитии, относительность оценок функциональной полезности данного социального явления в зави­симости от точки зрения (требований института,' группы отдельных участников), уровня анализа и др. Совпадает с общей естественно­научной ориентацией функционализма стремление Дюркгейма поставить социологию в один ряд с физикой или биологией, трактуя идеи как вещи и найдя для нее свою отличительную реальность в виде социальных фактов, которые можно было бы объективно изучать, измерять и сравнивать.

Дюркгейм развил функциональную теорию социального измене­ния, в основе которой лежала идея структурной дифференциации, создав предпосылки дальнейшего продвижения американскому функционалистскому неоэволюционализму 50-60-х годов (Т.Парсонс, Н.Смелсер и др.). В частности, Т.Парсонс признал зависимость своего подхода к структурной дифференциации социальных систем от эволюционализма Дюркгейма, “отметив чрезвычайную ценность его концепции” [30, р.318]. Для современных попыток синтеза структурных и процессуальных описаний социальных явлений важно, что большинство исследований Дюркгейма — будь то его социология семьи, религии, анализ развития общественного разде­ления труда, форм собственности и договорного права — построено на историческом основании [10].

Отправляясь от идей Дюркгейма, разработкой функционального метода и основных понятий функционализма, “структуры” и “функции” занялись ведущие английские социальные антропологи — Б.Малиновский и А.Р.Редклифф-Браун.

Редклифф-Браун был одним из инициаторов применения сис­темного подхода к так называемым примитивным обществам. Его теоретические принципы продолжали традиции английского эмпи­ризма: социальные явления должны рассматриваться как естествен­ные факты и при их объяснении надо следовать методологии естественных наук: в теории допустимы лишь такие обобщения, которые могут быть проверены.

Рассматривая общество как живой организм в действии, Ре­дклифф-Браун считал, что исследование его структуры неотделимо от исследования его функций, т.е. от показа того, как “работают” составные части системы в отношении друг к другу и к целому. Он отверг попытки (характерные для его современника, другого знаменитого английского антрополога — Б.Малиновского) связать социальные явления с индивидуальными потребностями, будь то биологические или психологические.

Исходными для Редклифф-Брауна были следующие основные структурные представления об обществе.

1. Если общество способно выжить, должна существовать некая минимальная солидарность между его членами: функция социаль­ных явлений — или создавать, или поддерживать эту солидарность социальных групп, или же поддерживать институты, которые этому служат.

2. Следовательно, должна также существовать минимальная согласованность отношений между частями социальной системы.

3. Каждый тип общества проявляет основные структурные черты, и различные виды человеческой деятельности связаны с ними так, чтобы вносить вклад в их сохранение [35].

Определяя влияние Редклифф-Брауна на становление функци­онализма в западной социологии, можно отметить немалый вклад его в разработку и уточнение понятий социальной структуры. Его концепции можно рассматривать как необходимый этап развития понятия “структуры” вообще, в результате чего оно достигло достаточного уровня общности и получило возможность применения к любой организационной упорядоченности социальных явлений.

Другой английский антрополог, Бронислав Малиновский, много сделал для формирования понятия функции. В его концепции это понятие является центральным. По Малиновскому, социальные явления объясняются их функциями, т.е. по той роли, какую они играют в целостной системе культуры, и по тем способам, какими они соотносятся друг с другом [24,с. 116—117].

Наибольшие возражения всегда вызывала предпосылка раннего функционализма, что всякое событие внутри системы в каком-то отношении функционально для системы. Позднее ее называли “постулатом универсальной функциональности” [8]. Для раннего функционализма окончательно нерешенной оставалась проблема:

допустимо ли считать культуру в целом “функциональной”, по­скольку она предписывает адаптивные нормативные образцы чело­веческого поведения. Школа Малиновского склонялась к признанию ее функциональности: “Все элементы культуры, если эта концепция (функционалистская антропология) справедлива, должны быть ра­ботающими, функционирующими, активными, действенными” [8 с.115].

Универсальному функционализму присущи внутренние трудно­сти, которые отчетливо видны в схеме Малиновского. Один из его руководящих принципов, что конкретные явления культуры созда­ются для удовлетворения определенных потребностей, почти тавто­логия, так как для любого явления, в сущности, легко установить, что оно удовлетворяет какую-то потребность. Утверждение Мали­новского, будто каждое культурное явление должно иметь функцию, т.е. что оно существует, потому что удовлетворяет некую современ­ную потребность, а иначе его бы не было, чрезмерно сильно. Только специальным исследованием можно установить, полезно ли для чего-нибудь и кому-нибудь данное явление.

Дискуссии о содержании функционализма. Складываясь и преобразуясь под влиянием многообразных воздействий со стороны и изнутри, функциональное направление стало чрезвычайно неоднород­ным и сложным. Неоднозначность того, что называют функционализ­мом, когда под общим названием скрываются разнородные или в разной степени связанные концепции, привела к тому что многие предпочитают говорить о расплывчатом функционалистическом дви­жении, ориентации и т.п. Однако некоторые исследователи и критики функционализма в первую очередь рассматривают его как теорию. Об этом пишет, например, К.Дэвис (“функционализм — это прежде всего социальная теория”) [16] и такие критики функционального направ­ления, как Р.Дарендорф, ДЛоквуд, Р.Миллс и др.

Не менее распространено противоположное мнение. Так, Хоманс в известной статье “Возвращение к человеку” утверждает, что затруднения при формулировке функциональной теории возникают не потому, что “она ложна, а потому, что попросту не является теорией” [22, р.813].

П.Штомпка в указанной книге приходит к выводу, что “теорию” в строгом смысле следует рассматривать как наименее развитую область функционализма. Однако потенциальные составляющие теории — функциональные высказывания — имеются.

В работах, причисляемых к функциональному направлению, богаче представлены так называемые концептуальные схемы. Раз­личие между такими схемами и теорией в строгом смысле более или менее ясно из следующей критической оценки Дж.Хоманса:

“...То, что создали функционалисты, не было теорией, но новым языком описания социальной структуры, одним из многих возмож­ных языков. Видимая часть работы, которую называли теоретиче­ской, сводилась к демонстрации того, каким образом слова из других языков, а также слова разговорного языка, можно перевести на их язык... То, что образует теорию, однако, —• это дедукция, а не языковый перевод” [22, р.813].

Главную и наиболее обсуждаемую сторону функционализма со­ставляет функциональный метод в широком смысле, хотя были попытки отрицать его специфику. Такой точки зрения придержи­вается К.Дэвис в статье, полемически озаглавленной “Миф о функциональном анализе как специальном методе в социологии и антропологии”. Согласно этой точке зрения, функциональное мыш­ление, которое ищет значение факта, исхода из его отношения к общественному целому, было составной частью всей социологии, а не одного из ее направлений. Именно как метод толковал функци­онализм Р.Мертон в известной книге “Социальная теория и социальная структура”. О функционализме говорят как о “методоло­гической ориентации”, “систематическом способе анализа” (Р.Флет-чер), “методе раскрытия отношений между структурными составляю­щими социальной системы” (Б.Барбер), “схеме интерпретации” (Р.Мертон), “исследовательской стратегии” и г.п.

Функциональный метод как эвристический подход — это особая совокупность правил, указывающих выбранное направление иссле­довательских поисков. Такое понимание можно проследить уже у Малиновского и Редклифф-Брауна. Так, последний, поясняя поня­тие функции, указывал, что оно составляет “рабочую гипотезу, при помощи которой формулируется ряд исследовательских проблем... Эта гипотеза не влечет за собой догматического утверждения, будто все, что выступает в жизни каждой общины, исполняет какую-то функцию. Она требует только принять, что любое явление может ее исполнять...” [37, р.633].

Почти все исследователи 50-60-х годов, т.^. времени наивысшего влияния функционализма в западной социологии, отмечали роль функционального подхода в постановке специфических исследователь­ских проблем. Эвристическую роль функционального подхода подчер­кнул К.Гемпель в исследовании о логике функционального анализа:

“То, что часто называют функционализмом, лучше всего трактовать не как доктрину или теорию, выдвигающую необъятно общие принципы... но скорее как исследовательскую программу, содержащую некоторые эвристические правила или рабочие гипотезы” [21, р.301 ].

Эвристические правила функционального” направления можно, по Штомпке, свести к двум, наиболее общим.

1. Если хочешь найти объяснение определенного общественного явления, то ищи функцию, которую оно исполняет в более широком социальном либо культурном контексте.

2. Для этого объяснения ищи не только те следствия явления которые ожидаемы и наблюдаемы, но также (и может быть, прежде всего) побочные следствия, вторичные и непредвиденные (основано на различении Мертоном явных и скрытых функций), или же исследуй и позитивные и негативные следствия этого явления для культурной системы (основано на различении функции и дисфун­кции) [39, р.271.

С логической точки зрения все эвристические правила функци­онального метода представляют собой целевые высказывания и не обладают свойствами истинности и ложности. Поэтому они могут оцениваться только по их эффективности или неэффективности в достижении поставленной цели, но отнюдь не с точки зрения их истинности или ложности, что довольно часто игнорируется крити­ками. Осмысленная критика функционалистской эвристической программы должна пользоваться критерием эффективности.

Функциональный метод неверно отождествлять с совокупностью конкретных эмпириотехнических приемов исследования. Связь тех или иных способов поиска эмпирических данных с функциональной ориентацией более или менее случайна.

Ядро функционального метода в широком смысле составляет функциональный анализ, рассматриваемый “как метод интерпрета­ции социологических данных” (Р.Мертон) — особый способ постро­ения описаний и объяснений социальных явлений.

Современный функционализм и его концептуальный аппарат.

В современных вариантах структурно-функционального метода встречаются разные сочетания структурного и функционального аспектов анализа социальных явлений. У одних авторов, повсеме­стно причисляемых к функциональному направлению, преобладают структурные представления, у других — функциональные.

При структурном подходе сложный объект (общество, его состояние, социальный институт или процесс) задается аналитиче­ским вычленением входящих в его состав единиц (элементов, факторов, переменных). Все составляющие структуры оказываются заданными одновременно в отвлечении от механизмов диахронного существования и воспроизводства социального целого и его частей. Затем найденное статистическое состояние может послужить исход­ным пунктом для анализа процессов социального изменения.

Функциональный подход выясняет связи между элементами и целым, соотнося определенные структурные единицы со способами их функционирования. В результате получается разветвленная типология связей частей друг с другом и с целым, выясняются возможные и невозможные состояния системы, допустимые сочета­ния элементов в ней, определяются наборы функций как способов поведения, присущих данному системному объекту при условии сохранения его структурной целостности и т.п.

Изучение отношений между классом структур и классом функ­ций порождает одну из главных проблем функционализма — проблему функциональной необходимости и проблему функцио­нальных альтернатив действия. Понятие функциональной необхо-

димости основано на предпосылке, будто возможно определить функциональные требования или универсальные потребности [9], которые должны удовлетворяться, чтобы общества сохранялись, т.е. нормально функционировали. У некоторых ранних функционали­стов в допущении функциональной необходимости оставалось неяс­ным, то ли это функция необходима, то ли структурная единица, выполняющая эту функцию. Эта неясность не исчезла и по сей день, о чем свидетельствует критика К.Гемпеля [21 ].

Серьезное уточнение сделал Р.Мертон, ясно различив функцио­нальные потребности и то, что эти потребности могут быть удовлет­ворены некой областью структурных альтернатив [26,р.32—37 ]. Хотя нельзя сказать, что данной структуре соответствует только данная функция, и, наоборот, что данная функция может выполняться только данной структурой, конкретизация функции обеспечивается за счет уточнений класса структур, способных ее выполнить, введения принципа многоступенчатого системного рассмотрения, вычленения структурных единиц с определенными и сохраняющи­мися во времени наборами функций (социальных институтов) и т.п.

В прошлом в функционалистской литературе взаимозаменяемо использовались понятия: функциональные альтернативы, функцио­нальные эквиваленты, функциональные субституты и функциональ­ные аналоги. Они были разработаны с тем, чтобы учесть возможные варианты исполнения действия при данном наборе структурных элементов. Но в практике исследований последнего десятилетия эти термины используются, когда допускают, что существует область структурных или ценностных эквивалентов, которые могут выпол­нять данную фиксированную функцию и решать общие проблемы. Несмотря на разочарование современных западных социологов структурно-функциональным анализом в целом, некоторые эмпи­рически ориентированные исследователи находят, что понятие функциональных альтернатив полезно [15; 24]. Однако и здесь в адрес функционального анализа появляются критические замечания по поводу того, что он не объясняет, почему именно данная альтернатива имеет место в рассматриваемой системе. Это замеча­ние является частным случаем наиболее распространенного пункта критики функционализма, состоящего в том, что его основные термины (функциональные предпосылки, потребности и т.п.), как правило, использовались неэмпирически и не были операционально определены. Если же не конкретизировать, как эти термины применять к эмпирической действительности, они будут непригодны для конкретных практических прогнозов и эмпирического исследо­вания.

Современный структурно-функциональный анализ не может обойтись без некоторых обобщенных представлений о функции. Даже при развитом структурном социологическом объяснении о благоприятных или дисфункциональных характеристиках социаль­ной жизни судят по функциональному поведению индивидов, организаций и подсистем разных уровней. Уточнил понятие “фун­кция” в контексте разных исследовательских процедур Р.Мертон.

Он же способствовал более гибкому и операциональному елз использованию.

Мертон различает пять значений термина “функция” [26 ]. В первом значении, неотносимом к функциональному анализу в социологии, функция-1 выступает как общественное поручение возложенное на конкретного исполнителя, функция-2 — это специализированный род занятий, составляющий для индивида постоянный источник деятельности (в более узком смысле — конкретная должность, связанная с определенным социальным статусом и определенными сферами ролевой активности). Функция-3 — математическая, когда (согласно наиболее распространенному и традиционному определению) переменная есть функция другой переменной или множества переменных, если ее значение однознач­но определено значением (-ями) другой переменной (-ых). Функ­ция-4 выступает как системообразующий принцип связи структур­ных единиц. Функция-5 выступает как объективное следствие, благоприятное для приспособленности и интегрированности системы в отличие от субъективных намерений деятелей, с которыми они приступают к реализации своих представлений о функциональности.

Операционализм и свобода от требования однозначного соответ­ствия функций структурной единице делают функциональный поход Р.Мертона более пригодным для динамического процессуального представления о социальной системе.

В наиболее распространенных теоретических представлениях, которыми оперирует функционализм, общество взято как система социальных отношений и специальных узлов, связок таких отно­шений (институтов). Система организуется в упорядоченное „ и самосохраняющееся целое общими образцами норм и. ценностей, которые обеспечивают и взаимосвязанность ее частей, и последую­щую интеграцию целого.

Один из типов функционального объяснения опирается на биологическую эвристику и аналогии, гипотетически рассматривая действия социальной системы подобного действия организма в среде. Как эта физическая среда накладывает определенные требования, исполнение которых является необходимым условием выживания организма, так и окружение социальной системы (состоящее в основном из других социальных систем) заставляет ее организаци­онную структуру приспособляться к своим требованиям. Собственно элементы социальной системы в определенном смысле функциональ­ны постольку, поскольку они способствуют ее выживанию.

Структурно-функциональный анализ Т.Парсонса. Для Парсон-са одной из центральных задач социологии является анализ общества как системы функционально взаимосвязанных перемен­ных. На практике это означает, что анализ любого социального процесса проводится как часть исследования некоторой системы с “сохраняющимися границами”.

С точки зрения концепции действия система для Парсонса есть любой устойчивый комплекс повторяющихся и взаимосвязанных социальных действий. Потребности личности выступают как пере-

менные в социальной системе. Парсонс и другие исследователи стремились не только разработать правила для функционального анализа любой социальной системы, но и определить совокупность необходимых условий для “функциональных предпосылок”, для всех социальных систем.

Эти условия, необходимые для работы любой такой системы, относятся не только к социальной системе как таковой, но и к ее членам. Каждая социальная система должна удовлетворять опреде­ленные физические потребности своих членов так, чтобы они могли выжить. Она должна располагать также определенными средствами распределения материальных ресурсов. Далее любая система должна выработать какой-то процесс социализации людей с тем, чтобы они развили либо субъективные мотивации подчинения конкретным нормам, либо некую общую потребность подчинения нормам.

Каждое общество в дополнение к специфическим нормам имеет определенные, присущие только ему ценности. При отсутствии таких ценностей маловероятно, что отдельные деятели смогут успешно интернализировать потребность подчинения нормам. Фун­даментальные ценности должны стать частью личности.

Вместе с тем каждая система должна иметь определенную организацию видов деятельности и институциональные средства, чтобы успешно справляться с нарушениями этой организации теми или иными формами принуждения или побуждения. И наконец, общественные институты должны быть относительно совместимы друг с другом.

Поиски функциональных предпосылок не только социальных систем вообще, но и отдельных типов социальных систем направ­лены на то, чтобы облегчить их сравнение и повысить точность анализа их жизни. Однако функциональные требования Парсонса как критерий выделения системы и ее элементов слишком абстрак­тны и не обладают достаточной избирательностью, чтобы эффек­тивно отличать системный объект от несистемного.

Теоретическую схему Парсонса объединяет и организует про­блема социального порядка. Это относится и к теоретико-действен­ному аспекту его взглядов: “Наиболее общее и фундаментальное свойство системы — взаимозависимость ее частей или переменных... Взаимозависимость есть порядок во взаимоотношениях между компонентами, которые входят в систему” [39, р.107].

Надо отметить, что термин “социальный порядок” в современной западной социологии имеет много логически связанных между собой значений. Английский социолог Коэн перечисляет главные из них [14, с.18—19]. Во-первых, “порядок” относится к существованию определенных ограничений, запретов, контроля в общественной жизни. Во-вторых, — указывает на существование взаимности в ней: поведение каждого индивида не случайно и беспорядочно, но отвечает взаимностью или дополняет поведение других. В-треть­их, — улавливает элемент предсказуемости и повторяемости в общественной жизни: люди могут действовать социально только в том случае, если они знают, чего ожидают друг от друга.

В-четвертых, — может означать определенную согласованность непротиворечивость компонентов социальной жизни, и, наконец

в-пятых, устойчивость, более или менее длительное сохранение ее форм. Все эти значения выступают в разных контекстах и у Парсонса.

Различные аспекты социального порядка получают отражение во множестве понятий, из которых основные — “система” и “структура”, употребляемые Парсонсом как для\работы с эмпири­чески выделяемыми объектами и отношениями, так и в работе с абстрактными объектами.

Понятие структуры у Парсонса охватывает те устойчивые элемен­ты строения социальной системы, которые относительно независимы от незначительных и кратковременных колебаний в отношениях системы с внешним окружением. Поскольку эти отношения меняются, необходимо ввести систему динамических процессов и механизмов между требованиями, вытекающими из условия постоянства струк­туры, и требованиями данной внешней ситуации.

Этот динамический аспект берет на себя функциональная часть анализа. Функциональные категории, по словам Парсонса, имеют дело с упорядоченными способами приспособительного взаимодей­ствия между установившимися образцами действия, образующими данную структуру, и данными свойствами окружающих систем.

На самом общем, безлично-абстрактном уровне анализа порядок у Парсонса оказывается в основном продуктом двух процессов: 1) тенденция социальной системы к самосохранению и 2) ее тенденция сохранять определенные границы и постоянство по отношению к среде (гомеостатистическое равновесие). Действия системы в среде, которая сама представляет собой ряд систем, анализируются исходя из функциональных предпосылок, требований для выживания и равновесия системы. Организация видов деятельности внутри сис­темы складывается в результате структурных реакций системы на эти требования, выражающие ее связь со средой. Поэтому в анализе взаимодействий социальной системы важно исследовать область ее взаимообменов с другими системами.

Синтез Парсонсом. представлений о социальном действии, взаимодействии и социальной системе. В западной социологии сегодня заметно стремление смягчить противостояние методологи­ческого индивидуализма и холизма, соответственно сблизить теоре­тико-действенный и системный подходы. В связи с этим ставится задача представить свойства социалы/ых структур как стандартные формы социального действия и взаимодействия. Наиболее известная попытка такого рода синтеза — общая теория действия Т. Парсонса, где исследуются также коллективные субъекты действия и разли­чаются три уровня анализа социального действия: социальная система, культура и личность [32, с.З—23].

Исходя в начале анализа только из природы человеческого действия, всегда направленного к достижению цели, Парсонс выделяет три класса элементов и мотиваций действия: когнитивный (идеи и информация об объектах, относящихся к целедостижению),

катектический (эмоциональное отношение к объектам целедостиже-яия в связи с потребностями деятеля) и оценочный (альтернативы выбора). Все элементы действия становятся социальными через процесс взаимодействия.

Само понятие “социальное взаимодействие” чрезвычайно мно­гозначно, так как имеет долгую философскую и социологическую историю, в ходе которой (в зависимости от понимания специфики общественной жизни) по-разному определялся предмет социального взаимодействия. Эмпирически и операционально ориентировочные подходы рассматривали понятие социального взаимодействия как первый шаг к понятию социальной системы, а диадическое взаимо­действие — как наиболее простую форму этой системы.

В этом русле движется мысль Т. Парсонса. Согласно Парсонсу, в системе любого социального взаимодействия аналитически разли­чаются по крайней мере четыре аспекта: 1) множество взаимодей­ствующих единиц; 2) множество правил или иных “культурных кодов”, которые организуют ориентации единиц и само взаимодей­ствие; 3) система или процесс взаимодействия как такового; 4) среда, в которой эта система действует и с которой происходит регулярный взаимообмен.

Диадическое взаимодействие “эго” и “алтер” — микрокосм социальных систем, поскольку такое взаимодействие содержит многие элементы, из которых состоят социальные системы. В этом взаимодействии “эго” и “алтер” являются одновременно и субъек­тами действия, и субъектами ориентации друг для друга и самих себя. “Эго” видоизменяет свои ожидания относительно поведения “алтер”, чтобы успешно предвидеть его. Одновременно “алтер” приспосабливает свои действия к ожиданию “эго”. Возникающие формы взаимных ожиданий постепенно становятся множеством норм, определяющих права и обязанности сторон во взаимодействии. Множество взаимосвязанных прав и обязанностей, которые возла­гают на себя стороны фактом понятия ими норм, определяет их роли по отношению друг к другу. Устойчивость однажды возникших норм обеспечивается различными механизмами поддержки: потреб­ностью в предсказуемости действий, жаждой одобрения, санкциями и т.п.

Данная схема характеризует природу общественных отношений и в более обширных социальных системах, образующих целую иерархию относительно замкнутых систем взаимодействия. Как видно, эти отношения в основном представляют собой множество нормативно согласованных ожиданий взаимных социальных дейст­вий. В идеальном приближении все общество оказывается совокуп­ностью социальных статусов и ролей.

Внутренняя согласованность (функциональная интеграция) со­циальных систем, т.е. сосуществование и взаимоподдержка различ­ных сфер деятельности внутри них, главным образом оказывается ненамеренным результатом длительного социального взаимодейст­вия. Изменение тоже является результатом его условий и процессов. Чем выше частота непосредственного социального взаимодействия,

как это бывает в малых группах и обществах, тем более интегоирована система. Чем опосредованнее оно в современных обществах тем выше вероятность изменения. '

Итак, различные элементы социальной системы, по Парсонсу оказываются производными от условий социального действия и взаимодействия. Продвигаясь далее в связывании характеристик действия и социальных систем, Парсонс перечисляет пять пао универсальных дилемм, которые должен решить любой деятель ориентируясь на других во всех социальных ситуациях. Он называет' эти дилеммы типовыми, или “структурными переменными” (pattern variables). По его мнению, социальные системы можно охарактери­зовать типом решения этих дилемм, который в них преобладает. Парсонс предполагает, что деятели должны решить дилеммы, как ориентироваться по отношению друг к другу, прежде чем начнется взаимодействие. Что для этого надо? Во-первых^ деятель должен сделать выбор между эмоциональностью и эмоциональной нейтраль­ностью, т.е. между непосредственностью и опосредованностью удов­летворения от достижения цели. Вторая дилемма — “специфич­ность” и “диффузность”, т.е. выбор между построением отношений на каком-то специальном интересе (например, отношение “чинов­ник-клиент”) или на неопределенном множестве общечеловеческих интересов (например, отношения в семье). Третья пара — “уни­версализм” и “партикуляризм”: следует ли рассматривать других в ситуации действия, исходя только из всеобщих специальных и формальных критериев или правил, независимо от прочих их характеристик, как, например, в правовой системе, или же брать их во всем богатстве черт как конкретную категорию людей. Четвертая дилемма — “достижительность” и “аскрипция”, или “качество” против “представительства” (quality-performance), т.е. выбор между ориентацией на действительную эффективность дей­ствий данного лица или же на ожидания и оценку его действий, обусловленных его статусом. Пятая дилемма — ориентация на себя или ориентация на коллектив по интересам, вовлеченным в действие.

Парсонс не утверждает, что эти дилеммы исчерпывают все возможности ориентации во взаимодействии. Критика же ставит под вопрос саму истинность их и полезность в качестве структурообра­зующих переменных [12,с,288]. Парсоновская схема структурных переменных не обладает универсальной значимостью еще и потому, что система вообще может не выдавать некоторых решений (альтернатива неопределенности), а деятели могут нарушать реше­ния системы.

И тем не менее в системных построениях Парсонса структурные переменные играют важную роль, так как с их помощью он описывает основополагающие элементы социальных систем — их главные ценностные системы. Например, основную систему ценно­стей “современного” бюрократизированного общества, которое у Парсонса, как правило, обозначает капиталистическое общество западного типа, он характеризует ориентацией на универсализм,

качество исполнения (или достижительность в отличие от аскриптивности), специфичность и эмоциональную нейтральность.

Подчеркнем, что решения дилемм, образующих структурные переменные, должны быть системными, а не личностными. Решая их в ответ на функциональные требования, система действует насвоих участников через институционализированные ценностные предпочтения.

Уровни анализа социального действия по Парсонсу. От изучения элементарного взаимодействия Парсонс переходит к самой социальной системе. Последняя есть спонтанный результат любых процессов взаимодействия. Агент, через которого осуществляется системная деятельность, выступает как исполнитель опрелённой роли, деятель. Различаются три уровня абстракции в личность. социального действия: социальная система, культура и и личность. Культура, которая задает предельно общую ориентацию действия представляет собой взаимосвязанную систему общих ценностей, символов и т.п. данной общности. Личность есть система мотивов, эмоций и идей интернализируемых каждым индивидом. Собственно субъективные элементы действия Парсонс игнорирует полностью. Кроме того среди систем, с которыми обменивается и взаимопересекается социальная система, Парсонс называет еще “физическую” систему.

Характеристика главных проблем социальной системы.

. Любаясоциальная система должна справляться с четырьмя комплексами проблем,

1. Проблемой рациональной организации и распределения материальных (природных), человеческих (персонал) и культурных ресурсов определенными способами, чтобы достичь целей системы. Эти функциональные требования известны как проблемы адаптации, решения которых заложены в экономической деятельности.

2. Проблемой определения основных целей и поддержания процесса их достижения (проблема целеориентации);

3. Проблемой сохранения солидарности (проблема интеграции). Второе и третье требования выдвигает культурная система, главной задачей которой является легитимация нормативного порядка социальной системы. Проблема целеориентации удовлетворяется политическими видами деятельности. Проблему интеграции помогает решить религиозная деятельность или ее функциональные альтернативы — различные секулярные идеологии и т.п. полнении

4. Проблемой поддержания мотиваций деятелей при исполнении ими требуемых социальных ролей и устранения скрытых напряжений в системе личностной мотивации (так называемая проблема латентности). Эта проблема решается семьей, которая осуществляет первичную социализацию, выстраивая требования социальной системы в личностную структуру деятеля, и поддерживает эмоциональную удовлетворенность своих членов.

Адаптация и целеориентация задают проблемную сферу инструментальной деятельности”, определяющей технические средства организации деятельности, а интеграция и поддержание мотиваций - область “экспрессивной деятельности”. 243

Все четыре функциональных требования имеют смысл лишь в совокупности, в структурной взаимозависимости. Парсонс предпо­лагает инвариантность в их применении ко всем структурным уровням. Одни и те же категории функциональных требований применяются им к предварительно выделенным разным уровням структурной организации общества: первичному, или интеракционистскому, где отношения конкретно определяются через структуру связей отдельных деятелей; уровню управления, где отношения определяются структурой групповой организации; институциональ­ному уровню, где субъектами отношений выступают не индивиды а организации; и социетальному уровню, на котором интеграция социальной системы обеспечивается вышеописанными функциями культуры как структурного инварианта.

2. Идеологическая и теоретико-содержательная критика функционализма

Ревизия структурного функционализма с точки зрения идеи социального изменения. В советской и зарубежной критике назы­вают следующие главные пороки функционализма, свидетельству­ющие о глубоком консерватизме этой системы взглядов: переоценку нормативного элемента в общественной жизни и приуменьшение значения в ней противоречий и конфликтов, подчеркивание обще­ственного согласия, гармонической природы социальных систем. Хотя с тех пор как впервые были высказаны эти критические замечания, функционализм проделал значительную эволюцию, общая консервативная ориентация его сохранилась.

В настоящее время различные направления буржуазной социоло­гии находятся в состоянии конфликта и взаимной борьбы. Особенно остро критикуют официальную западную социологию как в теоре­тической, так и в эмпирической сферах различные леворадикальные социологические течения. Они подвергают сомнению едва ли не все философско-мировоззренческие и общеметодологические принципы функционалистски ориентированной социологии, а заодно и всякой социологии на позитивистском фундаменте. Критические построе­ния проникли и в недавнюю цитадель структурного функционализ­ма — академическую среду, где, по свидетельству современного английского исследователя, создалась ситуация, когда “опроверже­ние функционализма стало почти переходным ритуалом посвящения в социологическую зрелость”. Несмотря на явное падение влияния функционализма на социологическую мысль Запада, критика его имеет больше чем исторический интерес, так как, говоря словами того же автора, хотя “функционализм "умирает" каждый год, каждый осенний семестр, подвергаясь ритуальной экзекуции во вступительных лекциях, его жизненный цикл напоминает цикл умирающих и воскресающих богов Древнего Востока” [25,р.273]. Такой живучестью функционализм обязан элементам общенаучной методологии, содержащимся в нем, своей причастностью к широкой системной ориентации.

В советской литературе подвергнуты критике многие аспекты теорий, выросших на почве функционалистской методологии. Особенно остро критикуется консервативная тенденция функционализма подхо­дить к любым общественным системам как к равновесным, устойчи­вым, нормально функционирующим. По мнению советской критики, методологическая установка функционализма страдает от злоупотреб­ления организмичсскими аналогиями, переносящими “ряд категорий, характеризующих жизнедеятельность животного организма, на харак­теристику общественных отношений, в результате чего утрачивается специфика этих отношений” [1,с.252]. Советские авторы подчеркива­ют опасность абсолютизации функционального метода, отрыва его от историко-генстического и других методов научного исследования.

В западной критике наиболее беспощадно оценивал идеологиче­ский смысл парсоновской версии неофункционализма его соотече­ственник Миллс — один из родоначальников леворадикальной социологии. Он утверждал, что идеологическое значение “высокой теории” Парсонса тяготеет к обоснованию “устойчивых форм господства”. Миллз полагал, что в теории Парсонса не может быть по-настоящему выражена идея конфликта, революции, так как однажды установленная система не только устойчива, но и внут­ренне гармонична, поскольку нарушения, согласно этой теории, тоже должны быть “введены в систему” [27 ].

Резко критикуют функционалистскую системную модель сторон­ники методологического индивидуализма и микрофсноменализма, представленные множеством школ и движений, пришедших на смену функционализму в новейшей социологии капиталистического Запада. Противниками системных посылок функциональных теорий выступа­ют представители этнометодологии Г.Гарфинкеля и ситуативной драматургии И.Гофмана, возрожденного символического интеракцио-низма Д.Ж.Мида, разных версий социальной феноменологии и нео­бихевиоризма Дж.Хоманса. Отвергая холистичсские посылки функци­онализма, сторонники новейшего методологического индивидуализма требуют исходить из понимания человеческого поведения в его индивидуально-смысловой конкретности. Они утверждают, что коль скоро все социальные явления, а также структурные элементы социальной системы в функционалистских теориях — будь то нормы, ценности, роли и т.д. — содержат отсылку к смыслу, то и объяснять их следует, анализируя изменчивые параметры сознания, субъектив­ные истолкования и определения жизненной ситуации, индивидуаль­ную символику, психологию и поведение. Так, одна из ветвей социальной феноменологии предлагает дополнить функционалистский анализ социального порядка анализом его развития вокруг “случай­ностей обыденной жизни общества” [20,р.б2].

Этим направлениям “общая теория действия” Т.Парсонса пред­ставляется непсихологичной, отчужденной от индивида, реифицировавшсй воображаемые сущности и пустые понятия, полученные на основе холистического подхода. Между тем парсоновскую теорию действия обычно критикуют именно за психологизм, т.е. за объяснение социальных явлений свойствами сознания, которые сами

мыслимы как производные от этих явлений, за неспособность объяснить социальные изменения, так как постулируется подчине­ние нормам, но не объясняется, как устанавливаются новые нормы. Так, советские исследователи Г.Андреева и Н.Новиков полагает что она принципиально не выходит за пределы теории поведения [1,с.196; 5,с.41 ]. Это лишает теорию действия всякой широты обобщений и возможности познать законы исторического развития. (Следует, однако, отметить, что в отличие от новейших микрофе­номеналистов, занятых объяснением микроявлений, исходя из фактов того же уровня, Парсонс в своей схеме анализа социального действия пытается решить проблему теоретического описания вза­имодействия индивидуального, группового и общественного созна­ния, т.е. он как-то заинтересован в объяснении крупных обществен­ных процессов и готов привлечь для этого факты социентального уровня, подобно классической социологии прошлого.)

Марксистская критика порицает также в общей теории действия недооценку категории “интереса” (инструментальной ориентации по терминологии Парсонса), ее подчиненность нормативной и ценностной ориентациям в структуре индивидуального сознания и в системе культуры. Этим обнаруживается идеалистический харак­тер парсоновской концепции. И далее, содержащаяся в ней идея реш