Глава 5. На следующее утро, когда колонна покинула форт, глаза всадников тревожно обшаривали окрестности

На следующее утро, когда колонна покинула форт, глаза всадников тревожно обшаривали окрестности. Вчерашняя атака не была делом рук обычных грабителей. Это была спланированная попытка уничтожить двух центурионов; стало ясно, что за ними следили с самого Иерусалима. Выжившие после нападения будут преследовать их, выискивать возможности для нового удара. А еще вполне возможно, подумал Катон, что пять всадников были частью большей группы; тогда колонну может поджидать засада.

– Что за земли отсюда до Бушира? – спросил Катон у проводника, когда они покинули Кумран и двинулись дальше по берегу Мертвого моря.

– На этом берегу реки Иордан нам вряд ли что‑то грозит; и на восточном берегу какое‑то время тоже. Опасность поджидает там… – Симеон махнул в сторону гор на дальнем берегу моря. – Чтобы достичь Бушира, нужно идти вверх по высохшему вади. На плато до темноты мы не доберемся. Если наши друзья собираются напасть снова, там это и произойдет.

– А другая дорога есть?

– Конечно. Можно пойти дальше на север – там хорошая дорога на Филадельфию[1]. Потом повернуть на юг – по караванному пути в Петру. На это мы потратим лишних два‑три дня. Хочешь, чтобы я вел вас так?

Катон задумался и покачал головой.

– Вряд ли разумно предоставлять им лишнее время для подготовки. Что скажешь, Макрон?

– Если они хотят напасть, пусть нападают сегодня. Я готов.

– Отлично. – Катон улыбнулся. – Пойдем прямой дорогой.

Какое‑то время они ехали молча, потом глаза Макрона вспыхнули – он обратил внимание на кончик лука, торчащий из седельной сумки Симеона.

– Ты вчера отлично стрелял.

– Благодарю, центурион.

Макрон помедлил и неловко продолжил:

– Спас нам жизнь.

Симеон повернулся и сверкнул белозубой улыбкой.

– Вряд ли меня похвалили бы, если бы убили тех, кого я приставлен охранять. Флориан наверняка вычел бы из моей платы.

– Так ты еще и телохранитель, а не только проводник?

– Я уже говорил, центурион, что провел много лет в пустыне, сопровождая караваны. Времени более чем достаточно, чтобы научиться владеть оружием. А учили меня лучшие воины Аравии.

– А почему ты бросил? Я имею в виду – сопровождать караваны?

– Это тяжелая жизнь. Я устал. Вместо меня работает мой приемный сын, Мурад – командует отрядом охранников на дороге из Петры в Дамаск.

– А стреляет он так же хорошо?

Симеон рассмеялся.

– Так же? Нет, Мурад стреляет гораздо лучше. Он сильнее, как и большинство его людей. Мурад положил бы всех пятерых, не дав им приблизиться к вам. – Симеон с обидой сплюнул. – А я только троих успел.

Макрон взглянул на Катона:

– Только троих. Никуда не годится.

– Пожалуйста, не будем больше об этом, – тихо попросил Симеон. – Я и без того стыжусь.

– Не будем, – улыбнулся Макрон. – И все‑таки, твой сын, похоже, мог бы послужить империи. Из него вышел бы отличный солдат когорты ауксилиариев. Он никогда не думал об этом?

– Зачем ему? – Симеон, похоже, удивился. – Мурад и так живет неплохо. Ваша империя не заплатит ему и десятой доли того, что он зарабатывает, охраняя караваны.

– А, да я просто подумал… – смутился Макрон.

День тянулся подобно предыдущему, и вскоре жара стала удушающей. Далеко впереди, над долиной Иордана, воздух струился, как ртуть. Поздним утром отряд пересек реку, вьющуюся в густых зарослях тростника. Поток перекатывался через широкое ложе из песка и гальки, лошади вздымали белую пену, переходя брод. Взглянув вверх по течению, Катон увидел у противоположного берега, на мелководье, навес из пальмовых листьев. Там теснились люди, собравшиеся вокруг человека, который всех по очереди погружал в воду.

Катон тронул Симеона за руку и показал на людей:

– Что там такое?

Симеон взглянул.

– Это? Крещение.

– Крещение?

– Местный обычай. Они полагают, что так с человека смываются все грехи. Это принято у некоторых сект. Например, у ессеев в Кумране.

– Кстати, я хотел спросить, – добавил Катон. – Насчет сект. Сколько их тут? И чем они отличаются?

Симеон рассмеялся.

– Да особенно ничем, но, похоже, ненавидят друг друга от души. Сейчас соображу… Начать с Иерусалима. Там основные секты – саддукеи, фарисеи и маккавеи. Саддукеи твердо держатся традиции. Они считают, что в священных писаниях изложена непререкаемая воля бога. Фарисеи прагматичны и доказывают, что волю бога можно трактовать по писаниям. Маккавеи, в свою очередь, склоняются к твердой позиции. Они уверены, что иудеи – избранный народ, чья судьба – когда‑нибудь править миром. – Симеон улыбнулся Катону. – Представляете, каково им быть под властью Рима? Вас они ненавидят даже больше, чем Ирода и его наследников.

– А их за что?

– За то, что они идумеи и не произошли от первых двенадцати еврейских колен.

Макрон покачал головой.

– Похоже, эти иудеи довольно упертые. И с какого хрена? Ведь их покоряли все завоеватели, которые проходили по этим землям.

Симеон пожал плечами.

– Возможно, они верят, что их бог спасает их для чего‑то важного.

– Их бог? – Катон с любопытством посмотрел на проводника. – Ведь он и твой?

– Я уже говорил, я больше не имею отношения к этой вере.

– А во что ты веришь?

Симеон ответил не сразу, бросив взгляд на людей, проходящих крещение.

– Я и сам уже не знаю, во что верю…

– А что насчет тех людей, мимо которых мы проехали вчера? – вмешался Макрон. – Ессеи, или как их там…

– Ессеи, – подтвердил Симеон. – Тут все просто. Ессеи верят, что мир человеческий погряз в пороке, зле и бездуховности. Поэтому бог не жалует Иудею. Сами они пытаются жить простой, безыскусной жизнью. Все имущество принадлежит общине, и они живут в строгом соответствии со священными писаниями.

– С такими небось и не выпьешь толком?

Проводник бросил взгляд на Макрона:

– Нет. Пожалуй, нет.

– Есть еще какие‑нибудь значительные течения?

– Еще одна секта. Ее приверженцы живут в деревушке недалеко от Бушира. Во многом похожи на ессеев, по крайней мере некоторые – они считают себя истинными последователями Иегошуа. К сожалению, те, кто с ними не согласен, призывают к мятежу.

– Их возглавляет Баннус, – сказал Катон.

– Да, ты прав, – Симеон удивленно взглянул на центуриона.

– Слышал о нем в Иерусалиме, – торопливо объяснил Катон.

Симеон продолжал:

– По словам Баннуса, Иегошуа хотел, чтобы его люди силой утверждали его учение, а ессеи пытаются возглавить движение и исказить веру Иегошуа. Он утверждает, что ессеи превратили ее в бессильный набор суеверий. Забавно: хотя в Иудее у них сторонников немного, но сеть протянулась по всей империи – так считает мой друг Флориан.

– И кто руководит этим течением? – спросил Катон.

Симеон пристально посмотрел на центуриона:

– Ты действительно хочешь знать? Настоящую опасность представляет Баннус. Уберите его – и, возможно, в провинции настанет мир.

– Да, ты прав, – спокойно ответил Катон. – Просто я люблю знать подробности, вот и все.

Берег Иордана постепенно поднимался, дорога шла мимо рощиц и полей, орошаемых водой из реки, дающей жизнь всей долине. К вечеру отряд достиг подножья гор, переходящих в громадное плато; земля стала более пустынной – мало было признаков жизни, только иногда попадалось стадо овец под присмотром подпасков. Едва завидев всадников, дети поспешно гнали животных прочь, скрываясь в овражках, прорезавших равнину.

Когда солнце стало клониться к горизонту, Симеон направил колонну в вади; дорога вгрызалась в крутой склон, петляя между скал. Вскоре проход стал таким узким, что пришлось двигаться гуськом. Кони осторожно ступали по тропе, держась подальше от острых стен. То и дело лошадь задевала камешек, и он катился вниз по склону, сопровождаемый дождем гальки. Русло совершенно пересохло, и под палящим солнцем не росло никакой зелени; шум проходящей колонны эхом отзывался в нависающих каменных стенах.

До заката осталось не больше часа.

– Симеон, на дороге ночевать не следует, – напомнил Катон.

– Чуть дальше есть широкий карниз. Там и разобьем лагерь.

– Это безопасно?

– Да. Тропа тянется в обе стороны от карниза, другим путем туда не доберется никто, даже горная коза.

Катон удовлетворенно кивнул.

Всадники выбрались на карниз с последними лучами солнца, уходящего за горизонт. Небо зажглось оранжевыми и пурпурными оттенками. Солдаты устало спешились и привязали лошадей подальше от края. Из седельных мешков достали корм и распределили между лошадьми. Оптион выставил часовых на тропе по обе стороны от карниза, остальные стали готовиться ко сну.

Макрон приказал костров не жечь. В чистом горном воздухе огонь будет заметен за много миль и выдаст бандитам – или, хуже того, сикариям – расположение отряда. С наступлением темноты Макрон, Катон и Симеон сели на плоский камень и стали смотреть на запад, на долину Иордана. Слева протянулось Мертвое море – темное и зловещее, под стать своему названию. На другом краю широкой долины горели далекие костры; воздух был настолько прозрачен, что Катон различал даже искры.

Он протянул вперед руку:

– Это Иерусалим?

Сидящий рядом Симеон прищурился и кивнул:

– Да. У тебя острый глаз, римлянин. Очень острый.

– У нас без этого никак.

Макрон поежился.

– Холодно. Там, внизу, мне и в голову бы это не пришло.

– Ночи станут еще холоднее, когда поднимемся на плато, – сказал, вставая, Симеон. – Пойду принесу одеяла.

– Спасибо.

Проводник двинулся в сторону темных фигур солдат, готовящихся ко сну. Катон запрокинул голову и устремил взгляд в небо. Оно, как и говорил Симеон, было прекрасно. Сотни звезд сверкали холодным неземным светом.

– Ты знаешь, я, кажется, понимаю, почему наш друг любит такую жизнь.

– Что тут любить? – проворчал Макрон. – Холод, вокруг враждебные местные, и поблизости ни приличной харчевни, ни теплой женщины. Всегда мечтал!

– Это да, но посмотри на звезды… Волшебный вид.

Макрон внимательно всмотрелся в затемненные черты друга и с сожалением покачал головой.

– Ты в армии уже сколько, почти четыре года?

– Да. И что?

– И когда ты прекратишь разговаривать, как распроклятый поэт?

– Не знаю, – тихо ответил Катон. – Наверное, когда вдоволь насмотрюсь на этот мир, чтобы устать от него.

– Жду не дождусь, – вполголоса сказал Макрон; возвращался Симеон, держа под мышкой толстые солдатские одеяла.

Утром отряд двинулся дальше. Холодной ночью не всем удалось выспаться, однако усталые солдаты внимательно оглядывали нависающие утесы в поисках признаков опасности. Вскоре тропа расширилась, склоны стали более пологими. Катон вздохнул с облегчением, оказавшись рядом с Симеоном и Макроном.

– Похоже, мы ускользнули.

– Трусливые бабы, – буркнул Макрон. – Вот кто они.

Симеон не ответил. Он внимательно изучал невысокий гребень, который обозначал начало плато. Внезапно проводник натянул поводья.

– Ты поторопился, центурион, – тихо сказал он. – Посмотри туда.

Катон пробежал взглядом по гребню горы и замер, увидев, как группка людей поднимается с камней – их силуэты обозначились на фоне неба. Появлялись еще люди, десятки людей, а потом – шеренга всадников перегородила дорогу на перевале. Оптион прокричал приказ своим людям сбросить поклажу, надеть шлемы и приготовить оружие. Макрон потянулся к рукояти меча.

– Ну вот, начинается, – спокойно сказал центурион.

Симеон оглянулся на Макрона и невесело улыбнулся.

– Неплохо для трусливых баб.

И тут один из всадников послал свою лошадь вперед, к римлянам.