Глава 4. Небольшой отряд приготовился к отправлению сразу же после восхода солнца, нежным светом окрасившего стены Антониевой крепости

Небольшой отряд приготовился к отправлению сразу же после восхода солнца, нежным светом окрасившего стены Антониевой крепости. Макрон, уставший от ночной духоты, наслаждался освежающим воздухом прохладного утра. Центурион проверил, надежно ли приторочены мешки к седлу. Как и все в легионе, он был обучен верховой езде, однако относился к лошадям с недоверием и неприязнью. Армейскую жизнь он начал в пехоте и, на основании долгого опыта, предпочитал находиться среди «мулов Мария», как называли пехотинцев по всей империи. Впрочем, хорошо знакомый с яростным жаром, опалявшим каменистую почву Иудеи, Макрон признал, что гораздо мучительнее было бы добираться до Бушира пешком. Что ж, верхом так верхом.

Макрон оглядел кавалерийский эскадрон, выделенный для сопровождения центурионов в форт: солдаты греческой вспомогательной когорты, набранные из жителей Кесарии. В провинции не было местных подразделений после того, как Рим ввел в Иудее прямое правление. Войска Ирода Агриппы, состоявшие в основном из наемников‑иноверцев, разоружили и разогнали после смерти иудейского царя, два года назад. Постоянные раздоры и стычки между группировками, подтачивавшие царство Иудейское, убедили римские власти, что было бы крайне неразумно формировать местные отряды и снабжать их оружием. Кроме того, своеобразные требования местной религии, с постами и днями воздержания от труда, плохо сочетались с четкостью римской военной машины.

Макрон опытным взглядом оценил кавалеристов: с виду обучены, амуниция хорошо подогнана, скакуны ухоженны и здоровы. Если в пути случится неприятность, центурионы с помощью всадников смогут отбить нападение из засады. Мелкие шайки и банды грабителей сами уберутся с дороги, решил Макрон и повернулся к Катону.

Его друг увлеченно беседовал с проводником, и Макрон чуть прищурился. Присланный центурионом Флорианом человек явился за час до восхода солнца, когда Катон и Макрон укладывали седельные сумки при бледном свете масляных ламп. Симеон оказался высоким широкоплечим мужчиной, лет за сорок, одетым в скромную чистую тунику и сандалии. Куфию поддержал богато украшенный обруч – единственный знак достатка. На лошадь проводник навьючил совсем немного: сменную одежду, узкий изогнутый меч, а еще короткий лук и колчан со стрелами. У Симеона было открытое широкое лицо, и он свободно говорил по‑гречески. Чересчур свободно, осознал Макрон. Сам ветеран плохо знал греческий – только самые основы, которые вдолбил ему Катон по дороге из Равенны. При всем разнообразии языков на этой окраине империи обычным вторым был греческий, и Макрону нужно было хоть как‑то объясняться. Безукоризненное произношение Симеона выбило центуриона из колеи и возбудило невольные подозрения. Все же проводник выглядел вполне дружелюбно, при знакомстве пожал запястье в искренней манере. Катон улыбнулся какому‑то замечанию проводника, затем поспешил к Макрону.

– Симеон рассказывал мне о дороге к форту, – заметил Катон, возбужденно сверкая глазами. – Едем на восток, до Кумрана на берегу Мертвого моря, переберемся через реку Иордан и поднимемся на холмы на том берегу – к предгорьям. Там начинается пустыня, там и стоит форт.

– Весело, – ответил Макрон без выражения. – Пустыня. Всегда мечтал узнать, чем же они там развлекаются. Наконец‑то, после стольких лет службы, я добрался до восточных провинций! И что – я увижу сирийских красоток? Нет. Вместо этого застряну в заброшенном форте посреди треклятой пустыни и буду доволен, если солнце не поджарит мне мозги до хрустящей корочки… Нет. Прости, Катон, но не могу разделить твою радость. Прости.

Катон ткнул приятеля в плечо.

– Дурачок, мы сегодня вечером будем у Мертвого моря. Разве тебе не хочется его увидеть?

Макрон ответил удивленным взглядом.

– Мертвое море? Название кажется тебе привлекательным?

– Да перестань, – улыбнулся Катон. – Ты наверняка слышал про него.

– А что?

– Это же чудо природы! – воскликнул Катон. – Я читал о нем в Риме, еще ребенком.

– Ясно. Видишь ли, пока ты читал о чудесах природы, я изучал солдатскую науку и применял ее к варварам на Рейне. Так что извини, что не лечу во весь опор любоваться достопримечательностями в самой заднице империи.

Катон улыбнулся.

– Ладно тебе, привереда. Вот погоди – вечером сам посмотришь.

– Если видел одно море, считай – видел все, – устало сказал Макрон. – В море не может быть ничего особенного или прекрасного. В конце концов, там рыбы спариваются и гадят. Вот и вся магия моря.

Катон не успел ответить: декурион, командующий эскадроном, прокричал: «По коням!» – и двор крепости наполнился фырканьем лошадей и стуком копыт по булыжникам. Кожаные седла прогибались под весом всадников, седельные луки чуть подавались внутрь, обеспечивая устойчивое положение наездника. Два центуриона прервали беседу и, неуклюже забравшись в седла, направили своих лошадей в середину колонны. Флориан предложил такой порядок как самый безопасный, пока отряд не выйдет за стены Иерусалима – тогда центурионы смогут присоединиться к Симеону и декуриону во главе колонны. Макрона не радовали все эти предосторожности.

– Я не люблю, когда со мной нянчатся, – проворчал он.

– Но это лучше, чем когда убивают, – отозвался Катон.

– Пусть кто попробует.

Декурион оглядел эскадрон, убедился, что все готово, и поднял руку:

– Колонна! Марш!

Он махнул рукой в направлении ворот, и часовые разошлись в стороны под высокой аркой, пропуская колонну. Лошади процокали по дороге от Антонии, мимо глядящей на север массы храмового комплекса, в сторону Кедронских ворот. Когда отряд выехал из тени ворот, Катон заморгал – солнце сияло прямо в глаза. Он вдруг понял, что они совершили ошибку. Солнце слепит всадников и не позволит заметить засаду, вздумай сикарии подстеречь их на улице; Катон щурился до боли, оглядывая дома, жмущиеся друг к другу. Торопливо шли по делам ранние прохожие, попрошайки занимали места на день, шелудивые псы перебегали от одной мусорной кучи к другой, вынюхивая объедки. Завидев приближающийся отряд, люди отступали с дороги к стенам и бесстрастно разглядывали всадников. Караульные у городских ворот сняли запорный брус и начали раздвигать массивные деревянные створки, защищающие город. Чуть позже, без всяких происшествий, эскадрон вышел из города и начал спускаться по крутой тропе, ведущей в Кедронскую долину. Катон вздохнул с облегчением:

– Наконец‑то выбрались!

Макрон пожал плечами.

– Меня нисколько не беспокоят придурки, которые мнят себя воинами.

– Приятно слышать.

Под копытами скакунов взметнулась пыль, наполнила воздух, и Катон, сжав коленями бока лошади, потянул поводья в сторону.

– Давай переберемся вперед.

Когда колонна пересекла долину и поднялась на Елеонскую гору, солнце поднялось высоко, и жара стала ощутимой. Макрон, гораздо более привычный к климату северных провинций, ужаснулся тому, что придется остаток дня трястись в седле под прямыми лучами солнца. Шлем центуриона висел на луке седла, и, по примеру других солдат, Макрон надел на подшлемник соломенную шляпу. Вскоре подшлемник стал горячим и липким от пота, и центурион вполголоса проклинал Нарцисса, пославшего их на это задание. Лошади шли по тропе, ведущей к тому месту, где река Иордан впадает в Мертвое море. Владения зажиточных иудеев остались позади, большинство особняков стояли заколоченными – хозяева, не осмеливаясь жить под угрозой бандитских ножей, предпочли перебраться в свои иерусалимские дома, где было безопаснее. Жители постепенно покидали эти земли, и деревни, через которые проезжала колонна, представляли собой скопище глинобитных лачуг, окруженное узкими полосками возделанной земли.

– Безумие, – высказался Макрон. – Как можно тут заработать на пропитание? Эй, проводник!

Симеон повернулся в седле и улыбнулся.

– Слушаю, друг мой!

Макрон уставился на него.

– Ты мне не друг. Пока. Ты просто проводник, так что следи за языком.

– Как пожелаешь, римлянин. Чего ты от меня хочешь?

Макрон ткнул в сторону крохотных участков возделанной земли вокруг деревни, которую миновала колонна.

– Что это такое? Почему такие маленькие наделы?

– Так принято в Иудее. Когда хозяин умирает, земля делится между его сыновьями. Когда они умирают, земля делится между их сыновьями. Так что с каждым поколением наделы становятся меньше и меньше.

– Но так не может продолжаться вечно.

– Разумеется, центурион. Это еще одна беда этой земли. Когда человек не в состоянии содержать семью, он вынужден взять в долг под залог имущества. – Симеон пожал плечами. – И если случится неурожай или на рынке упадут цены, он не сможет отдать долг, и землю отберут. Многие отправляются в Иерусалим искать работу, остальные же уходят в горы и становятся бандитами, нападая на путников и терроризируя мелкие селения.

Макрон поджал губы.

– Но ведь это не жизнь!

– Даже хуже, ведь теперь приходится платить и римские налоги.

Макрон резко взглянул на проводника, но тот снова пожал плечами.

– Без обид, центурион, так оно и есть. Если Риму нужен здесь мир, следует обратить внимание на нужды бедняков, прежде чем тащить сокровища Иудеи в имперскую казну.

– Империя не строится на благотворительности, – фыркнул Макрон. – Нужно содержать армию, охранять границы, строить дороги, акведуки и… прочее. Обходится недешево. Кто‑то должен платить. А без нас кто защитит этих людей, а? Скажи.

– Защитит? – Симеон слабо улыбнулся. – От кого? Вряд ли им будет хуже под пятой любой другой власти.

– Я говорю о бандитах Баннуса и ему подобных. Рим защищает людей от Баннуса.

– Люди считают иначе. Некоторые называют Баннуса героем. Вам не победить его, пока Рим не ослабит давление на Иудею или не застроит всю здешнюю землю гарнизонами. Но это вряд ли произойдет.

– А как бы ты поступил, Симеон? Как бы облегчил участь иудеев?

– Я? – Проводник задумался. – Для начала я освободил бы их от бремени римских налогов.

– Но тогда Иудее нет смысла оставаться провинцией. Ты этого хочешь для своего народа?

– Моего народа? – удивился Симеон. – Это больше не мой народ.

– Разве ты не иудей?

– Иудей. Это мои земляки, но я не разделяю их веру. Я уже много лет не живу в этой провинции.

– Тогда как же ты оказался проводником?

– Больше десяти лет назад мне пришлось бежать из Иудеи. – Симеон бросил быстрый взгляд на Макрона. – Не спрашивай почему. Были причины, но я не хочу о них говорить.

– Не хочешь – не говори.

– Так или иначе, я отправился на юг, в Набатею, где меня никто не стал бы искать. Я присоединился к отряду наемников, охранявшему караваны, научился обращаться с оружием. Никогда не забуду свой первый караван: двадцать дней по пустыне и через горы. Я прежде не видел таких стран. Честно, центурион, есть такие места в этой части света, где ощущается рука бога.

– Кажется, я повидал достаточно, – пробормотал Макрон. – Мне бы в Кампанью или Умбрию хоть сейчас. Надоела эта пустыня и камни!

– Здесь не всегда так, центурион. Весной прохладно, идут дожди, холмы покрываются цветами. Даже пески за Иорданом расцветают. В пустыне есть что‑то величественное. К югу отсюда тянется высохшее русло – вади, где песок ярко‑красный, а разноцветные скалы вздымаются ввысь. Ночью небеса усыпаны звездами; путники собираются у костров и рассказывают истории, и скалы вторят эхом. – Симеон помолчал и улыбнулся сам себе. – Может быть, однажды сам увидишь и поймешь.

Он щелкнул языком и, поторопив коня, немного оторвался от колонны. Макрон какое‑то время смотрел ему вслед, потом вполголоса спросил у Катона:

– Ну и что ты о нем думаешь?

– Не знаю. Если он и впрямь хорошо знает местность, то понятно, почему Флориан пользуется его услугами. Но что‑то в нем не так.

– Что?

– Трудно сказать… – Катон покачал головой. – Не могу доверять человеку, на долгие годы отказавшемуся от семьи и друзей. Интересный тип.

– Интересный? – Макрон покачал головой. – Скорее безумный. Может, он просто перегрелся на солнышке в пустыне.

Колонна всадников достигла Кумрана – небольшого селения ессеев. Солнце садилось за спинами всадников, на землю легли длинные изломанные тени. Кумран оказался крохотной деревушкой с хижинами вдоль пыльных улиц. Жители сдержанно отвечали на приветствия Симеона, ведущего колонну через деревню к небольшому форту, построенному на невысоком холме в миле позади Кумрана. За фортом простиралось Мертвое море; на западе, в багровом сиянии заходящего солнца, огненно и грозно высились горы. Форт был всего лишь укрепленным сигнальным постом: над главной башней струился тонкий хвост дыма от жаровни, где непрерывно поддерживался огонь. Форт охранялся полуцентурией фракийской вспомогательной когорты под командованием пожилого оптиона, который тепло приветствовал гостей, когда отряд вошел в ворота.

– Приятно видеть новые лица, командир, – улыбнулся оптион, когда Макрон, спешившись, ответил на салют. – Уже месяц не видел римлянина.

Макрон с зевком потянулся и с чувством поскреб ягодицы, восстанавливая кровообращение после целого дня в седле. Мышцы болели, Макрон провонял п о том и покрылся пылью.

– Мне нужно помыться. Как я понимаю, бани тут нет.

– Нет, командир.

– А в Кумране?

– Там есть, командир. Но нам не разрешается пользоваться их банями.

– Это почему? – раздраженно спросил Макрон. – Я хорошо заплачу им.

– Это ессеи, командир. Они вполне дружелюбны, но не желают разделять с нами ни еды, ни удобств – чтобы мы ничего не осквернили.

– Да что за проклятая земля! – взорвался Макрон. – Что, у всех мозги от солнца сварились? Что за ессеи? Еще одна проклятая секта?

– Прошу прощения, командир. – Оптион пожал плечами. – Так обстоят дела. У моих людей строгий приказ – ни в коем случае не оскорблять ессеев.

– Тогда ладно. Устрой наших людей и накорми их. Я хочу поплавать.

– Плавать, командир?

– Да. В море. – Макрон заметил удивление на лице оптиона и раздраженно воскликнул: – Только не говори, что наши милые ессеи откажутся разделить со мной целое проклятое море!

– Нет, командир. Дело не в этом…

– Позаботься о людях и лошадях, – прервал его Макрон и повернулся к Катону: – Ты идешь?

– Обязательно, – улыбнулся тот. – Ни за что не пропущу.

Уголком глаза Макрон заметил, что его друг обменялся понимающим взглядом с Симеоном и резко повернулся.

– Что еще?

Катон с невинным видом ответил:

– Ничего. Пойдем купаться.

Два центуриона сняли доспехи и, оставшись в туниках и сапогах, спустились по каменистому склону к берегу. Пройдя немного в сторону, они обнаружили широкий галечный пляж и, раздевшись, сложили одежду, пояса и кинжалы на валуне. Макрон устало добрел до воды и пошел дальше, сопровождаемый любопытным взглядом приятеля. Погрузившись по пояс, Макрон поднял руки и потер пальцы друг о друга.

– Странно… как будто масло. – Центурион посмотрел на пальцы, понюхал и лизнул. В тот же момент его лицо исказила гримаса. – Фу!

– Что такое?

– Вода. На вкус ужасная. Слишком соленая.

– Тогда не пей, – посоветовал Катон. – Просто плыви.

– Для такого плохого пловца ты что‑то слишком рвешься в воду.

Катон засмеялся.

– Сейчас поймешь.

Макрон слишком устал, чтобы продолжать разгадывать намеки Катона, и отвернулся. Вытянув руки, он бросился в ласково набегавшие волны моря, однако вместо того, чтобы погрузиться под воду, всплыл, как пробка. Едва он попытался сделать гребок, ноги словно выскочили из воды.

– Да что за проклятье?

Катон захохотал и направился к другу. Еще не зайдя по плечи, он ощутил, как вода выталкивает его. Чувство было очень странное, и Катон восторженно улыбнулся. Макрон все еще барахтался, пытаясь отплыть хоть на несколько гребков от берега.

– Смешно. – Макрон сдался и перевернулся на спину. Без усилий лежа на спине, он посмотрел на Катона: – Значит, поэтому море и называют чудом природы.

Катон погрузился в воду и задрал вверх ноги.

– Правда, странно?

Справившись с удивлением, Макрон согласился, что ощущения и в самом деле приятные, и какое‑то время экспериментировал, поворачиваясь в воде; оказалось, что лучше всего лежать на спине и грести руками, как веслами. Катон последовал его примеру, ухая, как мальчишка.

Они так громко плескались, что слишком поздно услышали предупреждающие крики со стены форта. Раздался стук копыт, отдаленный хруст гальки. Катон вывернул шею и увидел пятерых всадников, скачущих по тропинке вдоль берега Мертвого моря.

– Макрон! Вылезай!

– А?

Катон указал на всадников – до них оставалось меньше трехсот шагов. Центурионы бешено подгребли к берегу и, почувствовав под ногами дно, выскочили из воды. Всадники приближались, сверкая обнаженными клинками. У приятелей не осталось времени возвращаться к кинжалам.

– Плевать на одежду! К форту!

Они стремительно побежали по камням, морщась, когда острые края впивались в ступни. Достигнув тропинки, центурионы припустили по ней и начали подниматься к воротам. Часовой что‑то прокричал вниз, во двор; через несколько мгновений два солдата выскочили из форта, бросили взгляд на приближающихся всадников и устремились вниз по склону, навстречу офицерам. Катон рискнул оглянуться на тропинку и ужаснулся, увидев всадников в ста шагах позади – те мчались, пригнувшись к гривам лошадей, и понукали их, взяв мечи на изготовку. Катон понял, что их с Макроном настигнут прежде, чем они доберутся до форта, и задолго до того, как до них добежит первый солдат.

– Беги! – проорал Макрон, взбираясь рядом по склону. – Эти твари уже близко.

Катон несся, втянув голову в плечи, словно это могло спасти его от меча преследователей. Он почти не замечал боли в израненных ступнях, не отрывая глаз от ворот, и бежал изо всех сил. Топот копыт за спиной оглушал, и в последний момент Катон рискнул бросить взгляд через плечо.

– Проклятье! – заорал он, когда фигура первого всадника выросла над ним.

Взметнулся меч, готовый нанести смертельный удар. Катон увидел торжествующий огонек в черных глазах всадника и зубы, оскаленные в беспощадной улыбке. Центурион споткнулся и больно покатился на землю. Инстинктивно он повернулся и поднял руку. Бандит остался на месте, но в глазах его застыло удивление. Из груди торчало древко стрелы. Меч выскользнул из руки всадника и звякнул о землю рядом с Катоном. Потом бандит сполз с коня и с глухим стуком рухнул на камни. От удара воздух с хрипом вырвался из его легких. Катон подхватил оружие и поднялся в боевую стойку. Следующий всадник возник рядом, обогнув лошадь, оставшуюся без седока. Макрон замер в нескольких шагах от друга.

– Беги, Макрон! – крикнул Катон. – Не останавливайся!

– Пошел ты! – рявкнул центурион, делая шаг к приятелю.

– Ты ничего не сможешь сделать! Беги!

Промедлив мгновение, Макрон упустил время, и очередной всадник рванулся вперед. Его лошадь повалила Макрона навзничь, но смертельного удара не последовало: стрела вонзилась под ребра врага, он согнулся пополам и вывалился из седла вбок. Следующий всадник, озадаченный и напуганный безошибочными выстрелами лучника, натянул поводья и бросил взгляд на форт. Третья стрела пробила горло соседнему наезднику, и он рухнул с лошади, ухватившись за шею; кровь с бульканьем устремилась из раны. Его товарищ что‑то закричал, двое оставшихся в живых развернули лошадей и пустили их галопом по тропе, не смея оглядываться. Катон несколько мгновений провожал их глазами, тяжело дыша, и лишь потом разжал пальцы на рукояти меча. Приятели были спасены.

– Ты как? – спросил Катон.

– Прекрасно. – Макрон несколько раз тяжело сглотнул и кивком указал на три трупа на земле: – Лучник отличный, чтоб его…

Катон повернулся и взглянул на парапет над воротами форта. Ярко освещенный заходящим солнцем Симеон опустил лук и помахал рукой.

Катон слегка поклонился, а Макрон за его спиной коротко хохотнул.

– Напомни мне никогда не нападать на его караваны.