ЯА БС ОЛ ЮТ НОВ ЕР Ю ВМ АР КС ИЗ М 2 page

революции крестьянские массы. Было совершенно логичным,

что в объективных условиях, существовавших в горах Сьерра-Ма-

эстры, по мере развертывания революционной деятельности должен

был наступить момент —и такой момент наступил,—когда

наша практическая деятельность получила единодушную поддержку

со стороны крестьян Сьерра-Маэстры.

То есть у нас уже имелась опора на эту социальную силу, хотя

у нас и было мало оружия и мы испытывали много трудностей.

Борьба продолжала развиваться, она охватила всю страну; партизанское

движение распространилось на всю территорию страны,

захватив вначале район Второго фронта в Лас-Вильяс, а затем

Второй фронт в Ориенте. Тактика, за которую мы выступали, победила.

Иными словами, факты показали, что путь, избранный

нами, при определенных условиях был правильным. От тактики

путчистского характера, от организации сил с целью попытаться

захватить власть во фронтальном сражении, не обладая при этом

подавляющим превосходством своих вооруженных сил, стали отказываться.

Тактика, которую мы проповедовали, была направлена

на истощение сил тирании.

Поэтому нет необходимости говорить о том, что с того времени

мы очень сильно верим в партизанскую борьбу, верим в успех

партизанской борьбы в условиях пашей страны, которые схожи с

условиями во многих странах Латинской Америки,—не подумайте,

однако, что мы стремимся навязать... вы не позволили мне закончить!

Итак, мы очень глубоко верим, имеем право верить в

партизанскую борьбу, потому что мы прошли этот опыт.

Нам ясно, конечно, что такая убежденность появится у других

народов, также угнетенных империализмом, эксплуатируемых кликами

и военными кастами, находящимися на службе империализма;

у народов, также испытывающих гнет латифундий; у других

народов, где происходит то же самое, что было на Кубе, в странах,

где имеются еще голодные крестьяне, крестьяне эксплуатируемые,

лишенные земли, школ, врачей, кредитов, какой-либо помощи; ког94

да эти народы убедятся в том, в чем мы убедились сами,—а нас

убедили прежде всего реальные факты,—я уверен, не найдется

такой империалистической силы, реакционной силы, военной касты,

армии НАТО, которая оказалась бы в состоянии действительно

предотвратить революционное движение.

Мы полагаем, что соответственно условиям на Кубе мы нашли

нужную тактику, и это настолько верно, что даже наши враги пытаются

воспользоваться этой тактикой, с одной лишь разницей:

они хотят осуществить свою ≪революцию≫ с помощью крестьян,

которые уже покончили с латифундистами, покончили с рентой;

когда уже имеется учитель в каждом квартале, есть больницы,

врачи, крестьяне получают кредиты и пособия, покончено с посредниками,

покончено со спекулянтами, собираются гарантированные

урожаи, то есть в условиях, абсолютно противоположных

тем, в которых мы осуществляли революцию.

Таким образом, мы осуществили революцию в определенных

условиях, а контрреволюционеры собираются воевать в условиях,

противоположных тем, в которых мы боролись. Говоря в двух словах,

имеется все необходимое для того, чтобы с ними произошло

то, что уже с ними случилось. Там, в горах Сьерра-Маэстры, они

уже пытались образовать группу контрреволюционеров, но она

в течение 48 часов была выведена из строя; то же будет с ними

всегда.

ВСЯ ВОЕННАЯ ДОКТРИНА ПЕНТАГОНА

ОКАЗАЛАСЬ БЕССИЛЬНОЙ

ПРОТИВ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ

Они воспользовались одной частью, но не воспользовались

другой частью нашей тактики; эта часть тактики, говоря прямо,

и не может быть скопирована. Но идею образования партизанских

отрядов скопировали даже враги, даже реакция. Пентагон

также воспользовался этой идеей, но не учел обратной стороны

медали. Нам же не нужно копировать ничего: нужно только оставить

все так как есть и посмотреть, в каком направлении пойдут

дела. Мы знаем, что вся военная наука Пентагона окажется бессильной

против действительности; а действительность —это условия,

в которых живут народы Латинской Америки.

Только гибель империализма, уничтожение монополий н эксплуатации

обусловят прекращение революционного партизанского

движения. Поэтому пусть никого не беспокоят сообщения о том,

что генерал Тэйлор или какой-либо другой генерал, побывавший

в Корее или в каком-нибудь другом месте, создает антипарти-

занскую школу в Панаме, в Аргентине. Это пустая трата времени!

Проще говоря, они боятся партизанского движения, и об этом

свидетельствует их поведение. Они еще питают иллюзии, что революционной

борьбы народов можно избежать. Против револю-

• 95

ционной борьбы народов нет иных средств, кроме уничтожения

причин, которые вынуждают народы обращаться к революции;

поэтому все эти школы Тэйлора и вызывают смех.

Мы убеждены, что любая группа людей, если она вступит в

борьбу в странах, где имелись бы такие объективные условия, какие

существовали на Кубе —я не касаюсь никакой страны в частности,— если эта группа будет придерживаться правил, которые

следует соблюдать в партизанской войне, то, повторяю, мы совершенно

убеждены в том, что такое революционное движение явится

искрой, из которой разгорится пламя.

Действительно, мы явились чем-то вроде спички, брошенной

в стог соломы,—не скажу зажженной с п ичк и на сахарной плантации,

ибо спичка па сахарной плантации —вещь серьезная; мы

были чем-то вроде зажженной спички в стоге соломы; вот чем явилось

партизанское движение в тех условиях, которые были в нашей

стране. Постепенно эта борьба стала борьбой всего парода.

Разумеется, она охватила всех, в ней участвовал народ, весь парод,

именно он играл главную роль в этой борьбе и он ее решал; именно

массы решили эту борьбу.

Когда паша тактика завоевала доверие, народ немедленно стал

объединяться, стали объединяться все революционеры, и эта тактика,

эта борьба стали делом всего кубинского революционного

движения, всех революционеров. И в итоге она стала борьбой всего

народа.

Как же —хотя и верно, что уже на последнем этапе, к концу

декабря, регулярные силы тирании были почти разгромлены,— стало возможным, что революционное движение сумело избежать

того, что сегодня происходит в Доминиканской республике, избежать

того, что всегда стремились осуществить реакция и империализм

в любой части Америки? Это стало возможным только благодаря

революционному сознанию народа, благодаря активному

участию масс.

Что же позволило с быстротой молнии ликвидировать маневр

американского посольства и реакции? Просто всеобщая забастовка.

Не нужно было делать ни одного выстрела больше. Наступил

благоприятный момент для выдвижения перед массами лозупга

всеобщей забастовки.

НАША СОБСТВЕННАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

МОЖЕТ ПРОДЕМОНСТРИРОВАТЬ

ПРИМЕРЫ ЛЮБОГО ПОРЯДКА

Несомненно, что раньше мы выдвигали указанный выше

лозунг преждевременно!. Что это значит? Это значит, что в то

время преобладал субъективный критерий, что мы игнорировали

1 Имеется в виду попытка организовать всеобщую забастовку 9 апреля

1958 года.

объективные условия. В нашей собственной революции имелись

разные примеры. Нам хотелось, например, чтобы объективные

условия были уже налицо; мы надеялись, что, как только мы

провозгласим свой лозунг, тотчас начнется всеобщая забастовка

и тирания падет; именно к этому мы стремились, именно этого

мы желали. Но получилось так, что наши желания превратились

в действительность только в пашем собственном воображении.

Так что же должен был делать революционер? Он должен

уметь делать выводы, основанные на реальной действительности.

Мы же вначале не опирались на эту действительность и совершили

ошибку. В результате забастовка не состоялась, так как условия

для нее еще не вполне созрели и тактика была неверна; но

главным образом все же потому, что для нее еще не созрели объективные

условия, а численность военных сил революции пе достигала

и 200 человек.

Когда мы вторичио выдвинули лозунг всеобщей забастовки, то

под нашим контролем были уже целые провинции, мы уже уничтожали

целые воинские части врага, враг был действительно разобщен,

в то время как в первом случае противник свободно передвигался

туда, куда ему хотелось, он являлся господином в стране.

Момент, когда мы провозгласили лозунг о всеобщей забастовке,

был вполне своевременен, и осуществлялся он согласно правилам

стратегии: завоевание революционной власти с помощью масс.

Именно это отличало подлинно революционное движение от обычного

государственного переворота.

Какой фактор способствовал мобилизации масс? Партизанская

борьба превратилась в фактор, способствующий мобилизации масс;

она обострила борьбу масс, вызвала усиление репрессий и тем

обострила противоречия существующего режима; и в этой обстановке

народ захватывает власть в свои руки; власть оказывается

в руках народных масс. Это было первой, главной, характерной

чертой нашей революции. Теперь можно было перейти к подавлению

силой, перейти к ликвидации военного аппарата, военной

машины, на которые опирался прежний режим. То есть был соблюден

ряд известных революционных правил: первое —завоевание

власти с помощью масс; второе —ликвидация старого аппарата

власти, военной машины, которые поддерживали целиком этот

режим, основанный па привилегиях.

К чему стремились реакция и империализм? Что пытались они

сохранить во время любого кризиса? История Латинской Америки

полна таких примеров; оии пытаются сохранить любой ценой военный

аппарат, военную машину нужного им режима. Для империализма,

для господствующих классов в конечном счете не важно

то, кто является президентом, кто является депутатом, кто является

сенатором.

Империализм и реакция, разумеется, заинтересованы в том,

чтобы, насколько это возможно, президентом не оказался формен4

Фидель Кастро 97

ный воришка; они заинтересованы в том, чтобы, поелику возможно,

им был честный человек, чтобы он разумно распоряжался деньгами,

имея в виду интересы господствующего класса; они заинтересованы

в том, чтобы государственная администрация трудилась

честно, и, наконец, предпочли бы правительство, ворующее меньше,

нежели правительство, ворующее больше.

ИМПЕРИАЛИЗМ

ЗАИНТЕРЕСОВАН В ПРАВИТЕЛЬСТВЕ,

КОТОРОЕ ОБЕРЕГАЛО БЫ

ЕГО МОНОПОЛИИ

Империализм... в чем заинтересован империализм? Разумеется,

ему пужно правительство, которое гарантировало бы интересы

монополий. И тут ему уже все равно, кто будет во главе

правительства —Перес Хименес или Ромуло Бетанкур.

Та же картина и в Перу. Какая разница —Одриа или Прадо!

Для них это не проблема.

Национальная буржуазия, господствующие классы, разумеется,

предпочитают такой тип правительства —я уже говорил, что

по мере возможности они предпочитают честное правительство,

которое управляло бы страной так, чтобы это создавало как

можно меньше проблем... во многих случаях они предпочитают

военные правительства, и знаете почему? Потому что эти правительства,

правительства силы, пользуются репрессиями, направленными

против рабочего движения, против крестьянского движения.

Однако в любом случае, когда уже революционное движение

вот-вот может одержать победу, когда вот-вот победит народное

революционное движение,—тут они сбрасывают одного диктатора

и сразу в таких случаях появляются или другой диктатор, или

хунта, образованная из военных и гражданских лиц; выдвинув на

первый план какого-нибудь военного, они ставят его у власти,

умиротворяют народ, а через некоторое время этот военный осуществляет

политику своего предшественника. Или происходит то,

что произошло в Венесуэле, ибо нужно принимать во внимапие и

специфические условия каждой страны.

В Венесуэле появляется на сцене пользующаяся авторитетом

военная фигура, одна из тех немногих военпых фигур, которая

приходит к власти и действует демократическим путем, через народ:

так появился Вольфганг Ларрасабаль.

И что же происходит? Начинается широкое движение единства.

Движение единства, которое свергает Переса Хименеса.

И что прежде всего сделал этот сеньор Бетанкур? Он организует

раскол в стране. То есть он выставляет свою кандидатуру на

выборах, ликвидирует единство именно тогда, когда парод Венесуэлы

располагал прекрасной возможностью покончить с военной

кастой.

О д

ИМПЕРИАЛИЗМ II БУРЖУАЗИЯ

СТРЕМЯТСЯ СОХРАНИТЬ

В НЕПРИКОСНОВЕННОСТИ

ВОЕННУЮ МАШИНУ

Мне хочется просто указать, что империализм, буржуазия

стремятся прежде всего сохранить в неприкосновенности военную

машину. Когда кризис такого рода возникает в любой стране,

то первоочередной задачей народного движения является уничтожение

военной машины и захват оружия в свои руки,—таково

необходимое условие, без которого революция не может двигаться

далее, может быть предана, может быть задушена.

Разумеется, эти мысли не наше творчество, вовсе нет; об этом

с большой ясностью сказано в книге Ленина —я надеюсь, что все

вы, большая часть из вас знает ее,—она называется ≪Государство

и революция≫; это положение там особо подчеркивается, и оно

является большой и бесспорной истиной, которая нам совершенно

ясна, даже если бы у нас не было своего опыта на Кубе.

Действительно, мы видели подтверждение этого положения на

примере того, что происходило в Латинской Америке, убедились,

что революция прежде всего должна уничтожить военную машину

старого порядка и взять оружие в свои руки.

Разумеется, это не единственное условие развития революции,

отнюдь нет; но это, конечно, необходимое условие ее развития.

Таким образом, кубинское революционное движение развивалось

соответственно законам, которые являются основными для

всякого революционного процесса. Во-первых, завоевание власти,

опираясь на массы, то есть завоевание власти с помощью народа;

во-вторых, уничтожение военного аппарата экономически господствующего

класса.

Иначе говоря —аппарата, находящегося на службе империализма,

на службе у крупной торговой, финансовой и промышленной

буржуазии.

Представители буржуазии еще способны говорить о демократии,

хотя даже от буржуазной демократии, которая является демократией

только для них самих, они уже давно отказались.

Каждый может вспомнить, что произошло в Гаване на следующий

день после нападения на дворец президента Была организована

постыдная процессия представителей экономически господствующих

классов, явившихся во дворец. Разве может человек,

пе утративший чувства стыда, участвовать в такой демонстрации,

как та, у дворца, после той бойни, того кровопролития, тех преступных

фактов и издевательств над ранеными, захваченными в

плен, после убийства студентов, людей, совершивших героический

подвиг? И можно ли представить себе что-либо более отвратитель1

Имеется в виду штурм дворца Батисты в Гаване 13 марта 1957 года,

организованный Революционным студенческим директоратом.

ное, чем сборище подхалимов, вставших на другой день в очередь

у входа во дворец, чтобы поздравить сеньора Батисту?

Кто же был среди них? Крупная буржуазия и ее подручные,

гангстеры, мухалисты, вся эта публика. Туда явились немедленно

(ясно!) представители профсоюзов; потом говорили: это рабочие.

Какие там к черту рабочие! То были люди, являвшиеся орудием

реакции и империализма в рабочем движении, реакционные

клерикалы, представители круппых торговцев, а вся остальная

публика —помещики, промышленпнкн,—вся эта публика шла

гуськом приветствовать Батисту. Да и что им! Я вас уверяю, нн

один из этих господ не посетил президентский дворец после издания

какого-нибудь революционного закона. Ни один! И, насколько

нам известно, ни одна из тех организаций не участвовала

в демонстрации перед президентским дворцом, когда было принято

столько революционных законов.

И вот, чтобы поздравить Батисту на следующий день после

бойни, шли эти люди, эти наглецы, которые теперь говорят о демократии,— возможно, что многие из них в Майами собираются

по воскресеньям, чтобы поговорить о демократии или для того чтобы

послушать проповедь какого-нибудь священника (я уж не говорю— революционного священника),—так вот, они еще говорят

о демократии.

Если любого из них спросить: ≪Хорошо, за что вы боретесь?≫ — они способны ответить, что борются за демократию, в то время как

они не выступают даже за буржуазную демократию, то есть за

режим минимальных свобод, допустимый без ущерба для интересов

господствующего класса. Так пусть они рассказывают свои

сказки другим.

ОНИ УЖЕ НИКОГО НЕ МОГУТ ОБМАНУТЬ

В ту эпоху, когда в их распоряжении были все газеты,

радио и телевидение, когда даже книги по истории писались

ими,—тут уж что поделаешь, приходилось терпеть всю их болтовню;

но сегодня кажется совершенно абсурдным то, что они

пытаются кого-то обмануть при помощи таких методов. И тем

более это им не удастся впредь, ибо народ начинает учиться и все

понимает.

Разве для буржуазии, для всего этого господствующего класса

значила что-нибудь трагедия нашего народа? Им это было безразлично!

Они шли, чтобы увидеть Батисту, ибо Батиста в конце концов

был тем, кто защищал интересы их класса. И, разумеется, они

готовились к возможным переменам, искали путь для того, чтобы

немедленно приспособиться в случае каких-нибудь изменений.

Я никогда не смогу забыть первые дни после победы, забыть

посетителей, которых я принимал в своем доме.

Конечно, каждый —я не хочу хвалиться сейчас,—мне кажется,

начинает выполнять свою работу с большой долей внутренней

ответственности. Итак, с любым человеком, просившим меня о

встрече, я немедленно встречался; я считаю, что это было проявлением

излишней порядочности. Кто приходил в дом? С самого

утра приходили люди, от племянников кардинала до представителей

семьи Пепина Риверо, газеты ≪Диарио де ла Марина≫; банкиры,

коммерсанты, директора всех тех предприятий, вся та публика.

Это был такой список! И я в первые дни пытался принять

всех этих людей; я решил, что принимать людей, которые просили

меня об этом,—одпа из моих непременных обязанностей. У меня

не было в те дни столько работы, так как у меня не было еще

определенной обязанности в правительстве.

И вот эти люди заполняли мой дом; они являлись не только

в первый день, приходили на второй день, на третий. Я спрашивал

себя: ≪Чего хотят эти люди?..≫ Разумеется, я знал, что им нужно.

Но мне, конечно, было противно видеть процессию всех этих людей

на другой день; хорошо, говорил я себе, значит, они на что-то

надеются. И я говорил себе: ладно, если надеются —тем лучше;

и, чем больше они будут надеяться на то, что смогут в чем-то повлиять

на нас, тем лучше, тем большим будет сюрприз, который

они получат!

Разумеется, они приходили и предлагали нам свою газету — ту самую газету, которая служила Батисте до последнего дня!

Они предлагали нам свои банки —те самые банки, которые находились

в ведении Батисты до последнего дня! А что сказать о

том дне, когда ко мне прибыл американский посол, мистер Бон-

сал! Еще за три дня до того —тремя днями ранее —вся буржуазная

пресса, буржуазное радио, буржуазное телевидение принялись

трезвонить о прибытии Бонсала как о большом событии. Так

Делалось ≪паблисити≫, а это, конечно, задевало и вызывало возмущение

любого честного человека, не говоря уже о революционере;

каждого честного человека, стоящего на любом посту в стране,

такая реклама, которой обставлялось прибытие иностранного

чиновника, как если бы речь шла о прибытии важного деятеля

страны, крупного деятеля страны, воспринималась как нечто постыдное,

позорящее нас. Буржуазная же пресса старалась создать

такую атмосферу, повторяя на все лады, что вот-де к нам прибывает

проконсул Бонсал.

ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА С БОНСАЛОМ

Мне вспоминается первая встреча с Бонсалом... Как

жаль, что я не имею привычки вести дневник и отмечать в нем

свои впечатления, факты! Впрочем, неважно, я его встретил там,

в Кохимаре... Великий Бонсал! Ах! Американский посол!.. С первой

же минуты он заговорил со мной об электрической компании,

о телефонной компании, о проблеме банков, об имуществе североамериканских

компаний, стал излагать историю того, что сделали

указанные компании для страны... таковы были его первые слова,

которыми начал встречу этот господии... Кроме того, самый тон,

который он взял в беседе со мной, был тоном человека, прибывшего

давать инструкции. Он, разумеется, не имел п малейшего

представлеппя о том, с какими людьми он будет говорить, не так

ли? Однако топ, взятый им с первого же момента, едва только он

появился, был тоном господина и, разумеется, тоном возмутительным...

Таков был этот господип, который наконец ушел.

Я думаю, не было ни одной встречи, где этот господин не твердил

бы одно и то же. В то время еще не было проведено ни закона

об аграрной реформе, ни национализации... я не помню точно, в

каком месяце это было, но думаю, что Миро Кардона тогда был

еще премьер-министром...

Итак, естественно, что с первого же момента этот господин принялся

наскакивать на нас с места в карьер, немедленно; и особенно

из-за... ах! североамериканской военной миссии, все из-за

того же! Ибо сразу же, прибыв в Гавану, прибыв в Сьюдад Ли-

бертад, мы столкнулись с офицерами американской военной миссии,

довольными своей жизнью здесь, блистающими своими мундирами,

своими одеяниями и всем окружающим их в кабинетах,

как будто ничего не произошло! Они не переставали даже являться

в те же дни. Некогда была армия Батисты, армия Батисты

ушла, появляется Повстанческая армия, а они продолжают являться

и готовы ≪оказывать свои услуги≫; все эти люди были готовы

спокойно оказывать свои услуги и далее.

Припоминаю свою встречу с этими офицерами. Я вошел и сказал:

≪А эти люди, что они делают здесь?≫ Затем я позвал двух

или трех офицеров —не помню, на каком языке я разговаривал

с ними: на испанском или английском,—и сказал им, чтобы они

уходили, ибо как могут они обучать нас, если армия, обучаемая

ими, разгромлена нами; как же они могли бы обучать нас!

Разумеется, вся реакция, вся их пресса была очень заинтересована

в успехе миссии посла и принялась возвеличивать его,

подготавливать почву, но реально они достигли этим лишь того,

что вызвали еще более отрицательное отношение к прибытию посла.

Уже с первого момента начался ряд столкновений, вытекающих

из различных критериев и точек зрения, из-за того, что он

хотел поучать, а в результате совещания становились напряженными

и невыносимыми; я помню, что уже позднее в течение трех

месяцев он просил о встрече; три месяца мы оттягивали эту встречу,

пока наконец в соответствии с самыми элементарными нормами

протокола уже не оставалось иного пути, как предоставить

ему такую встречу. Почему мы так поступали? Потому что для

нас была просто невыносима форма, в какой ставил вопросы этот

господин. Если они так действовали с нами, то представьте себе,

как разговаривают эти послы в других местах, где правят ромуло,

бетанкуры, прадо или им подобные! Мы-то знаем, что американский

посол действительно разговаривает с нимп, как со слугами.

Итак, речь шла у нас о реакции всей той буржуазии, крупной

буржуазии, назавтра после революционного захвата власти. Такова

была обстановка. Тогда уже были осуществлены два условия

—но теперь коснемся немного вопроса по существу... Все это,

впрочем, имеет немаловажное значение. Будьте уверены! А теперь

вернемся к теме.

Революция располагала уже двумя факторами: во-первых, она

пришла к власти с помощью масс; во-вторых, ликвидировала

военную машину господствовавшего социального строя; она располагала

народной армией, другими словами, в ее армии был

вооруженный народ. Те бородатые люди, не кончавшие никакой

военной академии, представляли, однако, армию народа;

и действительно, самой твердой опорой революции в тот момент

была Повстанческая армия, это была ее самая крепкая

опора.

Каково было соотношение имеющихся классов? В руках господствующего

класса в тот момент находились все финансовые

средства, вся экономика, вся пресса, радио; то есть в его руках

находились все крупнейшие радиостанции, телевизионные станции,

крупнейшие типографии, самые лучшие издательства —все

это было в их руках. Помимо того, в нашей стране имели распространение

все американские журналы, вся империалистическая

литература. Все эти средства находились в их руках; экономические

средства... да опи просто-напросто были хозяевами страны.

И в правительстве... разумеется, мы поставили его у власти, то

есть оно было сформировано благодаря Повстанческой армии и

борьбе Повстанческой армии, именно благодаря ей один сеньор

был провозглашен президентом республики.

Я не стану говорить о том, что мы-де умудрены революцией

теперь, не буду говорить и того, что мы были умудрены уже тогда,

вовсе нет. Я буду говорить правду, как думали мы тогда, да и

всегда; по крайней мере как думал я —можно ведь немножко коснуться

и личности, коль речь идет о том, что мы думали тогда, ибо

революционные силы тогда были разобщены. Так вот, я был уверен,

что ни Уррутиа!, и никто другой не мог бы воспрепятствовать

осуществлению революционной программы. Мы, разумеется,

знали, что представляла собой революционная программа; если

мы не делали тогда сильного упора на осуществление всей серии

основных мер, то это происходило потому, что мы понимали: организация

шумихи вокруг серии реформ и революционных законов

в условиях, в которых развивалась борьба против Батисты,

привела бы просто к ослаблению лагеря сил, противостоящих тирании

Батисты.

К счастью, мы добились объединения против Батисты больших

политических и социальных сил; мы добились, что в этой борьбе

объединились важнейшие силы страны в широкий боевой фронт.

1 Президент Кубы с января по июнь 1959 года.

Разумеется, нам пришлось преодолеть некоторые трудные ситуации.

Например, существовала точка зрения группы Прио, Миро

Кардоны, всех тех людей из Фронта, которые избрали своим местопребыванием

Майами, существовала точка зрения, которая

была противоположна широкому, всеобъемлющему единству; все

эти люди всегда были сторонниками исключения из этого единства

социалистической партии1. Мы стояли за включение социалистической

партии. Карлос Рафаэль —свидетель всех трудностей,

с которыми мы сталкивались, ведь нужно было избежать

развала этого единства, нужно было поддержать это единство; они

требовали, чтобы в Майами было созвано совещание с целью обсуждения

вопроса о том, кто должен участвовать в борьбе сил, выступающих

против Батисты. Мы знали, что если это обсуждение

состоится в Майами, то эти люди попытаются навязать нам свои

условия, а это привело бы к ликвидации и того едипства, которое

имелось.

Тогда мы стали настаивать, чтобы совещание состоялось в

Сьерра-Маэстре, чтобы делегаты Фронта прибыли в Сьерра-Ма-

эстру для обсуждения этих вопросов с нами. Мы знали, что в

Сьерра-Маэстре именно мы определим свои условия в ходе дискуссии

и, наоборот, в Майами навязывать свои условия будут они. Мы