Лучемет: история любви 2 page

А теперь, как и Кирстен возле пруда, Дина все погубила. Джек был настолько разъярен, что видеть ее не мог. Ему хотелось вышвырнуть ее из квартиры… но это привлекло бы излишнее внимание к лучемету. Нельзя было допустить, чтобы Дина сочла его чем‑то важным.

Она все еще смотрела на него, дожидаясь объяснений.

– Эта штуковина мне досталась от двоюродного дедушки Рона, – сказал Джек. – Какой‑то африканский амулет на счастье. Или индонезийский. Я уже забыл. Дядя Рон много путешествовал. – Вообще‑то, Рон продавал страховые полисы и редко покидал родной городок. Джек взял оружие со стола, постаравшись сделать это спокойно. – Лучше бы ты его не трогала. Он старый и хрупкий.

– А по‑моему, так очень даже прочный.

– Прочный, но хрупкий.

– Почему ты кинулся на пол?

– Да так, глупые предрассудки. Когда этот конец направлен на тебя, это приносит несчастье. – Джек показал на ствол. – А когда держишься за этот конец, это приносит удачу. – Он показал на рукоятку и попытался пошутить. – Как будто внутри у него сидит демон Максвелла и отбивает удачу в одну сторону, а неудачу в другую.

– И ты веришь в такую чепуху? – удивилась Дина. Будучи инженером, она во всякую чепуху давно не верила.

– Конечно, не верю. Но зачем напрашиваться на неприятности?

Джек понес лучемет обратно к шкафу, Дина пошла с ним. Когда Джек укладывал оружие в коробку, Дина сказала, что просматривала его конспекты и искала лекции по дифференциальным уравнениям. Джек едва не простил ей эту ложь – обычно он прощал своим женщинам почти все. Но тут он понял, что больше не хочет видеть Дину в своей жизни. Что бы их поначалу ни связывало, эта ниточка оборвалась в тот момент, когда он увидел ее с лучеметом.

Джек обвинил ее во вторжении в его личную жизнь. Дина в ответ заявила, что он параноик. Спор разгорался все жарче. Джек по привычке несколько раз едва не уступил, но всякий останавливался. Он не хотел, чтобы Дина и лучемет оставались под одной крышей. Отчасти им руководило иррациональное чувство собственника, но также и разумная осторожность. Если Дина возьмет оружие и случайно выстрелит, результат может стать ужасным.

Джек и Дина продолжали спорить – возле шкафа, всего в нескольких дюймах от лучемета. Тот лежал в коробке подобно ребенку у ног родителей, спорящих из‑за опекунства. Но он просто лежал, словно ему было все равно, кто одержит верх.

Настал момент, когда непростительные слова были произнесены. Дина сказала, что переедет отсюда как можно быстрее. И отправилась ночевать к подруге.

Едва она ушла, Джек перепрятал лучемет. У Дины остался ключ от квартиры – он был ей нужен, пока она не перевезла свои вещи, – и Джек не сомневался, что она попытается стащить оружие, как только его не окажется дома. Лучемет теперь стал призом в соревновании, а Дина никогда не отступала.

Джек отнес оружие в университет. Он работал ассистентом у своего научного руководителя, и ему выделили запирающийся шкафчик в лаборатории. Шкафчик, конечно, не Форт Нокс, где хранится золотой запас страны, но уж лучше оставить лучемет там, чем в квартире. Чем больше Джек думал о Дине, тем больше видел в ней навязчивую особу, сующую нос не в свои дела и любящую командовать. Он теперь сам не понимал, что в ней нашел.

На следующее утро он задумался, не слишком ли бурно вчера отреагировал. Не демонизирует ли он свою бывшую, как типовой персонаж комедии положений? Если она настолько эгоистична, то почему он не замечал этого раньше? Хорошего ответа он так и не отыскал, но решил, что он ему и не нужен. В отличие от расставания с Кирстен, на сей раз Джек не ощущал вины. Чем быстрее Дина свалит, тем счастливее он будет.

Через несколько дней Дина позвонила и сказала, что нашла себе новое жилье. Они с Джеком договорились, когда она приедет за вещами. Джеку не хотелось быть дома, когда она станет переезжать, – он больше не мог видеть ее в своей квартире. Поэтому он уехал на выходные в родной город к семье.

И ему повезло, что он так поступил. Джек уехал в пятницу днем и вернулся в университет лишь в понедельник вечером. Его уже ждала полиция. Потому что вечером в субботу Дина исчезла.

В субботу днем она разговаривала с подругами и договорилась позавтракать с ними в воскресенье, но не пришла. С тех пор ее никто больше не видел.

Как ее бывший парень, Джек стал главным подозреваемым. Но у него оказалось железное алиби: его родной город находился в сотне миль от университета, а семья подтвердила, что он все время находился с ними. Джек просто не мог тайком вернуться в университет, что‑то сделать с Диной и примчаться домой.

Пусть и неохотно, но подозрения с Джека в полиции сняли. Они пришли к выводу, что Дина могла впасть в депрессию после разрыва их отношений. И могла уехать, чтобы больше не встречать Джека в университете. Она могла даже покончить с собой.

Джек заподозрил иное. И едва его выпустили из полицейского участка, он отправился в лабораторию своего научного руководителя. Его шкафчик оказался взломан. Лучемет лежал рядом на лабораторном столе.

Джек без труда представил, что произошло. Вывозя вещи, Дина стала искать лучемет. В квартире она его не нашла. Она знала, что у Джека есть шкафчик в лаборатории, и предположила, что он спрятал оружие там. Она взломала шкафчик, чтобы до него добраться. Стала его осматривать и, наверное, попыталась разобрать. Оружие выстрелило.

А теперь Дина исчезла. От нее даже пятна на полу не осталось. Лучемет лежал на столе – безвинный, как камень. Из них двоих совесть имелась лишь у Джека.

Он страдал несколько недель. И удивлялся, почему так страдает из‑за женщины, которая приводила его в ярость. Но он знал источник вины: когда они с Диной ругались возле шкафа, Джек представил, как превращает ее в облачко пара выстрелом из лучемета. Конечно, он был человеком порядочным и не смог бы в нее реально выстрелить, но мысль‑то в голове мелькнула… Если бы Дина просто исчезла из его жизни, Джек не стал бы волноваться из‑за того, куда она подевалась. Но лучемет исполнил его желание, словно прочел его мысли.

Джек убеждал себя, что эта идея – нелепость. Лучемет не какой‑то там джинн, исполняющий его невысказанные желания. И то, что произошло с Диной, стало результатом ее невезения и чрезмерного любопытства.

И все же Джеку казалось, что он убийца. Только сейчас до него дошло, что лучемет слишком опасен, чтобы держать его при себе. Пока он с ним, Джек будет вынужден жить один: никогда не жениться, никогда не заводить детей, никогда не показывать оружие другим. И даже если он станет отшельником, все равно может произойти несчастный случай. Может умереть кто‑то еще. И в этом будет виноват Джек.

Он удивился, почему никогда не думал об этом прежде. Джек неожиданно представил себя одним из владельцев какой‑нибудь опасной породы собак. Такие люди всегда заявляют, что могут держать собаку под контролем. И как часто они оказываются в вечерних новостях? Как часто такие собаки кусают, калечат и даже убивают детей?

Некоторые собаки – это будущие трагедии. И лучемет тоже. Он тоже будет раз за разом срываться с поводка, пока не будет уничтожен. И через двенадцать лет после его находки Джек понял, что наконец‑то у него появилась героическая миссия: избавиться от оружия, которое сделало из него героя.

«Я не Человек‑паук, – подумал он. – Я Фродо».

Но как можно уничтожить то, что уцелело в суровых испытаниях? Лучемет не замерз в космическом холоде, не сгорел в атмосфере при падении на Землю и не сломался при ударе о грунт. Если он смог после всего этого уцелеть, то для его уничтожения потребуются чрезвычайные меры.

Может, бросить его в доменную печь? Но что если оружие выстрелит? Если выстрел снесет стенку печи? Тогда сама печь может взорваться, а это станет катастрофой. Другие способы уничтожения грозили аналогичными проблемами. Раздавить в гидравлическом прессе… а вдруг оружие прострелит дыру в прессе, и обломки разлетятся во все стороны? Бросить в кислоту… что если оружие взорвется и разбрызгает кислоту? Разрезать на куски лазером… Джек не знал, какой у лучемета источник энергии, но наверняка энергии в нем огромное количество. И если стабильность этого источника нарушить, это может привести к взрыву, утечке радиации или какой‑нибудь еще более страшной катастрофе. Никто ведь не знает, чем может обернуться неправильное обращение с инопланетными технологиями.

А что если оружие способно к самозащите? За прошедшие годы Джек прочел все фантастические рассказы о лучеметах, какие смог отыскать. В некоторых такое оружие имело встроенные компьютеры. Их искусственный интеллект мог даже оценивать ситуацию. И если ему не нравилось происходящее, они начинали действовать. А вдруг и лучемет Джека такой же? Что, если попытка уничтожить оружие вынудит его активно сопротивляться? Что, если лучемет сойдет с ума?

Джек решил, что единственный надежный план – утопить его в океане, и чем глубже, тем лучше. Но он опасался, что даже после этого лучемет каким‑то образом сумеет выбраться обратно на берег. Ему оставалось лишь надеяться, что для этого ему понадобятся годы, или даже столетия, а к тому времени у человечества хватит научной подготовки, чтобы обезвредить источник энергии лучемета.

У плана Джека имелось слабое место: и университет, и его родной городок находились далеко от моря. Среди знакомых Джека не было и владельца лодки, пригодной для выхода в океан, чтобы утопить лучемет на глубине. Придется ему ехать на побережье и попробовать арендовать подходящее суденышко.

Но не раньше лета. Джек уже заканчивал работу над докторской диссертацией, и у него не было времени на длительную поездку. В качестве временной меры Джек отвез лучемет к пруду. Там он закопал его на глубине нескольких футов, надеясь, что так до него не доберутся ни животные, ни случайный человек, оказавшийся возле пруда.

(Джек представил, как на этот пруд натыкается новое поколение влюбленных подростков. Если такое произойдет, то он не хотел, чтобы они пострадали. Подобно истинному герою, Джек заботился даже о незнакомых людях.)

* * *

Джек больше не практиковался в стрельбу из лучемета, но спортивный режим поддерживал. Он пытался вымотаться до такой степени, чтобы уже не осталось сил тосковать. Не получалось. Лежа бессонными ночами, он все гадал, чем бы все кончилось, расскажи он Дине правду. Она не погибла бы, если бы он предупредил ее об осторожности. Но драгоценный секрет все же был для Джека важнее жизни Дины.

– Она сама виновата, – бормотал в темноте Джек. И это было правдой, но все же…

Когда Джек не проводил время в спортзале, он с головой погружался в учебу и научные исследований. (Темой его диссертации были общие свойства различных типов лучей с высокой энергией.) Он ни с кем не общался. Редко звонил домой. По несколько дней не отвечал на электронные письма от старшей сестры. И при всем этом убеждал себя, что у него превосходно получается вести себя «нормально».

Но Джек недооценил проницательность сестры. И как‑то в выходные у его двери появилась Рейчел, решившая выяснить, почему братец «ведет себя странно». Два дня подряд она терзала его расспросами. К вечеру воскресенья она уже поняла, что исчезновение Дины сильно расстроило Джека. Рейчел не могла угадать всей правды, но, будучи старшей сестрой, полагала себя вправе вмешиваться в жизнь Джека. И твердо решила избавить брата от хандры.

В следующие выходные Рейчел снова появилась на пороге у Джека. Но теперь она привезла с собой Кирстен.

Со дня, когда Джек и Кирстен видели друг друга в последний раз, прошло девять лет: в тот день они окончили среднюю школу. И все эти годы Джек, когда думал о Кирстен, всегда представлял ее школьницей. Странно было видеть ее женщиной. В двадцать семь лет она не очень отличалась от восемнадцатилетней – новые очки и прическа получше, – но, несмотря на сходство со своей подростковой версией, Кирстен жила совсем другой жизнью. Она стала взрослой.

Джек тоже. Внезапная встреча с Кирстен вызвала у Джека ощущение, будто на него напали из засады, но оно быстро прошло. Громкая и быстрая трескотня Рейчел тоже помогла стряхнуть первоначальное смущение. Она потащила Джека и Рейчел выпить по чашечке кофе и вела себя как тамада, пока они заново знакомились.

Кирстен пошла почти по такому же пути, что и Джек: университет и аспирантура.

– Никто не зарабатывает себе на жизнь поэзией, – поведала она Джеку. – Большинство из нас, филологов, находит себе работу преподавателей английского – учит поэзии тех, кто тоже не сможет зарабатывать стихами на жизнь.

Месяц назад Кирстен защитила докторскую диссертацию. Теперь она вернулась жить домой. Сейчас в ее жизни не было мужчины – последний любовник испарился из ее жизни несколько месяцев назад, и она решила не заводить новых романов, пока не узнает, где именно будет преподавать. Она разослала свое резюме на факультеты английской филологии по всей стране и с оптимизмом оценивала свои шансы на успех – к удивлению Джека, она опубликовала десятки своих стихотворений в литературных журналах. Два она продала даже в «Нью‑Йорке». Списка ее публикаций уже будет достаточно, чтобы заинтересовать многие факультеты.

После кофе Рейчел затащила Джека в универмаг, где они с Кирстен уговорили Джека купить себе новую одежду. Рейчел чуть ли не наезжала на Джека, а Кирстен делала примирительные предложения. Джек, насколько смог, постарался вести себя как компанейский парень, а когда они вышли из универмага, с удивлением обнаружил, что действительно неплохо провел время.

Вечером они долго болтали за бутылочкой вина. Рейчел заняла кровать Джека, предоставив им с Кирстен устраиваться по их выбору. Они шутили, что Рейчел пытается снова их свести. Кончилось все тем, что Кирстен улеглась спать на диван в гостиной, а Джек примостился в спальном мешке на полу в кухне… но это было уже после того, как они разговаривали до трех часов ночи.

На следующий день Рейчел и Кирстен уехали, но после их приезда Джек ощутил себя посвежевшим. Они с Кирстен общались по электронной почте. Переписывались они не очень часто – это был не роман, а старая дружба.

В следующие несколько месяцев Кирстен приглашали на интервью в разные колледжи и университеты. Она согласилась стать преподавателем в Орегоне, в прибрежном городе, и послала Джеку фотографию этого университета. Он располагался возле океана, там даже был пляж. Кирстен написала, что ей всегда нравилась вода. И дразнящее напомнила, как они проводили время возле пруда.

Но когда на фотографиях Кирстен он увидел Тихий океан, он смог думать лишь об одном – как бы утопить в нем лучемет. Ведь можно поехать к ней в гости… нанять лодку… отплыть на глубину…

Нет. Джек ничего не смыслил в мореплавании, к тому же у него не хватит денег арендовать кораблик, способный плавать вдалеке от берега. «Сколько уже лет я готовлюсь? – спросил он себя. – Разве мне не полагается быть готовым к любой непредвиденной ситуации? И вот у меня самая‑самая настоящая миссия, а толку от меня никакого».

А потом Кирстен прислала ему по электронной почте приглашение – отправиться с ней на морскую прогулку на яхте.

Как оказалось, у дедушки и бабушки Кирстен – тех самых, к кому она ездила на остров Ванкувер перед тем, как они с Джеком расстались, – есть мореходная яхта. Когда Кирстен была в гостях у дедушки и бабушки, она каждый день ходила с ними в море на яхте. Поначалу она это делала, чтобы отвлечься от мыслей о Джеке, а потом обнаружила, что ей очень нравится рассекать волны под парусом.

С тех пор она приезжала к бабушке и дедушке каждое лето и училась азам мореходной науки. Потом прошла курсы яхтсменов. Получила необходимые лицензии. Теперь Кирстен имела необходимую квалификацию, чтобы ходить в море самостоятельно… а дедушка и бабушка, решив сделать внучке подарок и пожелать ей удачи на новой работе, одолжили ей на месяц яхту. Они запланировали прийти на яхте в Орегон, провести там несколько дней, а потом вылететь в туристическую поездку по Австралии. Затем они вернутся и поплывут обратно домой, а Кирстен до их возвращения могла пользоваться яхтой. Вот она и спросила Джека, не хочет ли он стать моряком в ее экипаже.

Когда Джек получил это приглашение, оно его буквально взбудоражило. Прежде Кирстен ни слова не упоминала о яхте. Поскольку она жила в их родном городке, в письмах Джеку она в основном писала о старых школьных друзьях.

Джек даже снова начал представлять ее школьницей; он провел выходные с взрослой Кирстен, но писанина об одноклассниках замутила Джеку ее мысленный образ. И мысль о девчонке‑зубрилке в роли капитана яхты показалась ему абсурдом.

Но эта проблема была мелочью по сравнению с подозрительной своевременностью ее приглашения. Джеку требовалась яхта, и вдруг у Кирстен она неожиданно появляется. Принять такое совпадение было почти невозможно.

Он подумал о неведомых инопланетянах, сделавших лучемет. Не могли ли они как‑то повлиять на события? Если лучемет разумен, то не мог ли он подстроить такое совпадение?

Кирстен часто находилась рядом с лучеметом. Во время их первой поездки к пруду, когда они лежали полуобнаженные, лучемет лежал рядом в рюкзаке Джека.

Он подумал о Кирстен в тот день. Такая открытая. Такая уязвимая. И лучемет всего в нескольких дюймах от нее. Не мог ли он пробудить в ней интерес к яхтам… повлиять на ее решение согласиться на работу в Орегоне… даже на решение ее бабушки и дедушки одолжить ей яхту? Не он ли направил жизнь Кирстен таким образом, чтобы она оказалась готова, когда стала нужна Джеку? И если лучемет на такое способен, то что он сделал с самим Джеком?

Нет, все это ерунда и чепуха, решил Джек. Оружие есть оружие. Оно не управляет людьми. Оно их только убивает.

И все же Джек не мог избавиться от какой‑то жутковатости – как по отношению к Кирстен, так и по отношению к лучемету. Все эти годы, пока Джек готовил себя на роль героя, Кирстен каким‑то образом делала то же самое. И ее программа самосовершенствования сработала даже лучше, чем у Джека. У нее теперь была яхта, а у Джека – нет.

Совпадение или нет, но Джек не мог смотреть в зубы дареному коню. Он ответил Кирстен, что с восторгом принимает ее приглашение. И лишь потом сообразил, что их пребывание вдвоем на яхте будет иметь сексуальный подтекст. Он расхохотался.

– Какой же я идиот. Мы пошли по второму кругу.

Как и в тот день у пруда, Джек думал только о лучемете. А Кирстен думала о Джеке. Ее приглашение не было разрешением на любые действия с его стороны, но недвусмысленно намекало: «Давай побудем вместе и посмотрим, что из этого получится».

Когда дело касалось Кирстен, Джек всегда медленно улавливал исходящие от нее сигналы. Очевидно, решил он, лучемет притупляет мои чувства. Но на сей раз он подумал это в шутку.

* * *

Настало лето. Джек ехал на запад, в багажнике лежал лучемет. Оружие стояло на предохранителе, но Джек все равно ехал так, словно вез ядерные отходы. Он много раз возил его из университета в родной город и обратно, но ему предстояла более длительная поездка по незнакомым дорогам. И еще это была последняя и окончательная поездка, которую Джек планировал совершить с лучеметом. А если тот не хотел, чтобы его выбросили в море, то с его стороны не исключены какие‑нибудь козни. Но обошлось.

Почти всю поездку Джек напряженно размышлял, как рассказать Кирстен о лучемете. Можно тайком пронести его на борт и потом незаметно выбросить, но Джек чувствовал, что обязан рассказать ей правду. Уже давно пора. Кроме того, это плавание могло стать началом их новых отношений. И Джек не хотел начинать их, делая что‑то тайком от Кирстен.

Значит, он должен раскрыть свою самую глубокую тайну. За ней последуют остальные секреты: что произошло с Диной, что реально было на уме у Джека в тот день у пруда и из‑за чего увяла их Первая Любовь. Джек обнажит свою вину перед женщиной, которая пострадала от ее последствий.

Наверное, она выбросит его за борт вместе с лучеметом. Но он все равно ей обо всем расскажет, пусть даже она его из‑за этого возненавидит. Он хотел, бросая лучемет в море, сбросить и с души груз всего, что там накопилось.

* * *

В первый день плавания Джек ничего не сказал о лучемете. Вместо этого он без остановки болтал о всякой чепухе. Впрочем, как и Кирстен. Так странно находиться вместе, выглядеть почти так же, как в школе, но быть при этом совершенно другими людьми.

К счастью, у них хватало практических дел, чтобы заполнить время. Джеку требовался скоростной курс морской подготовки. Он быстро учился – Кирстен была хорошим преподавателем. Кроме того, долгосрочная программа Джека по тренировке на роль героя хорошо подготовила и его ум, и мышцы. На Кирстен произвело впечатление, что он знал азбуку Морзе и отлично разбирался в морских узлах.

– Ты был бойскаутом? – поинтересовалась она.

– Нет. Когда я был мальчишкой, то захотел научиться развязываться, если меня когда‑нибудь похитят шпионы.

Кирстен рассмеялась. Она подумала, что Джек пошутил.

Тот первый день они держались вблизи от берега. При этом они никогда не оставались в одиночестве – всегда виднелись другие яхты и катера, и люди на берегу. Когда настал вечер, они вернулись в гавань и отправились ужинать в ресторан с видом на море.

– Так куда мы отправимся завтра? – спросил Джек.

– А куда бы ты хотел? Вверх вдоль побережья, вниз или в открытое море?

– Почему бы не в море? – ответил Джек.

Вернувшись на яхту, они разговаривали далеко за полночь. Каюта была только одна, но с двумя раздельными складными койками. Не договариваясь заранее, они выбрали себе по койке. И он, и она обычно спали обнаженными, но в плавание каждый прихватил импровизированную «пижаму», состоящую из футболки и спортивных трусов. Они посмеялись и над одеждой, и над совпадением, и над собой.

Целоваться на ночь они не стали. Джек мысленно об этом пожалел. Он понадеялся, что Кирстен тоже об этом жалеет. Выключив свет, они разговаривали еще час, став друг для друга голосом в темноте.

* * *

На следующий день они взяли курс на запад. Каждый ждал, что другой предложит до темноты повернуть обратно. Никто не предложил. Чем дальше они удалялись от берега, тем реже им попадались другие суда. К закату Джек и Кирстен уже знали, что они снова остались наедине. И никто в мире не помешает им сделать то, что они решат сделать.

Джек попросил Кирстен остаться на палубе. Он спустился в каюту и достал из своего багажа лучемет. Поднялся с ним на залитую закатным светом палубу. Но не успел он заговорить, как Кирстен сказала:

– А я уже видела эту штуковину.

– Что? И где? – потрясенно уставился на нее Джек.

– Много лет назад в лесу возле нашего города. Я пошла погулять. И увидела, как это лежит в небольшом кратере, словно упало с неба.

– Правда? Ты тоже его нашла?

– Но я к нему не прикасалась. Сама не знаю почему. Затем услышала чьи‑то шаги и убежала. Но воспоминание осталось очень ярким. Таинственный предмет в кратере в лесу. Ты даже представить не сможешь, как часто я пыталась написать про это стихи, но ничего не получалось. – Он взглянула на оружие в руке Джека. – Что это такое?

– Лучемет. – В тусклом закатном свете он разглядел клубок водорослей, плывущий недалеко от яхты. Джек понял оружие и выстрелил. Водоросли взорвались ярким пламенем, ослепительным на фоне темных волн.

– Лучемет… – повторила Кирстен. – А можно мне попробовать?

* * *

Через какое‑то время, держась за руки, они бросили лучемет в воду. Он утонул безо всяких протестов.

Еще намного позже они лежали, обнявшись, и разговаривали. Джек сказал, что лучемет сделал его таким, каков он есть. Кирстен сказала то же самое:

– Пока я его не увидела, я писала стишки о самой себе – цветастую размазню о своих переживаниях, как и любая девочка‑подросток. Но лучемет дал мне нечто иное, о чем я могла писать. Я видела его всего лишь минуту, но это была минута из тех, что остаются в памяти навсегда. Мне очень хотелось отыскать слова для выражения того, что я увидела. И я стала переписывать свои поэмы, пытаясь сделать их лучше. В этом и заключалась разница.

– Я тоже ощущал, что меня побуждают действовать, – признался Джек. – Иногда я гадал, не обладает ли лучемет способностью воздействовать на человеческое сознание. Может, он промывал нам мозги, заставляя стать такими, какие мы сейчас?

– А может, это лишь суп из топора, – возразила Кирстен. – Знаешь эту сказку? Некто заявил, что может сварить суп из топора, а на самом деле он хитростью заставлял людей класть продукты в горшок. Может, и лучемет такой же. Ничего не делал, а просто лежал себе, как топор из сказки. И все сделали ты и я – сделали себя такими, какие мы есть, – а лучемет тут за уши притянут.

– Может быть, – сказал Джек. – Но мы здесь благодаря такому количеству совпадений…

– Думаешь, лучемет манипулировал нами, потому что хотел, чтобы его выбросили в Тихий океан? Но зачем?

– А вдруг даже лучемет устает убивать? – Джек вздрогнул, подумав о Дине. – Может быть, он ощущает вину за смерть всех, кого убил, и хочет оказаться в таком месте, где ему никогда не придется убивать снова.

– Ты не виноват в смерти Дины. Я серьезно, Джек. Это было ужасно, но ты не виноват. – Она тоже содрогнулась, но тут же заговорила радостнее: – А вдруг лучемет все это организовал, потому что он неизлечимый романтик? И хотел нас соединить. Тогда он был нашей личной свахой со звезд.

Джек поцеловал Кирстен в нос:

– Если это так, то я не возражаю.

– Я тоже. – Она поцеловала его в ответ.

И не в нос.

* * *

Глубоко под ними лучемет все еще опускался в холодную черноту. Внизу, на морском дне, лежали обломки космического корабля, взорвавшегося столетия назад. Обломки прилетели к Земле от Юпитера. Из‑за крошечной разности в траектории они упали в тысячах миль от того места, куда упал лучемет.

Сейчас он падал точно на эти обломки… но что в этих обломках таилось или почему лучемет захотел с ними воссоединиться, мы не узнаем никогда.

Мы никогда не поймем чужих. Если кто‑то потратит месяц, объясняя нам мысли инопланетян, мы решим, что поняли.

Но это будет не так.

Горд Селлар^{28}

ЛЕСТЕР ЯНГ И БЛЮЗ «ЛУНЫ ЮПИТЕРА»

(Пер. Евгения Зайцева)

Когда в свою первую ночь на Земле после полетов на жабьих кораблях Птаха завернул к Минтону,[94]он был трезв как стеклышко, имел новехонький саксофон и голову, до отказа забитую совершенно безумной музыкой. Он даже успел где‑то разжиться отличным костюмом и превосходным «Конн‑альто».[95]Как сейчас помню, это было в сорок восьмом, когда все мы – не исключая и меня – просто с ума сходили с Конна и Кинга, и только самые начинающие лабухи гудели на трубах от Селмера.

Но не пиджак с накладными плечами и не инструмент вызывали удивление; наш приятель был абсолютно чист. И, поверьте, я ни капли не преувеличиваю: от него теперь не несло ни травкой, ни выпивкой, ни даже жареной курятиной. Проклятье, его ж и прозвали‑то Птахой – или, иначе, Курицей – как раз из‑за того, что этот продукт он готов был поглощать в любых количествах. Это был какой‑то совсем другой Чарли Паркер.[96]Возникало такое чувство, будто он вдруг подался в аскеты. Теперь он прямо держал спину и не бубнил, разговаривая с вами. И в глазах его больше не было прежнего затравленного, вечно испуганного выражения.

По правде сказать, я даже не узнал его, когда он завалился к Минтону. Было уже почти три часа ночи, регулярный джем‑сешн шел полным ходом, и сейчас на сцене лабали парни из Филли.[97]Ну, вы знаете, ребята, одетые как деревенские негры воскресным утром и обожающие исполнять весь этот прадедушкин филадельфийский свинг. Музыка мягкая и приятная, хотя и устаревшая задолго до 1948‑го. Но даже в Нью‑Йорке, столице бибопа[98]и единственном месте, где жабы набирали джазовых исполнителей, в те времена еще хватало старичья, одетого в «зуты»,[99]пошитые еще лет пять назад, и пытающегося играть Колмана Хокинса, Джонни Ходжеса и Лестера Янга,[100]весьма популярных в былые времена. Сторонники бибопа составляли довольно мощное течение, но старикашки продолжали относиться к нам с пренебрежением, называя то, что мы играли, «музыкой для китайцев» и мурой.

Так вот Птаха, который, напомню, был абсолютно трезв, вдруг начал исполнять нечто такое, чего я лично никогда прежде не слышал. И я вам скажу, что когда он поднялся на сцену и поднес саксофон к губам, раздалась такая мелодия… проще говоря, мы там все чуть с ума не посходили. В те времена мы все были кем‑то вроде безумных ученых от звука. Когда мы гурьбой отправлялись в сортир и кто‑нибудь испускал газы, любой из нас тут же безошибочно узнавал ноту этого звука. И тогда все дружно и единовременно провозглашали ее, покатываясь со смеху.

– Ми‑бемоль, Джек. Ты только что пропердел ми‑бемоль.

И в тот вечер каждая третья мелодия начиналась с ми‑бемоль.

Но вот мотивы, которые наигрывал Птаха, проклятье – я никогда не слышал, чтобы кто‑то так складывал ноты. А ритмы были настолько сложными, что даже мне приходилось изо всех сил напрягать слух, чтобы уловить все их оттенки. Он исполнил стремительный свинг из тридцати семи нот, равномерно разбросанных по четырехдольным тактам. Таким психам, как мы, это понравилось, и тогда он начал включать в мотив все эти половинные подстройки, четверть тона, мультифонию и тому подобные безумства. И, несмотря на все это, он свинговал.