Иллюстрированная биография лорда Гримма 3 page

– Что там?

– Вы живете рядом с Центральным Парком, не так ли? – он не узнал голоса, но говорил явно сотрудник: не поздоровался и не представился.

– Более или менее. – Брюс редко рассказывал о своей квартире. Она досталась ему от родителей и была слишком роскошна для молодого агента, жена которого любит одеваться у портных.

Голос в трубке отбарабанил адрес.

– Сколько вам дотуда?

– Около пяти минут. – Если не вытирать пятно на ковре, если за пять секунд натянуть одежду, сваленную на стул у кровати.

– Выбирайтесь туда. Немедленно. Чрезвычайное положение.

– А мой партнер?

Партнер Брюса жил в Квинсе.

– Вас поддержат. Только попадите на место. И немедленно прикройте там все.

– Угу… – Брюс терпеть не мог выражать недоумение, но выхода не было. – Прежде, сэр, я должен знать, с кем говорю. И далее, что я там найду.

– Найдете двойное убийство. А говорите с Юджином Хартом, ответственным дежурным агентом. Я еще должен вам представляться?

Теперь Брюс и вправду узнал голос Харта.

– Прошу прощения, сэр. Соблюдаю инструкцию.

– На х… инструкцию. Прибыть на место, немедленно.

– Есть, сэр, – сказал Брюс в опустевшую телефонную трубку. Положил ее на место дрожащей рукой и пожалел, что у него нет бромозельцера.

Он только что закончил расследование долгого и грязного дела другого агента. Уолтер Кэйн совсем было собрался жениться, когда вспомнил, что обязан уведомить об этом Бюро и, по правилам, дождаться положительных результатов проверки невесты, прежде чем пойти с ней к алтарю.

Брюсу выпало участвовать в проверке будущей миссис Кэйн, и именно он выяснил, что прошлое ее весьма сомнительно: два приговора за проституцию под другим именем и одна госпитализация после неудачного нелегального аборта. Кэйн, как выяснилось, знал о прошлом своей нареченной, но Бюро оно не устраивало.

И позапрошлым вечером Брюсу выпало сообщить Кэйну, что ему нельзя жениться на своей раскаявшейся и возвратившей в лоно церкви возлюбленной. Несостоявшаяся миссис Кэйн тяжело перенесла это известие. Сегодня вечером она попала в Бельвью с перерезанными запястьями.

И сообщать об этом Кэйну тоже пришлось Брюсу.

Иногда он ненавидел свою работу.

Вопреки приказу он прошел в ванную, намочил одно из драгоценных полотенец Мэри и бросил его на пятно от пролитого молока. Потом натянул одежду и пятерней причесал волосы.

Ну и вид – никак не назовешь достойным представителем Бюро. На белой рубашке пятна от перехваченной на ходу закуски. Узел галстука перекошен. На брюках давно уже не бывало стрелки, и ботинки не чищены неделями. Брюс прихватил свой черный плащ в надежде, что он все скроет.

Он уже вышел из квартиры, когда вспомнил, что понадобится и ненавистная шляпа, вернулся обратно, захватил шляпу, оружие и удостоверение. Господи, как он устал. Совсем не спал после ухода Мэри. Мэри, которая прошла проверку с развернутыми знаменами. Мэри, которая наделала больше долгов, чем любая раскаявшаяся шлюха.

И вот теперь из‑за нее он вляпался во что‑то серьезное, а голова варит в десять раз хуже обычного.

Оставалось только надеяться, что дежурный агент перестраховался. Но у него было предчувствие – ночное, мерзкое предчувствие, – что агент ничуть не преувеличивал.

Генеральный прокурор Роберт Ф. Кеннеди сидел в любимом кресле у камина в своей библиотеке. В доме было тихо, хотя наверху спали жена и дети. Снаружи пологие холмы присыпала снежная пороша – редкое явление для Маклина в Вирджинии, даже в это время года.

Он держал книгу в левой руке, отметив место пальцем. Несколько месяцев после смерти Джека его утешали греки, но недавно Кеннеди открыл для себя Камю.

Он собирался переписать цитату в свой блокнот, когда зазвонил телефон. Он вздохнул, ощутив усталость, не покидавшую его со дня убийства. Отвечать не хотелось. Лучше бы его оставили в покое – и сейчас, и вообще.

Но это была прямая линия с Белым Домом, и если бы не ответил он, ответил бы кто‑нибудь из домашних.

Он положил книгу Камю на кресло лицом вниз и на третьем звонке снял трубку, ответив коротким:

– Да?

– Говорит особый агент Джон Хаскелл. Вы просили связаться с вами в любое время, сэр, если я услышу что‑либо важное относительно директора Гувера.

Кеннеди оперся о стол. Он просил об этом, когда брат Джек был президентом, когда Кеннеди, первым из генеральных прокуроров с двадцатых годов потребовал от Гувера отчетности.

С тех пор как президентство перешло к Линдону Джонсону, об отчетности пришлось забыть. Теперь Гувер редко отвечал на звонки Кеннеди.

– Да, я просил, – признал Кеннеди, подавив искушение добавить: «но мне больше нет дела до старика Гувера».

– Сэр, есть слухи – надежные, – что директор Гувер скончался в Нью‑Йорке.

Кеннеди похолодел. На мгновение он перенесся в тот не по сезону теплый вечер, когда они сидели за уличным столиком с федеральным прокурором Нью‑Йорка Робертом Морганто и главой его криминального отдела Сильвио Молло, обсуждая возможность преследования различных криминальных фигур.

Кеннеди ясно помнил блеск солнца на воде бассейна, вкус сэндвича с тунцом, поданного Этель, и как легко было у них на сердце, несмотря на мрачную тему беседы.

Потом зазвонил телефон, и он услышал голос Дж. Эдгара Гувера. Кеннеди совсем было решил не брать трубку, но все же взял, и холодный голос Гувера произнес: «У меня для вас известие. Президент убит».

Кеннеди никогда не любил Гувера, но в тот день, в тот ужасный солнечный день, он возненавидел ублюдка. Ни разу: ни в том разговоре, ни в последующих, Гувер не выразил соболезнования, не проявил ни тени человеческого участия.

– Надежные слухи? – повторил Кеннеди. Он догадывался, что голос его звучит так же холодно, как голос Гувера три месяца назад, но ему было все равно. Он выбрал своим осведомителем Хаскелла именно потому, что тот тоже не любил Гувера. Кеннеди нужен был доверенный человек в аппарате Гувера, неизвестный Гуверу. Найти такого было трудно, потому что Гувер вмешивался во все. Хаскелл, один из немногих, подходил на эту роль.

– Да, сэр, вполне надежные.

– Тогда почему со мной не связались по официальным каналам?

– Я не уверен, что президент уже знает, сэр.

Кеннеди опирался на стол.

– Почему бы нет, если слухи надежны?

– Гм, потому, сэр, что, гм, кажется, заместитель директора Толсон тоже убит, и, гм, это произошло, гм… в довольно подозрительном районе.

Кеннеди прикрыл глаза. Весь Вашингтон знал, что Толсон для Гувера был ближе всего к тому, что могло бы называться женой. Эти двое всю жизнь были вместе. Вернее, жили порознь, но ели всегда вместе. И Толсон исполнял все грязные поручения Гувера, пока примерно год назад не стал слаб здоровьем.

Только теперь до него дошло, что сказал Хаскелл.

– Вы сказали: убит?

– Да, сэр.

– И Толсон тоже?

– И еще трое в том же районе, – продолжил Хаскелл.

– Господи! – Кеннеди провел ладонью по лицу. – Они считают, это личное дело.

– Да, сэр.

– Из‑за района, в котором произошло убийство?

– Да, сэр. Кажется, в соседнем здании собиралось избранное общество. Вы знаете, какое, сэр.

Кеннеди не знал – по крайней мере, не из личного опыта. Однако он слышал о подобных местах, где богатые, известные любители извращений проводили время в обществе себе подобных, занимаясь тем, что им нравилось, в относительно интимной обстановке.

– Так, – сказал он. – Бюро постарается замять дело.

– По крайней мере, придержать, сэр.

Без Гувера и Толсона никто в Бюро не будет знать, что делать.

У Кеннеди задрожали руки.

– Как насчет досье?

– Досье, сэр?

– Личные досье Гувера. Кто‑нибудь о них позаботился?

– Еще нет, сэр. Но, уверен, что кто‑нибудь позвонил мисс Гэнди.

Элен Гэнди с давних пор служила секретарем Гувера. И его правой рукой, в тех делах, где не требовался Толсон.

– Значит, все сделано согласно инструкции, – протянул Кеннеди и нахмурился. Если все делается согласно инструкции, почему принявший дела глава бюро ему не позвонил?

– Нет, сэр. Но директор оставил особые инструкции на случай, если он будет убит или лишен возможности действовать. Инструкции на крайний случай. И по ним требуется в первую очередь известить мисс Гэнди.

«Прежде, чем меня, – подумал Кеннеди, – официального начальника Гувера».

– Она еще не приехала?

– Нет, сэр.

– Вам известно, где эти досье? – спросил Кеннеди, надеясь, что отчаяние не прорвалось в его голосе.

– Я позаботился об этом узнать, сэр. – Хаскелл выдержал паузу и продолжал, понизив голос: – Они в кабинете мисс Гэнди, сэр.

Не у Гувера, как думали все. Впервые за эти месяцы Кеннеди увидел проблеск надежды.

– Позаботьтесь об этих досье.

– Сэр?

– Любыми средствами. Вынесите их оттуда, и пусть кто‑нибудь займется домом Гувера. Я действую по приказу президента. Если кто‑то другой скажет вам то же самое, он ошибается. Президент ясно выразил свои пожелания на этот счет. Он часто говорил, что если со старым извращенцем что‑то случится… – Кеннеди намеренно повторил выражение, которое Джексон часто применял к Гуверу, – эти досье нужно получить прежде, чем они попадут в чужие руки.

– Я займусь этим, сэр.

– Не могу объяснить, насколько это важно, – сказал Кеннеди. На самом деле он вовсе не мог об этом говорить. Эти досье могли погубить наследство брата. Тайны, содержавшиеся в ней, могли погубить и Кеннеди, и всю его семью.

– А если слухи о смерти директора окажутся ложными, сэр?

По спине у Кеннеди пробежали мурашки.

– А это так?

– Весьма сомневаюсь.

– Тогда предоставьте беспокоиться об этом мне.

Как и о том, что сделает Джексон, когда узнает, потому что Кеннеди действовал по приказу не нынешнего президента. Он исполнял приказ единственного человека, который, по его убеждению, должен сейчас быть президентом.

Своего брата Джека.

Найти место преступления не составляло труда: коронерский фургон перекрывал вход в переулок. Брюс шагал быстро: он уже замерз, сердце колотилось еще сильнее, чем перед сном.

Район перестраивался. Городские застройщики снесли ряд чудесных зданий начала века, намозоливших им глаза. Пока, однако, строения, занявшие их место, являли собой худший образец модерна: плоскости и углы, белые стены с редкими окнами.

В кварталах рядом с парком горели фонари, и на улицах казалось спокойно. А вот здесь, на боковой улочке невдалеке от строительных площадок, проступала темная сторона городской жизни. У поребриков громоздились кучи грязного снега, на улицах было темно, и в этом переулке не видно было ни малейших признаков жизни, если не считать стоящего поперек дороги фургона.

Фургона и еще одной машины без опознавательных знаков. И, к его удивлению, никого из прессы. Он засунул руки в перчатках в карманы плаща, хоть это и противоречило правилам этикета для сотрудника ФБР, и протиснулся между фургоном и грязной кирпичной стеной.

В переулке стоял запах застарелой мочи и свежей крови. Два усталых копа загородили ему дорогу, но значок оказал свое обычное действие: они шарахнулись в стороны, как ужаленные.

Тела лежали рядом посреди переулка. Казалось, их тщательно уложили: руки подняты вверх, ноги в классической позиции – одна согнута, другая выпрямлена. Прямо с диаграммы осмотра трупов, которые выпускало ФБР в тридцатых годах. Он задумался, сами они так упали, или коронер сметил их при осмотре.

Коронер нарушил и другие черты обстановки – если, конечно, это он положил на лед две крышки мусорных баков, поставив на них фонари. От тепла фонарей лед подтаял, и ручейки стекали в решетку ближайшего люка.

– Надеюсь, вы позаботились заснять сцену, прежде чем затопили ее? – осведомился он.

Коронер и двое копов, сидевших на корточках рядом с телами, виновато вскочили. Коронер, глянув на крышки баков, закрыл глаза. Затем, глубоко вздохнув, открыл их и щелкнул пальцами стоявшему рядом помощнику.

– Камеру, – приказал он.

– Это место преступления… – начал помощник, но, увидев, что все смотрят на него, осекся. – Ладно.

Он обошел трупы, еще больше нарушив сохранность улик. Брюс раздраженно поджат губы. Стоявшие перед ним полицейские были в штатском.

– Детективы, – обратился к ним Брюс, предъявляя удостоверение. – Особый агент Фрэнк Брюс из ФБР. Скоро прибудут еще наши.

Он надеялся, что не ошибается. Кто и когда прибудет, он понятия не имел.

– Хорошо, – сказал младший из детективов, высокий широкоплечий мужчина с типично американской челюстью. – Чем скорее мы отсюда выберемся, тем лучше.

Брюс впервые сталкивался с такой реакцией полицейских. Обычно детективы воинственно отстаивали свою территорию, напоминая ему, что здесь Нью‑Йорк и место преступления принадлежит им.

Второй детектив, постарше, с лицом, осунувшимся от недосыпа, протянул ему руку в печатке.

– Не обижайтесь на моего партнера. Я – Симус О'Рейли. А он – Джозеф Макаллистер. Мы сделаем для вас все, что в наших силах.

– Благодарю. – Брюс, встряхнув, пожал руку О'Рейли. – Пожалуй, вы могли бы для начала объяснить, что у нас тут.

– Чертова каша, вот что, – вмешался Макаллистер. – Сами поймете, когда…

Он недоговорил, потому что его партнер уже протянул Брюсу два длинных старомодных бумажника.

Брюс с недоумением принял их, открыл, увидел знакомые значки и чуть не охнул. Двое агентов ФБР в этом переулке? Застрелены одновременно? Он поднял взгляд на темные окна.

Об этом районе давно ходили слухи. Какие‑то интимные вечеринки для избранных. Его старый партнер давно хотел на них побывать, чтобы проверить, правду ли говорят, будто это рассадник коммунистических идей. Брюс просил обойтись без него. Он следователь, а не вуайерист.

Оба детектива не сводили с него глаз, будто ждали чего‑то еще. Он все еще держал в руке открытые бумажники. Если убитые агенты – из Нью‑Йорка, они могут оказаться знакомыми. Он терпеть не мог расследовать смерть знакомых.

Однако он взял себя в руки, взглянул на удостоверения и почувствовал, как кровь отлила от лица. Кожа похолодела, на мгновение закружилась голова.

– Нет, – сказал он.

Детективы все смотрели на него.

Он проглотил слюну.

– Вы провели визуальную идентификацию?

Узнать Гувера было нетрудно. Его портреты были повсюду. Иной раз Брюсу приходило в голову, что Гувер более знаменит, чем президент – любой из президентов. И уж точно, он дольше пробыл у власти.

– Лица не сохранились, – ответил О'Рейли.

– Выходные отверстия, – добавил не отходивший от трупов коронер. Его помощник успел вернуться и щелкал камерой. При свете вспышки становилось видно, сколько льда успело натаять с момента прибытия коронера.

– Стреляли в затылок? – Брюс моргнул. Он устал и соображал медленно, но положение тел никак не согласовывалось с такими выстрелами.

– Если они вышли отсюда, – О'Рейли указал на темную стальную дверь, еле заметную в боковой стене кирпичного здания, – стрелявший мог ждать у двери.

– Ваши эксперты, как я понял, еще не подъехали? – спросил Брюс.

– Нет, – отозвался коронер. – Они решили, что это разборка между голубыми. Торопиться не станут.

Брюс стиснул левый кулак. Ему пришлось заставить себя разжать пальцы.

О'Рейли заметил его реакцию.

– Извините, – сказал он, сердито покосившись на коронера. – Не сомневаюсь, что директор был здесь по делу.

Забавно. Впрочем, этого Брюс вслух не сказал. Слухи о Гувере доходили до него, еще когда он только поступил в ФБР после войны. Гувер их давил, как всякую критику, но они возникали снова и снова.

Брюс открыл второй бумажник. Он уже догадывался, кто лежит рядом с Гувером, и догадка его подтвердилась.

– Вы не хотите объяснить, откуда возникло предположение, что это убийство на почве гомосексуализма? – спросил он, стараясь, чтобы в голосе не звучало интонаций, которые Мэри называла фэбээровскими. Если Гувер жив, а это какая‑то подстава, Гувер захочет в порошок стереть источник этого предположения. Брюс, прежде чем двигаться дальше, хотел убедиться, что источник стоит устанавливать.

– В основном из‑за района, – объяснил Макаллистер. – Есть здесь парочка баров, довольно элитных. Без знакомств в них не попадешь. Еще там наверху каждую неделю устраивают вечеринку. На ней бывают весьма известные в городе персоны, так что полиции нравов велено держаться в сторонке.

Брюс кивнул и не стал уточнять.

– Нам понадобятся ваши эксперты, и побольше копов, чтобы сохранить то, что сохранилось на месте преступления – если убитые окажутся теми, чьи имена значатся в удостоверениях. Вы обыскивали тела? Других примет не нашли?

О'Рейли вскинулся. Ему это явно не приходило в голову. Возможно, его слишком потрясли найденные удостоверения.

Младший из детективов уже вернулся к трупам. Коронер отстранил его и сам занялся обыском.

– Думаете, это обманка? – спросил О'Рейли.

– Не знаю, что и думать, – признался Брюс. – И я здесь не для того, чтобы думать. Мое дело проследить, чтобы все прошло гладко.

И позаботиться, чтобы дело попало к ФБР – не сговариваясь, додумали оба. Впрочем, О'Рейли не возражал, и Брюс теперь понимая, почему. Дело обернется политическим кошмаром, и ни один порядочный детектив не захочет в него замешаться.

– Как вышло, что нет прессы? – спросил у О'Рейли Брюс. – Как вы умудрились от них отделаться?

– Разборка между голубыми, – уронил коронер.

Брюс начал уставать от этой формулировки. Кулак снова сжался, и, чтобы его разжать, пришлось потрудиться.

– Не обращайте внимания, – мягко посоветовал О'Рейли. – Он, поганец, лучший коронер в городе.

– Я слышу, – учтиво предупредил коронер. – У обоих нет больше ничего, удостоверяющего личность.

О'Рейли ссутулился. Похоже, он надеялся на другой результат. И Брюс бы надеялся, если бы мог. Но он знал, что Гувер в городе. Об этом знало все нью‑йоркское бюро. Гувер, появляясь, всегда устраивал налет – лез во все дела, раздавал указания, проверял, все ли идет, как ему надо.

– Пока все еще больше не запуталось, – заговорил О'Рейли, – не хотите взглянуть на другие тела?

– Другие?.. – Брюс онемел. Ему бы сейчас кофеину, но Гувер запретил сотрудникам пить кофе на работе. Попросить сейчас кофе граничило бы с оскорблением покойного.

– У нас еще трое. – О'Рейли глубоко вздохнул. – И как раз пред вашим приходом мне сообщили, что те – тоже агенты.

Особый агент Джон Хаскелл как раз расставил шестерых своих лучших агентов перед помещением директора, когда подоспела маленькая женщина с ключами, зажатыми в обтянутой перчаткой руке. Элен Гэнди, секретарь директора, уставилась на Хаскелла ледяным взглядом, сравниться с которым мог только взгляд самого директора.

– Могу я пройти в свой кабинет, агент Хаскелл? – И голос был таким же ледяным. Она казалась совершенно невозмутимой, и не знай Хаскелл, что она никогда не задерживалась после пяти, если на то не было личного указания Гувера, решил бы, что она просто вернулась после затянувшегося перерыва.

– Простите, мэм, – ответил он. – Входить запрещено. Приказ президента.

– Право? – Господи, от этого голоса озноб по коже. Он помнил, как первые услышал его, когда молоденьким агентом пришел представляться директору, пройдя прежде подробный инструктаж. Она напугала его больше, чем сам Гувер.

– Да, мэм. Президент сказал, никого не пускать.

– Разумеется, он не меня имел в виду.

Разумеется, именно тебя. Но Хаскелл прикусил язык.

– Прошу прощения, мэм.

– Я хотела бы, с вашего позволения, забрать несколько личных вещей. Кроме того, директор дал мне инструкцию, что в случае… – она впервые запнулась. Голос у нее не дрогнул, горло не перехватило, но ей, как видно, понадобилась секунда, чтобы собраться с силами. – В случае чрезвычайного положения я должна забрать также некоторые из его личных вещей.

– Вы могли бы сказать мне, что вам нужно, мэм. Я вам принесу.

Она прищурилась.

– Директору не понравится, что кто‑то трогал его вещи.

– Простите, мэм, – мягко возразил он, – но, думаю, это уже не имеет значения.

Другая женщина тут бы и сломалась. Как‑никак, она тридцать пять лет проработала со стариком, бок о бок каждый день. Не вышла замуж – не потому, что между ними что‑то было – Элен Гэнди, пожалуй, лучше всех знала, что стоит за отношениями директора с его заместителем, – а потому что для Элен Гэнди, как и для самого директора, в ФБР была вся жизнь.

– Имеет, – сказала она. – А теперь, с вашего позволения…

Она попробовала протиснуться мимо него. Она была жилистой и неожиданно сильной. Ему пришлось выставить руку, чтобы ее удержать.

– Мэм, – сказал он самым мягким тоном, на какой был способен, – приказ президента отменяет приказ директора.

Сколько раз за эти годы ему хотелось это сказать? Сколько раз хотелось напомнить всему Бюро, что не Дж. Эдгар Гувер – президент Свободного Мира?

– В данном случае, – огрызнулась она, – не отменяет.

– Мэм, мне бы не хотелось прибегать к помощи агентов, чтобы вас удержать. – А может, и хотелось бы. Она никогда не была приветлива с ним или с кем‑либо из его знакомых. Либо холодна, либо груба. – Вы расстроены.

– Нет, – отчеканила она.

– Расстроены, раз я так говорю, мэм.

Она вздернула подбородок. На секунду ему показалось, что она не поняла. Нет, поняла.

Равновесие сил изменилось. И сейчас сила была на его стороне.

– Я что, должна обращаться к президенту, чтобы получить свои личные вещи? – спросила она.

Но оба знали, что речь не о личных вещах. И президент не так глуп, чтобы этого не понимать. Он так же рвется к этим досье, как и сдержанный с виду генеральный прокурор. Он не позволит какой‑то старой швабре, как ему случалось называть мисс Гэнди, встать у него на пути.

– Прошу, – сказал Хаскелл. – Можете позвонить из кабинета напротив.

Она обожгла его взглядом, развернулась на каблуке и удалилась по коридору. Но шла она не к телефону – насколько он видел.

Он задумался, кому она станет звонить. Президент слушать не станет. Генеральный прокурор отдал приказ от имени президента. Может, свяжется с кем‑то из заместителей Гувера. Было пять‑шесть таких, которыми директор вертел как хотел.

Хаскелл ждал их появления. Но известие еще не распространилось по Бюро. Он сам знал только потому, что ему позвонил дежурный агент из нью‑йоркского отделения. Нью‑Йорк Гувера ненавидел, главным образом потому, что старик так часто налетал сюда и наводил шороху.

Кто‑то мог вычислить, что назрел кризис, увидев, что Хаскелл поставил у кабинета директора своих людей. Но о смерти директора не узнают, пока мисс Гэнди не позвонит, или пока кто‑нибудь из сотрудников Бюро не передаст приказ по цепочке – как предписано в много лет назад составленной Гувером книге.

Хаскелл скрестил руки на груди. Иногда он жалел, что не скрыл от ГП своего отношения к директору. Иногда ему хотелось и впредь оставаться скромным работником, поступившим в ФБР с мечтой стать похожим на своего героя, Дж. Эдгара Гувера.

Который, как выяснилось, ни разу не произвел ареста, не сделал ни единого выстрела, не провел ни одного расследования.

Директор был достоен восхищения: что ни говори, он создал дьявольское агентство практически с нуля – но он совсем не походил на образ, созданный прессой.

И это разочаровало Хаскелла. Он‑то мечтал стать крутым копом. А вместо этого совал нос в чужие дома и дела, а порой заводил дело на совершенно невинных людей, отыскивая ошибки в их прошлом.

А с тех пор как его перевели в штаб‑квартиру ФБР, он вообще не занимался расследованиями. И дел и арестов становилось все меньше.

И тогда он взял под наблюдение собственного босса, пытаясь понять, где кончается легенда и начинается человек. Осознав, что старик – просто чиновник, умеющий раскапывать скелеты в шкафах и использовать их, чтобы помыкать остальными, Хаскелл вполне созрел, чтобы согласиться на предложение, сделанное ему генеральным прокурором.

Но теперь его тайная служба перестала быть тайной. Теперь он открыто стоял перед директорским хранилищем тайн, опираясь на приказ президента и надеясь, что никто не поймет, что он блефует.

Пока О'Рейли вел его к лимузину, Брюс несколько раз взглянул на часы. Он уже полчаса, как на месте, а подкрепления все нет. Не ждут же от него, что он в одиночку прикроет дело наперекор всему департаменту полиции Нью‑Йорка?

Впрочем, пока следовало оценить масштаб проблемы. Ночь становилась холоднее, а улица оказалась еще темнее переулка, из которого они вышли. Ни один фонарь не горел. Только над несколькими парадными светились лампочки. Он с трудом различил лимузин в конце квартала, и то только потому, что рядом маячили фигуры двух полицейских, поставивших патрульные машины так, чтобы отгородить лимузин.

Подойдя ближе, он узнал силуэт лимузина. Он бы толще других и ниже сидел на рессорах, потому что корпус был бронирован. Стекла, надо полагать, тоже были пуленепробиваемыми.

– Вы сказали, шофера убили прямо в лимузине?

– Так мне сообщили, – ответил О'Рейли. – Меня сюда не вызывали. Нас вызвали на два трупа в переулке. И то с опозданием.

Брюс кивнул. Он не забыл слов коронера.

– Эта стандартная процедура в делах, касающихся меньшинств?

– Мы завалены делами, – чуть помедлив, отозвался О'Рейли. – Некоторым случаям уделяется меньше внимания, чем следовало бы.

– Шоферам лимузинов, – подсказал Брюс.

– Может быть, если он был убит на парковке под Плаца, – сказал О'Рейли. – Но не из‑за того, кто он. Из‑за места.

Брюс кивнул. Он знал, как устроен мир. Ему это не нравилось. Он не раз возражал вслух, отчего в Бюро его не слишком ценили.

Тут у него свело и без того неспокойный желудок. Может, ему и не собираются присылать поддержку? Может, его сунули сюда в одиночку, чтобы потом заявить, что он не справился с заданием, потому им и не удалось замять скандал?

Нельзя было сейчас об этом думать. Его дело: все замечать, провести расследование в полную силу и отчитаться во всем до последней буковки – лучше, пожалуй, в нескольких экземплярах.

– Вас вызвали, потому что предполагали, что убитые в переулке могут оказаться крупными шишками? – спросил он.

– Думаю, да.

– А теми, в соседнем квартале, кто‑нибудь занимается?

– Может, и нет, – ответил О'Рейли. – Те бары, знаете ли. Такова политика департамента. Коронер осматривает тела в подозрительном районе и решает в зависимости… м‑м… от свидетельств… м‑м… активности… вызывать ли детективов.

Брюс нахмурился. Он чуть не спросил, что именно осматривает коронер, отыскивая свидетельства – не преступления, а определенного рода сексуальной активности. По‑видимому, если такое обнаруживалось, считалось, что не стоит тратить время на следствие.

– Возможно, эту политику придется пересмотреть, – заметил Брюс. – Множество людей живут двойной жизнью: полезных и интересных людей.

– Да, – согласился О'Рейли. – Возможно, придется. Особенно после нынешней ночи.

Брюс ухмыльнулся. Грубоватый коп все больше нравился ему.

О'Рейли переговорил с полицейскими и жестом пригласил Брюса пройти к лимузину. Когда тот подошел, О'Рейли включил фонарик, осветив место водителя.

Стекло не было разбито, как ожидал Брюс. Оно было опущено.

– Это у нас некий Джеймс Кроуфорд, – сказал один из полицейских. – При нем удостоверение фиби, но я что‑то не слыхал о цветных фиби.

– Их всего четверо, – сухо отозвался Брюс. Все они работали лично на Гувера, слугами или шоферами. – Можно взглянуть на удостоверение?

Патрульный подал ему бумажник, такой же, как у Гувера и Толсона. Внутри – значок, удостоверение и семейные фото. Ни у Гувера, ни у Толсона фотографий в бумажниках не было.

Брюс поманил О'Рейли ближе к трупу. Голова склонена к окну. Правой стороны черепа как ни бывало, волосы блестят запекшейся кровью. Пальцем в перчатке Брюс выпрямил голову. Все это – от одного входного отверстия над левым ухом.

– Бруннер говорил, пуля того же калибра, – сказал О'Рейли. Брюс не сразу сообразил, что Бруннер – это коронер.

Он тщательно обыскал Кроуфорда, но оружия на убитом не нашел. И кобуры или лямки для оружия тоже не было.

– Похоже, он был безоружен, – сказал Брюс.

– Как и те двое в переулке, – продолжил О'Рейли, и Брюс с благодарностью оценил, что тот не назвал убитых по имени. – А казалось бы, оружие должно быть.

Брюс покачал головой.

– Все знали, что они не носят при себе оружия. А вот у шофера должно быть.

– Может, у них было прикрытие? – предположил О'Рейли.

И во рту у Брюса стало сухо. Ну конечно, было. В конторе вечно смеялись насчет того, кому достанется очередная «гуверовская вахта».

Агенты на «гуверовской вахте» подчинялись строгим предписаниям: как всегда и во всем, что было связано с Гувером. Он тоже пару раз дежурил.

– Вы сказали, еще двое убитых?

– Угу. Примерно в квартале отсюда. – О'Рейли неопределенно махнул рукой в глубину улицы.

– Вытащили из машины – или из двух?

– Я ими не занимался, – напомнил О'Рейли.