Глава 49 Добрый прием в монастыре

Поутру друзья отправились в монастырь Святого Филиана. Этне оставили в городе – во избежание неприятностей. Огромная толпа горожан непременно захотела сопровождать их; именно на это и рассчитывал с самого начала отец Север.

– Поверь, монастырь – это главная наша проблема, – объяснял он Джеку по пути. – Тамошние монахи немногим лучше пиратов, и число их велико. Просто-таки предвкушаю, как наведу там порядок.

И он хищно заулыбался.

– Вы, господин? – не понял Джек.

– Брут поставил меня во главе монастыря. Добрее и снисходительнее брата Айдена в целом свете не сыщешь. Да он тонущую крысу кинется спасать, даже если перед тем тварь его цапнула, – и в придачу благословит ее впоследствии. «Овечкам» отца Суэйна необходим совсем иной пастырь.

За сосновой рощей на холме мелькнуло белое пятнышко, и Джек узнал монастырь Святого Филиана. А за ним, к вящему удивлению мальчика, раскинулось огромное озеро, заросшее тростником. Но если прежде сердце Джека замирало от восторга при виде великолепных белых стен и зданий, где кипела жизнь, сейчас монастырь выглядел до странности вымершим и безлюдным.

– Его ведь не разграбили, нет? – спросил мальчик.

– Разве что изнутри, – покачал головой отец Север.

В парке, что еще недавно был тщательно возделан и ухожен, ныне царило запустение. Все заросло сорняками. Снаружи у самых ворот громоздилась мусорная куча, а отхожее место явно давным-давно не чистили. Двое монахов (или рабов – на таком расстоянии не разглядишь) похрапывали на куче. Вокруг в поисках объедков рылись свиньи.

Землетрясение, конечно, нанесло свой ущерб. По стенам змеились глубокие трещины; но их давно бы следовало заделать.

– В точности как в моем видении, – прошептал Джек.

– Труби в трубу, Крысеныш, – скомандовал отец Север.

Умению созывать солдат Крысеныш научился еще в Дин-Гуарди. Недостаток музыкального слуха он искупал похвальным рвением. Труба взревела; воздух содрогнулся еще раз, и еще. Монахи спрыгнули с мусорной кучи и в панике столкнулись друг с другом. Свиньи со всех ног кинулись в лес. Изнутри донеслись крики.

– Достаточно, Крысеныш, – промолвил отец Север.

Мальчишка ухмыльнулся и обтер мундштук от слюны.

– Бежим! Бежим! – раздавались вопли.

– Нет! В бой! В бой!

– Это викинги! Мы погибли! – завыл какой-то монах.

– Викинги уже давно были бы внутри, – фыркнула Торгиль.

Очень скоро перепуганные монахи вытолкнули за ворота нескольких вооруженных дубинками рабов.

– Сообщите брату Айдену, что к нему гости! – крикнул отец Север поверх голов малодушных рабов. – С нами – новый правитель Дин-Гуарди.

– Урррра королю Бруту! – дружно закричали горожане, столпившиеся сзади.

Брут ехал во главе их, как и подобает благородному лорду. Он выхватил Анредден и принялся бешено им размахивать. Толпа разразилась приветственными возгласами.

– В один прекрасный день он себе того и гляди чего-нибудь оттяпает, – пробормотала Торгиль.

– Вперед! – приказал отец Север, и людской поток хлынул к воротам, обтекая коней.

Горожане были просто счастливы поучаствовать в таком судьбоносном событии, а если кто и ткнул походя кулаком монаха-другого, что подло обманывали простецов, так кто ж их осудит? Очень скоро монастырь Святого Филиана оказался в руках отца Севера и его друзей. Брут торжественно въехал во внутренний двор, так и лучась благожелательностью. Джек озирался по сторонам – и высмотрел наконец приземистого монашка: тот как раз выходил из часовни.

– Брат Айден! Благодарение Господу, с тобой все в порядке! – закричал мальчик.

Монашек расплылся в улыбке.

– Джек! Брут! Как же я вам рад! И… и… быть того не может!

– Может, друг мой, – заверил отец Север.

– Но тебя же захватили викинги! Они убили тебя!

– Меня продали в рабство, но это долгая история, так вот сразу и не перескажешь, – отозвался отец Север. – Как только я наведу здесь порядок, я буду бесконечно благодарен за кружку твоего верескового эля. Да, кстати: я пришел взять в свои руки управление монастырем. Надеюсь, ты возражать не станешь?

– О таком благословенном событии я молился еженощно!

– Отлично, – кивнул отец Север. И, недобро улыбаясь, обвел глазами присмиревших монахов. Кое-кто щеголял синяком под глазом, и все глядели так покаянно, что залюбуешься. – Сперва покончим с делами насущными.

Бард с отцом находились в больнице, самом благоустроенном и спокойном месте во всем монастыре. Бард немало всего добавил к коллекции лекарственных трав, висящих под потолком, и как раз рассказывал Джайлзу Хромоногу об их свойствах, когда внутрь вбежали Джек с Торгиль.

– Джек – ох, сыночек мой! – воскликнул отец. Нога его по-прежнему покоилась в лубке, он опирался на костыли, но, к вящей радости Джека, выглядел на диво здоровым и бодрым. – Я-то уж думал, тебе не суждено вернуться. Когда Иффи велел запечатать колодец… – Отец выпрямился в полный рост и пригляделся к Джеку внимательнее. – Готов поклясться, ты здорово подрос, хотя прошло всего-то несколько недель. А наряд твой откуда?

– Молодчина, Джек! – от души похвалил его Бард. – Ты свершил великие подвиги! А, Торгиль – вот мы и снова встретились!

– Драконий Язык? – изумилась воительница.

– А я говорил тебе, что он жив, – отозвался Джек.

– А это что за паренек? – полюбопытствовал отец.

Джек смущенно замялся. Всю дорогу он ломал голову, как ему объяснить, кто такая Торгиль. Не только отец, но и горожане принимали ее за мальчишку. Это решало проблему одежды: ведь Торгиль наотрез отказывалась носить девчачьи платья. И однако ж она скандинавка; ее непременно убьют, если кто-нибудь догадается о ее происхождении. А тут еще отец задал самый главный, самый мучительный вопрос:

– А Люси где же?

Миг, которого Джек ждал с таким ужасом, настал.

– С ней все хорошо, – пролепетал мальчик. – Она счастлива.

– Она никогда нам не принадлежала, Джайлз, – вмешался Бард. – Ты с самого начала об этом знал. Я так понимаю, она осталась в Эльфландии.

– Она не захотела возвращаться, – убито проговорил Джек.

– Даже ради меня? И ради Алдиты? – закричал отец.

Бард утешающе потрепал отца по плечу.

– Эльфы смотрят на мир иначе, чем мы. Они играючи разобьют тебе сердце, а сами лишь посмеются да отвернутся.

Джек смущенно глядел на плачущего отца, не зная, что делать. Люси никогда не любила ни его, ни кого-либо другого. Небось уже успела напрочь о нем позабыть.

– А ты разве не хочешь узнать про Орешинку? – нежданно-негаданно вмешалась Торгиль.

Отец вскинул глаза.

– А ты кто такой?

– Я – Торгиль, из дома Олав…

– Этого вполне довольно, – вовремя остановил ее Бард. – Как видишь, Джайлз, в своих путешествиях Джек повстречал хорошего друга. Но речь не о том. Орешинка – твоя настоящая дочь и, как я слышал, живет в семье хобгоблинов.

– Хобгоблинов?! – встрепенулся несчастный отец. – Они ж ее сожрут!

– Чушь. Хобгоблины – славные, добросердечные создания и детей просто обожают. Но я так понимаю, Орешинка тоже отказалась возвращаться?

Сердце у Джека заныло еще сильнее.

– Понимаете, она ж другой жизни никогда не знала. Она считает себя хобгоблинкой и любит приемных родителей. Похитить ее было бы жестоко.

– Вообще-то я об этом подумывала, – призналась Торгиль.

– И очень хорошо, что не преуспела, – покачал головой Бард. – А теперь нам надо многое обсудить; да и Айден наверняка захочет послушать ваш рассказ. Джек, а пригласи-ка его к обеду. Да, и заодно отнеси Пеге и ее друзьям корзинку со всякой снедью. И скажи, мы будем очень рады им – после наступления темноты.

Джек поспешил выполнять поручение учителя, гадая про себя, что за птичка такая напела старику о Пеге и хобгоблинах. Просто-таки диву даешься, как Бард умудряется всегда и все знать! Уже выйдя за дверь, мальчуган услышал, как отец задумчиво обронил:

– Торгиль – странное имя для сакса.

– На севере оно не то слово как популярно, – заверил Бард.

С наступлением вечера горожане разошлись по домам. Люди были в превосходном настроении: все смеялись и поздравляли друг друга с победой над монахами.

– Отец Север посадил их на хлеб и воду на целый месяц! – радовался один.

– И заставил читать молитвы каждые четыре часа, а в остальное время трудиться не покладая рук, – ликовал другой. – Как только святоши закончат чинить стены, так сразу начнут восстанавливать Дин-Гуарди. Ах, до чего же славно снова зажить под властью настоящего короля!

– И принцессочку он себе раздобыл – просто загляденье!

Так, перешучиваясь и пересмеиваясь, люди брели по темнеющим полям, возвращаясь в Беббанбург.

Джек прислушивался к их болтовне, лежа на животе в высокой траве за пределами монастырских владений. Тут же притаились хобгоблины и Пега.

– Думаешь, это безопасно? – прошептал Бука.

– Надеюсь. Брат Айден велел мне пройти через покойничьи ворота.

И друзья прокрались к проему в стене вокруг кладбища. Внутри не оказалось ни души. Жалкие крестики, отмечающие могилы монахов, тонули в зарослях сорняков. С лугов наплывал туман.

– Тем лучше: никто нас не увидит, – прошептал Немезида.

Так, никем не замеченные, друзья пробрались к черному ходу больницы. Дверь отворила Торгиль.

– Давно пора, – пробурчала она. – Драконий Язык не велит за стол садиться, пока вы не придете.

Джек давно привык к диковинному виду хобгоблинов, а вот отец его чуть с табуретки не свалился при виде гостей.

– Демоны! Д-демоны! Пришли уволочь нас в ад!

– Успокойся, Джайлз, – и ты тоже, Айден! – приказал Бард. – Эти кроткие создания зовутся хобгоблинами, добрее их в целом свете не сыщешь. Здравствуй, Пега, рад тебя видеть. Я оставил для тебя лучшее место.

Девочка отпрянула назад, застыдившись своего истрепанного, грязного платья.

– Я лучше сяду с Букой и Немезидой.

– Вообще-то, если честно, тут все места лучшие, потому что они все одинаковые, – весело заверил старик. – А ты и твои друзья – почетные гости. Подавай на стол, Крысеныш! Ты, конечно, разоделся в пух и прах как оруженосец рыцаря, но мы-то все помним, что под пышным нарядом скрывается жалкий поваренок!

Крысеныш с кислым видом принялся обносить пирующих тушеной чечевицей на ломтях хлеба и чашами с сидром.

– За доброе начало! – воскликнул Бард, поднимая чашу.

– За доброе начало! – эхом подхватили остальные.

И жадно набросились на угощение. Никто и слова не вымолвил до тех пор, пока не утолил голод.

– Превосходно, просто превосходно! – похвалил Бука, в четвертый раз накладывая себе добавки. – Не хватает разве что горсточки грибов.

– Как всегда, ты демонстрируешь прискорбную невоспитанность, критикуя угощение, – фыркнул Немезида.

Джек знал: если Немезида начал подкалывать его величество, это значит, хобгоблины совершенно расслабились и чувствуют себя как дома.

– Торгиль уже поведала нам о ваших приключениях; ну а я-то, само собою, кое о чем и без нее знал, – промолвил Бард. – Пега, тебя должно поздравить. Одержать победу над эльфами – подвиг не из малых. Когда ты зажгла ту свечу на празднике Йоль, я сразу понял: тебе самой судьбой предначертано свершить нечто великое.

– Спасибо, господин, – пролепетала девочка, смущенно глядя в пол.

– А ты, Джек, разорвал кольцо Нежити вокруг Дин-Гуарди. Вот уже много веков жизненная сила рвалась внутрь. Крепость была что гнойный нарыв, распространяющий заразу повсюду вокруг. Но теперь это место исцелилось.

– Я утратил посох из Ётунхейма, – не удержавшись, посетовал Джек.

– Я знаю.

«Среди присутствующих один только Бард понимает весь ужас этой жертвы», – подумал про себя Джек.

Старик смотрел на ученика так сочувственно, что мальчуган отчаянно боялся расплакаться и опозориться перед всеми.

– Есть дарования, которые обретаешь только через жертву, – тихо проговорил Бард. – Эти дарования ведомы мудрым, но на то, чтобы овладеть ими, потребно время. Я давным-давно, еще в ходе обряда «огня бедствия», понял, что ты, и Пега, и Люси вызвали к жизни великие перемены. Чего я не видел, так это участия Торгиль. Она принесла величайшую из жертв, подняв руку на Властелина Нежити. И приобрела многое – чего еще не осознала.

– Она? – хором переспросили брат Айден и отец.

– Вы же привыкли к хобгоблинам. Привыкнете и к тому, что Торгиль – девочка, – заверил Бард.

Джек в который раз поразился тому, как в изложении Барда любая самая неразрешимая проблема предстает заурядным пустяком. Отец уже разговорился о чем-то с Букой, а брат Айден перестал креститься всякий раз, как взгляд его падал на хобгоблинов. Славный старина Бард! Да он любого заставит под свою дудку плясать!

Дверь, ведущая в монастырь, внезапно распахнулась, и вошел Брут – король Брут, тут же напомнил себе Джек. Вслед за Брутом явился и отец Север.

– Фью! Тяжкий денек выдался! – воскликнул новый правитель Дин-Гуарди. – С самого утра так ни разу и не присел.

– А завтра придется не легче, – заверил отец Север. – Мы уже собирались спать укладываться, и тут я вспомнил, что у меня осталось одно недоконченное дельце. Вы, кстати, можете выбрать себе любые постели по своему вкусу. Монахи еще долго будут спать на голых досках. Итак, Драконий Язык, – монах обернулся к Барду, – пора тебе кое с кем познакомиться.

Отец Север отступил в сторону, и в комнату вошла Этне. С ее появлением даже свечи запылали ярче.

– Драконий Язык, пред тобой твоя дочь.

Впервые на памяти Джека Бард лишился дара речи.

Наконец-то Джек понял, почему в Этне ощущалось что-то знакомое. В эльфийском обличье она казалась копией Партолис, только более юной. Но когда она перевоплощалась в человека – а такой она нравилась Джеку гораздо больше, – ее синие глаза и даже улыбка очень напоминали Барда. Да и добротой своей девушка, вероятно, была отчасти обязана отцу. Увы, доброта эта под воздействием Партолис обычно бывала подавлена. А вот теперь человеческая сторона ее натуры проявилась в полной мере.

– Мне всегда хотелось знать, кто был мой отец, – промолвила Этне. – Я спрашивала мать, да только она не помнила.

– Эльфы – они таких вещей никогда не помнят, – с трудом выговорил ошарашенный Бард.

– Я много наслышана о Драконьем Языке.

– Похоже, ты похитил у Партолона не только магию, – заметил отец Север.

Бард одарил его испепеляющим взглядом.

– Буду весьма признателен, если ты не станешь портить эту священную минуту. Этне, поверь, я даже не подозревал о твоем существовании. Жаль, что я не узнал тебя, когда был помоложе. Я же побывал в Эльфландии шестьдесят лет назад, а ты по-прежнему юна и прекрасна… ну да таковы законы той страны. – Старик печально улыбнулся. – Дом мой небогат, и предложить я могу тебе немногое, но все, что есть, – в твоем распоряжении.

– Она хочет стать монахиней, – вклинился отец Север.

Бард резко развернулся.

– Ну, это уже слишком. Есть много способов войти в реку жизни, и я вполне способен ее обучить и наставить. Еще не хватало, чтобы она целыми днями морила себя голодом, повернувшись спиной к красотам мира.

– Но… отец… мне нравится поститься, – запротестовала Этне.

– Потому что тебе оно пока в новинку. На самом-то деле тебе нужно погрузиться в жизнь с головой, пропустить ее поток сквозь себя, научиться любить.

– Я вразумлял Этне в течение целого года, – возразил отец Север. – Я намерен построить женскую обитель и выписать из Кентербери настоятельницу. У Этне не будет недостатка ни в сестрах по вере, ни в христианском наставлении. Она научится творить добро. И смирению тоже научится. Я с корнем выкорчую эту проклятую эльфийскость и очищу ее душу, так что ангелы в небесах передерутся друг с другом, кому достанется честь унести ее в Небеса.

– Ой-ой-ой… – Бард тяжело, устало вздохнул. Он словно постарел на глазах. – Ты сам не понимаешь, с чем столкнулся, а мне осталось уже не так много лет, чтобы успеть спасти девочку.

Джек разом встревожился. Он не хотел и думать о том, что Бард может когда-нибудь, ну хоть когда-нибудь умереть. Даже если это и значит, что он просто-напросто возродится где-то еще.

– У великого древа много ветвей, дитя, – мягко проговорил Бард, беря руки Этне в свои. – И христианство – не более чем один-единственный лист.

Но эльфийка лишь неуверенно поулыбалась этим словам. Джек видел: Этне не понимает, о чем идет речь.

– Она заплутала между двумя мирами. – Старик вскинул глаза на отца Севера. – Не знаю, сможет ли она полностью отринуть какой-либо из них.

– С Божьей помощью сможет, – твердо заявил отец Север.

– Скажи мне, Этне, ты вправду хочешь быть монахиней?

– Еще бы – это же так весело! – восторженно всплеснула руками девушка.

– Хорошо же. Я не встану у тебя на пути. Но послушай, если когда-нибудь тебе понадобится помощь… – Бард на мгновение задумался. – Я пришлю тебе кота. Я знаю, что монахиням позволено держать домашних любимцев. Заботься о нем хорошенько и не забывай кормить.

– Надеюсь, это не какой-нибудь там чародейский фокус? – подозрительно осведомился отец Север.

– Ну что ты! – Синие глаза Барда просто-таки лучились простодушием. – Я купил этого кота у одного ирландского капитана, что стоит на якоре в Беббанбурге. Звать зверушку Пангур Бан. Если тебя что-то напугает или удручит, о моя новообретенная доченька, поведай свою беду Пангуру Бану. Вот я, например, в минуту жизни трудную люблю поговорить с животными, которые, конечно же, не могут – никак – никогда – ни за какие коврижки! – поделиться услышанным с кем бы то ни было. Это так успокаивает!

Этне наклонилась к отцу и поцеловала старика в щеку.

– Я запомню, – тихо пообещала она.

А потом, поскольку час был уже поздний, а день выдался утомительный, отец Север велел всем укладываться спать. Он даже нанял в Беббанбурге добрую женщину позаботиться об Этне. Отец Север всегда отличался собранностью и аккуратностью.