Глава 17. По оценке Бергмана, на наших двенадцати двойных рядах скамеек могли свободно разместиться полторы сотни зрителей

По оценке Бергмана, на наших двенадцати двойных рядах скамеек могли свободно разместиться полторы сотни зрителей. Поскольку сидели они довольно тесно, я решила, что число зрителей зашкаливает за две сотни.

К гадалке не ходи, думала я, ожидая в кулисах. Юбка наверняка свалится. Господи, я белье‑то надела? Быстро проверила. Тьфу ты! И еще она тесная. О Господи! А топ? Его же считай что нету! А если я упаду? Если вот просто возьму и хлопнусь?

Это Вайль меня втравил во все, паршивец. Ну я ему покажу! Вот будет спать, влезу к нему под навес и нарисую ему усы красным маркером. Нет, лучше поеду с ним по магазинам и пусть стоит рядом с контейнером трусов, пока я буду примерять вещи. Нет, я его возьму на самое первое родительское собрание у Эви, и пусть раздает печенье и пунш!

Слушай, а Коул неплохой жонглер! Булавы, кольца, пара банок теннисных мячиков. Не знала, что он так умеет. Что? Уже закончил? Блин, моя очередь!

Бергман сменил общий свет на единственный прожектор и врубил музыку. Я пошла на сцену, красиво рассекая воздух – публика встретила меня бурными продолжительными аплодисментами. Теперь, когда уже нельзя прятаться за занавесом и заниматься самоедством, мне стало лучше. В конце концов, на мне три тонны макияжа, почти все украшения, которые таскает с собой Кассандра, и шесть слоев нижних юбок, под которые я прикрутила набедренную кобуру с игрушечкой тридцать восьмого калибра – я ее держу вот для таких случаев, когда приходится ходить без брюк. Топ с золотыми блестками сбился с пути истинного в сторону излишней открытости, но ряды нашитых золотых кружков придавали ему сходство не со спортивным бюстгальтером, а с костюмом игрока в банк. Длинные и прямые рукава закрывали руки от плеч, а бинты на кистях маскировали черные кружевные перчатки без пальцев.

Да, это была серьезная трудность. Руки участвуют в танце живота, начиная и завершая грациозные движения. И сейчас, несмотря на все анальгетики, адски больно было держать их правильно. Но то, что я на этом сосредоточилась, помогло отвлечься от факта, что Чень Лун действительно показался в зале, в первых рядах в середине – сидел, улыбаясь и кивая в такт музыке. Одет он был в традиционный китайский халат – черный, с красными вышитыми; драконами. Я только один раз поймала его взгляд и обрадовалась, что руки он держит в своих широких рукавах. Иначе, вероятно, он бы размахивал долларовыми бумажками, как шафер на мальчишнике.

Его приятельницу, сидевшую справа, не слишком радовал его интерес к танцовщице. Она все толкала его локотком, пока он не нагнулся и не сказал что‑то вампиру слева от себя – тут они оба тихо засмеялись. Кажется, я узнала этого нового вампира – он был из тех, кто во время драки ждал, пока определится победитель.

Через пролет примостилась семья Сяо, радуясь совместному выходу в свет. Мама сидела прямо и ровно, руки на коленях, но глаза ее вспыхнули ярче, когда на сцене появился Коул. Сяо Лай устроился на мускулистых ногах своего отца, подпрыгивая в такт музыке.

Я даже не успела понять, что закончилась первая песня, и вторая пошла куда быстрее. Да, труднее, но и веселее тоже. Где‑то в середине зал стал хлопать в такт, и это вдохновило меня попробовать те движения, которые я уже годами не делала – пусть даже наутро мне будет трудно двигаться. Наверное, получилось – судя по одобрительным воплям в финале.

Теперь я вспомнила, почему я первой приходила на уроки танцев и уходила последней. Татуировки – фигня. А вот правильно исполненный и сердцем воспринятый танец живота – это истинный боди‑арт, искусство тела. И моя публика была идеальной. Если не считать Луна с его пассией, которых я подчеркнуто не замечала, то в основном это были семьи. Не было волчьего свиста, улюлюканья и воя – только аплодисменты в нужное время. И я вела их дорогой мелодии, рассказывая историю, которую они понимали нутром, на универсальном языке ритмов. О'кей, признала я, раскланиваясь в ответ на новый взрыв аплодисментов. Это действительно суперкайф.

Не успела начаться последняя песня, как из глубины тента стал подпевать Вайль. Я даже не знала, что на эту музыку есть слова, и уж точно не ожидала, что номер станет коллективным. Но он пел, направляясь ко мне посередине прохода – пел хрипловатым баритоном по‑румынски.

Определенно любовная лирика, решила я, поворачиваясь и качая бедрами в его сторону. Потом оглянулась через плечо – улыбка у него была безусловно хищная. Я качнула корпусом в его сторону, и наградой мне был взгляд такого пронзительного голода, что я чуть на него не прыгнула. Как он сумел удержаться до конца песни в рамках «дети до шестнадцати», не знаю. Но громовые аплодисменты подтвердили, что зрелище народу понравилось.

Виляя, я ушла со сцены, помахивая руками и посылая своим новым фанатам воздушные поцелуи. Несомненно, именно поэтому, проходя мимо задника, я влепилась со всего размаху в несущий столб – и чуть не обрушила весь театр, в буквальном смысле слова. Схватившись за столб, я зафиксировала его неподвижно, стараясь не думать, что будет, если нам не удастся заманить Луна в схватку один на один, исключительно из‑за того, что Старшая Помощница Ликвидатора налетела головой на железную палку.

Мое внимание привлек какой‑то звук справа, очень деликатный звук, нечто среднее между тихим храпом и едва заметным бульканьем. Я чуть высунулась наружу – и увидела, что Коул катается по земле.

– Что с тобой? – я бросилась к нему и постаралась зафиксировать, чтобы посмотреть, куда он ранен. Тут я увидела его лицо. – Ты смеешься?

– О Боже, видела бы ты себя сейчас! – Он пытался сдержаться, чтобы не отвлечь публику от пения Вайля, но все равно смех рвался у него изо рта.

– Тебе больше делать нечего? – спросила я зло.

– Как смотреть танец живота в исполнении красавицы? Ты обо мне?

– Так что, хорошо было?

– Совершенно не могу понять, почему ты так отбрыкивалась – ну, пока на шест не налетела. Хорошо, что никто тебя не видел, кроме меня.

– Я видела.

К нам подошла Кассандра, смеясь так, что плечи тряслись.

– Какого чер… а не твоя ли сейчас очередь? – вызверилась я на нее.

– Моя, и мне было так страшно, что меня три раза вырвало. Но сейчас лучше. – И ее улыбка была такой же теплой, как ее объятие. – Спасибо.

– Ну хорошо. Каждый раз, когда тебя будет развлекать мое попадание мордой в лужу, буду считать, что выполнила свою задачу. Но что со мной творится последнее время? – спросила я у всех сразу. – Дня не проходит, чтобы я обо что‑то не ударилась или не споткнулась. Я же в колледже спортсменкой была!

Кассандра посмотрела на меня с грустью.

– Вселенная требует равновесия, Жасмин. Твои силы как экстрасенса выросли?

– Ну да.

– Вероятно, изобилие недавних случаев неловкости – цена, которую ты за это платишь.

– Ну знаешь, если это правда, то очень неприятная.

Она кивнула, отвлеченная какими‑то более важными мыслями.

– А ты… – Кассандра облизала губы, стрельнув глазами в сторону тента, будто ей был виден Лун через два слоя брезента и через черный занавес. – А ты будешь рядом, когда настанет этот момент?

– В том же помещении – достаточно?

– Ой, правда? У меня слов нет, как я рада это слышать!

– Это идея Вайля. Когда мы устроим бесплатное чтение мыслей, одновременно мы с ним будем давать приватный танец живота. И потому я все время буду рядом с тобой.

В брезентовом павильоне наступил момент затишья, за ним – уверенный шквал аплодисментов. Потом Вайль начал финальную песню.

– От Йетты Симмс мы знаем, что Лун любит улиток. И мы ему предложим поднос деликатесов в надежде, что он будет в настроении себя побаловать.

Это Кассандра уже знала, но надо было занять ее мысли, поэтому я повторила:

– А если он не станет есть?

– Придумаем другой способ заставить его проглотить таблетку. Может, подсунуть в его витамины или что‑то в этом роде. Не съест – тогда и будем думать, а пока что надо приманить его на лакомство. Ешь с ним вровень, главное, улиток не трогай.

Она кивнула и казалась вполне спокойной, если только не глядеть на ее руки. Длинные тонкие пальцы ходили и шевелились, как вылупившиеся из яиц змеи.

– А, Кассандра! – вступил в разговор Коул. – Все забываю тебе сказать. Там в публике твой бойфренд.

Произнес он это таким тоном, будто мы снова школьники и он подозревает, что у нее тяжелый случай заражения вшами.

Коул встал в позу супергероя – ноги на ширину плеч, руки в боки, подбородок в небо – и пропел:

– На‑на‑на‑на, на‑на‑на‑на, спецназ полиции!

– Боже мой! – Кассандра вцепилась в меня, и ногти вонзились мне в плечи. – Жасмин, мое видение!

Я скрыла ужас, который скрутил меня, когда я поняла: все участники ее видения заняли сейчас свои места.

– Кассандра, не волнуйся. Обещаю, что застрелю змею до того, как она ударит.

– Я тоже там буду, – заверил ее Коул.

Я смотрела на Кассандру, думая, как трудно ей будет держаться, когда мысли полны смертью, а будущее зависит от стажера‑ликвидатора, от женщины, у которой швов больше, чем мозгов, от вампира, у которого все мысли о другом, и от сумасшедшего инженера. Но я понимала, что она сможет держаться, потому что деваться некуда. Именно так все мы проходим через ад, когда нет другого варианта.

Аплодисменты усилились, достигли пика и стали спадать – Вайль объявлял гвоздь программы. Коул отвел полог тента у заднего входа, и Кассандра вступила на сцену, грациозно обойдя столб, который только что чуть не стоил мне сотрясения. Она сделала два долгих вдоха и спросила меня:

– Как я выгляжу?

Косы она убрала назад и связала ярко‑синим шарфом. Блузу того же цвета украшала вышивка в виде черных блестящих цветов. Черный топ без рукавов отлично подчеркивал украшение, которое она не стала мне одалживать – плотное золотое ожерелье, уходящее от ушей вниз и чуть не достающее до ключиц.

– Совершенно египетская царица, – сказала я.

Она кивнула и улыбнулась, но глаза ее остались тревожными.

Вайль отдернул занавес и Кассандра шагнула навстречу аплодисментам.

– Все будет нормально? – спросил Коул.

– Думаю, да. Но то, что здесь этот парень из спецполиции, – плохой знак. В ее видении он тоже погиб.

– Хреново, наверное, быть экстрасенсом, – заметил Коул и добавил еле слышно: – Мы не одни.

Тут и я услышала: тихий шаг, сопровождаемый радостным писком подбрасываемого ребенка. Из‑за угла нашего тента вышел муж Сяо Жэ. На руках у него сидел Лай, невероятно похожий на своего отца, несмотря на разницу в возрасте и в настроении. Лай явно считал, что ехать на папе – это вершина блаженства. Он подпрыгивал на папиной руке и колотил ладошками по широкой груди и плечам, будто был оркестром из одного человека, а папочка – его инструментом.

А у отца был такой вид, будто он вот‑вот заплачет. На представлении у него лицо было совсем другое, но там рядом сидела его семья и его менеджер. Я тут же ощутила с ним общность: очень неприятно прятать от мира сильный страх. Тепло ему улыбнувшись, я поклонилась:

– Здравствуй! Я – Люсиль, а это – Коул.

Он тоже поклонился, и Лай решил повторить это еще раз двадцать. Чтобы довести это до папиного сведения, он стал наклоняться вперед – отец его ловил и сажал ровно. И так было все время, пока мы разговаривали.

– Я Сяо Шао, – представился отец. – Моя жена Жэ мне говорил, вы спасали Лая жизнь. Я благодарный.

Он низко поклонился.

– Счастливы были помочь, – ответил Коул.

Выпрямившись, Шао сказал:

– Жэ говорил, вы милый люди. Хороший люди. – Он посмотрел на нас в упор, будто его глаза способны выявить любые проявления зла, которые мы, быть может, скрываем. Потом он беспомощно пожал плечами. – Она люди знал. Я ей верил. Она говорил, я с вами говорил надо.

– Очень милая женщина, – ответила я. – Прекрасная мать. – Я восхищенно покачала головой. – Такая терпеливая.

Он сдержанно улыбнулся:

– Обычно. – Он замолчал. Мы все смотрели, как Лай продолжает выполнять наклоны вперед. Шао заговорил снова: – Я работай… – Он дернул головой в сторону этой поразительной арены для акробатов. – Много друзей. – Он пожал плечами. – Вместе ездить, вместе работать, дружить.

Мыс Коулом кивнули.

– Мой друзья… – Шао отвернулся, чуть прищурился, стараясь сдержать слезы. – Они пропадай. Вещи, реквизит – все в трейлере, друзья – нет. Сегодня не приходить на шоу. – Теперь он смотрел на нас, пытаясь нам внушить, насколько странным считает он такое поведение. – Что‑то очень плохое.

Я мысленно увидела людей, напавших на Луна – с них еще капала вода после проплыва от берега, – и согласилась с Шао, что – да, что‑то очень плохое.

Теперь, когда он сказал худшее, слова полились быстрее и понимать их стало трудно, потому что акцент тоже усилился.

– Я думай, Чень Лун тут что‑то делай. Вы знал? – Он ткнул пальцем в сторону тента. – Передний ряд?

Мы кивнули. Еще бы нам не знать.

– Лун хозяин та лодка. – Он показал на «Констанс Мэллой». – Он привозил китайцы ее работать, а они в Чикаго стоять… – Он попытался найти слово, не нашел и показал жестом: поднял руку над головой и стал медленно ее опускать, играя пальцами.

– Метель? – спросил Коул.

Шао показал пальцем на него и закивал.

Ага! Теперь понятно, отчего нам удался этот трюк, когда мы прикинулись поставщиками. Мне все время казалось, что это противоречит характеру Луна – пускать на борт своей яхты чужих. Но если его работники застряли в Чикаго, а вечеринку не отменить, то выбора у него не было.

– Мой брат Сяо By из команды. Я боюсь, что был, когда он приехал. Я боюсь, он тоже исчезал.

– Почему ты думаешь, что именно он в опасности? – спросил Коул.

Шао обернулся через плечо, через другое, посмотрел нам за спину. Потом подался вперед – Лай дорвался до пуговиц на жилете у Коула, схватил одну и попытайся сунуть в рот, а Шао прошептал:

– By в армии. Который друзья пропадал, тоже армия. Очень тс‑с‑с.

Он приложил палец к губам, показывая, как это все секретно.

Понятно. Значит, НОАК хочет смерти Чень Луна. Ну, такой переворот вряд ли спланируешь так, чтобы молва не дошла до ненужных ушей.

Несомненно, By должен был вчера ночью участвовать в низвержении Луна, но помешала задержка рейса.

– Если Чень Лун узнавал про моего брата? – спросил Шао. – Он может тоже исчезай. – Мне эта возможность показалась вполне вероятной. – Я не могу говорить китайский власть. Я не знай, кто верный для Чень Лун. Вы другое. Вы – Америка, – сказал он так, будто нам надо об этом напомнить. – Вы знай, кто может помогать?

М‑да. Мы с Коулом переглянулись. Он пожал плечами, будто хотел сказать: «Тебе видней».

– Что именно ты хочешь, чтобы мы сделали? – спросила я у Шао.

– Я думай, мои друзья та лодка. – Он показал на «Кон‑станс Мэллой». Я подумала, что скорее всего они под той лодкой: видела, как привязывали грузы к телам перед тем, как выбросить за борт. Но перебивать не стала. – Может быть, ваш полиция туда пошел, их нашел. Может быть, арестовал Лун?

Может быть, Луна сегодня не станет, и беспокоиться будет не о чем.

– Я знаю тут одного полисмена, – сказала я, думая об этом спецназовце Кассандры, сержанте Престоне, и о том, как бы нам обеим хотелось, чтобы он остался жив. – Поговорю с ним завтра.

Но я знала, что не стану говорить. Разве что совсем будет некуда деваться.