Глава 12. Мы сидели в фургоне и смотрели, как прием у Луна превращается в зачистку

Мы сидели в фургоне и смотрели, как прием у Луна превращается в зачистку. Никого не тянуло на разговоры – ни на палубе яхты, ни в нашей компании.

Кассандра сидела, обхватив колени, роскошные волосы скрывали ее лицо.

Коул устроился рядом со мной, разминая новый кусок жвачки, отворачиваясь то и дело от телевизора, чтобы посмотреть на нас на всех.

Мыслей Вайля я прочесть не могла, но если бы спросили, я бы сказала, что так должен выглядеть римский воин как раз перед тем, как враг пронзит его копьем.

А Бергман, углубившись в свою технику, называл имена гостей, которые компьютер определял по портретам:

– Генерал Санг Ли с женой.

– Генерал Тон Сун с женой.

– Генерал Винь Дон.

Очевидно, Лун строит планы на Народно‑Освободительную Армию. Очевидно, он надеется убедить уцелевших генералов стать его союзниками. И если он сумеет сообразить, как делать дубликаты брони, его армия, и так самая большая в мире, станет неодолима.

Чувство было такое, будто из помещения выкачали всю надежду вместе с воздухом.

– Злит меня все это невероятно, – сказала я.

Подняться с дивана – потребовало усилий, заставило меня понять, что бой уже начался. Первый выпад сделал наш противник. И страх дракона – не миф. Но сейчас, встав на ноги, я почувствовала себя лучше.

Кассандра отвела волосы с лица, я кивнула ей.

– Этот тип всего лишь хорошо упакованный вариант Тамми Шобсон.

Коул выпрямился, повернулся послушать.

– Кто такая Тамми Шобсон? – спросил Вайль.

– Кошмар моего детства. Если есть у Бога справедливость, сейчас она жирная прыщавая разведенка с хронической грибковой инфекцией.

Даже Бергман теперь меня слушал. Это было у нас общее, как у студентов колледжа. Ему в детстве не давал проходу рыжий паразит по имени Клелл Дэнбертон, и я иногда думала, что Бергману в кошмарных снах видится драка с ним.

– И что это должно значить? – спросил он. Теперь голос его меньше принадлежал роботу и больше – моему старому напарнику по бегу.

Я посмотрела прямо ему в глаза:

– В сухом остатке: Лун – испорченный мальчишка, который добивается своего запугиванием. Да, он нашел для этого способ – действенный, но против профессиональных убийц ему не устоять. Нам, – я обвела рукой всех собравшихся, – платят за то, чтобы мы этого типа убрали. Вот именно это мы и сделаем.

В Корпус‑Кристи уже почти наступил рассвет. Задувал приятный, воодушевляющий ветерок – или, быть может, ожила надежда, что наши планы могут быть осуществлены, что мы можем живыми завершить задание и нас не поджарит заживо Железный Повар Лун.

Мы все пятеро смотрели, как гаснут один за другим огни на «Констанс Мэллой». Потом, не сговариваясь, вышли из фургона – даже Бергман вылез подышать, будто увиденная нами бойня отравила вентиляцию. Но он оставался недолго.

– Мне надо поспать, если я завтра должен сделать что‑нибудь работающее.

Под «работающим» он понимал какое‑то новое изобретение. Такое, чтобы после нескольких часов мозгового штурма мы бы согласились, что оно может уничтожить Луна, если как‑то сделать так, чтобы он эту штуку проглотил.

– Понятно, значит, я у мониторов, – сказал Коул.

Он останется бодрствовать, пока остальные будут отсыпаться. А если я снова начну во сне разгуливать, ему еще и отвечать за мою безопасность. Наверное, Коул понимал, как мне это все не нравится, потому что потрепал меня по плечу и усмехнулся:

– Жас, ты не переживай. Если что, я тебя повалю на землю и стану щекотать, пока не описаешься.

– Надо же, какая перспектива. И убийственные кошмары, и недержание. Спасибо тебе большое.

Он развел руками и обезоруживающе улыбнулся.

– Я здесь только, чтобы служить, – засмеялся он и ушел в фургон вслед за Бергманом.

Кассандра осталась с нами. Сложив руки на груди, она смотрела в темную воду.

– Ты озабочена, – сказал ей Вайль.

Она не закатила глаза в раздражении, но мне показалось, что была к этому готова.

– Естественно.

– Видение? – спросила я с надеждой.

Она покачала головой:

– Нет, ничего конкретного. Просто ощущение такое. – Она слегка выпрямилась, и можно было почти видеть, как она захлопывает все окна и двери. – Не обращай внимания.

– Но…

– Вайль, не сомневайся: если бы я знала что‑нибудь, что может помочь, я бы тебе сказала.

Она поглядела на него, и у меня возникло чувство, что она говорит сразу о двух вещах. Ушла она царственным неспешным шагом, хотя мне казалось, что ей хотелось подойти, стукнуть его сверху ногой по ноге и удрать в техасский рассвет, по‑идиотски хихикая.

Мы с Вайлем постояли молча пару секунд, пока я пыталась понять, насколько я его огорчу. Но это не имело значения в конечном счете. Мы на работе – это значит, что прежде всего мы команда. И даже личные чувства потом. Я решила говорить в лоб:

– Что ты такого сделал, что она разозлилась?

– Ничего такого, о чем бы я знал.

Я ощутила бросок его силы, и окружающая температура упала на пару градусов.

– Кончай свои вампирские штучки, – сказала я. – Если не хочешь о чем‑то говорить, так и скажи.

– Мне не хотелось бы это обсуждать. – Он приподнял бровь – я уже знала, что это вызов. Давай, говорил этот жест, попробуй. Выясним, кто из нас упрямее.

– Не хотелось бы – не надо. Но мы с тобой оба знаем: допускать, чтобы поиск твоих мальчиков ссорил тебя с твоими помощниками, – не просто неправильно, а глупо. И я не собираюсь терять всю группу из‑за идиотизма одного ее члена.

Вайль думал, что Кассандра могла бы связать его с теми, кто в прошлой жизни были его сыновьями. Целая цепь Видящих привела его к убеждению, что они теперь американцы. Но пока что поиски удачи не принесли.

– Я не из любителей, которые навлекают рок на головы своей группы или помощников, – ответил Вайль, и голос его прозвучал ниже, как бывало, когда он серьезно волновался. – Я просто хочу того, что принадлежит мне.

Ну вот опять мы уходим туда, где он не слушает голос разума. Его мальчики умерли двести лет назад, а он не мог и не хотел их отпустить. Но кто я такая, чтобы судить, если сама иногда готова рухнуть вдруг на колени от боли собственной утраты? Я бы слова больше не сказала, если бы это была работа только на нас двоих. Но у нас целая группа, и я должна ее защитить. Хватит с меня первой моей команды, которую я защитить не смогла.

– Тебе надо просто быть терпеливым…

– Надоело мне быть терпеливым! – выкрикнул Вайль в сторону воды, будто бросая вызов невидимому богу, который все эти годы играет в прятки с его детьми. Он опустил взгляд, повернулся ко мне. – Я хочу знать, где они. Хочу их видеть, с ними говорить, сказать все, что держу в сердце с тех пор, как они погибли. И Кассандра может для меня это сделать. Может меня с ними связать, если хотя бы попробует! Так что перестань ее опекать и пусть делает свою работу!

Теперь в его голосе слышались отчаяние, боль – и гнев. Отменно несправедливый.

– Кассандра не может вытащить видение из собственной задницы просто для твоего удовольствия. Но если ты будешь на нее давить, она тебя пошлет подальше. А нам она нужна, чтобы как следует выполнить задание, поэтому – прекрати.

Я тоже попыталась красиво уйти, но, наверное, на этом рынке монополию захватила Кассандра. Я споткнулась о жгут проводов, который Бергман протянул из фургона к ближайшей розетке, и чуть не хлопнулась носом вниз.

– Твою мать!

Забавно, как иногда можно все сказать короткой фразой. И еще забавно, что после этого мне стало намного лучше. Может, мне даже удастся поспать без эксцессов ближайшие восемь часов.

Не получилось. Провалявшись минут сорок пять на диване, который больше напоминал груду камней под слоем пакли, я принялась бродить по пустому фургону. Решив, что все пошли проверить, что это за аромат от соседского гриля, от которого слюнки текут, я последовала их примеру.

Бергман, Коул и Кассандра где‑то спрятались, зато я нашла сидящего у пикникового стола своего братца, лакающего из глубокой тарелки жижу, которая могла когда‑то быть мороженым. У меня сердце чуть не разорвалось, когда я его увидела таким печальным. И не помогало, что мы были окружены семьями отдыхающих, которые веселились, поедая жирную еду и катаясь на вертящихся, крутящихся и качающихся сооружениях, которые, судя по виду, могли в любой момент рассыпаться.

– Не могу поверить, что ее больше нет, – сказал Дэвид, когда я села рядом с ним. Я подождала, не бросится ли он на меня, обвиняя в смерти единственной женщины на свете, которую он любил. Каким‑то извращенным поворотом настроения я ждала его ярости, зная, что мне будет лучше, если он на меня сорвется. И очень трудно мне было смотреть ему в глаза, не отворачиваясь. – Есть способ ее вернуть?

– Я не… нет, Дэвид. Нет такого способа.

– Зачем она на это пошла?

– Не думаю, чтобы у нее был выбор.

Но мы оба знали, что на самом деле это не так. Обращение невозможно совершить против воли.

Я посмотрела на собственные руки, лежащие на столе, и они сжались в кулаки. С каким‑то странным чувством отстраненности я поняла, что никогда моя ненависть к Джесс не была так сильна, как сейчас.

Когда я подняла глаза, было темно. Дэйва не было, на его месте сидел Мэтт, и вид у него был голодный. И он хотел не мороженого.

– Танго? – спросил он меня, улыбнувшись своей ленивой, манящей улыбкой. Но клыки очень портили впечатление.

– Ты не вампир, – сказала я, впиваясь ногтями в ладонь, чтобы кулаком не сбить это выражение с его лица. Это была пародия на все, что у нас было, на все, чем были мы сами, на все, чем могли стать. – Тебя убил Айдин Стрейт. Помнишь, я видела, как улетала твоя душа?

– Что я могу сделать, если таким я тебе снюсь?

– Многое! – заорала я, хотя понимала, что он врет. – У тебя масса возможностей, сволочь и гад, и все они бьют по мне! Ты хоть секунду подумал перед тем, как обратиться?

Что такое? Я уже сама путаюсь. Вампир он или нет? Я посмотрела на него – и что‑то разбилось у меня внутри.

– Я тебя ненавижу.

– Ты меня любишь, – улыбнулся он во весь рот.

– Ты меня оставил!

Он развел руками, посмотрел на себя, будто хотел сказать: «Какого ж черта я тогда тут делаю?»

– Ты меня понял! Это на самом деле не ты!

– Детка, не кипятись. Если бы мне нужно было переливание, ты бы мне его дала без вопросов. И так мы могли бы вечно быть вместе.

Меня начало трясти – так трудно было мне сдержать поток рыданий.

– Мой Мэтт никогда бы меня о таком не попросил.

Он перепрыгнул через стол, но я знала, что так и будет, и потому уже была на ногах, бежала сквозь густую толпу, направляющуюся тяжело и медленно туда, где хохотали компании подростков и молодые пары дымились романтикой. Не лучшее место решающего поединка.

Я метнулась с главной аллеи, между киосками с едой, через парковку «Крабового сарая Кристи», в глубь города. Вампирский запах Мэтта преследовал меня, напоминая, что убегать от него я могу только до тех пор, пока он это позволяет. А что дальше?

Ты знаешь, чего я хочу, прошептал в голове его голос. Я остановилась, встала на тротуаре спешащей улицы, окруженная офисными зданиями, а они глазели на меня темными окнами между ровно расставленных уличных фонарей, и окна были – как черные очки на непроницаемом полицейском. Конечно, теперь поняла. Мэтт хочет меня свести с ума.

Это цена, которую он возьмет с меня за то, что я допустила гибель Джесс и всей остальной команды. Он хорошо меня знал и понимал, что для меня безумие равносильно аду.

Гори, детка, гори, донесся его голос и расхохотался у меня в стучащей голове.

– Нет. Только не так.

Я посмотрела вдоль улицы – по ней неслись машины, миль на пятнадцать превышая ограничение скорости. Я шагнула вперед.

– Жасмин!

Я оглянулась. Сзади стоял Коул, отчаянно пытаясь схватить меня за руку. Боже мой, неужели Мэтт и за ним охотится?

Я покачнулась на краю тротуара – одна нога на мостовой, другая дрожит от усилия сохранить равновесие. Я протянула руку, и Коул вцепился в нее, рванул на себя так, что я покачнулась и упала. От соприкосновения колен с бетоном я проснулась окончательно.

Коул поднял меня на ноги. За спиной ревели проезжающие машины. Солнце палило голову, которую я тут же уронила Коулу на плечо.

Боже мой, только не опять то же самое!

– Жасмин, прости меня, – говорил Коул, поглаживая мне волосы. – Я только на секунду оставил фургон – пришла Китайская Мама обменять билеты, наше шоу на их шоу – помнишь, мы договаривались? И я отвлекся на ребенка.

Я бы тоже отвлеклась. Он почти такой же симпатичный, как И‑Джей.

– Который час? – спросила я. Хотя на мне были часы, которые сделал Бергман, левая рука казалась тяжелой, как пушка.

– Почти два.

– Жуть до чего устала.

– Пойдем. – Он обнял меня за плечи и повел обратно. – Сейчас найду тебе что‑нибудь преступно кофеинизированное.

Голова болела. А сердце… лучше в это не вдаваться.

– Боюсь, мне нужно что‑нибудь покрепче кофе.

– Да? Что, например?

– Шоколад.

Коул братски поцеловал меня в щеку, от чего я чуть не умерла на месте.

– Будет сделано, шеф.

Он назвал меня «шеф». О Господи, как мне их сохранить целыми и невредимыми, если они едва‑едва успевают предотвратить мое самоубийство?

Ответа не было – по крайней мере от Господа. Но у меня же есть еще одна открытая линия.

Рауль.

И как только я о нем подумала, всю душу заполнило отвращение. Рауль обитает в моих самых недоступных воспоминаниях. Он возвращал меня из мертвых – дважды. Его руководство, которое тогда было жизненно важным, чуть не заглушило все мои органы чувств. Что он за существо, я толком не знала. Знала только, что прежде он был воином, и умение командовать ушло за ним в жизнь после жизни, а там он действует из такого места, которое очень похоже на номер в «Мираже». Но я туда пойти не могу. Есть у меня подозрение, что там я найду нечто куда более опустошительное, чем случалось мне испытать до сих пор.