Глава 1. – О Господи! – вскричал Джек Делони, отворачиваясь от трупа

– О Господи! – вскричал Джек Делони, отворачиваясь от трупа. Руки у него дрожали, а лицо приобрело зеленоватый оттенок. У Джека, полицейского двадцати пяти лет от роду, были карие глаза и соломенные, с рыжеватым отливом волосы.

– Занимайтесь трупом, ребята, а мы с Джеком немного потолкуем, – сказал напарник молодого полицейского, заботливо поддерживая его под руку.

– Ну ты как? Жить будешь? – понизив голос, спросил напарник Джека, отводя его в сторону.

Безвольно опираясь о плечо Шона, Джек молчал. Шон, полицейский лет около сорока, был на два дюйма выше Джека. Он отличался могучим сложением, иссиня‑черными волосами и пронзительными синими глазами. Шон отлично владел собой, а от негативных эмоций избавлялся в гимнастическом зале.

Наконец Джек глубоко вздохнул и благодарно посмотрел на Шона. Парни, конечно же, не упустят случая позубоскалить над ним, Джеком, но, зная, что ему покровительствует Шон, особенно распускать языки не станут.

– Я вроде в норме, – ответил Джек.

Шон кивнул и обратился к другим полицейским:

– Расступитесь, парни, дайте пройти Делони. Пусть он походит по окрестным домам, опросит жителей. Наверняка кто‑нибудь что‑то слышал или видел.

Место преступления было уже оцеплено полицейскими в дождевиках и оклеено желтой лентой, которую использовали детективы из отдела убийств. Джек приехал в переулок, где был обнаружен труп, несколько минут назад, глянул на мертвое тело – и расклеился. Он прослужил в полиции всего пару лет, а в отделе убийств и вовсе был человеком новым. Его передали под начало Шона Кеннеди только потому, что Джек был ирландцем, а капитан Дэниэлс обычно сводил ирландцев вместе.

– Пусть «айри» ходят парой, – так прокомментировал он новое назначение.

Шон не отрицал, что он ирландец – хотя бы из‑за фамилии, – но с тем же успехом мог бы называть себя англичанином или французом. Его предки обосновались в Новом Орлеане двести лет назад, и в жилах Шона, кроме ирландской, текла еще французская, английская и креольская кровь.

Впрочем, в данном случае это не имело никакого значения: Джек Делони Шону понравился – да и капитану тоже.

– В самом деле, ребята, пропустите новичка, – сказал кто‑то из детективов, и полицейские наконец дали Джеку Делони пройти. Шон порадовался за Джека. Хотя тот бодрился, Шон понимал, что его вот‑вот вырвет, а это лучше всего делать без свидетелей.

– Нехороший сегодня попался мертвяк, – заметил кто‑то из полицейских, и Шон понял, что коллеги настроены по отношению к Джеку, в общем, доброжелательно.

Разумеется, хороших покойников, то есть трупов, не существует, но истина заключалась в том, что некоторые из них выглядели все‑таки хуже.

Отправив Джека на задание, Шон вернулся к тому месту, где лежало тело. Над ним уже склонился судмедэксперт Пьер ле Понт и в данную минуту осматривал у трупа пальцы. Кивнув Пьеру, Шон присел на корточки и тоже сосредоточил внимание на мертвеце.

В отличие от Джека Шон видел много трупов. Он видел выловленных из Миссисипи утопленников, которые уже мало походили на человеческие тела. Видел он и совсем свежие трупы, из которых вытекала еще не успевшая остыть кровь. Видел Шон и разложившиеся трупы, обнаруженные лишь по запаху. Как‑то раз он видел человеческое тело, истлевшее до такой степени, что это был уже не труп, а скелет.

Однако несмотря на весь свой печальный опыт по части созерцания мертвых тел, Шон вынужден был признать, что труп, находившийся сейчас перед ним, выглядел довольно странно.

Судя по всему, этого человека убили недавно. Поскольку рабочий день уже начался и часы показывали девять с минутами, можно было предположить, что убили его ночью или перед рассветом. Бомжи часто ночевали на улицах, но определить, спит бродяга или уже умер, можно было только при свете утра. К тому же сильных повреждений на теле не было. Не было и крови – ни на тротуаре, ни на стене магазина, у которого его нашли.

Человек этот был смертельно бледен. Кроме алой борозды у него на горле, ничто не говорило о том, что он умер насильственной смертью.

«Но нет, – подумал Шон, – пожалуй, об этом свидетельствует еще и странная бледность, которую и бледностью‑то не назовешь. Это не бледность, а белизна чистого листа бумаги».

У трупа были широко открыты глаза. Судя по всему, зтот кошмарный взгляд и заставил позеленеть от страха молодого Делоци. Ничего удивительного. Такого взгляда, выражающего вселенский ужас, Шон еще никогда не наблюдал. Сейчас мертвец смотрел, казалось, прямо на Шона, и тому невольно захотелось оглянуться через плечо и попытаться понять, что же увидел убитый в последние минуты перед смертью.

– Господи! – Шон покачал головой.

– Точно. Тут без Господа не обойдешься, – согласился Пьер. – Кстати, хочешь, скажу тебе одну забавную вещь?

– В этом трупе, по‑твоему, есть что‑то забавное?

Пьер поморщился:

– Хорошо, пусть не забавное, а странное. Так вот, странно то, что ни драки, ни борьбы не было. Этого парня так напугали, что он вполне мог умереть только от страха. В любом случае он не сопротивлялся. Я, конечно, никаких гарантий дать сейчас не могу, но похоже, он и пальцем не пошевелил, чтобы себя защитить.

– Ты что, и вправду думаешь, что он умер от страха?

– Вполне возможно. Сердечный приступ – и готово. Только он не от разрыва сердца умер – вот в чем дело‑то.

– Что же тогда было причиной смерти? Рана на горле? Но где в таком случае кровь? – Шон недоверчиво покачал головой. Рана на горле и впрямь могла стать причиной смерти, но лишь при одном условии: если бы она сильно кровоточила. Но поскольку следов крови на тротуаре не было, не исключено, что рану нанесли уже после смерти.

Пьер – худой, небольшого роста, лысый мужчина, один из лучших судмедэкспертов в городе – так же, как Шон, покачал головой:

– Нет здесь никакой крови. Кроме того, эта борозда на горле не должна вводить тебя в заблуждение – это не совсем то, что мы обычно называем раной. Этому парню отрубили голову. Видишь? – Пьер осторожно дотронулся до головы убитого и откатил ее в сторону, чтобы у Шона не оставалось никаких сомнений в том, что голова полностью отделена от туловища.

У Шона спазмом перехватило желудок.

Преодолев позыв к тошноте, он достал из кармана записную книжку.

– Сколько ему лет? Около тридцати?

Полицейский подошел к Шону и Пьеру и отрапортовал:

– Ему двадцать девять лет, и зовут его Энтони Бейли. Проживает в Новом Орлеане – вернее, проживал. Состоял на учете в полиции. Пять раз был под арестом. Три раза – по подозрению в грабеже, раз – за проникновение в чужой дом, и еще раз – по подозрению в сутенерстве. Был осужден только за один случай грабежа, получил восемнадцать месяцев, которые и отбыл. Легальных средств к существованию и определенного места жительства не имел. Тем не менее до сегодняшнего дня дела у него шли, по‑видимому, неплохо. Обратите внимание на его костюм от Армани.

– От Армани? – Шон хмыкнул и с недоумением пожал плечами. Вряд ли в Новом Орлеане нашлись бы еще бомжи, которые спали бы на улице в итальянских костюмах.

– Костюм хороший, это верно, – сухо заметил Пьер.

– Шон, отойдите, если можно, от трупа. Мне необходимо сделать еще несколько фотографий, – сказал полицейский фотограф Билл Смит.

Шон и Пьер отошли в сторону.

Шон бросил взгляд вдоль улицы. Это была респектабельная Вье‑Карре – неотъемлемая часть знаменитого Французского квартала Нового Орлеана. Впрочем, слово «респектабельная» следовало употреблять по отношению к этой улице с известной осторожностью, поскольку на Вье‑Карре во множестве располагались так называемые секс‑шопы. Однако на этой же улице находились офисы солидных фирм и другие не менее почтенные учреждения. Так, внизу, по обеим сторонам улицы, уходили ввысь пики небоскребов дорогих туристических отелей. В нижних этажах домов на Вье‑Карре помещались ювелирные мастерские, торговавшие антиквариатом магазинчики, всевозможные бутики и лавочки букинистов, скрывавшиеся за богато украшенными витринами с выставленными в них образцами товаров.

В верхних этажах и ярусах зданий располагались офисы поменьше, а также гимнастические залы, массажные кабинеты, солярии и танцевальные залы. Французский квартал отличался не только роскошными магазинами, но и прекрасной архитектурой возведенных здесь еще в прошлом веке особняков, что снискало этой части Нового Орлеана заслуженную славу далеко за пределами штата.

Шон любил Новый Орлеан. Это был его город в полном смысле слова. Здесь он родился и вырос, здесь же ходил в школу. Отсюда Шон уехал, чтобы поступить в колледж и посмотреть на мир. Сюда же он через несколько лет вернулся с твердым намерением никогда больше этот город не покидать.

Как во всяком большом городе, в Новом Орлеане были свои пороки: преступность, проституция, наркомания, безработица и бездомность. Кое‑кто считал, что здесь преступность выше, чем в других городах Соединенных Штатов, и поэтому Новый Орлеан – город обреченных и проклятых Богом.

«Пусть так, – думал Шон, поглядывая по сторонам и рассматривая висевшие на стенах домов яркие рекламные объявления. – Пусть это город обреченных и проклятых, но все равно это мой город, и я, Шон Кеннеди, сделаю все, чтобы не позволить ему провалиться в тартарары…»

– Это убийство напоминает мне случай на кладбище, – вдруг сказал Пьер.

– Помню. Расчлененка, – отозвался Шон. – Женщину звали Джейн Доу.

На прошлой неделе на старинном кладбище, примыкавшем к Французскому кварталу, обнаружили расчлененный труп молодой женщины лет тридцати. Ее выпотрошенный нагой торс лежал на полированной поверхности одного из мраморных надгробий, а вокруг него были аккуратно разложены руки, внутренности и голова жертвы. При виде этого казалось, что вернулись времена Джека Потрошителя.

Зверское убийство наделало много шума и стало главной темой для разговоров – как среди горожан, так и у наезжавших в город туристов. Поскольку преступника не поймали, по городу циркулировали самые невероятные слухи, а в сердцах его жителей поселился страх.

– Срезы похожи – ровные‑преровные, да и крови почти нет, – мрачно сказал Пьер.

– У Джейн Доу была отрублена голова, – уточнил Шон. – Как и у этого парня. Может, между этими убийствами есть какая‑то связь?

– А что? – оживился Пьер. – Проститутка и сутенер. Но если какой‑то тип начал убивать людей по такой схеме, то остается молить Бога, чтобы у него не появились последователи. А то в городе такое начнется – только держись… Сейчас я отвезу этого типа в морг и основательно его там располосую. Возможно, узнаю что‑нибудь новое.

– Джейн Доу еще лежит у тебя в холодильнике? – спросил Шон.

– Да, – кивнул Пьер.

– Может, стоит положить их рядом и произвести сравнительное исследование? Я обязательно приеду в морг. Глядишь, до чего‑нибудь мы с тобой и додумаемся: как говорится, одна голова хорошо, а две лучше.

– Конечно, приезжай, – согласился Пьер и добавил: – Ты верно заметил: две головы лучше. Положим их рядышком и сравним. Но кое‑что я могу тебе сказать уже сейчас.

– Что же?

– Убийца – левша.

– Что?

– У него рабочая рука – левая. – Наклонившись над трупом, Пьер коснулся затянутой в резиновую перчатку рукой отрезанной головы. – Видишь, под каким углом рассечена шея? Работали острым как бритва ножом, да и сила потребовалась недюжинная. Должен заметить, отрезать человеку голову не так‑то просто. Кстати, Джейн Доу тоже левша обезглавил.

– Любопытно. Почему ты не сказал об этом раньше?

– Забыл. – Пьер поднялся и вместе с Шоном подошел к другим полицейским. – Вы закончили, джентльмены? – спросил он у фотографа и у офицера в форме, который вел протокол. – Могу я везти этого парня в морг?

– Здесь Шон старший, – отозвался фотограф Билл Смит. – У него и спрашивайте. Я лично все кадры уже отщелкал.

– Забирай его, Пьер, – кивнул Шон.

Ле Понт дал знак своим ассистентам. Те подошли к трупу и упаковали его в пластиковый мешок.

– Приезжай ко мне часа через два‑три. Тогда разговор у нас будет более предметный, – сказал ле Понт.

– Ладно, приеду, – ответил Шон.

– В такие дни, как этот, я радуюсь, что работаю в полиции фотографом, – вставил Билл Смит.

– Фотографии очень красивые получаются, что ли? – скептически ухмыльнулся Шон.

Билл покачал головой:

– Нет, они ужасны. Иногда снятся мне ночью, и я просыпаюсь в холодном поту. Но как проснусь, говорю себе, что не мне ловить шизика вроде того, что зарезал этого парня, потом успокаиваюсь и засыпаю.

– Ты сказал «шизика»? – задумался Шон. – Я, признаться, в таких терминах о нашем убийце не рассуждал.

– Полагаете, такое мог сотворить нормальный? – удивился Билл.

Шон пожал плечами:

– Почему бы и нет? Я первым делом подумал о том, что этот парень перешел дорогу какой‑то шишке из преступного мира. Обрати внимание, его убивали очень методично, без спешки. Как сказал судмедэксперт, голову не так‑то легко отделить от туловища, а у этого человека голову отрезали умело, шею не искромсали. Здесь должно быть целое море крови, а ее, между прочим, нет. Вероятно, парня убили в другом месте, а сюда перевезли или перетащили. Голову отрезали с какой‑то целью, а потом приставили к туловищу – да так аккуратно, что я поначалу даже не понял, что она отрезана. Во всем видна логика и некая система.

– У шизиков тоже все по системе, и логика у них есть, – заметил Билл. – Вы же сами об этом рассказывали, после того как прослушали курс по серийным убийцам в академии ФБР в Куантико.

– Мне бы не хотелось заострять внимание следствия на шизиках, ритуальных убийцах или каких‑нибудь вампирах. По городу и без того ходят слухи один страшнее другого.

– Значит, вы против моей теории? – разочарованно протянул Билл. – А как же та девица на кладбище? Если не ошибаюсь, ей тоже отрезали голову, верно?

– Положим.

– Давайте в таком случае вспомним Джека Потрошителя, – продолжал Билл. – Считается, что в своей деятельности он проявлял удивительную методичность.

– Серийных убийц можно условно разделить на три категории: внутренне организованные, дезорганизованные, или беспорядочные, и соединяющие в себе в той или иной мере эти два качества, – пробормотал Шон. – Убийство, имеющее видимость казни, обычно планируют и готовят заранее. В таких случаях главное – смерть жертвы. Но для многих убийц главное – то, что происходит до смерти жертвы, предшествует ей. Джек Потрошитель не боялся крови, любил ее, и когда отделял от человеческого торса руки или ноги, все вокруг было ею залито.

– Да, делать фотографии куда легче, чем ловить убийц и маньяков, – заключил Билл. – Вы уж поймайте этого, очень вас прошу. Моя жена от страха трясется, и не она одна. Взгляните на газетные заголовки – это же скопище ужасов. Все кому не лень расписывают убийство на кладбище, причем в самых жутких красках. И так по всей стране! Газетчики словно с цепи сорвались.

Шон вздохнул. Разумеется, он знал об этом. Убийство на кладбище не могло пройти мимо внимания газетчиков: уж слишком оно было ужасным – сенсационно‑ужасным, как раз в духе Джека Потрошителя. Но газетчики, как, впрочем, и все остальные, не заметили главного: девушка не сопротивлялась. Под ногтями у нее частиц кожи убийцы не обнаружили. Ни единого волоска, ни мельчайшего фрагмента его плоти – ничего на останках Джейн Доу не нашли. Правда, перед смертью у нее было половое сношение, но, по утверждению Пьера, насилием здесь и не пахло. Экспертам удалось получить образчик спермы, но полиция не располагала ни одним подозреваемым, так что сравнивать этот образчик было не с чем. Люди из ФБР взялись сделать анализ на ДНК, но результатов оставалось еще долго ждать. Между тем Шон опасался, что убийца успеет нанести новый удар до того, как криминалистическая наука скажет свое веское слово.

На могильной плите, где лежали части тела проститутки, было обнаружено множество отпечатков пальцев, а на земле рядом – сотни следов. Ни отпечатки пальцев, ни следы ног по полицейским файлам не проходили. То есть у следствия не было ни одной ниточки, которая могла бы привести к убийце.

– А все‑таки это серийный убийца, маньяк. И вы в глубине души это признаете, – сказал Билл.

Шон тоже к этому склонялся, но выносить окончательное суждение не спешил.

– Мы еще ничего не знаем наверняка, Билл. Вот получим информацию от Пьера, тогда и будем делать выводы.

– Да бросьте, Шон, ссылаться на науку. Вы не ученый, а полицейский‑практик с отлично развитой интуицией. Потому‑то вас и считают хорошим детективом. А интуиция должна вам подсказывать, что эти два убийства связаны, хотя и отличаются в деталях.

– Посмотрим, что скажут по поводу сегодняшнего убийства журналисты, – усмехнулся Шон. – Завтра, когда выйдут газеты, весь Новый Орлеан на уши встанет. Недостатка в гипотезах не будет, уверяю тебя. Нафантазируют такое, до чего ни один полицейский с хорошей интуицией не додумается.

Увидев Джека Делони, Шон сказал:

– А вот и мой напарник идет. Спрошу у него, что он узнал, обойдя квартиры. Будь здоров, Билл. И вот еще что – держи пока свои догадки при себе, ладно?

Билл мрачно кивнул.

Шон направился к Джеку. Тот уже выглядел сносно, хотя все еще был бледен.

– Это его взгляд так на меня подействовал, – признался он Шону. – Мне казалось, что стоит только повернуться, и я увижу того монстра, который убил его.

– Забудь об этом, Джек. Я на своем веку повидал немало мертвецов, но этот напугал бы любого. Расскажи лучше, что тебе удалось разузнать.

Джек кивнул.

– Хотя относиться к мертвецам с безразличием я еще не научился, опрашивать население умею. Так вот, я сделал небольшое открытие, которое может заинтересовать тебя. Надеюсь, оно хоть отчасти спасет мою репутацию.

– Не кокетничай: ты ничем свою репутацию не подмочил. Расскажи лучше о том, что тебе удалось узнать.

– Тогда пойдем со мной.

Шон последовал за Джеком.

Мэгги Монтгомери выглянула из окна своего офиса, расположенного на втором этаже жилого дома. Отсюда она видела участок огороженной полицейскими кордонами улицы. По спине у нее пробежал холодок. Мэгги, конечно, знала, что в Новом Орлеане совершаются преступления, но на этот раз полицейские суетились чуть ли не у нее под окнами.

Дело было, судя по всему, нешуточное. Грабежи случались в городе повсеместно – менеджеры гостиниц даже выдавали туристам список улиц, по которым им не рекомендовалось ходить. Кроме того, здесь на каждом углу торчали предлагавшие наркотики юнцы, но задержание грабителя или наркоторговца никогда не сопровождалось привлечением таких крупных полицейских сил.

– Они обнаружили тело! – воскликнула помощница Мэгги Энджи Тейлор. В ее голосе слышались испуг и любопытство. Принеся Мэгги чашку кофе, она сразу огорошила ее этим известием.

Энджи была креолкой, живой и подвижной, как ртуть, с очаровательной фигуркой, длинными черными волосами и большими глазами с прямым и открытым взглядом. Жизнелюбие Энджи соперничало с ее неиссякаемой энергией. Лучшей подруги и помощницы Мэгги не могла и пожелать.

– Что ж, убийства на нашей улице тоже случались. – Мэгги вытянула шею, стараясь разглядеть тело, однако это было не так‑то легко.

Впрочем, кое‑что она все‑таки увидела. Когда окружавшая место преступления толпа поредела, Мэгги заметила каталку, на которой труп, запакованный в пластиковый пакет, доставляли к машине «скорой помощи». Хотя труп увезли в морг, полицейские все еще высматривали что‑то на огороженном желтой лентой пятачке – видимо, искали улики.

– На улице всякое болтают, – сказала Энджи. – Утверждают даже, что этого человека обезглавили.

По спине у Мэгги снова пробежал холодок.

– А кого убили? Мужчину или женщину?

– Мужчину. Сутенера – если верить тому, что говорят в кафе «Ла пти флер», – ответила Энджи. Кафе находилось в соседнем доме, что представляло большое удобство для Мэгги и Энджи. Этим кафе владело семейство креолов, чьи предки поселились здесь еще в те времена, когда Новый Орлеан был обыкновенной деревней.

– Жертва преступления, – продолжала Энджи, – молодой симпатичный парень. Утверждают, что он контролировал в этом районе проституток.

– А не похоже ли это убийство на то, о котором вот уже несколько дней пишут газеты? – спросила Мэгги, все еще глядя в окно.

– Не думаю. Тогда тело расчленили, а у этого парня только отрезали голову.

– Всего‑навсего, – пробормотала Мэгги.

– Ужас, правда? Я говорю и об этом случае, и о той женщине, которую нашли на кладбище. Бедняжка… Проститутка, если не ошибаюсь. Падший ангел, так сказать. А теперь еще вот этот парень… сутенер. В сущности, он расплатился за те страдания, которым подвергал женщин.

– Энджи, далеко не все проститутки страдалицы. Многие из них сами выбрали свою судьбу: считали, что таким способом смогут заработать приличные деньги. – Мэгги пожала плечами. – Некоторые даже сделали себе карьеру на телевидении и в шоу‑бизнесе – потому что спали с кем надо.

Энджи наморщила носик:

– И все равно они страдалицы. Разве спать с каким‑нибудь толстым волосатым типом не страдание? Тот парень, которого убили ночью, торговал человеческой плотью и зарабатывал на этом деньги. По мне, нет худшего преступления. – Она посмотрела на Мэгги и вздохнула. – Я это к тому, что такая смерть не кажется столь ужасной, когда знаешь, что убитый и сам был злодеем. В этом есть хоть какая‑то справедливость. Разве не правильно говорит пословица, что посеявший зло его и пожнет?

– Увы, так не всегда бывает. – Мэгги покачала головой, улыбнулась и посмотрела на подругу. – Ты, Энджи, живешь в каком‑то иллюзорном мире. Между тем окружающий нас мир отнюдь не идеален. Если бы всем воздавали по справедливости, среди калек не было бы хороших людей, а маленькие дети не умирали бы от СПИДа.

– Но в данном случае по заслугам получил дурной человек – с этим ты согласна?

Мэгги едва заметно улыбнулась.

– А что, если он не был таким уж дурным? Что, если дурные задатки ему привили в детстве? В конце концов, у него могла быть болезненная неприязнь к женщинам – в силу особенностей психики.

– Мэгги, это был дурной человек! – заявила Энджи. – Он торговал женщинами и наживал на этом деньги.

Мэгги подняла вверх руки:

– Сдаюсь. Он был дурным человеком и прощения не заслуживал. Считай, что ты меня убедила. Тем не менее… двоим в течение недели отрубили головы.

– Думаешь, их убил один и тот же человек? Но ведь одной из жертв был мужчина, а другой – женщина. При этом у мужчины только отрезали голову, а женщину изрубили на куски.

– Обезглавливание не единственное, что связывает эти два преступления, – заметила Мэгги. – Ты не представляешь себе, какой ужас охватит население Нового Орлеана после того, как газеты сообщат о втором убийстве. Если полиция не арестует в скором времени убийцу, туристы перестанут ездить сюда.

– Хотя на улице полно полиции и труп многие видели, туристы по‑прежнему толкутся в магазине на первом этаже, – возразила Энджи.

– Если Элли или Джемме понадобится помощь, они скажут нам. – Мэгги отошла от окна и села за свой рабочий стол.

Элли и Джемма работали продавщицами в бутике на первом этаже. Расположенное на первых трех этажах старинного дома, это процветающее предприятие называлось «Магдалена» и давно принадлежало семейству Мэгги. Еще со времен Гражданской войны женщины семейства Монтгомери занимались шитьем модной одежды. В основном они разрабатывали фасоны элегантных бальных платьев. Тяга к вечерним туалетам сохранилась и у Мэгги. В последнее время, однако, она сосредоточила внимание на эксклюзивных, элегантных деловых костюмах, одежде для отдыха, а также нижнем белье, поражавшем воображение изысканностью и сексуальностью.

Всего, включая Элли и Джемму, на Мэгги трудились двадцать продавщиц, художниц и швей, а также два менеджера с помощниками, приемщица и бухгалтер.

Мэгги занималась дизайном и придумывала для своих коллекций абсолютно все, включая ювелирные изделия. Образцы ее творчества, воплощенные в материале или на бумаге, вывешивались в витринах бутика внизу. Офисы находились на втором этаже, а производственные помещения – на третьем. Самому дому было лет сто пятьдесят. Построенный в колониальном стиле, он выглядел в конце двадцатого века точно так же, как и в середине девятнадцатого. Кое‑какие усовершенствования, внесенные в интерьер дома, органично сочетались с его прежним стилем и, обеспечивая комфорт и всевозможные удобства для его обитателей, позволяли сохранить первозданную красоту и изящество постройки.

Приемщица Сисси Спиллейн, высокая, стройная, красивая квартеронка, легонько постучала в открытую дверь офиса.

– В отдел приема заказов зашли двое полицейских. Хотят с тобой поговорить.

– Со мной? – удивилась Мэгги.

Сисси пожала плечами:

– Мне они уже задали несколько вопросов, но, похоже, их интересуешь именно ты.

– Но почему?

– Думаю, потому что ты владелица этого дома.

Мэгги посмотрела на часы.

– Между прочим, у меня в десять деловая встреча.

– Точно. Придет миссис Роберте. Но ты не волнуйся – я приму удар на себя, – сказала Энджи.

Выходило, что беседы с полицейскими не избежать. Впрочем, если бы Мэгги, сославшись на занятость, отказалась с ними разговаривать, они наверняка пришли бы еще раз, а не то, чего доброго, прислали бы ей повестку.

– Делать нечего. Зови их, Сисси, – вздохнула Мэгги.

Вслед за Сисси из дверей офиса выскользнула Энджи. Прошло не больше минуты, и Сисси вернулась. За ней следовали двое мужчин в штатском.

Мэгги поднялась с вертящегося стула и пошла навстречу гостям. Она внимательно осмотрела мужчин. Что и говорить, парочка впечатляла. Тот, что помоложе, был высок, отлично сложен и хорош собой. Мэгги подумала, что его мать или девушка, наверное, проклинают профессию, которую он себе выбрал.

Второй полицейский, постарше, производил впечатление человека опытного. Он сразу располагал к себе, хотя черты у него были резкими, возле рта залегли морщины, а виски отливали сединой.

Странно, но при виде этого человека у Мэгги екнуло сердце.

«А он немало повидал на своем веку», – подумала она, всматриваясь в синие глаза и мужественное лицо полицейского.

– Мисс Монтгомери? – спросил синеглазый таким глубоким и звучным голосом, что сердце у Мэгги снова екнуло.

– Да. Чем могу помочь?

– Меня зовут Джек Делони, – представился молодой детектив, – а это мой партнер, Шон Кеннеди. Мы…

– Кеннеди? – Мэгги перевела глаза на полицейского постарше.

Тот кивнул, посмотрел на Мэгги и неожиданно улыбнулся. У него была хорошая улыбка, хотя и немного печальная.

– Да, фамилия у меня старинная. Но не более, чем ваша.

– Уж не статуя ли вашего предка стоит на углу неподалеку отсюда? – спросила Мэгги.

– Это памятник моему прадеду, тоже Шону. Он на свои деньги вооружил кавалерийский эскадрон, в рядах которого храбро сражался под началом Дикси в годы Гражданской войны. Так, во всяком случае, гласит надпись, выбитая на постаменте.

– Ну конечно! Я отлично помню связанные с его именем легенды. Говорят, он обрушивался на врага, когда его никто не ждал.

Кеннеди ухмыльнулся:

– Прямо как я сейчас на вас. Между прочим, «Магдалена» существовала уже в те времена, когда дед защищал этот город от янки.

Мэгги кивнула:

– Верно. Это предприятие было создано в те годы.

– Жаль, что пришлось вас побеспокоить, – вставил Джек, – но мы должны задать вам несколько вопросов.

– Пожалуйста. Садитесь, прошу вас, Не хотите ли кофе?

– Даже и не знаю… – начал было Шон.

– С удовольствием, – быстро ответил Джек, но тут же вопросительно посмотрел на Шона. Хотя, представляясь, полицейские не назвали свои звания, Мэгги не сомневалась, что Шон занимает более высокое положение.

Шон, впрочем, это никак не подчеркивал. Заметив, что коллега решил выпить кофе, он поддержал его:

– Кофе – это прекрасно. Очень любезно с вашей стороны.

Мэгги подошла к столу и, нажав на кнопку интеркома, попросила Сисси принести две чашки кофе. Потом, усевшись на свое место, указала на стоявшие напротив стола кресла.

– Вы знаете, что произошло еще одно убийство? – спросил Джек, опустившись в кресло слева от Мэгги.

– Вы сказали «еще одно»? При всем уважении к полиции и вашей работе, джентльмены, боюсь, в Новом Орлеане ежегодно совершается множество убийств.

– К сожалению, это так. – Шон раздраженно посмотрел на своего напарника. – Поставим вопрос иначе. Знаете ли вы о том, что на улице неподалеку от вашего дома был найден труп?

Мэгги кивнула;

– Да. Труп молодого человека, сутенера, как говорят в кафе, расположенном в соседнем доме.

Послышался стук, после чего дверь приоткрылась и показалось хорошенькое личико Сисси.

– Можно? Я принесла кофе.

Мэгги кивнула:

– Спасибо. Поставь, пожалуйста, на стол.

Сисси внесла поднос в комнату, поставила его на стол и показала офицерам, где находятся сливки и сахар. Джек налил себе в чашку сливки, Шон же предпочел черный кофе. Мэгги не сомневалась, что он предпочтет черный. Шон вообще производил впечатление человека, перекусывающего на ходу. Такие люди качеством пищи особенно не интересуются и принимают ее, руководствуясь принципом «все, что угодно, только поскорее». Вот и теперь он не положил в чашку сахар, а торопливо глотнул черную, горячую, как огонь, горькую жидкость. «Видимо, – решила Мэгги, – питается он нерегулярно и кофе часто заменяет ему еду».

Между тем Шон тоже рассматривал Мэгги.

«Уж не размышляет ли он, чего доброго, над тем, какую жизнь веду я? – спросила себя Мэгги, и сердце у нее учащенно забилось. – Ничего удивительного. Этот человек, без сомнения, из тех мужчин, которые производят впечатление на женщин. Интересно, отдает ли он себе в этом отчет?»

Мэгги поняла, что этот человек привлекает ее. И весьма сильно.

Ко всему прочему его фамилия Кеннеди…

Вздрогнув, Мэгги вернулась к реальности и сказала:

– Итак, джентльмены, мы остановились на трупе. Повторяю, я знаю, что утром на нашей улице был обнаружен труп молодого человека.

– И вы также знаете, что он был сутенером и мелким преступником, – заметил Джек.

– Совершенно верно, я слышала об этом.

– Слышали? От кого? – осведомился Шон.

Мэгги пожала плечами:

– Об этом болтают посетители соседнего кафе. Дурные вести распространяются быстро. Более того, мы с подругой не далее как полчаса назад спорили о том, имеет ли это убийство отношение к убийству женщины, которое произошло на прошлой неделе.

– Подумать только! Мы тоже размышляли именно об этом! – воскликнул Джек.

– Не понимаю только, чем я могу вам помочь. – Мэгги развела руками. – Скажите, зачем вы, собственно, сюда пришли?

Навалившись грудью на стол, Шон устремил на нее пронизывающий взгляд своих синих глаз.

– А затем, дорогая мисс Монтгомери… вы ведь мисс, верно?

Она кивнула.

– Вы сказали «а затем»… Что же дальше?

– А затем, – вставил Джек, – что наш мертвец по какой‑то непонятной причине лишился почти всей своей крови.

– Но… – Шон не спускал с Мэгги глаз ни на минуту. – Капли крови на тротуаре все‑таки остались – едва заметные, и чуть в стороне от того места, где нашли труп. Так вот, эти капли привели нас с улицы прямиком к вам – как раз к двери вашего дома, где находятся офисы фирмы «Монтгомери энтерпрайзис».