Глава 9. Около часа они гуляли по старым улицам, любуясь балкончиками во французском стиле

Около часа они гуляли по старым улицам, любуясь балкончиками во французском стиле. Потом на Принс‑стрит они остановились в маленьком кафе и выпили кофе со сливками, а вслед за тем прошли на Джексон‑сквер, чтобы покормить голубей.

Разговаривали они о Новом Орлеане – в основном о его богатой истории, но темы убийства старательно избегали. Шон и не заметил, как они подошли к памятнику его предка – героя Гражданской войны.

Он поднял глаза.

И увидел еще одного Шона Кеннеди, принадлежавшего к другому времени и к другой эпохе. Табличка, висевшая у подножия, гласила, что сей славный муж пал смертью храбрых во время обороны своего родного города от врага.

– Довольно импозантный парень, не правда ли? – спросил Шон, окинув взглядом старинный покрой мундира его предка, глубоко надвинутую на глаза широкополую шляпу и руки в перчатках с раструбами, сжимавшие рукоятки пистолетов.

При виде бронзового героя Мэгги не улыбнулась, напротив, даже несколько побледнела.

– Ты очень похож на него.

– Разве? – удивился Шон, глядя на окладистую бороду кавалериста и его длинные волосы. – По‑моему, так сразу и не скажешь. Сначала надо отпустить бороду и надеть сюртук, а потом уже идти к памятнику и сравнивать себя с предком.

Мэгги зябко повела плечами, и Шон обнял ее.

– Такая красивая современная женщина – и верит в призраки! Ай, как стыдно!

Она выскользнула из объятий Шона, посмотрела на него в упор и серьезно спросила:

– А ты веришь в призраки?

– Нет, Мэгги, в призраки я не верю. Но этот кавалерист был, судя по всему, неплохим парнем, стало быть, и призрак его скорее всего исполнен доброжелательности.

Она пожала плечами:

– Правда. Этот дух – добрый.

– Что ты имеешь в виду? – Шона всегда удивляла манера Мэгги рассуждать о потусторонних силах: она говорила о них с таким видом, будто лично знала не одно привидение.

– А то, что существуют не только добрые существа, но и злые. Ну, к примеру… тебе не казалось, что в иные моменты в воздухе разлито зло?

– Что бы там мне ни казалось, я точно знаю, что призраков и привидений не существует.

– Если ты не веришь в духов и призраков… как ты объяснишь убийства, которые расследуешь?

– Да очень просто: эти люди были зверски убиты.

– Да, но каким образом?

Шон холодно посмотрел на нее:

– Никак не пойму, к чему ты клонишь.

– Что тут непонятного? Я хочу узнать, как были убиты эти люди. Как ты объяснишь отсутствие крови или тот факт, что изуродованное тело жертвы вынесли из отеля, чего к тому же никто не заметил?

– Господи, Мэгги, неужели из этого следует, что я должен сваливать убийства на духов? Зло совершают не духи, а люди. По городу бродит мерзавец, убивающий людей, и моя задача – поймать его и засадить в тюрьму.

– Думаю, тебе не удастся так легко это сделать, Шон…

Тут послышался душераздирающий вопль. Из дверей джаз‑клуба, находившегося чуть ниже по улице, выбежала молодая женщина в сандалиях, в кожаном топе и короткой юбке. Из рассеченной руки у нее лилась кровь, и она, продолжая кричать, в ужасе смотрела на выскочившего вслед за ней из дверей клуба тучного мужчину с всклокоченными бородой и волосами. На улице мужчина прислонился к стене и начал громко смеяться, перекрывая громовыми раскатами своего хохота крики жертвы, которой он угрожал зажатой у него в кулаке разбитой бутылкой.

– Вот черт! – воскликнул Шон. – Этого еще не хватало! Мэгги, стой здесь и жди меня, а я мигом…

– Шон…

Оставив Мэгги у статуи, Шон перебежал улицу, на ходу вытащив из кобуры свой табельный пистолет.

Детина между тем схватил девицу за плечи и уже замахнулся на нее осколком бутылки. В это время из дверей выскочил еще один подонок, тоже с бутылкой виски – правда, целехонькой, – и, встав рядом, принялся подначивать своего приятеля.

– Давай, полосни скорее эту стерву, что ты тянешь! – вопил второй хулиган. Он был худ, как щепка, и щерил в ухмылке желтые прокуренные зубы. – Режь ее, Рэй, режь – она назвала нас членососами, такое спускать нельзя!

Прохожие при виде этой ужасной сцены жались от страха к стенам домов, однако смотрели на происходящее широко открытыми глазами, будто не желая упустить ни малейшей детали этого бесплатного зрелища.

– Стоп! – скомандовал Шон.

Рэй не обратил на него никакого внимания.

– Топай по своим делам, ублюдок, не мешайся, – ответил за своего приятеля тощий. – Это моя баба, она у меня уже в печенках сидит! Так что пора ей норов‑то подрезать. Да ты не расстраивайся – ну чиркнет Рэй ее разок по лицу да еще разок по сиськам – всего и делов!

По лицу девицы ручьем текли слезы. Шон профессиональным взглядом окинул сгибы ее локтей – так и есть, наркоманка. А наркотики стоят денег, так что эта девица скорее всего работает на двух этих ублюдков. На улице работает, где ж еще?

Все эти мысли молнией пронеслись у лейтенанта в голове, пока он оценивал ситуацию.

Потом Шон посмотрел на женщину: ее лицо выражало только животный страх – видно, она уже никому на свете не доверяла. Бедное запуганное маленькое существо. Даже не мышка, нет. Грустный уличный крысеныш.

– Ну‑ка иди ко мне, – негромко сказал Шон девушке.

Она была так напугана, что, казалось, не слышала его.

Рэй был ближе, и опасаться следовало его.

Шон рванулся вперед, схватил девицу за руку и подтащил к себе, то есть к той стороне улицы, у которой стоял. Рэй устремил на него злобный, налитый кровью взгляд. Шон ответил ему холодным пронизывающим взглядом блюстителя закона.

С глазами у парня было, в общем, все нормально – не псих. Но вот в смехе его слышались болезненные нотки.

– Что, стрелять в меня будешь? – гаркнул детина. – Да прежде чем ты курок нажмешь, я тебе дважды успею горло перерезать, коп поганый!

– Коп! Коп поганый! – на все лады заливался тощий.

– Заткнись, Рутгер! – велел приятелю Рэй. – Коп так коп. Прирежем и копа, – говорил он, не сводя с Шона глаз.

– Сделаешь еще шаг – и получишь пулю, задница. – Шон усмехнулся. Ствол его пистолета смотрел прямо в сердце здоровяка.

К удивлению Шона, Рэй шагнул вперед. Шон сделал предупредительный выстрел в воздух.

– Эй ты! Стой смирно! И выбрось эту проклятую бутылку.

– Лучше уйди с дороги, добром тебя прошу! – взревел бородач.

– Ты скажи ему, Рэй, скажи, кто ты такой. То же, что мне говорил! – взвизгнул Рутгер.

Рэй дьявольски ухмыльнулся.

– В самом деле, Рэй, расскажи, кто ты такой, не скромничай, – предложил Шон.

– А ты что, не знаешь меня? Я Бог и Сатана в одном лице, а потому непобедим.

– Очень приятно. А я лейтенант Кеннеди. А как ты будешь называться, когда я выпущу в тебя пулю, не подумал? – добродушно осведомился Шон.

– Какой ты, однако, крутой парень, коп, – сказал Рэй. – Но я тебя не трону, если ты вернешь мне мою девчонку… Я поиграть с ней хочу… Выпить ее до дна хочу – вот что, – тут он облизнулся, – а потом зарезать, как маленького молочного поросеночка!

Девица, которую Шон оттащил от Рэя, вцепилась теперь в пиджак полицейского обеими руками и тряслась как осиновый лист.

– Да не волнуйся ты так, – сказал ей Шон.

– Но он!..

Рэй в этот момент зарычал, как медведь гризли.

– Отдай мою девку! – И сделал шаг к Шону.

– Правильно, забери у него свою девку, Рэй! – взвыл Рутгер.

Шон нацелил свой пистолет на колено Рэя.

Грохнул выстрел, который наверняка разнес громиле коленную чашечку. Человек от невыносимой боли и динамического удара непременно свалился бы. Рэй, правда, вздрогнул, но продолжал наступать – подходил все ближе и ближе… Скоро он оказался чертовски близко.

– Дьявол бы вас побрал, это ваш последний шанс! Стоять! – перешел на крик Шон.

Люди на улице начали посмеиваться, а иные уже драли глотки вовсю. Схватка с преступником превращалась в фарс. У Шона не было выбора. Он направил ствол пистолета преступнику в грудь и спустил курок.

Детина упал прямо на Шона, продолжая простирать руки к девчонке, стоявшей у него за спиной. Девица снова завопила как резаная. Шона поразила сила человека, который набросился на него. Схватившись, они оба упали на тротуар. Громила все еще сжимал в руке острый как бритва осколок разбитой бутылки. Сверкая маленькими злобными глазками, он пытался ударить осколком бутылки Шона в шею. Шон перекатился по асфальту, оказался сверху и прижал наконец преступника к тротуару.

У Рэя закатились глаза так, что стали видны белки. Шон положил руку ему на шею. Пульса не было. Да и сам преступник был холоден как лед.

Вслушиваясь в вой сирен полицейских машин, Шон присел на корточки рядом с телом. Он смертельно устал, а главное, никак не мог взять в толк, откуда у преступника брались силы наседать на него с такой яростью. Пошатнувшись, он поднялся на ноги: все‑таки Рэй основательно помял его. Девица, которую Шон спас, стояла рядом и, всхлипывая, говорила, что теперь, когда нет Рэя, до нее доберется Рутгер и уж обязательно убьет.

– Вы не смотрите на то, что он такой худой и плюгавый, – бормотала она. – Он так меня за горло схватил, что я едва концы не отбросила.

Шон посмотрел на нее, такую жалкую и напуганную.

– Не соскочишь с иглы, – тихо сказал он ей, – сама умрешь. Рутгеру и душить тебя не придется.

Она посмотрела на него своими голубыми, полными слез глазами.

– Я хотела… чтобы все было честно. Но Рутгер мне не позволил. Господи, а вот и он идет, чтобы расправиться со мной!

Не выпуская рукав Шона, девица снова укрылась у него за спиной.

Рутгер, впрочем, никуда не шел. Он стоял у края толпы, переводя глаза с Рэя на прятавшуюся за спиной у Шона девицу. При этом смотрел Рутгер так, будто и впрямь вынашивал планы мести. Он даже сжал кулаки. На всякий случай Шон сделал шаг вперед. Рутгер заметил это движение и мгновенно отступил, наградив полицейского глумливой улыбкой и непристойным жестом.

Вокруг Шона уже сновали полицейские.

– Возьмите того, тощего, что прячется в задних рядах. – Шон ткнул пальцем в Рутгера, который пытался скрыться.

– За что меня арестовывать‑то? – заныл Рутгер. – За разговоры?

– За нарушение порядка в общественном месте, – рявкнул Шон. – Эй, кто‑нибудь, зачитайте ему его права!

Двое дюжих полицейских уже стояли по бокам Рутгера, а один защелкивал у него на руках наручники. Рутгер что‑то кричал, но Шон не обращал на него внимания. Его больше волновала девушка с исколотыми венами. Наконец приехала Хейди Брэнсон, женщина‑полицейский, которой Шон и сдал несчастную наркоманку.

Почувствовав у себя на плечах чьи‑то руки, Шон оглянулся. Это была Мэгги. Глаза у нее взволнованно блестели, а лицо было бледным.

Окинув странным, слишком пристальным взглядом лежавший на асфальте труп, она посмотрела на Шона:

– С тобой ничего не случилось?

– У меня все отлично. К сожалению, мне придется ненадолго заехать в участок.

– Если не возражаешь, я поеду с тобой.

– Спасибо тебе, ты хорошая девочка.

Мэгги улыбнулась, облизнула губы, потом снова посмотрела на труп:

– А что с этим?

– Он мертв.

– Ты в этом уверен?

– Конечно, уверен, Мэгги.

– Куда его теперь отвезут?

– В морг, разумеется.

– Ага, – задумчиво сказала Мэгги. – Значит, вскрытие будут делать?

– Естественно. Он же умер от пули, то есть насильственной смертью.

– Но все на улице видели…

– Мэгги, детка… видели, не видели – не важно. В таких случаях всегда производится аутопсия.

Шон взял Мэгги под руку, желая увести ее от того места, где лежал убитый им человек. Она, однако, уходить вовсе не торопилась. Теперь Мэгги сосредоточила внимание на девушке‑наркоманке.

– Как по‑твоему, с ней все нормально?

– Хейди отлично умеет бинтовать раны.

– Она сидит на игле?

– Да.

– Дай мне минутку. Всего одну.

Мэгги подошла к стонущей девице и, чуть оттеснив Хейди, коснулась пальцем щеки наркоманки. Девушка подняла на нее глаза.

– Не бойся меня, а выслушай, – сказала Мэгги. – Сейчас у тебя есть шанс покончить со всем этим, понимаешь?

– Не могу остановиться. Это сильнее меня.

Мэгги покачала головой и улыбнулась.

– Не бойся этого негодяя, детка. Полицейские теперь не подпустят его к тебе на пушечный выстрел. А у тебя появится возможность начать все сначала. Поезжай в другой город, перестань принимать наркотики. Очистись, понимаешь?

К удивлению Шона, наркоманка кивнула, глубоко вздохнула и впервые улыбнулась.

– Попробую… – неуверенно ответила она.

– У тебя получится, я уверена, – твердо сказала Мэгги.

– Вы из полиции? Я увижу вас еще? – с надеждой спросила девушка.

Мэгги покачала головой:

– Нет, я не коп. Но я дружу с некоторыми полицейскими. И уверена, с тобой мы еще увидимся.

С этими словами она отошла от наркоманки и присоединилась к Шону.

– Поедем в моей машине, – сказал Шон. – Извини, но мне необходимо написать отчет об этом деле.

– Скажи, долго ли будут держать в участке Рутгера? Вроде он ничего не делал – только кричал да подначивал своего приятеля.

– Я привлеку его за нарушение порядка на улице. Посмотрим еще, что напишет на него эта девица. В любом случае я продержу Рутгера за решеткой довольно долго.

Мэгги нахмурилась и посмотрела на полоску крови у себя на пальце.

– Должно быть, прищемила или оцарапала где‑нибудь, – сказала она и поднесла палец ко рту, чтобы слизнуть кровь.

– Не смей! – Шон схватил ее за руку. Заметив удивление Мэгги, он объяснил: – Скорее всего это не твоя кровь, а наркоманки. А такие девицы бывают заражены самыми разными болезнями. Поэтому не суй палец в рот.

Вторая половина дня оказалась куда хуже первой. Желая во что бы то ни стало привлечь Рутгера, Шон носился по всему отделу, составлял соответствующие бумаги и снимал показания. Мэгги, предоставленная самой себе, слонялась по участку, шутила с полицейскими, пила кофе, но при всем том внимательно следила за развитием дела наркоманки.

Задержанную блондинку звали Келли Севелл. Ей было двадцать лет. Она убежала от отца, который приставал к ней, но оказалась в объятиях любовника, такого же мерзкого и жестокого.

Девушку перевезли в госпиталь. Порез на руке оказался довольно глубоким, и она потеряла много крови. По этой причине, а также из‑за ее возбужденного состояния Келли решили оставить в госпитале на ночь.

За блондинкой наблюдал доктор Ларсон Петри – отличный врач, всегда помогавший неимущим больным.

Мертвеца по имени Рэй Шир отправили в морг. Аутопсию назначили на следующее утро. Шон не сомневался, что парень напичкан наркотиками и алкоголем – иначе нельзя было объяснить, каким образом он продолжал наступать на полицейского после двух произведенных в него выстрелов.

В четыре часа дня неожиданно появился Джек, чтобы, как он выразился, «оказать моральную поддержку личному составу». Впрочем, «поддерживал» он скорее Мэгги, чем Шона. Пока Шон заканчивал работу, Мэгги, сидя на краю стола Джека, мило болтала с молодым полицейским.

– Куда теперь, босс? – спросил Джек, когда Шон заполнил последний бланк, задвинул ящик стола и, вскинув над головой руки, потянулся. – По‑моему, пора навестить заведение Мамми, – предложил он.

– Только туда мы поедем вдвоем, – сказал Шон.

– Глупости, – ухмыльнулась Мэгги. – Считайте, что вы приглашены.

– Не понимаю, какой смысл тащиться туда втроем, – проворчал Шон. Чувствовал он себя неважно. После драки с Рэем у него ныла, казалось, каждая мышца. – Ну да ладно, едем! Мне в любом случае хорошая выпивка не помешает.

В отличие от Шона, который выглядел не лучшим образом и чувствовал себя не в своей тарелке, Мэгги была свежа и блистала красотой. Вот почему Шону хотелось посидеть с ней в заведении Мамми вдвоем. «Впрочем, – подумал Шон, – Джек тоже сгодится. Будет вести наблюдение. Ведь должен кто‑нибудь высматривать подозрительных субъектов».

Мэгги соскочила со стола, положила Шону руки на плечи и коснулась его щеки поцелуем. Потом сделала шаг к двери. Шон перехватил ее за талию.

– Я согласен, но только с условием, что потом мы с тобой останемся наедине.

Он почувствовал, как она напряглась.

– Увы, сегодня я буду ночевать дома.

– Нет, не будешь.

Мэгги промолчала.

– Прошу тебя, останься со мной. Мне нужно, чтобы ты была рядом.

Он посмотрел на нее в упор и увидел, что в душе ее происходит борьба.

– Мэгги, я прошу тебя…

Она кивнула:

– Хорошо. Эту ночь я проведу с тобой.

Заведение Мамми поразило Мэгги своим великолепием. И бар, и ресторан были отделаны резным деревом, на стенах висели акварели, а по углам стояли большие аквариумы с экзотическими рыбами.

Мэгги, Шон и Джек заняли в баре диванчик с высокой спинкой. Шон сел с краю – так, чтобы видеть всех, кто входит и выходит из бара. Мэгги не сомневалась: наблюдением займется Шон, хотя он и сказал ей прежде, что дежурить будет Джек, а они с ней – просто радоваться жизни.

Мамми понравилась Мэгги, хотя это была та еще дамочка и при случае могла ввернуть уличное, а то и ругательное словцо. Впрочем, в присутствии полицейских она вела себя тише воды, ниже травы и никак не походила на прожженную содержательницу тайного публичного дома.

Список вин у Мамми поражал воображение. Мэгги остановила выбор на бургундском калифорнийского разлива урожая 1976 года и решила, что это восхитительный напиток. Шон и Джек ограничились пивом.

Шон залпом проглотил полбутылки пива и откинулся на спинку диванчика; теперь Мэгги могла без помех рассматривать его лицо. Шон выглядел утомленным, но даже усталость, казалось, только усиливала его мужское обаяние. Под стать внешности Шона был и его характер – сильный и решительный. Он не задумываясь бросался в самую опасную переделку, но при этом тщательно взвешивал все «за» и «против». Вот почему Шон выиграл, а Рэй проиграл.

Рэй умер. Но не прежде, чем выдержал изматывающую схватку с Шоном. Что‑то во всем этом было странное…

Джек, извинившись, вышел. И сразу же Шон коснулся руки Мэгги. Он улыбнулся ей – немного устало, но в улыбке его было подлинное чувство.

– О чем ты думаешь?

– Мне кажется странным, что такая состоятельная женщина, как Мамми, торгует женщинами, – ответила Мэгги.

– Что ж тут странного? Надо же ей как‑то зарабатывать на жизнь. Главное – начать… Но Мамми еще не из самых худших сводниц. Она предоставляет своим девушкам комнаты, следит, чтобы кавалеры у них были приличные и нормально себя вели, и берет за это, в общем, небольшие комиссионные. Ты только подумай, сколько девушек в это время ходят по улице, ежеминутно подвергая себя угрозе насилия со стороны маньяков и извращенцев!

– Ты что же, защищаешь проституцию? – удивилась Мэгги.

– Просто я реально смотрю на вещи и знаю, что приказами и постановлениями от проституции не избавишься. Не забывай, что это древнейшая в мире профессия.

– Все равно, действия Мамми противозаконны. Почему ты не приказал арестовать ее?

– Я уже арестовывал Мамми. Хотел, чтобы она разговорилась.

– Понятно… Из двух зол ты выбрал меньшее.

– Я уверен, что Мамми меньшее зло, чем убийца, которого мы разыскиваем.

Мэгги кивнула. Интересно, с чего это вдруг она стала такая покладистая и во всем с ним соглашается?

Мэгги вдруг подумала, что влюбляется в Шона. Вернее, уже влюбилась. Конечно же, она этого не хотела, но тем не менее…

Поднявшись и попросив у Шона извинения, она пошла в дамскую комнату, внимательно всматриваясь во всех, кто попадался ей на пути.

Потом Мзгги нервно взглянула на часы и спросила себя: сколько еще времени Шон намерен торчать в ресторане? По ее мнению, вечер мчался как курьерский поезд.

Наступили сумерки, а вслед за ними пришла чернильная темнота ночи.

А потом на небе появилась полная луна…

Лондон, конец лета 1888 года

Убийством в Лондоне никого не удивишь, тем более в Ист‑Энде.

Чего здесь только не случается!

Пьяные потасовки в барах.

Драки между пьяными мужьями и женами.

Коллективные побоища с использованием ножей и битых бутылок.

Тем не менее даже в Ист‑Энде для убийства требовался какой‑никакой мотив.

Грабеж. Ненависть. Ревность. Страсть.

В августе 1888 года в Лондоне говорили только о серии странных, не имевших привычной мотивации кровавых преступлений.

В Темзе обнаружили несколько обезображенных женских торсов.

Одну проститутку нашли прямо на улице: она стала жертвой нападения трех злодеев, зверски изнасиловавших ее.

Двух проституток на улице порезали ножами.

Шестого августа 1888 года после банковских каникул в Джордж‑Ярде было обнаружено тело женщины с тридцатью девятью ножевыми ранами.

Никакой паники тогда еще не началось. Эти факты были опубликованы в газетах. О последней жертве писали, что она средних лет и среднего веса, с черными волосами и круглым лицом. Газетчики отметили, что принадлежала она скорее всего к низшему сословию. Правда, в одной из газет впервые было упомянуто слово «мясник», что вызвало у широкой публики весьма неприятные ассоциации и чувство незащищенности.

Расследование продолжалось, и со временем было установлено имя женщины – Марта Табрум, а также найдены свидетели, видевшие Марту в компании солдат. Разыскали и солдат, ходивших в увольнение в Ист‑Энд, и предложили им промаршировать мимо свидетелей, но те никого не опознали.

Эти известия очень взволновали Питера, и с тех пор брать с собой Меган на прогулки по Ист‑Энду он отказался. Меган шутя убеждала его в том, что гулять с солдатами не будет, и заручилась его согласием, но Питер стал опасаться их ночных странствий.

31 августа обнаружили тело еще одной женщины, личность которой была установлена в двадцать четыре часа. Жертвой оказалась Мэри‑Энн, или, как ее называли приятельницы, Полли Николе. Горло у нее было перерезано от уха до уха, а живот вспорот таким образом, что внутренности вывалились наружу.

В газетах начались споры: тот ли это убийца, что зарезал Марту Табрум, или другой.

Питер всполошился еще больше и запретил Меган ходить с ним ночами по Ист‑Энду.

– Как ты можешь даже думать об этом, когда там происходят такие ужасы! – восклицал он.

Меган прибегла к привычной уже аргументации – говорила, что она из хорошей семьи, не проститутка в отличие от других жертв, а, работая ассистенткой врача, помогает делать добро. Более того, Меган утверждала, что Питер сам подвергается опасности, гуляя ночами по Ист‑Энду. Лора с ней согласилась.

Питер часто навещал пациенток, обитавших в работных домах, причем не только лечил их, но и читал им короткие лекции о гигиене. Меган, имевшая более доверительные отношения с женщинами, скоро поняла, какое ужасное существование влачили жительницы Ист‑Энда. Хотя нравы в этом районе города царили ужасные, проститутками там становились в основном по необходимости, чтобы заработать жалкие гроши для пропитания и на содержание детей. В частности, Меган выяснила, что Полли Николе была замужем и имела пятерых детей, на улице оказалась не из‑за склонности к пороку, а по причине крайней нужды и печального стечения обстоятельств.

Случай с Полли Николе привлек наконец к убийствам в Ист‑Энде внимание высоких сфер, в том числе министерства внутренних дел. Все больше уважаемых и богатых граждан со страниц респектабельных газет начали обращаться с запросами к правительству, требуя, чтобы оно защитило беднейших горожан от неизвестного злодея.

Убийства между тем продолжались.

В субботу, 8 сентября, было обнаружено тело Энни Чепмен – такой же несчастной и обездоленной, как и другие жертвы неизвестного убийцы.

Как и они, Энни отправилась на привычный ночной промысел по улицам Ист‑Энда.

И повстречалась с неизвестным убийцей.

В газетах разом заговорили о человеке по прозвищу Кожаный Фартук, убивавшем проституток большим кривым ножом.

Кожаный Фартук, как прежде и Мясник, пойман не был.

Питер впадал все в большее уныние. Как‑то раз, когда они возвращались под утро домой, он спросил Меган:

– Ты не замечала, что все эти убийства происходят именно в то время, когда мы с тобой теряемся в предрассветном тумане и ты не видишь меня?

Меган в ужасе посмотрела на него:

– О чем ты, Питер?

– Да вот, боюсь, не схожу ли я с ума. У меня продолжаются провалы в памяти. Бывает, что‑то привлекает мое внимание, я направляюсь к этому месту, а потом вдруг в голове у меня все темнеет, а когда приступ заканчивается, я оказываюсь в другом месте и на другой улице.

– Но, Питер…

– Когда произошло первое убийство, я был на улице один. Когда случилось второе, ты была со мной, но задержалась в Ремингтон‑Хаусе, и на какое‑то время я остался один. В момент третьего убийства ты находилась в публичной библиотеке – читала лекцию для шлюх.

– Питер, все это ерунда… В конце концов, не был же ты измазан с ног до головы кровью…

– Это как сказать. Некоторые эксперты признают, что крови на трупах удивительно мало. Говорят также, что убийца сначала душит свои жертвы, а уж потом режет их. При этом сильного выброса крови быть не может.

– Питер, но не веришь же ты и вправду во всю эту чушь? С какой стати тебе резать проституток?

– Откуда мне знать! – простонал несчастный. Бросившись на землю, он обхватил голову руками и зарыдал. – Как‑то раз, очнувшись после одного из своих затмений, я обнаружил рядом с собой окровавленный нож. Да что нож! У меня на сюртуке тоже была кровь. Я запаниковал, забежал во двор к мяснику и вымылся в лохани с водой. Более того, я положил окровавленный нож на его кожаный фартук, валявшийся рядом. Если этого человека заподозрят… – Питер замотал головой. – Неужели я и впрямь схожу с ума? Что, если я, насмотревшись на всех этих несчастных, грешных, обездоленных людей, подсознательно пришел к выводу, что жить им незачем и лучше умереть?

– Придя к такому выводу, ты бы взял пистолет и начал стрелять им в сердце. Но по‑моему, ты на себя наговариваешь. Ты человек слишком высокой морали, чтобы судить Других людей и уж тем более выносить им смертный приговор. И уж конечно, каким бы безумцем ты ни был – Даже если допустить такое чудовищное предположение, – ты не взял бы в руки нож, чтобы творить правосудие по своему усмотрению, рассекая этих несчастных проституток на части и вспарывая им животы.

– Меган, я очень напуган всем этим!

– Это на тебя так действуют слухи. Кого только газетчики не записали в убийцы – даже особ королевской крови! Полиция бессильна, поэтому сплетни и слухи завладели умами. Ты хороший врач и прекрасный человек. И ты не убийца. Выбрось эту чушь из головы! Обещаешь?

– Но что же все‑таки со мной происходит? Вот что я хотел бы знать больше всего на свете!

Меган ободряюще улыбнулась ему.

– Проконсультируйся с врачом.

Питер улыбнулся – впервые за все время разговора.

Меган укрепила его дух. Пока они беседовали, она решила отправиться в Ист‑Энд сама.

Она надеялась изловить убийцу. Меган любила Питера и Лору, и мысль о том, что они страдают, терзала ее. После рассказа Питера Меган пришла к выводу, что она единственная женщина в Ист‑Энде, обладающая достаточной властью и могуществом, чтобы поймать убийцу.