Живые Тени

В Тизалине, в гарнизоне серафимов – не в дебрях бывших свободных земель, а в самом сердце Империи, рядом со столицей, – часовой забеспокоился, не заметив в лагере ни малейшего движения после восхода солнца. Ни звука, ни шороха в казармах, где спит сотня солдат, приученных вставать с первым проблеском рассвета. В гарнизоне стояла могильная тишина. Такого не могло быть. Тихо бывало только ночью. Где разговоры, где дым из очага, где звон первых ударов клинка о клинок на полигоне?

Смена почему‑то задерживалась, но часовой не мог покинуть пост. Страх пригвоздил его к месту. Плескали волны, поднималось солнце – а в лагере все замерло. Казалось, весь мир заснул вечным сном, остался бодрствовать только боец на караульной башне. Заметив появление падальщиков, часовой сбросил оцепенение и ринулся в казармы, где на койках вечным сном спали его товарищи.

Сотня аккуратно перерезанных глоток, сотня кровавых улыбок. На стене кровью выведено новое послание: «СМЕРТЬ АНГЕЛАМ».

Это был отклик на гневные призывы императора, веками провозглашаемые с Башни Завоеваний и с младенчества внушаемые всем серафимам – и штатским, и военным: «Смерть тварям».

Часовому лучше бы дезертировать: его ждала виселица, хотя он честно выполнил свой долг.

Тизалин – основной невольничий порт Империи. До столицы – день пешего пути, час ангельского полета. Хорошо укрепленный город охраняли солдаты местного гарнизона. Часовой боялся, что они тоже погибли. Завидев однополчан на крепостном валу, он с облегчением воскликнул:

– Слава божественным звездам! Утройте стражу. Они живы. Они вернулись и убили всех наших.

Спешно послали за командиром. Тем временем солдат отошел от потрясения, перестал дрожать и заикаться.

– Я не спал, сэр, клянусь вам, – доложил он.

– А кто говорит, что ты спал? Что случилось? Ты весь в крови.

– Я никогда не сплю на посту. Они живы. Иначе я бы заметил…

– Что ты несешь?! Кого убили? Кто живой?

– Всех наших убили, сэр. Я не сомкнул глаз! На такое способны только Живые Тени. Они вернулись!