Б. Жид биржевой 2 page

Великие и малые станут равно ничтожными перед ним. Он поселится в замках аристократии, а бриллианты самой могущественной из корон пойдут на украшение его жены или любовницы. Некогда на него смотрели, как на существо международное, а его собственный, чёрствый, ревнивый и упорный жидовский патриотизм исключал, повидимому, какой‑либо иной; сейчас он признаётся патриотом в квадрате, и никто уже не думает спрашивать, где он родился? Галлюцинация достигает того, что чем больше еврей пребывает евреем, тем безумнее начинают любить его гои и тем раболепнее ему дивятся. Правительство, дипломатия, армия, администрация, суд, — всё кажется созданным для него одного, и наилучшие места повсюду принадлежат только ему.

В его же собственных видениях содрогаются владыки земные и горе тем трепещущим, кто не отправит своего посла на похороны “беднейшего” из сынов Израиля, либо на свадьбу “последней” из его дочерей!…

Впрочем, как это нахальство “игры в жмурки”, так и забавное бешенство перед разоблачениями достаточно показывают, насколько велик у сынов Иуды страх грядущего возмездия…

Между тем, у арийцев разочарование возникает лишь медленно. Требуется много условий, чтобы под гармонией лести и нежностью заигрываний арийское общество услышало скрежет ненависти, подметило свистопляску цинизма, стало анализировать жидовский смех и предательство.

Но, и независимо от нас, еврей хорошо понимает, что всё окружающее его великолепие не может остаться бесповоротным. Провидение указало ему предел и бодрствующий в своём покое, но страшный в долготерпении своём Промысел Божий остановить его в роковую минуту…

Надо ни разу не наблюдать еврея, чтобы не заметить в глубине его души суровых, мрачных предзнаменований. За наглыми проблесками болтливого высокомерия следуют почти без перехода молчание и унижение. Надменные, дикие порывы владычества внезапно сменяются странным беспокойством… Можно сказать, это средневековые заклинатели, в самый разгар наслаждений ночного шабаша с ужасом взирающие на приближение дня.

Вот эта, например, голова, заносящаяся превыше облака ходячего, не держит ли себя так, как будто она никогда не лобызала праха земного?!…

Но пока что, а настоящий период истории принадлежит еврею. Труба свободы и победы властно звучит в его ушах. Горькие предсказания, которые несколько позже приведут его в трепет, теперь ещё мало дают о себе знать. У него есть время поработить землю, а, поспешив, он, быть может, успел наложить заклятие и на самую участь свою…

И вот, мы видим с какой адской быстротой на бирже, в прессе и политике еврейство срывает, хватает, обездоливает, стремясь разлить свою тиранию, как можно шире, глубже и неодолимее. Но деспот сам испытывает тот страх, который внушает другим, и наоборот, ужас подстрекает тиранию. Попав в этот заколдованный круг, деспот увлекается неудержимо к собственной погибели.

“La peur fait la terreur!…” — верно заметил Мишелэ, и в этом источнике иудейского деспотизма. Безумие евреев готовит им катастрофу, как воздаяние за хищнические издевательства над самоотверженным психозом арийцев…

3. Заключая, так сказать, лишь увертюру к проблеме о еврее биржевом, всё изложенное для уразумения последующего и ради правильности в оценке требует, сколько бы это ни казалось странным, хотя бы немногих данных ещё из области музыки. В самом деле, коренное противоречие между равно приписываемыми еврейству биржевыми и музыкальными дарованиями оказывалось бы непостижимым, если и те и другие могли существовать совместно. Наоборот, являясь, безусловно, чуждыми друг другу, эти сферы исключаются взаимно. Значит, раньше, чем обратиться к талантам сынов Иуды на бирже, где они действительно должны быть признаны монополистами, так как одинаково наделены коварством, чтобы подстеречь жертву, и жестокосердием, чтобы растерзать её, мы попытаемся выяснить, о какой собственно иудейской музыке идёт в данном случае речь? Не смешивают ли поклонники евреев божественный язык души с политиканствующей и вымученной техникой комбинирования звуков?…

На этом пути нельзя уже в исходном моменте не заметить, что если ум необходим для всего, то и ни для чего не может быть почитаем достаточным. Будучи непререкаемым вообще, это положение бесспорно даже на бирже, очевидно на сцене истории и в политике, но блистательнее всего раскрывается в музыке.

Действительно, чего же ожидать здесь от “избранного народа”, когда и собственную религию он превратил в своекорыстный схоластицизм талмуда, а жизнь человечества и, что всего поразительнее, его будущее представлялось себе не иначе, как с материалистической точки зрения?!…

Отсылая любознательных читателей к вдохновенному рассуждению о данном глубоком вопросе великого маэстро Рихарда Вагнера, мы считаем нелишним привести некоторые мысли и на основании других источников.

Потаённые, эгоистические, вероломные побуждения масонства и еврейства не способны обеспечить за ними какую‑либо власть потому, что противоречат требованиям общежития, которое не может существовать ненавистью и бомбами. Являясь причиной деморализации и озверения, материализм влечёт за собой анархию, разложение и смерть.

Среди злоупотреблений разного рода спорами и всяческих нелепостей мании быстроты (велосипеды, автомобили, аэропланы и т. п.), крайности материализма увлекают людей в неврозы и сумасшествие. Благоприятствуя алкоголизму и свободе заражения сифилисом, отсутствие духовных интересов влечёт за собой физическое и духовное вырождение. Пропаганда свирепых и кровавых инстинктов; разрушение семьи; духовное и телесное переутомление в добывании средств к жизни под гнётом алчной обстановки, которая, иудаизируясь с каждым днём, становится всё безжалостнее; возрастание числа самоубийств и молодых преступников, — всё это является смертельным приговором оскотинивающему учению социализма.

Если, безумствуя в поисках лучшего будущего, человечество разбивает свои вековые идеалы, то, без сомнения, не для того, чтобы создать себе кумир из варварского деспотизма “безработных”, подстрекаемых, вдобавок, талмид‑хохимами для обоснования собственной, беспросветной, но, увы, и безнадёжной тирании…

Независимо от сего, как анархисты в философии, адепты материализма дают теорию, которая не только отнимает у людей страх пред сверхъестественной оценкой их действий, но и стремится к уничтожению веры в закон, карающий обиды и злодеяния. Приписывая человеческие действия влиянию обстоятельств, а не личной воле, так называемый “детерминизм” имеет своим естественным результатом безнаказанность преступлений. И, что всего ужаснее, эта теория в кругу наших еврействующих интеллигентов делает поразительные успехи.

Но всякий, кто способен рассуждать даже среди масонов, начинает беспокоиться пред крайне опасными симптомами текущих событий и пугаться той будущности, которую готовят нынешние “учёные” прожектёры счастья человеческого.

Между тем, яко бы разумное, т. е. реальное, материалистическое учение ниспровергается самой наукой.

Открытие Виллиамом Круксом четвёртого — лучистого состояния материи, явления икс‑лучей и радиоактивности вещества убеждает в том, что предполагавшаяся доселе неразрушимой, материя, напротив, исчезает от наблюдения, хотя и медленно, но постоянно через рассеивание атомов, её составляющих. Продукты дематериализации атомов, образуют промежуточные по их свойствам субстанции, занимающие середину между весомыми телами и невесомым эфиром, стало быть, те промежутки двух миров, которые всегда считались непереходимо разъединёнными.

Признававшаяся до сих пор инертной, т. е. способной лишь восстанавливать ту энергию, какая была ей сообщена посторонней силой, материя оказывается, наоборот, колоссальным резервуаром собственной, междуатомной энергии, которую она и может расходовать, ничего не заимствуя извне. Именно из этой, проявляемой через рассеивание, междуатомной энергии проистекает большинство сил природы, например, электричество и солнечная теплота.

Вообще же говоря, новейшие открытия направляются, повидимому, к доказательству того, что нам суждено быть свидетелями вселенная образована исключительно из энергии, и что лишь её проявлений…

Но, что всего изумительнее, указанная теория относится к глубокой древности, а до нынешнего дня она только не могла быть удостоверена научными опытами.

Таким образом, чем дальше человек идёт вперёд и разрабатывает среду, где и сам совершенствуются, тем с большею силой он раскрывает вокруг себя Непостижимое, т. е. Божественное… Лишь через сознание бесконечного, укрепляемое и расширяемое с каждым днём, откровение Божие достигает нашего сердца.

Истинная наука — пионер религиозного чувства.

Никогда человек не мог обходиться в своём младенчестве без ласк матери, а впоследствии — без забот отечества и твёрдых нравственных правил, т. е. без религии. Лишь озаряемый её светом, он может направлять свой путь среди непроглядных туманностей жизни.

Прогрессируя в знаниях, народы не только продолжали верить, а укрепляли и уясняли веру в своей смятенной душе.

История показывает, что сильные народы были верующими.

“На рубеже точных знаний, — с чарующим полётом мысли, рассуждает Александр Гумбольд, — как с высоты гористого берега, наш взор любит обращаться к странам далёким и неведомым… Образы, воскресающие тогда перед ним, могут быть простыми видениями, но как и обманчивые картины, которые, повидимому, гораздо раньше Колумба являлись взорам жителей Канарских или Азорских островов, точно также и эти видения могут повлечь за собой открытие нового мира…”

“Душой чист и любит море!” — вдохновенно говорил Лазарев о Нахимове.

“Больше всего старайтесь развивать в детях, — советовал Белинский, — чувство бесконечного. Научите любить Бога, который является им и в ясной лазури, и в ослепительном блеске солнца, и в торжественном великолепии дня, и в грустном величии наступающей ночи, и в реве бури, и в раскате грома, и в цветах радуги, и в зелени цветов, во всём, что есть в природе живого, так безмолвно и столь красноречиво говорящего душе юной и свежей, и, наконец, во всяком движении их младенческого сердца”.

“Ты был один в минуту рождения, ты будешь один в минуту смерти… Ты один должен отвечать перед неумолимым Судьёй!” — учит мудрость наших праотцов‑индусов.

Но всё это не имеет общего с талмудизмом, масонством и социал‑демократией, построенными единственно на животной стороне человека. О сынах Иуды и говорить нечего. Являясь “сообществом взаимного продвижения” (societe d'avancement mutuel), масонство ради своего материального преуспевания предписывает, наравне, впрочем, с иудаизмом: “сокрушайте всякого, кого не успеете покорить!…” Совместно с евреями завладев социализмом, масоны пользуются этим страшным орудием, как средством невиданной деспотии именно к окостенению человечества, и, вероятно, к людоедству… Иудаизировав “свободных каменщиков”, еврейство привило им свою основную черту — отрицание бессмертия души. Таким образом, стал неизбежным тот страшный факт, что на Западе душа убывает…

— “On dit que les Juifs sont devenus Francais, et moi, je dis, que ce sont les Francais qui sont devenus Juifs”, — справедливо отметил арабский вождь Магомет эль Мохрани.

Можно ли при данных условиях удивляться тому, что Антон Рубинштейн не понимал русского гения Глинки?

А чему наставляет “социальных пролетариев” Мардохей (он же Карл) Маркс?… Чему, в частности, поучают наших революционеров разные иные евреи?…

Ведь сама по себе мягкая, чистая, славянская душа не способна проникнуться дьявольской злобой талмуда. В 1905 году вспоённые его отравой “иллюминаторы” принялись обучать нас, но ожидовить не могли. Никогда иудейская революция не имела корней в русском народе. Что бы ни рассказывал еврей, у русского своё на уме: “моя правда голубиная, а твоя змеиная!…”

С особой, чрезвычайной яркостью это разоблачается в музыке. Стремясь обездолить всё окружающее, иудейство подменяет реальные ценности фальшивыми. Таков общий и повсеместный факт. Но, дабы не оставалось сомнений, мы не можем игнорировать ещё одной стороны, предшествовавшим почти не затронутой, хотя и далеко не маловажной. В самом деле, наряду с биржевыми талантами, разве не приписываются евреям и музыкальные дарования высшего порядка? Правда, межу биржей и музыкой нет ничего общего, если не считать, разумеется, что и для верной игры на бирже необходим тонкий слух. Однако, по закону контрастов многие в наше время готовы за “избранным” народом признавать и в музыке такую же гегемонию, какая за ним установилась на бирже. Взгляд этого сорта даже столь распространён, что приходится, пожалуй, удивляться, как ещё до сих пор не возводят храмов для совместного поклонения Талмуду, Меркурию и Полигимнии…

Не разделяя восторгов означенной категории, мы в удостоверение противного и ради полноты картины раньше, чем перейти к ближайшему анализу биржевых гешефтов Израиля, полагаем уместным коснуться и жидовства в музыке.

Отметим прежде всего, что собственно иудейской музыки не существует, кроме той, которая сводится к особому роду кагальных произведений, исчерпываемых немецкой поговоркой: Wenn die Christen mi‑teinander raufen, machen die Juden die Musik dazul… [97]

Никакой иной музыки у сынов Иуды нет и быть не может.

Помимо всего изложенного, это явствует из следующего.

Души людей подобны факелам и зажигаются одна о другую. Благороднейшие порывы идут из сердца, а не от ума. Высокое и прекрасное увлекает человеческий дух не на биржевые спекуляции, а к героическим подвигам и беспримерным деяниям. “Когда, среди грома оружия, искусства молчать наравне с законами, красноречие не умолкает никогда и в стране воинов именно внимается с наибольшей жадностью!”[98]— говорит Тацит, а приказы Суворова и Наполеона являются ближайшей порукой. Но с неменьшим обаянием расцветает на полях битв и ораторское торжество музыки…

С другой стороны, на позор тому ожидовелому рабству, которое, по указу Мардохея Маркса и К", должно составлять удел человечества, ещё недавно в Невштателе (Швейцария) появилось переводом с греческого знаменитое в древности рассуждение Лонгина “О высоком”, где ряд блестящих страниц посвящён обаянию музыкальных произведений. Вообще же говоря, чем ужаснее развивается пропаганда оскотинивания, тем неодолимее возрастает за свои права бессмертный дух человечества… Конец XVIII столетия был в Англии эпопеей величайших её ораторов: Борка, Фокса и Шеридана, золотым веком британского красноречия. Самый могучий из этих триумфатор, Эдмунд Борк, оставил нам священный трепет своего сердца в чудном рассуждении “О высоком и прекрасном”, где с удивительным мастерством начертал влияние музыки в истории. Изданное в XVIII, а затем трижды в XIX веках, произведение Борка переиздаётся снова и быстро расходится как раз в наши дни.

Таково могущество доблести и красоты.

Музыка не даёт новых фактов и познаний, быть может, не служит источником новых идей либо веяний, но из таинственных глубин нашего сердца она вызывает то бестелесное, идеальное, неземное, что залегло там неведомыми для нас путями, вероятно, через наследственность. Музыка и только музыка служить спутником и выразителем мечтаний, чаяний и молений исстрадавшегося сердца. Ей одной без слов и доказательств вверено красноречие утешения, ей свыше дана тайна духовного врачевания. Музыка — не сон, но, убаюкивающая слушателей, она зовёт их на путь великого и божественного, раскрывает чарующую область вне мира сего.

Вдохновение, истинная музыка — пение души, которые небесными звуками вливается в другие души, завоёвывает и просвещает их.

Музыка не заменима и потому, что власть её начинается, главным образом, там, где роль слова заканчивается. Требуя внешнего импульса для‑своего проявления и ароматом музыки призываясь, непроизвольная, но и беззаветная, свободная, беспредельная жизнь духа воскресает из трогательных музыкальных впечатлений.

Облагораживающее, чудодейственное, хотя и непостижимое влияние музыки не подчиняется технике и формальным указаниям. Тайна обаяния над окружающими, дар чаровать сердца заключаются не в книгах или словах, а в мистицизме гармонии. Даже сама игра может быть мастерской, но бессильной, ибо не в этом суть, так как механическое пианино либо паровой оркестрион способны в техническом отношении превзойти любого Рубинштейна. Помимо виртуозности, душа должна слышать, как звуки не просто льются из под пальцев, а ими поёт человеческое сердце, которому доступны радость и отчаяние, скорбь и упование…

В области религии и нравственности ведёт всё, что возвышает наш дух, а этим откровением, прежде всего, обладает музыка.

Зайдите хотя бы на Рейне в древний готический собор с его чудесными сводами и уходящими в небеса мечтательными башнями — свидетелями минувших веков, благодатных радостей, умиротворяющей, кроткой, светоносной веры. Так как это — страна глубоко религиозная и люди бывают у церковных служб ежедневно, исполняя молитвы сообща, то в праздники под торжественные аккорды могучего органа стройность и сила гармонии, в которой сливаются тысячи голосов, невольно трогает сердце, создаёт трепет в душе, производит неотразимое просветление.

Чуждый этому миру, неведомо откуда явившийся иностранец ни слова не понимает в тексте хорала, даже не успел осмотреться, а идеальное, святое умиление уже повеяло на него, охватило чувства и помыслы и вызвало слезы счастья на глазах. В эти мгновения перед его духовными очами раскрывается, что Бог, объяснённый людьми, бесконечно непостижимее Бога, никем не объяснённого, что музыка — истинная молитва смятенной души, а религия — стремление нашего конечного духа к Духу Бесконечному…

Велением Божиим вменяется человеку в обязанность почитание отца и матери, следовательно, любовь к родине, т. е. и её защита не за страх, а за совесть.

Для всего живого родина священна, и сама французская революция олицетворилась в Марсельезе. Но если при звуках этого гимна мести и страдания сердце разгорается злобой, то гениальным произведениям Глинки или Шопена дарована неизмеримо большая власть ‑обаяние кроткости и милосердия. Возьмите всё, что хотите, но оставьте Глинку и Шопена, и никакие испытания судьбы не отнимут у русских и поляков любви к отечеству, потому что эта музыка — сокровищница их души…

Что же общего между всем, сейчас изложенным, и тем мертвенным космополитизмом, который представляет собой ключ к еврейской “музыке”? Что в божественный мир гармонии способна внести действующая по контракту со своим Иеговой “ame sordide de juif” — гнусная душа еврея, как аттестовал её Виктор Гюго?…

На эти вопросы даёт прежде всего ответ рассуждение гениального композитора и гордого своей родиной германца Рихарда Вагнера, “Жидовство в музыке” (Das Judenthum in der Musik). Пришлось бы выписывать целые страницы, чтобы в собственном виде передать идеи Вагнера о “жидовстве” этого рода. Посему читатель благоволит сам обратиться к подлиннику.

Мы укажем лишь, что, впрочем, и само собой подразумевается, на бесчестность иудаизма даже в музыке. И эту, столь, казалось бы, чуждую политическим страстях, область сыны Иуды пытаются эксплуатировать не только для собственного прославления, но и для посрамления гоев.

Не понапрасну в своём “Роберте Дьяволе” заставляет иудей Мейербер танцевать монахинь, а в “Гугенотах” натравливает католиков на протестантов. Под еврейскую музыку христиане здесь режут друг другу горло…

С ядовитым лукавством осмеивая в театральных процессиях и аксессуарах обряды католической религии, оперы Мейербера, а особенно “Гугеноты”, снова пробудили и значительно усилили среди полуобразованных масс презрение и ненависть к христианству на радость Израилю.

Ещё еврей Галеви своей “Жидовкой” преследовал ту же тенденцию — внушить Европе отвращение к христианству и любовь к евреям. Как омерзителен у него кардинал и как прелестна еврейка!… Другая опера Галеви, “Агасфер”, имеет ту же цель — представить христианина скверным, а еврея увлекательным.

И что всего хуже, эти замашки характеризовали сынов Иуды далеко не только в наши дни. Отнюдь не являясь отражением современного рационализма, так как нелепостям и бесстыдству талмуда евреи и сейчас поклоняются попрежнему, они проистекают из совершенно другого источника.

Мало того, что сыны Иуды отвергли христианство, они для искоренения его предпринимали всё, что могли. Действовали же они так именно потому, что не признавая человеческого достоинства ни в ком, кроме самого себя, и будучи решительно чуждым религии самопожертвования, возвещённой Иисусом Христом, “избранный” народ не видел в ней ничего, кроме отрицания присвоенной им себе монополии на эксплуатацию мира.

Талмуд преисполнен лютой ненависти к Божественному Основателю христианства. Дабы не сомневаться в этом, достаточно, помимо других источников, обратиться к труду столь авторитетного учреждения при берлинском университете, как Institutum Judaicum, — “Jesus Christus in Talmud”.

История страданий христиан на арене древних цирков, как и жестокие на них гонения при Нероне и Диоклетиане, происходили главным образом по подстрекательству евреев. С другой стороны, лишь иудейское зверство могло дойти до “светочей Нерона”, с которым у сынов Израиля была весьма подозрительная близость…

В Средние века талмудическая злоба отразилась снова в целом ряде отравленных неистовой скверной книг, каковы: “Ницзахон” (“Победа” — произведение трёх раввинов: Шмерки Маттатии, Липма‑на из Мюльгаузена и Иосифа Кимхи); “Хизук Эмуна” (“Укрепление веры”) раввина Сруля‑Исаака из Трок, в глухой Литве; “Маазе Фа‑луи (“История повешенного”), равно как “Фоледоф Иешу” (“Происхождение Иисуса”) и т. п.

То же самое продолжается, хотя и в разных иных формах, по сей день. Не оскорбляя читателей воспоминаниями о злодеяниях еврейства на этом пути, укажем хотя бы на подвиг перед Израилем газеты “Речь”, высмеивающей православных епископов, и посоветуем твёрдо памятовать о бешенстве, с которым ожидовлённая пресса стремилась погубить многострадального Иллиодора, этого нового Петра Пустынника, внезапно явившегося бичевать позор нашего отчаянного времени.

Что же касается еврейской музыки в буквальном смысле слова, то Мейербер и Галеви продолжают служить посрамлению христианства, в свою очередь, невозбранно доныне.

А, между тем, пронизывая гнусными оскорблениями самых скромных и малых людей, сколько эта жидовская музыка принесла “славы” и денег целым шайкам опаснейших еврейских плутов — биржевых удавов и акул, с невероятной быстротой поставляемых сынами‑Иуды всё вновь и вновь?!

Изложенного, казалось бы, достаточно хотя бы и для “музыки” кагала. Но еврейство отличается законченностью в универсализме. На смену энциклопедистам XVIII века пришли их наследники, евреи‑энциклопедисты. Иудаизм же не покидает ни жертвы, ни темы, пока не выжмет всего, что они могут дать.

За пределами религии стоит “музыка” в политике, и художество исполнения было направлено “угнетённым” племенем сюда.

Вместе с Оффенбахом другой Галеви дал “Прекрасную Елену”, “Орфея в аду”, а затем и “Герцогиню Герольдштейнскую”. Политическая сатира достигла своей кульминации. Над богами и царями Эллады захохотали оба полушария. Отрава этого рода была много ядовитее “Капитала” и даже пресловутой “Интернационалки” Маркса. В сопровождении зазвонистой, эротической музыки политическая оперетка кагала задавалась целью в корне подорвать у арийцев религию и монархию, презрительно вышучивал их обеих. Воистину непостижима близорукость, с которой, измываясь над собственным достоинством и участью своих детей, сами же коронованные владетели отплясывали под эту сатанинскую музыку…

Среди подобной трагикомедии непорочным агнцем является Мейербер со своими “танцами монахинь” по сравнению с замыслами и результатами жидовских опереток Оффенбаха‑Галеви.

И если для своего грозного аккомпанемента “Марсельеза” не требует ничего, кроме барабана, то кагальная потеха над Зевсом и Ме‑нелаем не могла, без сомнения, повлечь к какому‑либо иному аккомпанементу “освободительного” движения, чем профессорские “иллюминации” и браунинги, бундистские газеты и бомбы…

Мудрено ли, что в “триумфе социальной революции” эту именно музыку оркестровали сыны Иуды как новый гимн “свободе”, увы, наивными, чтобы не сказать более, арийцами вполне заслуженными?!

4. Установив, таким образом, в некоторых чертах издевательство евреев над иноплеменниками даже в сферах религии и музыки, мыслимо ли ожидать чего‑либо иного там, где израильтяне рассматривают себя уже как непререкаемые хозяева, т. е. в области имущества гоев?

Ответ не может, конечно, представлять сомнений. В удостоверение этого надлежит обратиться хотя бы к самим евреям.

Вот что свидетельствует Мардохей Маркс:

“Напрасно старались бы мы отыскать ключ к лабиринту природы еврея в его религии. Следует, наоборот, искать решения загадок его религии в тайниках его природы. Что является первоосновой иудаизма? Практические вожделения, корыстолюбие. К чему сводится культ евреев? К барышничеству. Кто их действительный бог? Деньги”.

Другой, немало вопиявший против антисемитизма еврей Бернал Лазар; однако же, сам повествует:

“Когда жид является банкиром, он для всего злого располагает могущественной организацией и особого рода трущобными дарованиями. Он заносчив и жаден, нагл и фальшив. Свои плутни он развивает неизменно по одной и той же схеме — от ловкого, а подчас и банального мошенничества, до отчаянно‑дерзкой, но “ненаказуемой” кражи. Вместе с этим, он неусыпно размышляет о тончайших махинациях и коварных манёврах. Вы его найдёте повсюду, так как отовсюду же. он черпает золото: вблизи правительств, совершающих займы; в “дружбе” с наивными изобретателями, которые только и умеют что творить; во главе бесчисленных, им же эксплуатируемых обществ, которые он учреждает либо “поддерживает” всем лукавством своей предательской болтовни. Но если бы случилось несчастье, он, разумеется, будет вне опасности. Да и к чему годилось бы богатство, если бы оно не могло предохранить даже от “неприятных случайностей”? А дабы официальная справедливость могла шествовать с полным торжеством, есть малые и слабые, те, кто питается крохами, кого до времени прикармливают, а затем кидают на произвол судьбы, и кто спасает своими боками”.

Таковы отзывы еврейские.

Недаром, стало быть, в самом талмуде значится: “для того и существуют большие воры, чтобы вешать маленьких!…”

Кто раскроет чудеса биржевых уток, фокусы игры на повышение и понижение, тайны операций выпуска “дивидендных” бумаг или же по захвату ценностей в одни руки?!… Лихорадочная подвижность, неожиданность выходок, ухищрения в сфере лжи и путём шатания из стороны в сторону, страсть к немедленным результатам, будто дело всей жизни сводится к тому, чтобы ограбить и сейчас же бежать[99], всё это так и сыплется из замыслов кагала, как из рога изобилия. Ненависть и корысть, маниакальное шарлатанство, необузданность самомнения, стремление провести и одурачить, — таковы инстинкты и “забавы”, которые наблюдаются здесь, на сцене и за кулисами, действуя с невероятным напряжением и с тем могуществом, которое накоплялось веками…

Какова внезапность в изобретении обманов? Как бесподобно лукавство в расстановке сетей? И каково умение притворяться, скрывая когти под чарующей мягкостью компромиссов и обольстительной нежностью дружбы?!…

Эволюция плутовства следует у евреев по определённым законам. Она слагается из тысячи стратегий, которые, будучи применяемы к обстоятельствам, сочетаются взаимно и в своём разнообразии координируются по началам биржевого генерала‑баса. У эволюции этого рода есть собственные слова, специальные восклицания и нарочитые особенности, до такой степени неизменные, что, подметив их однажды, уже незачем останавливаться вновь.

Рядом с этим, надменно выставлять своё могущество на показ ‑основная повадка евреев во все времена. Обращаясь к этой стороне проблемы, необходимо прежде всего отвергнуть два весьма распространённых заблуждения. Говорят нередко, во‑первых, что евреи приобретают шаббесгоев только за деньги либо за иные выгоды и, во‑вторых, что на пути своих кочевьев “избранный народ” угнетает коренное население собственными капиталами.

И то и другое неверно по крайней мере, в значительной степени. Предписывая не одно лишь обездоление гоев, а и превращение их в шутов Израиля, цинизм талмуда, с другой стороны, требует, чтобы сынам Иуды это ничего не стоило, а вместе с тем указывает, что среди благоприятных условий способен действовать всякий. Выйти же победителем из обстоятельств враждебных, даже, повидимому, безысходных, может только еврей. Если, далее, по талмуду имущество гоя принадлежит первому еврею, который его захватит, и если, вообще говоря, мир есть собственность “избранного народа”, как, впрочем, и сама жизнь гоев, то было бы возмутительным противоречием и нелепым до крайности унижением для сынов Иуды, когда они вздумали бы подкупать гоев за свой, а не за их же счёт.

Отсюда следует, что уже ради величия своего имени евреи обязаны изыскивать другие приёмы. И мы видим, что если, например, уже осенью 1905 года в Москве убийство городового расценивалось кагалом не свыше трёх рублей, да и то лишь по невежеству “сознательных пролетариев”, которые оскорбляли дело свободы домогательством мзды, то истинные подвижники во славу Израиля растерзывали его супостатов бомбами “во имя идеи”, т. е. уже совсем безвозмездно. Правда, кагальная пресса трубила им хоралы, возводила на пьедестал героев, чуть не обожествляла их, но она имела, понятно, не это целью, а лишь во славу премудрого талмуда подготовляла таким путём новых и даровых шаббесгоев на ту же самую дорогу.