Б. Жид биржевой 4 page

Едва ли когда‑нибудь удастся нарисовать эти сцены финансового гипнотизма во всём их драматическом колорите. Калиостро, тоже еврей, не мог лучше проделывать вызов чьей‑либо прославленной тени, чем иудейский же “заклинатель” — банкир набрасывает “зайчиками” видения ослепительной роскоши. “Бессмертный” чародей должен трепетать от радости и, вне всяких сомнений, мог бы сказать себе, что его гений не умер вместе с ним…

Так или иначе, но кагальная mise en scene не идёт прахом. Околдованная жертва более не сопротивляется, стоит лишь покончить с ней. Приглашенная в кабинет, а затем, пожалуй, и в чудные гостиные банкира, эта щука, возмечтавшая стать котом, поражается неслыханным великолепием, сокровищами всемирной культуры, произведениями искусства всех времён. Сияние и блеск кружат ей голову, а опьянение золотом до такой степени овладевает ею, что она уже не принадлежит себе. Щука согласна на всё. Она будет “фарширована” на первых же строках объявления о задачах и средствах нового предприятия; в учредительных собраниях она явиться одним из корифеев, по крайней мере, немых и декоративных. Затем она не преминет, конечно, удостоить своим присутствием совет нового “благодеяния” отечественной промышленности, а в заключение незапятнанным ещё именем либо внушительным положением своим не замедлит прикрывать жидовские затеи. “Учредитель” же банкир, со своей стороны, не позабудет извлечь из этой щуки всё, на что она ещё пригодна, манипулируя ею perinde ас cadaver.

Как правильно заметил Эдгар Кинэ, папы успели поработить епископов, т. е. аристократию католической церкви, через монашеские ордена, т. е. демократию клира, а орден — путём учреждения и организации преторианской гвардии sui generis, каковой явилось “Общество Иисуса”. Увы, папы вели расчёт без всемирного кагала. Сынам же Иуды несколько более опытным удалось не только биржевыми спекуляциями запятнать и погубить самих иезуитов, как уже, впрочем, за несколько веков раньше было проделано с орденом тамплиеров, но своим талмудическим кредитом надеть мёртвую петлю и на “непогрешимое” папство.

На пути эволюции и завоеваний Израиля его видные банкиры играют роль главнокомандующих армиями. Деятельность их мозга, близкое знание территории, редкий талант маневрирования, чутьё великих случайностей, смелость решений, забота о мельчайших деталях, ясная, спокойная, господствующая над бурями воля и такая выдержка, которая привлекает победу, всё в них, вплоть до высокомерия победоносного генерала, оправдывает такое наименование.

И пусть это поймут хорошенько! Всякая борьба против еврейства, которая в свою первооснову не положит глубокого изучения его свойств, сил, специальных познаний и сноровки, будет на первых же своих шагах осуждена ни бессилие и послужить, разве, к тому, чтобы дать ему вид ещё большей непобедимости.

Иудейский банкир — прежде всего, испытанный чародей. Идёт ли вопрос о том, чтобы двинуть слабое правительство на заключение нового займа? Красноречиво и убедительно, с поражающей логистикой раскроет он государственные затруднения и ту лёгкость, с которой путём “необходимой” меры следует придти на помощь безотлагательно и упростить всё.

Как тонко поспешит он улыбнуться в ответ на колебание министра финансов и с импонирующей иронией устранить его возражения?! Как в особенности хитро вносит он в переговоры своё биржевое величие, как умеет кстати показать свою мощь, всемирные связи, целые синдикаты, уже готовые образоваться под его управлением, такой финансовый рынок, все нити которого находятся в его распоряжении! На этой откровенной выставке его власти царствуют, однако, условная и таинственная безопасность и лишь его же неограниченный авторитет.

Ничего нельзя сделать помимо него, и самое доверие к финансам государства в его руках; по своему произволу, ровняет он и поднимает ренту; всякая же попытка выпустить заём без его участия или посредничества и не на предложенных им условиях — сущая химера; “толстые карманы”, как и “шерстяные чулки”, давно разучились двигаться без его указки, а если и явятся в государственное казначейство, то не иначе, как под его руководством!…

Как всякий порок, так и ненужный заём имеет свои соблазны и мимолётные чары, свои софизмы и теории. Да и еврейский банкир видит, что через немного времени к нему же опять постучатся в дверь. Превращаясь в болезнь хроническую, т. е. неизлечимую, бесшабашность этого рода влечёт за собой нищету и позор. Грабительство и рабство следуют за ней безотступно, а цепи, наложенные банкиром, становятся всё более тяжкими, пока не настанет день, когда уже целый народ воскликнет: “Вот наш Владыка!”

К такому именно результату и стремится всемирный кагал. Могущество Израиля, равно как и сама еврейская нация, представителями которых являются банкиры, желают покорять и господствовать не иначе, как на правах признанных повелителей…

8. Располагая достаточными средствами для производства рекогносцировок, иудаизм с уверенностью “помогает своему счастью”. При учреждении плутовского акционерного предприятия, еврей явится если не инициатором, то, по крайней мере, организатором; он выработает задачи нового общества, проведёт устав, подтасует членов правления, погонит на бойню стадо акционеров, изобретёт и осуществит всё к лучшему в этом лучшем из миров; станет говорить и действовать больше, чем кто бы то ни было, и, тем не менее, сумеет перенести ответственность на других, оставив за собой лишь самые крупные барыши.

На собраниях акционеров и по языку и по авторитету он прямо не досягаем. У него даже есть нечто импонирующее, и какое‑то веяние светоносного величия украшает его чело, а то выражение могущества, с которым он держит в руках устав или доклад, невольно заставляет мечтать о пророке, возвещающем новое откровение… Нет ни противоречий, ни рассуждений; резолюции вотируются единогласно. Жалкое и робкое возражение само же себя подняло бы на смех в таком собрании. Не удивляйтесь, однако, тому, что он мгновенно ускользнёт с проворством заправского фокусника. Дело идёт, например, о принятии решительного, но компрометирующего постановления. Он признаёт таковое необходимым и даже сам подсказывает. И вот “акционерное” собрание открыто… Но в известный момент, “будучи вызван по неотложному делу”, он вдруг исчезает. Что же делать? Пусть проведут операцию без него; нельзя терять ни минуты! И всё так хорошо настроенное скользит, как по маслу, а “заведённые” автоматы продолжают действовать неуклонно и в его отсутствии… Лишь когда пробьёт час суда, тогда только поймут, зачем он скрылся. Но он будет вправе сказать “меня там не было!…” По французской поговорке, это называется “tirer le diable par la queue”.

На болезненной почве предприятий недоношенных и худосочных либо самим же кагалом изувеченных, расцветает и еврейское “учредительство”, нередко рассчитанное уже на дела, явно обманные, а то и вовсе несуществующие, причём необходимым соучастником и важнейшим пособником, без сомнения, является “освободительная” пресса.

Во имя кагальной свободы еврейство в первую очередь и повсюду истребляет супостатов, да ещё так, чтобы они впредь показываться не осмеливались. Иудейские бюро объявлений — прямой к тому путь. И мы видим, что тогда как еврейские газеты богатеют и размножаются, независимые издания, лишаясь объявлений, гибнут одно за другим. Этого мало. Прославляя гешефты и таланты “избранного” народа и предавая ему всё материально ценное, жидовская печать забавляется над гоями в двух направлениях. С одной стороны, кагальные газетчики отравляют всякие идеалы, утешая читателей азартом, порнографией, сводничеством и панацеей “606”, а с другой, под флагом любви к народу и к величию демократии торгуют социальной революцией, как заведомо смертельным ядом для всех учреждений, ещё способных противостоять “угнетённому” племени.

Для самих же евреев есть книга “Сефер‑Гаюшор”. Она претендует на очень древнее происхождение и на такую важность, что её чтением можно заменять обязательные и срочные занятия Торой (Пятикнижием) для торговцев и путешественников из евреев, не располагающих временем, чтобы изучать Тору. На странице 100‑й этой книги (см. издание 1874 г, в Варшаве) в назидание правоверным израильтянам повествуется, что один из сыновей патриарха Иакова, Иосиф, проданный братьями в Египет, стал там первым при фараоне лицом и, воспользовавшись семилетним голодом, привёл коренное население “за его же счёт” в такое состояние, что не только оно лишилось всей своей движимости и недвижимости, но и самого же себя закабалило в рабство. Вместе с этим, отца его и братьев Иосиф поселил в самой лучшей части страны, а из отобранного у египтян золота и серебра семьдесят два кикара (кикар около 3.000 руб.), равно как множество драгоценных камней, разделил на четыре доли и припрятал на будущие времена, т. е. для грядущих поколений “избранного народа”, у Чёрного моря, на берегу Евфрата, в дальних пределах Индии и Персии. Всем остальным золотом Иосиф наделил своих братьев, невесток и их домочадцев, так что в сокровищницу фараона поступило всего двадцать кикаров. Таков государственный идеал сынов иуды, на утешение гоям…

Увы, мы никогда бы не кончили, если бы решились продолжать. Особым же “любителям” еврейства и его дарований мы рекомендуем недавно появившееся в Германии чрезвычайно вразумительное исследование профессора Зомбарта “Die Juden und das Wirtschaftsleben”. От этой мудрой книги трудно оторваться, но и нельзя не придти в ужас…

Тем не менее, растворив Францию в Иерусалим, кагал принялся и за другие страны!

9. Рассуждая на изучаемой почве далее, необходимо признать, что центром тяжести иудейского “творчества” является превращение действительных, реальных ценностей в сомнительные или мнимые и наоборот. Как в самом деле понимать иначе параллели биржевой игры закладными листами и облигациями земельных банков и городских кредитных обществ рядом с “оркестровкой” вспучивания курсов на бумаги трансатлантического треста и гондурасского займа либо на “промессы” Панамы?!..

Только приурочив публику к ценностям “воздушным”, эфемерным, акулы и удавы биржи, в огромном большинстве евреи, могут закидывать “счастливые” тони главным образом на “учредительстве” либо на расширении дутых, а то и прямо мошеннических операций через выпуск новых либо привилегированных акций, дополнительных облигаций и т. п. Между тем, именно эта область приносит Израилю такие “урожаи”, о которых не снилось и в земле Ханаанской.

Наряду с этим, повелитель биржи — тайный союз главенствующих банкиров распределяет между своими членами в исключительную для каждого эксплуатацию не только сферы, территории и категории кредита, торговли и промышленности, но и целые страны, хотя бы, скажем, по организации государственных займов и… банкротств.

Химера греческой мифологии была козой с хвостом дракона. Гешефты детей Израиля с их внутренними судорогами и прыжками, равно как с внешними опустошениями, не в этой ли химере должны найти свою эмблему?!..

Сталкиваясь с еврейством, арийское общество заражается и его недугами. Гои, в свою очередь, начинают, завидуя кагалу, мечтать о преумножении своего состояния счастливыми комбинациями. Горестная популярность счётов “on call” уже сама по себе служит тому порукой. Но, одно дело определить пороки чужой расы и совершенно другое ‑усвоить её способности. Пытаясь спекулировать, доверчивый и несведущий ариец является для биржевого охотника предпочтительной дичью. Здесь мы до некоторой степени наблюдаем повторение того факта из жизни хищников, что раз отведав человеческого мяса, они уже навсегда становятся людоедами. А еврею именно присуще то дьявольское проворство, которое необходимо для возбуждения алчности к наживе — лучшего средства снять с жертвы последнюю сорочку. Естественно, что, застряв на бирже, ариец становится лёгкой добычей иудейского ажиотажа. Этого мало. В самой заразительности своих дьявольских инстинктов еврей находит как неиссякаемый источник обогащения, так и необъятность другого сорта “побед”. Разврат в семье и школе, хищения и подлоги в должностных областях, шарлатанство в политике, сокрушающее иго государственного долга, нашествие иностранцев, скандалы всякого рода, отчаянные бедствия, все виды позора настигают и разъедают алчную страну. В истощении же её материального благосостояния и крушении идеалов обнаруживаются симптомы смерти.

Кагалу ничего большего не требуется. Он разрастается и живёт на останках своих жертв.

Самым же, быть может, плодовитым иудейским ганделем в политико‑биржевой сфере является инструментовка Haute Banqu бурь испуга и смятения. Нет более совершенного средства реализировать на бирже “гениальные” барыши. Успех бывает тем поразительнее, чем еврейские финансисты шире двигают в дело свои международные ресурсы.

Симфонии бурь поручаются мудрейшим талмид‑хохимам и разыгрываются с неподражаемым мастерством. Сперва состоящие на содержании у банкиров газеты распускают лишь тревожные слухи. Затем выступают на сцену уже вполне точные факты передвижения войск, дипломатические осложнения, угрожающие ноты… Иудейская пресса гремит воинственными предсказаниями, трубит в атаку.

Уже под влиянием этих комбинированных ловушек биржа начинает волноваться, курсы падают, публика теряет голову… Вдруг, страшная телеграмма, и всё погибло!… Грозное понижение ниспровергает все ценности… И какая превосходная жатва! Сама Земля Обетованная не давала ничего прекраснейшего!…

Правда, через несколько дней заговорят о гнусных проделках и о подложных депешах; осмелятся даже взывать к закону для пресечения подобных плутней. Закон?… Какая нелепость! Да разве возможно представить себе в парламентской стране такого наивного хранителя печати (министра юстиции), который решился бы начать уголовное преследование? Он был бы разбит, как осколок стекла и на собственных невзгодах выучился бы размышлять о хитросплетениях кагального паука и о биржевых гамадриадах.

10. Консерватизм и единообразие явлений в иудейской среде обусловливают тождество результатов. Так, по поводу надменности “главного редактора” еврейской газеты и подхалимства её ничтожного репортёра нами были сделаны замечания вполне уместные и относительно других разновидностей “вечного жида”. Различия, их отделяющие — ничто иное, как стороны одного и того же индивидуума, проявления единой природы. Между олимпийской гордыней первого и лакейскими улыбками второго идёт восходящая и нисходящая цепь. Удача, деньги и влияние быстро присвоят грошовому репортёру наглую повадку главного, и, наоборот, этот последний также скоропостижно вернётся к льстивым заискиваниям “лапсердачного” времени. Буквально такую же картину дают нам еврейские интонации на бирже и в политике. Нет различия по существу между зайцем и удавом биржи, разумеется, кроме самого масштаба операций, как его не усматривается между политическим сыщиком из евреев и лордом Биконсфильдом…

Наряду с изложенным, в иудейских операциях замечается и следующее. Нуждаясь чрез расширение горизонтов в безграничном увеличении средств, между прочим, на содержание всё возрастающего количества рабов, и согласно с этим координируя свои затеи рационально, еврейство логически вынуждается и к размножению своих соглядатаев. Контингентом рядовых иудейской армии в этом направлении являются странствующие приказчики, затем её офицерский корпус образует адвокатура, а к генеральному штабу относятся сильные мира сего, так либо иначе прирученные кагалом.

Разъезжая по стране, коммивояжёры выясняют, куда и сколько может прибыть для охоты за гоями новых транспортов израильтян, равно как намечают, кто из местных торговцев либо промышленников может быть искоренён немедленно через закрытие кредита и подтасовку конкуренции в лице шаббесгоев, а кого предстоит уничтожить измором, путём обратного метода, т. е. облегчением кредита и даже обещанием утроить через артистов, кагальных же адвокатов, “несчастное” банкротство. Впоследствии, где надо открывается комиссионерство или отделение еврейского банка и, наконец, воздвигается синагога как увенчание торжества Израиля.

Ожидовление адвокатского сословия — увертюра и суррогат иудаизации суда. Кагал стремится властвовать обманом и разграблением, но безнаказанно. Для этого надлежит нейтрализовать, а вслед затем и подчинить суд.

“Гениальным” этому иллюстрированием служит мало, к несчастью, понимаемый гоями доныне процесс Дрейфуса.

Еврей от природы — фактор. Отсюда вполне естественно, что он не забывает о факторстве и как адвокат. Комиссионная и “наблюдательная” деятельность иудейской адвокатуры не только общеизвестна, но и заразительна, а другие евреи тому же всемерно содействуют. В виду этого подобно зайцам на бирже, промышляющим наряду с маклерами, мы наблюдаем и вольнопрактикующих шаббесгоев‑коммиссионеров на разных ступенях до области сильных мира сего включительно. Без таких соучастников кагал не мог бы, конечно, и мечтать о том, чего достиг в наши дни.

Тема, сюда относящаяся, расцветает главным образом в сфере концессий и на парламентской ниве, но, к сожалению, может быть здесь только намечена, хотя и достойна проницательного анализа, так как именно в ней лежит центр тяжести опаснейших замыслов еврейства.

Что же касается адвокатуры, то крайнее ожидовление её, например, в России открыло сынам Иуды возможность лишать защиты на суде даже обвиняемых в “погроме”, т. е. тех внезапно настигнутых кагалом русских людей, которые среди разгара еврейского бунта 1905 г. втайне, заранее, предательски подготовленного, снабжённого браунингами и бомбами и кинувшегося на растерзание нашей родины, восстали беспомощные и безоружные для её спасения. Евреи же не только принимали всяческие меры к преданию “погромщиков” уголовному суду без защиты, но и, объявляя себя пострадавшими, посылали обвинять их целые десятки ядовитейших представителей своей жидовской и шаббесгойской адвокатуры.

Прикрываясь сочувствием к “угнетённому” племени и отождествляя его победу с расцветом русской свободы, такие шаббесгои в действительности руководствовались другими, более звонкими мотивами. Торговля и промышленность, железные дороги и кредит, биржа и пресса, общественная и политическая деятельность завладевают Израилем неотвратимо и беспредельно. Свобода “без чеснока” становится немыслимой. Ясно, что преуспеть в карьере и даже существовать в адвокатуре нельзя иначе, как питая нежную склонность к жидам. И вот наблюдение ясно показывает, что русская адвокатура, как и сама национальная печать, приговаривается кагалом к смерти. Уже в настоящее время адвокатская практика повсюду сильно зависит от “избранного” народа. Некоторые же её категории, например, risum tene‑atis, бракоразводные дела, а в особенности, конкурсы и администрация, почти всецело захвачены евреями. Представляя наилучшую, пожалуй, территорию для иерихонского соглядатайства, а затем и для радикального истребления русского купечества, равно как для пожирания русских фабрикантов, конкурсы и администрация распространяются эпидемически. Но тогда как, имея по иудейскому замыслу, задачей превращать подлинных кредиторов в подставных и наоборот, конкурс требует хотя бы грошового удовлетворения для своих клиентов. “Администрация” есть учреждение для той же цели, но высшего порядка. Еврейский идеал заключается в том, чтобы, формально действуя от имени подлинных кредиторов, на самом деле оставлять их через “администрацию” вовсе не при чём наравне, конечно, с самим хозяином предприятия, для восстановления операций которого администрация будто бы учреждается. Злоупотребляя именно этим и откладывая удовлетворение кредиторов в какой‑либо доле на неопределённое время, “администрация” открывается подчас на основании фальшиво преувеличенного актива и преуменьшенного пассива баланса, а по открытии немедленно переставляет регистр, извращая актив и пассив в обратных отношениях. Сверх того, под видом пользы делу администраторы, скупая под рукой претензии и подтасовывая собрания кредиторов, так сказать, сами же себя нередко уполномочивают закладывать и продавать имущество администрации, равно как для неё и от её будто бы имени кредитоваться вновь, а затем сами же на фальшивых собраниях одобряют и утверждают вредные для кредиторов результаты. Опасаясь не получить в конце концов ничего, настоящие кредиторы оказываются в необходимости уступать свои претензии по чем бы то ни было или хозяину предприятия или в большинстве случаев администраторам, каковые сплошь и рядом бывают представителями “избранного” народа в оркестре с его же адвокатами. Не мешает заметить, что многие адвокаты евреи специализировались на администрациях ещё и в качестве юрисконсультов точно так же, как и при торговых фирмах вообще, которые, изумляясь перед иудейскими талантами, предпочитают евреев русским, сами же евреи‑коммерсанты. русских адвокатов и подавно знать не хотят.

Такова одна сторона вопроса, другая, политическая, была, как известно, освещена в столь же печальных красках перед русскими законодательными учреждениями. Тем не менее, вопрос ещё далеко не исчерпан. Проникая во все слои населения и располагая, — как организованная умственная сила, большим влиянием, адвокатура не должна оставаться вне надзора власти, а потому иудаизация адвокатуры, как факт грозный, требует глубокого и всестороннего исследования. Если надо пресечь иудейскую деятельность в прессе и на кафедре, то едва ли менее настоятельно обуздание кагальной адвокатуры. Будучи сплочённой и распространяясь на любые классы общества, адвокатура эта деморализует всё вокруг, а потому должна быть поставлена в не менее суровые условия, чем иудейская пресса. Ещё римляне поняли, что право толковать законы мало уступает праву издавать их вновь. Памятуя же о талмудической подготовке евреев, равно как и о том, что извращение буквы и разума чужих законов с точки зрения кагала исполнению не подлежащих, оказывается излюбленной специальностью “угнетённого племени” и рассматривается им, как обязанность, подвиг и тождество. Нельзя не видеть, что запрещение иудеям доступа в адвокатуру — вопрос не только национального достоинства, а и безопасности России.

Мероприятия по этому предмету настоятельны, особенно, когда мы видим, что в Москве, пожалуй, более половины, а в Петербурге около трёх четвертей адвокатуры уже состоят из евреев либо шаббес‑гоев, чего ни в какой стране более нет. Когда, сверх того, адвокаты‑иудеи в большинстве стремятся не к одному только обездолению русских конкурентов, а и к злостным талмудическим стеснениям самого их рекрутирования. Таким образом, промедление угрожает явной опасностью захвата кагалом всей адвокатуры в своё исключительное владение. Но это равносильно монополии еврейства на отправление правосудия. А так как без справедливого суда никакое государство существовать не может, то и неизлечимое заражение судебного ведомства иудейской отравой было бы нравственной, а затем и политической гибелью нашего многострадального отечества.

Изложенное, уже само по себе, знаменательно и непререкаемо. Однако, тяжкие опасности, из сего проистекающие, при условии, что “правовой порядок” требует, как уверяют сыны Иуды, выделения не только в делах прессы, а и во всех явлениях социальной жизни, главенствующей роли суду, — достигают наивысшей грозности вследствие ещё одной, далеко немаловажной, особенности в лютом характере еврейства. Забава его “мероприятий” направляется прежде всего к тому, чтобы они были учиняемы “на точном основании существующих узаконений”. Здесь, соревнуясь друг с другом, члены “избранного” народа раскрывают подчас ни с чем не сравнимые дарования.

Талмудическое искусство извращать закон так, чтобы придавать ему обратный смысл и по содержанию его же текста доказывать запрещение дозволенного либо разрешение воспрещённого, достигает бесподобного расцвета, принося “премудрому” кагалу изысканнейшие плоды биржевых оранжерей…

Арийские же народы остаются беззащитными. Не только нет законов, карающих иудейское творчество, когда оно изощряется в обездолении многих людей и даже целых государств, но ни один парламент не дерзает хотя бы коснуться деяний этого рода.

Что же относится до самых методов гешефтмахерства и его безнаказанности, то кагальный разврат не ограничивается каким‑либо обыденным, а нередко требует, в наши дна, уже махрового триумфа.

Давно замечено, что чем выше станете вы подниматься по социальной лестнице, тем всё чаще сыны Иуды будут перебегать дорогу. Здесь, между прочим, коренятся источники такой системы мероприятий финансового ведомства, когда под замысловатым предлогом “воспособления отечественной торговле и промышленности” коммерческие фирмы делятся в стране на овнов и козлищ. Забавные, даже невероятные легенды цитирует автор этюда “С. Ю. Витте и падение русского государственного кредита”. Но если гонимым акционерам остаются в этих случаях лишь глаза для слез, то не очень завидна и роль большинства акционеров покровительствуемых. Правда, излюбленные финансовым ведомством предприятия субсидируются казёнными заказами, а то и просто миллионами. Но и это не ведёт к добру. Разоряя конкурентов, благодетельствуемые фирмы деморализуются и расхищаются собственными заправилами. Желая спасти прежние субсидии, но будучи приводимо к необходимости продолжать их, министерство берёт такие фирмы под свою опеку, т. е. за свой счёт. Увы, командируемые в состав правления чиновники оказываются неспособными к ведению крупных, да ещё и запутавшихся предприятий. А если, сверх того, в деле участвуют (что почти неизбежно) сыны “угнетённого” племени, то ход событий превращается уже в оффенбаховскую трагикомедию.

Явившись только с правом veto, чиновник, подстрекаемый евреями, фактически становится директором‑распорядителем. Заблуждаясь в способах достижения предуказанного результата, чиновник оказывается в невозможности раскрыть истину перед акционерами и, однако, гипнотизируемый еврейством, сам настаивает на дальнейших субсидиях. А когда станет уже немыслимым определить, что в данном положении было унаследовано от прежней дирекции и что проистекает из распоряжений казённого чиновника, тогда сыны Иуды успевают всю ответственность перенести на главнокомандующего, т. е. на министерство финансов, себя же превратив в его непорочные жертвы.

Среди таких условий отнюдь не гешефтмахеры — евреи, а само министерство становится, наконец, вынужденным подыскивать меры, чтобы, как говорят китайцы, “спасти лицо”. Отсюда в апофеозе ‑смешение иудейских деяний с мероприятиями финансового ведомства, бесплодные попытки выйти из беды через переименование старых учреждений в новые, якобы им чуждые, и кормление казной целых иудейских полчищ либо министерских агентов, а в заключение, ликвидация кагальной потехи с огромными убытками для страны, равно как с новым обогащением из её кассы членов “избранного” народа. Что и требовалось доказать!

11. Случается, впрочем, что эта кагальная симфония варьируется как бы для того, чтобы показать всю безграничность нашего… великодушия. Торгуя мнимыми, “воздушными”, дутыми ценностями, еврейство прежде всего забавляется устройством государственных займов и государственных банкротств, о чём минувшие века понятия не имели. С другой стороны, как раньше предсказывали страшный суд, так евреи пророчат теперь какой‑нибудь великий крах, универсальное мировое банкротство с достоверной надеждой, что им самим испытать его не придётся. В новейшее время художественность кагальных мероприятий наряду с эксплуатацией государственного банка, кое‑где и с его арендой (напр, во Франции, отчасти в Австрии и даже в Германии), равно как параллельно с монополизированием кредита страны через государственные займы, а также ипотечные банки достигла, наконец, и вновь изобретённого усовершенствования, именуемого репортом[105].

По талмуду первоисходный долг “избранного” народа — оперировать так, чтобы это ему ничего не стоило. Репорт блестящее воплащение данной идеи. Дело в том, что при ликвидации урожая, особенно в странах земледельческих, как Россия, частные банки нуждаются в капиталах, которыми не располагает и государственный банк без временного выпуска новых кредитных билетов, что, как известно, требует дополнительного обеспечения золотом. Отсюда — необходимость временных займов, хотя бы в замаскированной форме и лишь на бумаге. Среди таких условий за известный процент и “приличное” комиссионное вознаграждение, иностранные банкиры кредитуют государственный банк золотом на период означенной ликвидации. Банк же через специальные ad hoc выпуски кредитных билетов подкрепляет кассы частных кредитных учреждений путём переучёта векселей, ими для сего учтённых. Теоретически предполагается ликвидировать всё это по окончании хлебной компании. Но для России в особенности такая теория непригодна, ибо сроки, назначаемые иностранными банкирами, короче периодов “развязки” у нас с хлебами, да и государственному банку нельзя без потрясения рынка внезапно извлекать из народного обращения сотню‑другую миллионов рублей. Посему требуются отсрочки, и за границей, очевидно, небезвозмездные. Всё это обходится государственному банку тем дороже, чем искуснее удавы и акулы биржи играют русским кредитом. Результатами же пользуются преимущественно евреи — содержатели частных коммерческих банков внутри страны. А если, бесстыдно “помогая своему счастью”, какой‑нибудь из этих банков потеряет хотя бы и весь свой акционерный капитал через хищничество собственных заправил и противозаконность операций уже далеко не с одним хлебом, то и тогда ему не следует терять надежды. Казна опять придёт с “воспособлением”…

Всё сказанное раскрывает, впрочем, только одну сторону вопроса, а есть и другая. Не касаясь чуждых нашей задаче, многосложных проблем о бумажно‑денежном обращении, равно как о моно— и биметаллизме, мы обязаны указать, однако, на логическую зависимость репорта от золотой валюты. Ею обусловливается как обеспечение дополнительных выпусков кредитных билетов, так и платежи золотом же по государственным займам. Между тем, при неискусном ведении финансового хозяйства и превосходной осведомлённости близких к финансовому ведомству иностранных банкиров их тирания истощает всякое терпение. В мире кредита нет большей ошибки, как сделать врагом того, кому сперва официально поручали представительство своих интересов. Подчиняясь естественным законам, народное хозяйство испытывает на себе последствия их нарушения. Важнейшим же из таковых является потрясение кредита страны, которая бывает вынуждена исполнять par raison de force то, о чём не позаботилась вовремя, per force de raison. Располагая колоссальными связями в мире финансов и в дипломатических сферах, владыки биржи создают для больного народного хозяйства la pluie et le beau temps и, незаметно даже для министра финансов, могут, когда захотят, привести его к конкуренции с самим же собою. Значит, нечего удивляться факту, что еврейскими банкирами специально для утешения нашего отечества придумана “репортная” операция sui generis. Благодаря ей иностранное золото передаётся частным банкам — заёмщикам не прямо, а через государственный банк. Но так как у него есть и особые счёты по государственным займам, хищные заграничные банкиры, не долго церемонясь с нами, оставляют “репортное” золото у себя для оплаты обязательств России по государственному кредиту. Таким образом, репорт совершается лишь на бумаге. Иными словами, являясь бланконадписателем за частные, в большинстве иудейские банки, на всём пространстве России, кредитуя их для эксплуатации её же целыми полчищами других сынов Иуды, неся значительные расходы по этой крупной операции и уплачивая иностранным банкирам, в свою очередь евреям, конечно, миллионы рублей за проценты и комиссию по репорту, русский государственный банк получает обыкновенно из‑за границы вместо золота одни лишь талмуд‑гусарские счета…