Сфера Дайсона

Над позициями батальона неторопливо поднимались перистые полосы молочно-белого тумана. Безобидные утренние испарения, смешиваясь с прогорклым, удушливым дымом, которым продолжали истекать подбитые машины, становились похожи на зловещий белый саван, пытающийся окутать изуродованное поле ночной битвы.

Орбитальная плита уже приоткрыла краешек звезды, уползая к опрокинутому кверху дном горизонту, и страшный багрянец ночи сменился наконец стылым, бледно-розовым рассветом.

Шейла спрыгнула со ступеньки веревочной лестницы и едва не упала на обоженную, изрытую воронками и щедро нашпигованную металлом землю… да и не земля то была вовсе, а так, какое-то жалкое подобие почвы, нанесенное ветром поверх пластиковой основы скал…

Ее растопыренные пальцы укололись об обгорелый султанчик травы, которая чудом уцелела на истоптанной ступоходами машин, изрытой снарядами и опаленной лазерами поверхности.

«Надо же… уцелела…»

Шейла обессиленно стащила с головы мягкий шлем, с наслаждением подставляя холодному ветерку пылающее лицо.

Как потрясающе жить… дышать…

Она подняла взгляд на свой «Ворон», который стоял в нескольких метрах выше по склону.

Черный, в подпалинах от близких разрывов, с посиневшими по краям дюзами реактивной тяги, огромный, покрытый шрамами… невыразимо родной… ее «Ворон», преданная, живая металлическая птица, такая же усталая, измотанная, как ее пилот.

Этой ночью они стали по-настоящему близки.

Умные люди часто повторяют, что любить машину — противоестественно, это признак слабости, закомплексованности, зависимости от техники, отголосок древнего невежества и страха, когда человек одухотворял все неживое, чье устройство не мог постичь.

Чушь все это!

Машину нужно любить. Просто любовь бывает разная — к «Ворону» одна, к человеку иная…

Сзади послышался нездоровый звук надсаженных сервомоторов.

Шейла оглянулась.

«Хоплит» лейтенанта Сокуры пострадал намного серьезнее ее «Ворона». Она уже второй раз за несколько дней поражалась этой способности Николая — доводить свои машины до состояния, когда кажется, подойди к роботу, пни посильнее, и он развалится, а Ник, — ничего, без единой царапины, вон уже вылезает, улыбается чумазым лицом, по которому в горячке боя не раз и не два провел испачканной пятерней, гасившей до этого загоревшуюся проводку.

— Жить будем, лейтенант Норман!.. — прокричал он, спрыгивая со ступеньки веревочного трапа. — Утро уже!

— Ты что орешь?

— А? Не слышу, говори громче, контузило!

Она смотрела на него и не знала, чего сейчас хочется больше — рассмеяться вместе с ним, радуясь тому, что жива, что снова видит этот чужой рассвет, или заплакать, взвыть, вспомнив эту жуткую ночь и всех, кто навсегда остался в ней, для кого утренний туман кроил свой молочно-белый саван и оторачивал его траурными шлейфами горького дыма…

— Скляра убило… — громко пожаловался Ник, присаживаясь рядом с Шейлой. Достав сигареты, он долго ковырял пачку, пытаясь вскрыть упаковку негнущимися, занемевшими от нейросенсорных перчаток пальцами. — Прямо у меня на глазах… Прожгли лобовую броню, сволочи… Хороший был мужик… Настоящий…

Шейла слушала его громкую бессвязную речь, поражаясь тому, как на войне летит время. Знала-то она их всего два дня — и Николая, и майора Скляра, а оба уже стали такими родными, будто прожили вместе всю жизнь, и вот одного из них нет…

* * *

— Сделали мы их! Большой кровью, но сделали! — Лерватов, обессиленный не меньше, чем остальные, сидел, свесив жилистые руки, и тоже, как Шейла, не знал в этот миг названия своим чувствам, — саднящая боль в душе смешивалось с радостью, и был этот коктейль слишком горек.

Майор Шерман, придерживая забинтованную руку, присел на краешек кресла за тактическим пультом. Дмитрий прикурил ему сигарету, Шерман глубоко затянулся и спросил:

— Отступать теперь будем?

Лерватов неопределенно пожал плечами, мол, Илья отыщется — решит.

— Сколько осталось машин? — спросил Хьюго, жадно затягиваясь сигаретой.

— Пока пять, — лаконично ответил майор. — Один «Фалангер», два «Ворона» и два «Хоплита». Еще не все капсулы подобрали, автоматические разведчики пашут болото в поисках катапультировавшихся.

Шерман покосился на тактический монитор, сосчитал сигналы.

— Тут вроде шесть маркеров, — заметил он.

— Шестой не в счет. Это наш счастливчик, Сокура… — пояснил Лерватов. — Как он машину на ступоходах удерживает с такими повреждениями — ума не приложу… — Он хотел сказать что-то еще, но вдруг осекся, заметив строку сообщения на одном из экранов.

Краска медленно сползла с его лица, сделав кожу пепельно-серой.

* * *

Так получилось, что, спустившись на истерзанную землю, Шейла не сразу вспомнила об Илье — ощущение жизни оказалось столь острым и пьянящим, что она даже не задумалась над этим — она ведь выжила, Ник — тоже, и то, что с Ильей также все в порядке, казалось как бы само собой разумеющимся, входящим в это безграничное ощущение счастья, победы, жизни…

Сердце екнуло лишь в тот миг, когда со стороны болот вдруг показался медленно двигающийся поисковый автомат, на верхних захватах которого был укреплен медицинский консервационный модуль.

Сердце Шейлы вдруг оборвалось недобрым предчувствием, как только она увидела этот медленно движущийся комплекс.

Сокура привстал, Шейла непроизвольно вскочила, побелевшими пальцами впившись в плечо Николая.

Внутри, несмотря на протест, на дикое нежелание подобных предчувствий, вдруг острой болью полыхнула уверенность — в модуле ОН.

Отпустив плечо Николая, Шейла медленно, спотыкаясь, словно вдруг обессилев, пошла навстречу ползущему от болот поисковому автомату.

В нежно-зеленом сиянии консервирующего суспензорного поля внутри капсулы лежал Илья… Вернее, та его часть, которая все еще была жива.

Автомат остановился — дорогу ему перегораживал человек, который, по представлениям машины, вел себя слишком странно и непредсказуемо, — Шейла не заплакала — она взвыла, как смертельно раненный зверь.

Тело Ильи раздавило смявшимися в момент удара конструкциями рубки. Нижняя его часть представляла собой сплошную массу изувеченной плоти, и лишь голова и грудь остались нетронутыми. Он лежал внутри капсулы, а аура суспензорного поля обнимала его голову, как нимб…

Сзади молча подошел Николай, из заглубленного в скалы КП выскочил Лерватов, за ним Шерман…

Со всех сторон к капсуле подходили оставшиеся в живых пилоты, раненые и невредимые, и все молча останавливались, образуя круг, а Шейла, ничего не видя и не воспринимая, тихо, бессильно опустилась на колени перед консервационным гробом, слишком остро ощущая в этот миг, что автомат консервации сделал черное дело.

Голова и грудь, страшный, изувеченный обрубок, — вот все, что осталось от Ильи и продолжало сейчас бессознательно жить в объятиях консервирующей ауры, — но даже, если все остальное в будущем удастся заменить протезами, разве это сможет называться жизнью?!

Молчаливо столпившиеся вокруг пилоты понимали это не менее остро, чем Шейла.

Для них Горкалов погиб, а вместе с ним умерло что-то неизмеримо важное. Только сейчас стало абсолютно ясно — он являлся стержнем, основой основ, направляющей силой, именно он полностью владел ситуацией в целом, он и только он знал, что именно и как нужно делать…

Эта потеря оглушила всех в равной степени, вне зависимости от прошлых чувств и привязанностей. Победа вдруг обернулась жутким поражением, ликование — горем, надежды — тщетой.

Словно в критический момент боя знамя выпало из мертвых рук и некому было подхватить холодеющее древко.

Сфера Дайсона. Вечер того же дня…

Стылое утро сменилось теплым днем, за которым неизбежно настали новые багряные сумерки…

Шла смена постов. Пять пострадавших в той или иной степени шагающих машин застыли подле КП батальона.

Людей было мало. По развороченному склону двигались в основном андроиды, из боевого резерва двух стоявших поодаль «Нибелунгов».

Глядя на человекоподобные машины, Лерватов подумал: «Вот они сменились с постов, спешат к устройствам подзарядки, потом уйдут в боксы на плановое техобслуживание и через двенадцать часов снова заступят на боевое дежурство, восполняя критический некомплект личного состава. Значит ли это, что у машин своя жизнь, изобретенная нами, и рано или поздно они останутся, а мы исчезнем? Или я все усложняю?»

— О чем задумался? — прервал его размышления хриплый голос Шермана.

— О жизни… — ответил Лерватов, возвращаясь в сумрак КП.

— А… А я вот — о смерти. — Майор заглянул в пустой бокал. — Как подумаю про Ивана, Илью — душу выворачивает. Скажи, разве есть на свете справедливость? Ведь такие мужики были…

— Погоди хоронить, — резко оборвал его Лерватов, который хотел бы да не мог взять и просто надраться, как сделал это майор Шерман. — Что-то от Фроста ни слуху ни духу… — произнес он, глядя на ровно сияющие мониторы. — Ведь больше суток прошло, а как в воду канул…

Шерман пожал плечами.

Вечер стыл над позициями батальона, очередная орбитальная плита подбиралась к красному пятнышку горячечного солнца, чтобы отгрызть его кусок, нудно повизгивал привод «Фалангера», над починкой которого только что закончил трудиться ремонтный механизм, и теперь, включившись в тестовую цепь управления, проверял функциональность исправленного ступохода.

Казалось, что жизнь продолжается, но Лерватов, застыв в дверном проеме КП, остро чувствовал, что это не так, не совсем так.

Жизнь продолжалась лишь по инерции. Потеряв командира, они вместе с ним потеряли цель, и Дмитрию всерьез казалось — ничто и никто не в состоянии восполнить этой утраты. Лерватов не мог лгать себе и мысленно уже ответил на данный вопрос: «Нет, не сумею».

Дело было не в каких-то личных качествах, не в степени профессионализма, — просто Горкалов знал, что, как и зачем нужно делать. Лерватов мог хорошо командовать батальоном, координировать бой, но он не был введен в курс далеко идущих замыслов Ильи Андреевича и оттого испытывал сейчас болезненную раздвоенность, граничащую с моральным бессилием…

На месте командира образовался вакуум. Горкалова с его ясным трезвым умом, сдержанностью эмоций, предвидением ситуации не хватало всем, кто остался в живых… Они страдали от этой потери все более и более, словно горечь утраты, вопреки расхожему утверждению, со временем не ослабевала, а становилась все острей…

* * *

Тело Ильи, по-прежнему законсервированное в суспензорном поле автономного модуля, перенесли на «Нибелунг». Пока работала консервационная защита, никто не мог с точностью утверждать, насколько близок он был к физическому понятию «смерть» в тот момент, когда на его изувеченное тело наткнулся эвакуационный автомат. Выяснить это можно было лишь опытным путем, но никто не решался сейчас на подобный шаг — тут требовались специалисты-медики высочайшего класса, которых среди личного состава истрепанного ночным боем, поредевшего батальона попросту не было…

…Шейла сидела в тесном медицинском отсеке «Нибелунга».

Ее глаза были сухими, разве что покраснели от бессонной ночи, усталости и боли.

Она не заметила, как что-то круто изменилось в ней за прошедшие часы.

Выплакав слезы, она вдруг умолкла, задавила в себе останки чувств, но осталась сидеть в тесном медицинском отсеке, не в силах уйти отсюда, но и не в состоянии смотреть на восковое лицо Горкалова, окруженное зеленоватым мерцанием суспензорной защиты.

Она словно выгорела изнутри, и сейчас лишь пепел прошлых эмоций стучал в гулкие стенки ее опустевшего рассудка, порождая мысли, которые не далее как вчера казались ей логичными и уместными только в устах одного человека — Ильи…

За ее спиной раздались шаги.

Шейла подняла опущенную голову, оглянулась.

В дверном проеме медицинского отсека стоял пожилой капитан, из числа тех добровольцев, кто присоединился к формирующемуся батальону на Элио.

— Мисс Норман… — Он выглядел каким-то взбудораженным, ненормальным. — Я бы хотел показать вам кое-что…

Шейла покорно встала, поначалу даже не удивившись — почему он обратился именно к ней? Она едва ли помнила имя этого капитана.

— Что случилось? — спросила она, пройдя вслед за ним в соседнее помещение медицинского модуля «Нибелунга», где располагалась полевая экспресс-лаборатория.

— Мм… — Он был так возбужден, что с трудом подбирал слова. — Дело в том, что майор Лерватов приказал мне продолжить исследования, начатые мной на Элио под руководством полковника Горкалова.

— Ну? — Шейла продолжала вопросительно смотреть на него. — Боюсь, что я не в курсе, — призналась она. — Я не понимаю, о чем идет речь.

— Тела, мисс Норман! — Капитан подошел к стене и отодвинул в сторону панель облицовки, заставив Шейлу невольно содрогнуться от открывшегося содержимого ниши, но капитан ничуть не смутился видом двух препарированных гуманоидных тел, заключенных в тусклый ореол консервирующего поля. — Их извлекли из воронки, образовавшейся на месте пролома цокольного этажа Раворграда, — поспешно объяснил он. — По приказу полковника Горкалова я исследовал их.

До Шейлы постепенно начала доходить суть происходящего.

— Полковник Горкалов передал мне фрагмент текста, — он вытащил сложенный вчетверо лист пласт-бумаги и развернул его. — Вот тут, посмотрите, некая лейтенант Стриммер описывает анатомию гуманоидного существа… — Он пробежал глазами по строкам. — Ага, вот… — Он протянул листок Шейле, удерживая пальцем отметку на определенной строке. — Тут приведена запись генетического кода некоего гуманоида, снятая обычным общеармейским анализатором, — пояснил он.

— Да я вижу, — ответила Шейла, сразу же узнав фрагмент шифровки, с которой, собственно, и начались все поиски Ильи.

— Я добился определенных результатов, — капитан был настолько обескуражен, ошеломлен, что с трудом выговаривал слова. — Вот посмотрите, — он указал на монитор, где медленно вращались три идентичные на первый взгляд структурные модели молекул ДНК.

— Они одинаковы? — спросила Шейла, указав на модели.

— Абсолютно, — ответил капитан. — Первая построена по данным шифровки, — пояснил он. — Вторая, — его палец ткнул в изображение средней модели, — принадлежит одному из них, — взгляд капитана красноречиво указал на препарированные тела гуманоидов.

— А третья? — похолодев от внезапной дргадки, спросила Шейла.

— Третья выделена из фрагмента, доставленного с места ночного боя. Машина анализировала все образцы, собранные для исследований, и в ходе исследований опознала его, — капитан, который много и импульсивно жестикулировал, указал на обугленный фрагмент плоти, закрепленный на предметном столе экспресс-анализатора. — Я не поверил такому совпадению и перепроверил все сам, с минимальным участием автоматики.

— И что, капитан? Не тяните!

— Все три записи ДНК принадлежат одному и тому же существу!

Шейла машинально прикусила нижнюю губу. Отец всегда ругал ее за этот признак крайнего волнения, утверждая, что это некрасиво…

— Такое совпадение могут иметь тела родственных существ? — наконец спросила она.

— Вы имеете в виду близнецов?

— Ну… да!

Капитан отрицательно покачал головой.

— Геномы полностью совпадают, — ответил он. — Я бы сказал, что это клоны одного и того же существа.

Шейла мгновенно вспомнила все, что говорил ей Горкалов перед боем. Она была единственным человеком, с кем он нашел время пообщаться, рассказать о своих планах и изложить гипотезы происходящего.

Гипотезы, которые вдруг стали оборачиваться правдой…

— Сделайте подробный, официальный отчет, капитан, — приказала Шейла, даже не задумавшись в этот миг — имеет ли она право приказывать кому-то.

— Да, мэм! — с готовностью ответил он. — Куда переслать отчет?

— На КП, майору Лерватову. Я буду там.

* * *

Поднявшись на командный пункт батальона, Шейла застала там Лерватова и Шермана.

— …ладно. — Заметив ее появление, Лерватов протянул руку, отодвинув в сторону две бутылки и пустые бокалы. — Помянули и хватит, — обратился он к майору, словно устыдившись того, чем они занимались. — Давайте думать о деле.

Хьюго поднял на него покрасневшие глаза.

— Что ты имеешь в виду, майор?

Вместо Дмитрия ответила Шейла.

— Хватит, — повторила она фразу Лерватова и зло посмотрела на Шермана. — Илье твоя пьяная скорбь не поможет выкарабкаться.

— А кто ему поможет? — Хьюго тяжело посмотрел на Шейлу. — Может, ты знаешь, что делать дальше?

— Знаю, — ответила она.

— Погодите! — вмешался Лерватов, прислушиваясь.

С улицы доносился приближающийся звук работающих двигателей.

Это был Дункан. Через несколько минут его высокая фигура заслонила вход на командный пункт батальона.

— Заходи, — Лерватов указал взглядом на свободный стул. — Связался с колонией?

* * *

По внешнему виду Фроста трудно было судить, как прошли его переговоры с руководством человеческих поселений Сферы.

Сев на предложенный складной стул, он некоторое время молчал, а потом тряхнув головой спросил:

— Где Горкалов?

Ответом ему послужила тишина. Наконец Шейла, сглотнув вставший в горле ком, ответила:

— Его смертельно ранило ночью…

Лицо Фроста помрачнело еще больше.

— Да не тяни ты, говори… — произнес Лерватов, глядя на Дункана. — Что ты узнал в колонии?

Шейла, которая в томительном ожидании смотрела на Фроста, внезапно подумала, что хоть и знает его менее суток, но видеть Дункана подавленным и растерянным как-то странно… Значит…

— Короче, дела такие… — Он вскинул голову. — Как и предполагал полковник, древние устройства гиперпространственного перемещения действительно реанимированы. — Фрост сразу перешел к сути. — В колонии знали о наличии неких древних устройств, но считали, что порталы давно вышли из строя так же, как все остальное оборудование Сферы.

— А этот… Интеллект? — вмешался Шерман.

— Погоди… — одернул его Лерватов, но Дункан, услышав заданный вопрос, повернулся к Хьюго.

— Я должен признать, что предвзято относился к древней машине, — скрепя сердце, произнес он. — Большой компьютер с потугами на самосознание, — дал он скупую, но емкую характеристику Интеллекту. — Под его контролем сейчас не больше пяди земли, и то лишь благодаря людям, которые проложили новые коммуникации взамен безнадежно разрушенных. Короче — он не в счет. Фотонная машина инсектов не имеет отношения к реанимации порталов. Естественно, он знал об их существовании, даже с готовностью перечислил древние названия планет, куда вели каналы транспортировки.

— Он подтвердил данные о шаровом скоплении в Рукаве Пустоты? — спросил Лерватов.

— Абсолютно, — ответил Фрост. — Я привез копии звездных карт, составленных три миллиона лет назад. Опираясь на них, можно экстраполировать сегодняшние координаты, но и без такого анализа ситуация ясна как день, — на древних картах нет Рукава, но есть скопление звезд, которое инсекты называли О'Хара. На краю скопления, по данным Интеллекта, обитали логриане, глубже — раса голубокожих существ, похожих на нас, называвших себя харамминами.

— Выходит, Илья был прав… Прав абсолютно! — Лерватов машинально стукнул кулаком по скошенной панели тактического терминала. — Ты говорил о реанимации порталов? — он обернулся к Дункану. — Сколько их? Какие есть данные и откуда они получены?

Лицо Фроста исказила гримаса отчаяния.

— Я, собственно, и задержался из-за данных по порталам, — ответил он. — В колонии паника… — Он тряхнул головой, словно пытался разогнать роящиеся в ней злые мысли, и пояснил:

— Некоторое время назад на орбитальных плитах были расположены комплексные датчики наблюдения, предназначенные для нужд метеорологии и картографии. Вчера, буквально накануне моего появления, они зафиксировали множественные аномалии, появившиеся в районе древних городов-муравейников. Естественно, это вызвало тревогу, и туда были посланы автоматы разведки, которые отсняли работу порталов. — Он вытащил кристаллодиск и положил его на стол. — Полюбуйтесь.

Сокура возился со своим «Хоплитом», когда заработал его коммуникатор.

— Да?

— Ник, это Шейла. Поднимись на КП.

— Иду.

На КП Николай застал не только Шейлу — вместе с ней подле терминала тактической киберсистемы сгрудились Лерватов, Шерман и Фрост.

Они явно ждали его, чтобы начать какую-то процедуру. Обменявшись молчаливым рукопожатием с Дунканом, Николай сел на предложенный складной стул.

— Смотрим сюда, — Лерватов вставил кристалл в гнездо терминала. — Это запись, которую привез с собой Фрост, — пояснил он для Николая.

На мониторе, куда выводилось изображение, появилась панорама Сферы, отснятая с высоты нескольких тысяч километров. Видеодатчик был укреплен на нижней плоскости одной из орбитальных плит, и потому на картинке присутствовала четкая линия терминатора — граница света и тьмы, впереди которой был день, а позади — ночь.

Внезапно изображение начало укрупняться, будто поверхность Сферы двинулась навстречу наблюдателю, и тотчас, вместо схематичных, размазанных атмосферой линий ландшафта, внизу проявились четкие детали рельефа — стало различимо огромное заболоченное пространство и расположенный посреди вязких топей черный город-муравейник.

— Сейчас датчики комплекса уловили электромагнитные возмущения, локализовали их источник, и процессор отдал приказ видеокамерам укрупнить изображение, — пояснил Фрост.

Пока он говорил, черная громада древнего города, из глубин которого во все стороны по непонятной причине извергалась горячая болотная жижа, заполнила собой весь экран. Буквально на глазах извержение гейзеров пошло на убыль, хотя отверстия города-муравейника продолжали сочиться паром, и вдруг…

— Кто это, Фрайг меня разорви?! — в замешательстве вскрикнул Шерман, глядя, как из всех отверстий города, попавших в поле зрения видеокамер, выползают под красноватый свет древнего солнца сонмища маленьких фигурок.

— Это инсекты, — в гробовой тишине пояснил Фрост, который уже просматривал привезенную запись.

Картина была впечатляющая и нужно сказать — жуткая.

Далекие потомки строителей раскинувшегося вокруг титанического мира выглядели более чем жалко — без какого бы то ни было намека на одежду, блестя в утренних лучах солнца влажными хитиновыми покровами, они двигались по террасам древнего города, совершая хаотичные, прямо-таки броуновские движения, перемещаясь не на двух, а на четырех точках опоры, без цели, смысла — просто ползли, бестолково тычась в разные стороны — не армия, не колонна поселенцев, — какая-то потерявшая матку орда муравьев-переростков, непонятно каким ветром занесенная на исковерканную временем заболоченную равнину.

Они все ползли и ползли, казалось, им не будет конца, как вдруг за их спинами в недрах древнего города внезапно начал вспухать ослепительный голубой шар.

Отголосок титанического взрыва дошел даже до орбитальной плиты, заметно сбив настройку видеодатчиков.

Когда изображение вернулось на место, там, где только что торчала макушка древнего города, уже истекала дымом исполинская коническая воронка, которую с жадным шипением, бурля и вскипая, заполняла вездесущая, вонючая жижа болот.

Уцелевшие после взрыва инсекты беспомощно копошились в грязи, очевидно, полностью потеряв какую бы то ни было ориентацию…

— И так повсюду, по всей Сфере. Сначала срабатывает портал, а потом — взрыв… — Дункан вдруг нервно, судорожно хохотнул и добавил:

— По самым скромным меркам, в Сферу выброшено несколько миллиардов инсектов. — Фрост говорил тяжело, нервно, видимо, глубоко переживая каждое слово, — ведь вся его жизнь, тесно связанная со Сферой Дайсона, сейчас, увы, рухнула.

— Большинство инсектов, как я понял, находятся в регрессивной стадии, — то есть ничего не соображают самостоятельно, только жрут, гадят да выполняют приказы своих вожаков, — с отвращением пояснил он. — Но хуже всего другое — порталы сработали и взорвались. Все… — Он горько усмехнулся. — Амба… Кто-то захлопнул дверь с той стороны.

— Ничего не понимаю… — уставился на него Щерман. — Я не вижу смысла в этом бардаке! — Он оторвал взгляд от Дункана и вновь посмотрел на экран. — Как это взаимосвязано? Атака на Элио, уничтожение станции ГЧ, голубокожие гуманоиды, управляющие нашими боевыми машинами, теперь порталы и инсекты… Кто, Фрайг побери, воюет с нами? Уж не вся ли Вселенная?

В наступившей тишине внезапно заговорила Шейла:

— С нами воюет не Вселенная, Хью, а горстка свихнувшихся от старческой дряхлости существ, — произнесла она.

— Не понимаю, — повернулся к ней Шерман.

— Сейчас объясню. — Шейла подошла к терминалу, надеясь, что капитан уже отослал свой отчет по локальной сети. — Взгляните сюда — и многое станет ясно.

* * *

— Поверить не могу!.. — Фрост смотрел на данные, поступающие с терминала медицинского модуля штурмового носителя «Нибелунг». — Это одно и то же существо, клянусь всеми Шиистами!

Поспорить с выводами машины было трудно. Действительно, одно из голубокожих тел, фрагменты которого были извлечены из остова «Призрака», по своим генетическим данным полностью совпадало с аналогичными показателями, полученными при исследовании трупа голубокожего гуманоида на Элио.

— Выходит, на Воргейзе, затем на Элио и, наконец тут, в Сфере Дайсона среди прочих голубокожих действовало одно и то же существо? — растерявшись, переспросил Фрост.

— Один и тот же разум, сознание… — уточнила Шейла. — Сознание бессмертного, которое за это время сменило три тела, а сейчас, скорее всего, уже очнулось в четвертом.

— Дьявол… — не найдя других слов для характеристики ситуации, выругался Шерман. — Выходит, все наши жертвы — коту под хвост?!

Ситуация складывалась не из легких.

Шерман был прав… Да, удар отбит, враг отброшен, но Сеть Интерстар разрушена, уничтожен центральный узел станций Гиперсферной Частоты, на Элио погибли тысячи людей, а в Сфере Дайсона оказались на грани гибели миллионы инсектов, выброшенных на болотистые просторы, без надежды на возвращение или помощь, — и все это на поверку оказывалось делом рук горстки существ, возомнивших себя богами…

В стылой тишине КП никто не решался произнести окончательно характеризующих ситуацию слов, пока внезапно для всех опять не заговорила Шейла:

— Резерв Конфедерации расконсервирован, — медленно произнесла она. — Свою главную задачу батальон выполнил: проданные в Сферу запрещенные Элианскими соглашениями образчики робототехники уничтожены. Единственный имевшийся в распоряжении врага космический корабль с гиперприводом сбит ракетным ударом. Им не удалось добраться до информационных хранилищ штаба Конфедерации, потерпели они сокрушительное поражение и в Сфере. — Шейла обвела напряженным, полным тревоги и невыплеснутой боли взглядом всех, кто присутствовал на КП, и так же тихо добавила:

— Под руководством Ильи мы взяли на себя ответственность, участвуя в реанимации боевого резерва Конфедерации Солнц, и не можем сейчас бросить ситуацию на произвол судьбы. Мы должны действовать дальше. — Шейла говорила, одновременно вспоминая, как не хотела она этой, внезапно данной ей в руки власти… — Мы единственные, кто понимает сейчас ситуацию в целом, и мы…

— Шейла! — вскинув голову, перебил ее Шерман. — Ты, видимо, бредишь! Что мы можем сделать сверх того, что уже сделано нами? Они исчезли, испарились — он сделал жест, будто выпустил птицу из своих ладоней. — Их нет! Никто не знает, где их искать, и даже если мы экстраполируем современное положение этого мифического шарового скопления, то потребуются годы, если не целые столетия, на его прочесывание в поисках единственной планеты, на которой обосновались эти уроды!..

— И что ты предлагаешь? — подал голос молчавший до сих пор Сокура. — Разойтись по домам? Покинуть разорванные, разобщенные миры и на этом успокоиться?

— А что предлагаешь ты? — окрысился майор.

Николай не успел ответить, вместо него опять заговорила Шейла:

— Нам известны координаты точки, назначенной местом сбора для расконсервированной боевой техники, — произнесла она. — Мы имеем все полномочия доступа для управления ею. И я знаю… — ее голос вдруг зазвучал глухо, напряженно, — я знаю, где искать ответ на вопрос о планете Бессмертных.

Все взоры и так были прикованы к ней, и сейчас, когда Шейла запнулась, четыре пары глаз продолжали сверлить ее…

— Илья был убежден, что Логрис — это не миф. Древняя машина логриан была, по его мнению, уничтожена именно харамминами. Они боялись Логриса, потому что его каноны запрещали физическое бессмертие, а они украли эту технологию, создав на каком-то из своих миров лжекопию древней машины логриан!..

— Остается невыясненным один вопрос — где искать этот самый Логрис? — хмуро осведомился Шерман. — Я понимаю так: одна или две иголки спрятаны в стогу сена — разницы никакой…

— Существует определенный участок Рукава Пустоты, который, следуя историческому анализу, следует признать территорией цивилизации логриан, — возразила ему Шейла. — К тому же в базах данных есть отчет о полете рудодобывающего комплекса «Спейсстоун», который, передав сообщение об обнаруженных остатках какого-то огромного космического поселения, бесследно исчез несколько лет назад. Нам точно известны координаты точки пространства, откуда велась последняя передача «Спейсстоуна». По мнению Ильи, останки Логриса следует искать именно там.

— Может быть, теперь мне кто-нибудь объяснит, о каком Логрисе вы толкуете? — вмешался Фрост. — Еще одна машина древних?

— Да, Дункан. — Шейла понимала его предвзятую обеспокоенность и потому постаралась объяснить, как смогла: — В обнаружении Логриса наша единственная надежда на источник достоверной информации о противнике. Машина логриан в корне отличается от известного нам фотонного мозга инсектов и не только по принципу своей работы, но и по сущности. Логрис, по существующим предположениям, больше походит на нашу разрушенную сеть Интерстар, где каждый узел — это сознание жившего когда-то логрианина, записанное на кристаллический носитель, — так называемый Логр. Совокупное сознание этих существ, в момент сопряжения миллиардов кристаллов, и образует Логрис — виртуальную Вселенную и одновременно — сверхмашину. К тому же шаровое скопление скрыто от глаз именно логрианскими устройствами, и никто не откроет его лучше, чем система, проектировавшая эти самые устройства и управлявшая ими.

— Хорошо. А ты не допускаешь, что в результате таких действий на волю будет выпущен еще один демон? Может быть, его не зря уничтожили? — вновь высказал сомнение Шерман.

— Мы еще никого не выпустили, — оборвала его Шейла. — И не выпустим, если будем сидеть тут и препираться, страшась ответственности. Положение складывается — серьезнее некуда, и у нас нет права на домыслы и ошибки. Следует понять, мы столкнулись не с враждебной расой в целом, а с группой существ, которых никак нельзя отождествлять с цивилизацией Хараммина. Эта горстка циничных и безжалостных созданий, которыми руководит не этика, а лишь эгоистическая логика, представляет собой угрозу всему сущему, и они наглядно доказали это своими действиями. — Шейла не привыкла произносить длинных речей, и ей не хватило дыхания. Глубоко вздохнув, она закончила свою мысль: — После срыва их планов на Элио, а теперь и тут, в Сфере, они, осознав поражение, пытаются сохранить статус-кво,[14]и нужно сказать, что пока это неплохо получается.

— А инсекты? — спросил Дункан. — Их-то зачем вышвырнули сюда, в Сферу?

— Они спустили пар из своих перенаселенных миров, — ответил ему Лерватов. — А заодно подкинули нам еще один источник проблем. — Он опять машинально стукнул кулаком по безвинному и безропотному пластику терминала.

— Шейла права, — проронил он. — Этих бессмертных уродов устраивает нынешнее положение дел. Наши коммуникации нарушены, гиперсферные линии парализованы, и вскоре на всех без исключения мирах начнется хаос. В такой ситуации бездействовать — преступно. — Он посмотрел на Шейлу, потом на Шермана и добавил:

— Предлагаю ввести в командный состав Конфедеративного Содружества лейтенанта Сокуру и Дункана Фроста. — Лерватов выдержал небольшую паузу и заключил: — Мы должны найти этих бессмертных и раздавить их, прежде чем они соберутся с силами для следующего удара. Для этого мне кажутся хороши любые, самые рискованные способы добычи информации.

Шейла кивнула. Для нее все было ясно, а вот Шерман не спешил с ответом.

Посмотрев на Лерватова, майор покачал головой:

— Нас осталось пятнадцать человек, Дима! — напомнил он. — Пятнадцать человек, пять машин и два «Нибелунга»!.. Военно-космические силы, так-перетак!

— Мои люди достаточно мужественны и опытны, майор, — произнес Дункан. — Думаю, что большая часть пожелает добровольно войти в состав возрождающихся сил Конфедерации Солнц. Вне зависимости от распределения командных должностей, они будут беспрекословно подчиняться любым приказам. Я сам служил Конфедерации двадцать лет назад…

— Ну, Хьюго? — Шейла посмотрела на майора и внезапно добавила так остро врезавшуюся в память фразу Ильи:

— Нет времени на медленные танцы, майор. Отдай свой голос! — потребовала она.

Шерман снизу вверх посмотрел на нее, а затем все же кивнул:

— Я согласен. — Он поднял глаза, и все присутствующие внезапно увидели в них нечеловеческую боль, затаенную в глубинах души этого сумрачного старика.

* * *

Позиции батальона были свернуты, и тень орбитальной плиты наползала на пустые, оплывшие от жара и вновь затвердевшие капониры. Выгоревшие дотла остовы шагающих машин возвышались над затянувшим раны пространством болот, оставаясь тут молчаливыми памятниками чудовищного ночного боя.

— Инсекты… — произнес Фрост, передавая Шейле электронный бинокль. — Меня просили взорвать ущелье, перегородив дорогу к колонии, — напомнил он.

Шейла долго смотрела в бинокль на приближающуюся шевелящуюся массу насекомоподобных существ.

— Мы взорвем ущелье только в крайнем случае, — ответила она. — Но даже если я не смогу ничего сделать, — это не значит, что насекомые должны остаться без помощи со стороны людей.

— Они атаковали Элио вместе с бессмертными, — напомнил ей Лерватов, принимая из рук Шейлы электронный прибор.

— Clementia, — произнесла Шейла.

— Не понял? — обернулся Лерватов.

— Милосердие, — перевела она. — Илья учил меня: мы должны быть беспощадны к врагам и милосердны к побежденным. Не думаю, что они виновны в нынешнем положении дел. — Она обернулась к Дункану. — Фрост, я хочу, чтобы ты связался с руководством колонии. Пусть подтвердят свою готовность помочь этим существам.

— Хорошо. — Он обернулся, чтобы пойти к заканчивающим погрузку «Нибелунгам», но, заметив, как Шейла сделала шаг вниз по склону, остановился.

— Эй, ты куда собралась?

Она обернулась.

— Я хочу поговорить с ними.

Лицо Фроста вытянулось.

— Тебе что, жить надоело?

— Нет. Дима подстрахует меня.

— Она уже все решила, — покачал головой Лерватов. — Упрямая, как ее отец. Иди, Дункан, не силком же ее тащить на корабль. Я буду рядом, не волнуйся… — Он хлопнул по волокончатому прикладу импульсной винтовки.

* * *

Шейла остановилась на середине сбегавшего к кромке болот склона предгорий.

Она знала, что Илья на ее месте сделал бы то же самое, и потому, наверное, не испытывала особенного страха — по крайней мере переизбыток адреналина уже не колотил дрожью ее мышцы, будто в организме за последние сутки истощились запасы этого природного стимулятора.

Из разговоров с Горкаловым Шейла вынесла твердую уверенность в том, что инсекты, не важно в какой эволюционной стадии они находятся, остаются природными телепатами и общение с ними не должно вызывать никаких затруднений, кроме нежелания самих насекомых разговаривать с чужаком…

Она стояла, глядя, как приближается к ней колышущееся море влажных, перепачканных болотной грязью хитиновых спин, и старалась контролировать свои эмоции, не допуская в сознание рефлекторного отвращения.

— Дима, отойди… — не оборачиваясь, произнесла она, обращаясь к Лерватову. — Не надо стоять так близко за спиной, я справлюсь.

Он сокрушенно покачал головой, но тем не менее подчинился, поднявшись метров на пятьдесят по склону.

«Дальше не пойду…» — решил он про себя, поднимая «ИМ-12». Затея Шейлы казалась ему сумасбродством.

Она по-прежнему стояла, не двигаясь. Первые из насекомых уже проползли мимо, просто обойдя препятствие.

Шейла всматривалась в массу колышущихся спин, стараясь разглядеть среди этого хаоса что-то, понятное ей одной, не пытаясь при этом ни заговорить, ни коснуться проползавших мимо инсектов.

Они по-прежнему не обращали на нее внимания, разве что сторонились одинокой фигуры.

Спустя десять минут нервы у Лерватова понемногу начали сдавать. Он не понимал смысла ее затеи, но, ввязавшись в сомнительную авантюру, майор уже не мог предпринять что-либо, не обратив на себя внимания ползающих вокруг полутораметровых существ, которые выглядели слишком неприятно, чтобы желать какого-то контакта с ними.

Шейла, похоже, так не думала.

В быстро наступавших сумерках она продолжала до рези в глазах осматривать доступное взору пространство, и наконец ее упрямство было вознаграждено.

Она увидела группу из четырех инсектов, которые двигались совершенно не так, как другие. Отличие резко бросалось в глаза, из-за вертикального положения их тел.

«Только не психуй…»

Она продолжала свое трудное занятие — стояла, не шелохнувшись, пока группа из четырех инсектов не приблизилась к ней метров на пятьдесят.

К своему удивлению, она заметила подле них приземистую фигуру невиданного двуглавого существа и едва не вскрикнула, тут же сообразив, что это самый натуральный живой логрианин!..

О такой удаче Шейла не могла и мечтать. Она ощущала себя совсем как маленькая девочка, на глазах которой бабушкина сказка внезапно обернулась былью, — теперь ей не нужно было прилагать усилий, чтобы стоять неподвижно, — Шейла буквально остолбенела в этот миг, но ее внутреннее состояние не имело ничего общего с рефлекторным столбняком мышц, — в душе творилось нечто неописуемое, и этот всплеск эмоций прозвучал для инсектов-телепатов, будто громкий восторженный и изумленный вскрик.

Они остановились, безошибочно обернувшись в ее сторону.

Шейла напряглась, когда в следующий миг ее разума коснулось нечто неизмеримо чуждое… словно в ее сознании из черноты вдруг начал расти огромный знак вопроса.

«КТО ТЫ?..»

Мысль-образ несомненно предназначалась ей.

Она собрала растрепанные остатки своей воли и решимости.

«Я должна мыслить здраво и ясно… Я должна донести до них мысль, что мы не враги… Я должна…»

Инсект, который стоял к ней ближе других, внезапно пошел в ее сторону.

Шейла повторяла про себя как заклинание: «Я должна…», — отчаянно пытаясь собрать в кулак свою волю, сконцентрироваться для контакта, когда он, остановившись всего в метре от нее, вдруг совершенно четко промыслил:

«Я уже все понял, самка человека… Скажи своему самцу, что нет нужды стрелять в нас…»

* * *

Лерватов чувствовал, что все его мышцы ноют от перенапряжения. Он боялся за Шейлу, мысленно уже клял себя за то, что согласился содействовать ей в этом безумном мероприятии, когда увидел группу из четырех инсектов, которые возвышались над морем колышущихся спин. Они двигались на двух конечностях, вместо четырех, и это резко выделяло их среди остальной массы насекомообразных существ.

В этот миг он наконец понял, что так упорно искала Шейла — она пыталась выделить из общей массы не деградировавших особей.

Похоже, ей это удалось, — один инсект отделился от группы и пошел к ней, не обращая внимания на ползающих вокруг собратьев, но напряжение Дмитрия не стало от этого меньше — наоборот, палец так и заныл на сенсоре гашетки импульсного оружия.

Он не мог допустить мысли, что контакт между двумя чуждыми расами может состояться вот так — на краю какого-то вонючего болота, после смертей, боев, жертв…

Что за наитие владело Шейлой, почему она так упрямо отказывалась улететь, во что верила и на что надеялась?

По мнению Лерватова, выход был один — взорвать единственную дорогу, ведущую к человеческим поселениям, и поднимать «Нибелунги» в чужие, багряные небеса Сферы.

Сжавшись в комок напряженных нервов, готовых вот-вот взорваться трескучей очередью из импульсного оружия, майор в этот миг не понимал одного — когда маховик войны начинает безудержно раскручиваться, его все равно можно остановить — но чаще всего сквозь пелену ненависти и горя, диких, как казалось, противоречий, не видна истинная суть событий, а ведь они не происходят сами по себе — заканчивают войну, ставят точку в происходящем те же самые существа, что и начинали ее: сначала — злые, непримиримые, ненавидящие… а в конце — уставшие от крови, выгоревшие изнутри и опаленные снаружи, неважно люди они или создания иных эволюции…

Ситуация разрешилась самым неожиданным образом.

Шейла и инсект некоторое время стояли напротив друг друга, потом она обернулась и махнула рукой — все в порядке.

Спустя минуту она подошла к Дмитрию в сопровождении четверых инсектов и странного, страшного и одновременно — комичного двуглавого существа, в котором Лерватов с внутренней дрожью признал живого логрианина…

— Дима, это Хрграшт — глава одной из общин насекомых. — Шейла с трудом воспроизвела скрипящее имя, указав на самого рослого из инсектов. — Он согласился говорить с нами.