Глава 8. Окружающий мир на поверку всегда оказывается намного сложнее, чем он выглядит через узкую щель ненависти

Окружающий мир на поверку всегда оказывается намного сложнее, чем он выглядит через узкую щель ненависти, горя и предубеждений…

Конвой состоял из пяти транспортов.

Первым в пространстве материализовалась «Игла», за ней проступили контуры двух захваченных в космопорту Элио «Нибелунгов», следом в бледной вспышке гиперперехода появились еще две «Элизабет-Сигмы» без названий, просто с серийными номерами на бортах.

Горкалов сидел в рубке управления «Иглы» рядом с Генри Валерайтом.

— Далеко от этой точки до освоенных территорий Сферы? — спросил он, глядя на фантастическую панораму, открывшуюся на экранах внешнего обзора.

— Километров семьсот по болотам, — ответил ему пилот, указывая на черное пятно, растекшееся внизу, будто асимметричная клякса. — Древний город инсектов, — прокомментировал он. — Их тут полно.

Горкалов кивнул. Добавить к этому скупому пояснению было попросту нечего, мир, распростершийся под ними, при первом свидании вызывал лишь одно чувство — потрясение.

Через минуту, когда угасло сияние гиперперехода, он понял, что сильно ошибся в первых ощущениях — на самом деле необъятное пространство Сферы не только лежало под ними, но и простиралось вокруг, нависая над кораблями туманным куполом, где над разводами облаков царили серые контуры опрокинутого кверху дном рельефа. Этот мир шокировал взгляд своей вопиющей чуждостью, необычностью ландшафтов, конструктивных решений и способов их исполнения.

Взгляд Горкалова остановился на веренице уходящих вдаль орбитальных плит, которые, паря над облаками, двигались уже вне границ размазанной по внутренней поверхности Сферы воздушной прослойки, отбрасывая на поверхность исполинские тени и обеспечивая тем самым резкую смену дня и ночи.

Сила тяготения на внутренней поверхности Сферы Дайсона создавалась за счет вращения конструкции вокруг своей оси. Именно поэтому расхожий термин «Сфера» не совсем соответствовал реальной форме конструкции. На самом деле, основу циклопического мира составлял похожий на мяч для регби эллипсоид вращения, торцы которого оканчивались полусферическими заглушками. Следуя известным физическим законам, нетрудно было понять, что нормальное тяготение обеспечивалось по всей внутренней площади эллипсоидной части и уменьшалось, постепенно сходя на нет, в районе полусферических, лишенных воздуха полюсов. Орбитальные плиты, знаменующие смену дня и ночи, также двигались лишь над поверхностью средней части конструкции. Когда-то их плоскости, обращенные к тускло-красной звезде, были полностью покрыты элементами солнечных батарей, но за миллионы лет батареи выгорели, пришли в полную негодность, и теперь лишь в некоторых местах можно было заметить глянцевитый блеск чудом сохранившихся сегментов.

Пока Горкалов потрясенно созерцал открывшуюся ему панораму, Валерайт, которому этот фантастический вид уже успел приесться во время прошлых посещений, начал маневр снижения, привычно и уверенно направляя «Иглу» в огромный зазор между двумя орбитальными плитами.

— Приготовьтесь, полковник, — предупредил он. — Сейчас нырнем в тень, а там уже начнутся ваши проблемы.

— Не понял? — переспросил Горкалов, с трудом отрываясь от созерцания окрестностей.

— Думаете, те люди, что живут внизу, будут рады, когда им на голову опустятся пять кораблей, напичканных боевыми машинами? — пояснил свою тревогу Генри. — Нужно сказать, что поселенцы, обосновавшиеся на диких территориях Сферы, не обладают мягкостью характера, а их выборные руководители и того хлеще. Сливки общества, так сказать… — неприязненно предупредил он.

— Снижайся, — выслушав Валерайта, ответил Горкалов. — Главное — доставь нас на место, а остальное — не твоя забота.

* * *

Несанкционированные человеческие поселения Сферы, возникшие много лет назад, занимали крохотную, по сравнению с просторами болот, площадь неподалеку от древнего города инсектов — того самого, на который указывал с высоты Генри Валерайт.

Когда транспортный корабль коснулся своими опорами посадочной плиты примитивного космопорта, возведенного посреди скверно мелиорированных топей, Горкалов, взглянув на одно-, двухэтажные здания поселка, понял, почему люди избрали именно это место в близком соседстве с древним городом-муравейником.

Они разбирали циклопическое сооружение инсектов, используя его черный материал для строительства домов, мощения дорог и возведения дамб.

Посадка пяти тяжелых транспортов, два из которых являлись узкоспециализированными штурмовыми носителями, предназначенными для доставки на планеты тяжелой робототехники, не могла пройти незамеченной, и Илья, появившись на верхней ступени трапа, спущенного вниз от главного шлюза «Иглы», увидел, что пространство посадочных плит окружено редкой цепью вооруженных поселенцев, державшихся на почтительном расстоянии от раскаленных корпусов космических кораблей.

Вокруг плавилось знойное марево перегретого воздуха, тихо потрескивала остывающая обшивка «Нибелунгов», тишина казалась глухой, ватной и недоброжелательной.

— Всем оставаться на местах, — произнес Горкалов в укрепленный у рта крошечный коммуникатор. — Группам прикрытия не начинать активных действий без указания. Мы не воюем с людьми.

Спустившись по трапу, Горкалов пошел к краю посадочной плиты, спиной ощущая струящийся от обшивки корабля жар. Увидев, что он идет один, от группы вооруженных людей отделилась высокая фигура в черном, развевающемся при ходьбе длиннополом плаще. Этот человек, вышедший навстречу Горкалову, поражал воображение еще издали — он был высок, сутул, кожа на его лице и руках отливала бронзовой чернотой, а шапочка курчавых, явно осветленных волос смотрелась на этом фоне, как дерзкая вольность, словно действительно бросала от имени хозяина вызов всему свету…

Он шел навстречу Горкалову абсолютно спокойно, в его руках не было оружия, и только полы плаща, распахиваясь при ходьбе, показывали наличие варварски изготовленного обреза — ствол и приклад общеармейского образца «ИМ-12» были урезаны ровно наполовину, что позволило хозяину этого экзотического оружия пристегнуть его к бедру.

— Что за дела, полковник? — без обиняков и приветствий произнес он, остановившись в двух метрах от Горкалова. Судя по обращению, он хорошо разбирался в званиях — скорее всего, служил когда-то в ВКС Конфедерации. — Мы ждали «Иглу», а остальные корабли никто не заказывал. Какого дьявола на моей территории садятся «Нибелунги»?

Илья Андреевич остановился напротив, спокойно поймал взгляд серых, льдисто-колючих, окаймленных нездоровой краснотой глаз собеседника, и как хороший психолог тут же прочел в них крайнюю усталость и напряжение. «Этот человек в последнее время мало спал и пережил много неприятностей…» — подумалось ему.

— Дункан Фрост, если не ошибаюсь? — он протянул руку и представился: — Горкалов, можно просто Илья или полковник. Военно-космические силы Конфедерации Солнц.

Дункан с явным сомнением пожал его ладонь и спросил:

— Откуда вам известно мое имя?

— Мне его сообщил Генри Валерайт, пилот и хозяин «Иглы».

— Понятно… — Фрост вскинул взгляд на Горкалова и добавил: — Повторяю вопрос, полковник, — какого черта?

Илья Андреевич любил такую породу людей. Пусть Дункан производил впечатление человека неприятного, резкого, но за всем этим явно крылась натура логичная и цельная. Резкость в этом случае не являлась следствием дурного воспитания и низких моральных ценностей, а скорее объяснялась величиной и тяжестью проблем, с которыми постоянно сталкивался этот человек.

— Дункан, я не могу объяснить все в двух словах, — ответил Горкалов. — Вы видите на мне форму Конфедерации Солнц и думаете, что я — обломок прошлого, шатающийся по мирам в окружении банды неудачников?

Дункан криво усмехнулся, подтверждая, что слова Горкалова попали в точку. Он думал именно так.

— В Галактике произошли большие и неприятные перемены, Фрост. Я прилетел сюда не искать прибежища, не грабить, а защищать. Если вы в течение последней недели столкнулись с несвойственными колонии проблемами, то значит, мы прибыли вовремя…

По лицу Дункана скользнула тень удивления, даже можно сказать больше — его исказила гримаса мгновенного замешательства, граничащего с обыкновенным человеческим страхом. Замечание Горкалова опять попало в точку.

— Инсекты? — не дав ему опомниться, спросил Илья Андреевич, недвусмысленно кивнув в сторону наполовину стертого временем черного города-муравейника. — Они внезапно появились оттуда?

— Да… — ответил Дункан.

— Тогда нам есть о чем поговорить, Фрост.

* * *

Реанимированные порталы и территорию Сферы, заново освоенную людьми, разделяла болотистая равнина с редкими зарослями низкорослого кривого кустарника, растущего на выступающих из заболоченной почвы буграх.

Дальше царила невысокая горная цепь. Создавая рельеф внутренней поверхности Сферы Дайсона, предки современных инсектов разделили ее пространство искусственно сформированными возвышенностями. Когда-то горные хребты, протянувшиеся параллельными полосами, служили не только желанию как-то разнообразить рельеф, они были созданы с более конкретной целью — для облегчения управления климатом. Искусственно возведенные горы являлись неодолимой преградой для воздушных масс, продвижение которых контролировалось при помощи огромных тоннелей, проложенных сквозь хребты на определенной высоте. Блокируя или же, наоборот — открывая их, управляющий Сферой фотонный мозг в прошлом мог осуществлять полный контроль над движением воздушных потоков.

Но это было три миллиона лет назад, а реальность дня сегодняшнего предлагала совершенно иную картину: то, что являлось когда-то плодородными сельскохозяйственными угодьями, теперь было затоплено водой из мелководных океанов, которые еще в древности прорвали разрушающиеся дамбы и разлились на сотни тысяч квадратных километров.

Топкие, болотистые равнины вплотную подходили к подножию горных хребтов, материал которых, несмотря на свою кажущуюся прочность, все же поддался неторопливому напору времени, — однообразные возвышенности теперь полностью оправдывали привычное для человека понятие «горы». Они приобрели неповторимый рельеф, — ветер, вода и годовые перепады температур, вкупе с неумолимым временем, сделали свою работу, разрушив старые очертания и породив новые. Тоннели, в прошлом регулировавшие перемещения воздушных масс, существовали и поныне, но большая часть из них обрушилась, образовав труднопроходимые, заваленные обломками ущелья, а те, что держались до сих пор, превратились в совершенно гиблые места: ветер дул сквозь эти трубы, проносясь по ним с неистовой скоростью, порой достигавшей нескольких сот километров в час.

— Вот это место… — Дункан легко сбежал по откинувшемуся пандусу десантной рампы «БМК», указывая на изрезанные эрозией горные вершины, разрушенный, фактически стертый безжалостным временем город инсектов у подножия горного склона, осыпавшуюся набережную не существующего ныне озера и две дороги, которые вели от болотистой равнины через хребет, по ту сторону спускаясь к человеческим поселениям Сферы Дайсона.

Горкалов осмотрелся.

— Это точно единственный путь? — все же переспросил он, окинув взглядом причудливо выветренные склоны, тут и там прорезанные извилистыми отпечатками русел, по которым в определенное время года вниз сбегали потоки талых вод.

— Наземная техника сможет пройти только тут, — подтвердил Дункан. Ветер, дувший со стороны болот, лениво шевелил распахнутые полы его черного плаща. — Эти две дороги единственные, что сохранились на протяжении пяти тысяч километров. Остальные либо обвалились, превратившись в ущелья, либо завалены оползнями.

Илья поднял электронный бинокль и долго пристально разглядывал горы.

— А по ущельям можно пройти? — наконец спросил он, опуская электронный прибор.

— Нет, — уверенно ответил Дункан. — Основу этих гор составляет пластик. Он плохо поддается еетественной эрозии, но зато не выдерживает перепадов температур, которые возникли после утраты контроля над климатом. Ущелья, в основном, образовались на месте тоннелей, и они завалены огромными обломками — пластик иногда трескается на глубину в несколько километров, таким образом появляются расселины, а более мелкие трещины откалывают целые глыбы. Они лежат, нагроможденные друг на друга, чаще всего — в шатком равновесии. Попробуй тронь — беды не оберешься… — криво усмехнулся он. — Проверено, причем неоднократно.

Горкалов, внимательно выслушав пояснения, присел на скат лобовой брони «БМК».

— Значит, встречать их следует тут?

Дункан откровенно пожал плечами.

— По моим представлениям, да, — твердо ответил он. — Сколько у них машин, полковник?

— Неизвестно. — Горкалов поморщился. — Никто не смог найти документы по экспорту.

— А у нас?

— У нас двадцать семь, не считая твои «БМК».

— А с той стороны? — Дункан кивнул на горы, подразумевая человеческие поселения за ними.

— Мы не успеем ничего подтянуть оттуда, — устало ответил ему Горкалов. — Пошлем, конечно, человека, но… — он хлопнул ладонью по колену, будто этим жестом хотел поставить для себя точку в сомнениях, — нечего ждать чуда, нужно надеяться на самих себя. После Элио они обязательно ударят по колонии Сферы, это очевидно.

Дункан покачал головой, глядя на Горкалова.

— Мне лично совсем не очевидно… — буркнул он. — Сфера огромна, порталов по ее поверхности может быть разбросано сколько угодно, в любых местах.

— Да, — согласился Илья.

— Тогда почему здесь? Почему именно с этой стороны?

— Это подсказывает здравый смысл, — ответил Горкалов, присев на древний парапет набережной, выступающий едва ли на полметра из-под наносов почвы. — Я изучал Сферу, — пояснил он. — Ты знаком с историей возникновения первой человеческой колонии, основанной за этим хребтом около тысячи лет назад?

— Нет, — признался Дункан.

— Я расскажу тебе в общих чертах, — сказал Горкалов, доставая сигарету. — Она появилась сразу после Первой галактической войны. Не все люди из числа колонистов хотели воевать против прародины, защищая суверенитет своих миров. — Горкалов прикурил и протянул сигареты Фросту. — Они переоборудовали одну из огромных орбитальных станций системы Элио и запустили это сооружение в полет, не пользуясь гипердрайвом, а двигаясь в трехмерном континууме. Они хотели бежать от войны, но им не удалось это сделать — в какой-то момент станцию обнаружил Третий ударный флот адмирала Надырова, и она была атакована. Ее экипаж защищался, но в результате схватки практически все погибли, системы «Звездной Крепости» вышли из строя, а сама станция канула в пучинах космоса, следуя курсом неуправляемого дрейфа.

— И что дальше? — спросил Дункан, которого заинтриговали изложенные Горкаловым факты. — Ее нашли потом?

— Да, — ответил Илья Андреевич. — Два человека, мальчик и девочка, выросшие на кладбище кораблей, оставшемся после войны, нашли «Звездную Крепость». С ними был еще дройд, которого звали Андор. Они отыскали станцию и, проникнув внутрь, обнаружили, что один из криогенных залов все еще работает, а в камерах низкотемпературного сна лежат дети… — Горкалов глубоко затянулся и добавил:

— Станция к тому времени уже достигла окраины Рукава Пустоты. Она была неуправляема, и они, пытаясь спасти спящих детей, начали искать выход — куда их можно эвакуировать. Эти поиски и помогли им обнаружить Сферу.

— А как попали они внутрь, если станция не была снабжена гиперприводом? — спросил Фрост.

— В ответе на этот вопрос как раз и кроется моя сегодняшняя логика, — ответил ему Илья. — Дело в том, что равнина, лежащая за этим хребтом, ранее была полностью непригодна для жизни, по той причине, что за параллельным горным массивом, ограничивающим равнину с противоположной стороны, в обшивке Сферы зияла дыра. Через нее первые люди и попали на внутреннюю поверхность этого сооружения. Освоенная на сегодняшний день территория в ту пору была покрыта панцирем кислородного льда и фактически лишена воздуха. На этом участке Сферы шли очень сложные процессы — воздух то замерзал, то испарялся вновь под влиянием тепла самой конструкции, часть атмосферы при этом неизбежно истекала в дыру. Но самое неприятное для первых поселенцев заключалось в том, что вот на этой территории, — он указал на простирающиеся вокруг болота, — в ту пору обитали деградировавшие кочевые племена инсектов.

Горкалов немного помолчал, созерцая окрестности, а затем продолжил:

— Основателей колонии Сферы звали Семен и Яна. Семен был внуком знаменитого адмирала Воронцова. По злой иронии судьбы дети выросли на кладбище погибших кораблей. Они не хотели ни с кем воевать, — достаточно хлебнув горя в детстве, они мечтали основать мир без войн и насилия.

— И каким образом они вышли из положения? — спросил Фрост, которому исторический экскурс хоть и был интересен, но казался несколько неуместным в сегодняшней напряженной ситуации.

— Им удалось понять, как функционируют горные тоннели и перекрыть их со стороны противоположного хребта, то есть изолировать место, где была нарушена обшивка Сферы. Воздух перестал уходить с равнины, а космический холод — проникать на ее территорию. Произошло таяние кислородных ледников, и в результате — люди получили в свое распоряжение не занятое никем, а главное — незаболоченное пространство, которое известно сегодня, как основная территория расселения людей.

— То есть, с той стороны, за противоположным хребтом, колонию защищает мертвое пространство и вакуум?

— Почти что так. Дыру уже начали заделывать, при содействии столь ненавистного тебе Интеллекта, но подобраться к человеческой территории оттуда до сих пор является сверхзадачей. Поэтому я и предположил, что они пойдут здесь. Им нужны космические корабли, а после неудачной атаки на Элио захватить их они смогут только здесь, в Сфере.

Дункан согласно кивнул и тут же хмуро переспросил:

— Что ты собираешься делать в связи с этим?

— Не я, а мы… — жестко ответил Илья. — Встанем тут и будем драться. Насмерть.

Глаза Дункана сузились.

— Ты предлагаешь мне роль пробки в горлышке этой бутылки? Они продались этому Интеллекту, а я со своими людьми теперь должен…

— Там тоже люди, — махнув рукой в сторону хребта, оборвал его Илья. — Нет времени на обиды, Фрост.

— То есть как, нет времени? — вызывающе спросил Дункан.

— Война. — Горкалов не сказал — отрезал это слово, как ломоть. — Война на уничтожение. Никто ни хрена не понимает, все в шоке, а они идут… Ты закрой глаза, сосчитай до десяти, успокойся и пойми — те, кто живет за горами, не сдали Сферу Интеллекту, как ты думаешь, — они пытались сотрудничать с ним на принципах гуманизма и исторической справедливости, понимаешь?

— Нет, не понимаю.

Горкалов сокрушенно покачал головой.

— Ну и не надо, — внезапно проронил он. — Тут нечего понимать. Нет времени на это. У наших противников — шагающие машины и неистовое, какое-то иррациональное стремление стереть нас в порошок. А у меня единственный выход: заткнуть вот это, как ты выразился, горлышко, и не пустить врага в колонию Сферы, по возможности отбив в бою максимум проданной им техники. — Илья глубоко затянулся, ощущая уже не вкус дыма, а лишь горечь во рту, и добавил:

— Потом дойдет черед и до Интеллекта, не волнуйся. И до тех, кто стоит за всем этим, и с нашей, и с их стороны. Но там, — он кивнул на горы, — там люди. Плохие ли, хорошие, судить не буду. Мне достаточно того, что они есть. А на болотах — машины, которые, дай им волю добраться до межзвездных кораблей с гипердрайвом, сотрут не только эту колонию, а еще десятки других, если не все Человечество. Поэтому выбора, по сути, у нас нет.

— Откуда ты, полковник, взялся такой правильный? — Фрост не удержался, в сердцах сплюнув в болотную жижу, плескавшуюся у его ног. — Одни кормят врагов запрещенными технологиями, а ты пришел исправлять ошибки своей и моей кровью?!

— Выходит, так.

— А почему?! — не унимался Дункан. — Во имя какой, извини, идеи?

— Нет тут никаких идей. Время такое пришло — разбрасывать камни. Ты человек, я человек, за горами люди. А вокруг — чужой мир. И этот мир хочет сожрать нас. Мне этого вполне достаточно. Если не согласен со мной, — уходи, неволить не стану. Показал тонкое место, — и на том спасибо. А мы здесь встанем.

Дункан прищурился, глядя на него, а потом покачал головой:

— Шальной ты, полковник, — вздохнул он. — Жизни своей, что ли, не жалко?

Илья Андреевич не ответил. Долго смотрел на горы, потом перевел взгляд к болотам, над которыми вилось туманное марево испарений.

— Жить я хочу не меньше, чем другие, — наконец произнес он, делая последнюю глубокую затяжку и отбрасывая в сторону окурок. — Это внутри… — тихо, но внятно добавил он. — Просто понимаешь, что никто, кроме тебя, не встанет здесь, и оттого идешь. Этого не объяснить… Эй, ты куда?

Дункан не обернулся. Просунув голову в кабину «БМК», он вытащил мобильный коммуникатор.

— Я не решаю таких вопросов в одиночку, — повернувшись к Горкалову, пояснил он. — Сейчас свяжусь со своими, укажу место сбора. Кто захочет, тот останется. Кто нет, — уйдет за хребет или куда-нибудь еще. Сфера большая, а у нас демократия, — не то усмехнулся, не то оскалился он.

— А ты? — взглянув на него исподлобья, спросил Горкалов.

— А я не люблю инсектов. Мне все одно, где с ними драться.

* * *

Время разбрасывать камни…

Накануне боя, когда уже ничего нельзя кардинально изменить, а остается самое мучительное — ждать, Горкалов позволил себе задуматься над смыслом оброненной им же фразы.

До этого момента он был вынужден подчиняться стремительным событиям, но сейчас, в минуту затишья перед бурей, от мыслей уже не уйти…

Командиру всегда тяжелее, чем остальным. Жуткое это право — посылать людей на смерть, приказывать им: «Умри, но сделай». Илья всегда считал себя реалистом и не стал сегодня изменять внутренним привычкам. Он понимал, бой предстоит жестокий.

…Поднявшись по пологому откосу, поросшему цепкой травой, которая пробивалась из трещин, подставляя легкому предзакатному ветерку свои тонкие бледно-желтые стебельки, он сел на глыбу окаменевшего пластика, которая из-за поросли вездесущего мха казалась настоящим валуном, и окинул долгим придирчивым взглядом позиции своего механизированного батальона.

Несмотря на утверждения Дункана, материал, из которого инсекты возвели горы, оказался намного менее податливым, чем можно было предположить, глядя на следы миллионолетней эрозии. Счетверенные лазерные установки не смогли прорезать его толщу на желаемую глубину, и капониры для шагающих машин пришлось выдалбливать выстрелами из автоматических пушек «Фалангеров».

«Какой гениальный был мир…» — подумал Илья, глядя на закругляющийся кверху горизонт. Жутковато было смотреть, как болотистая равнина, прежде чем исчезнуть в туманной дымке, полого вздымается вверх, к багряным небесам.

«Жаль, что я пришел сюда как солдат, а не как исследователь…»

— Командир… — раздался совсем рядом голос Шейлы, и он услышал звук ее шагов, сопровождаемый шелестом осыпающегося пластикового гравия.

— Я же приказал, всем отдыхать, кроме дежурной смены!

Притворный гнев Горкалова не смутил Шейлу. Она протянула руку, и Илье волей-неволей пришлось помочь ей вскарабкаться на откос.

— Ну? Почему не выполняешь приказ?

Она виновато улыбнулась и села рядом.

— Не спится. Мне кажется в такой час спать — это кощунство.

— Почему? — нахмурился Илья.

— А вдруг убьют? — тихо сказала она и тут же рассмеялась, не давая ему ответить. — Я не боюсь… Просто подумала, вдруг со мной или с тобой что-то случится, а я просплю перед боем, так и не сказав ничего?.. Главного.

— Это ты о чем?

— Да так… — девушка подняла руку, машинально коснувшись розовой отметины, оставшейся на лбу после глубокого пореза. Ей вдруг вспомнился космопорт Элио и инсект, которого она застрелила, выходя из зоны пакгаузов. — Я тогда здорово испугалась… — призналась Шейла. — Первый раз пришлось убить… Он упал… Стал дергать лапами, а я стою, и мне его жалко, представляешь? Глупо ведь как!.. Я должна их ненавидеть, а мне было жалко… Скажи, а ты их ненавидишь?

— Нет, — ответил Илья. — Они не виноваты.

— То есть как?! — вскинула голову девушка.

— Очень просто. Посмотри вокруг, — он взял Шейлу за плечи и осторожно развернул так, чтобы ей стал виден и опрокинутый, закругляющийся кверху горизонт, и горячечный шар кроваво-красной звезды, и тени исполинских орбитальных плит, медленно надвигающиеся на позиции батальона. — Красиво, правда?

— Тебе нравится? — удивилась Шейла.

— Да, — ответил Горкалов. — Этот мир не могли построить существа, сообщество которых сплошь состоит из убийц. Здесь, даже три миллиона лет спустя, чувствуется гармония, эстетика, хотя истинного облика Сферы, какой она была спроектирована, мы, наверное, никогда не увидим.

Шейла задумалась над его словами. Горкалов ждал, что она что-нибудь ответит, возразит, но девушка молчала.

— В мире много жестокости, — сухо произнес Илья, не дождавшись никаких комментариев. — Вселенная таит бесчисленное количество опасностей, враждебных жизненных форм, неудобных или даже смертельных физических явлений, но это не значит, что мы должны возненавидеть окружающее нас мироздание.

— Илья, ты любуешься Сферой, говоришь такие вещи, а ведь Элио в руинах, там погибли люди…

— Я помню об этом. И потому я здесь. — Горкалов посмотрел себе под ноги и потянулся за сигаретами. — Мир гораздо сложнее, чем он кажется порой, через узкую щель ненависти и горя… — В словах Горкалова внезапно прозвучала тоска, и Шейла хоть и вздрогнула от резкой смены интонаций, но не сумела разгадать потаенных чувств застывшего рядом с ней Ильи.

На самом деле, глядя на далекий туманный горизонт Сферы, Илья Андреевич думал сейчас о девушке. Он понимал, что в груди Шейлы затаилось невысказанное чувство, и как человеку, мужчине, ему льстило это внимание. Горкалова, несмотря на годы, притягивал блеск ее глаз, но каждый раз полковник мысленно одергивал себя у роковой черты, и дело тут было не в солидной разнице возраста и даже не в том, что Шейла носила фамилию Норман…

Нет… Она нравилась ему — упрямая, решительная, красивая, но Илья слишком хорошо знал, как быстро вспыхивают на войне эти глубокие порывистые чувства, когда смерть тяжким призраком бродит рядом, обостряя их, заставляя выплескиваться в безудержных, сумасшедших порывах страсти…

Он не хотел, чтобы Шейла, очнувшись одним ясным послевоенным утром, внезапно поняла, что совершила ошибку, приняла бремя, которое теперь придется нести…

Нет. Горкалов осознавал сиюминутную жестокость собственных мыслей, но опять повторил — нет. За шаг до смерти — не стану, как бы ни тянуло, ни влекло друг к другу… Закончится все, найдем время остановиться, взглянуть друг другу в глаза — тогда так тому и быть…

— Помнишь, что я говорил о Логрисе? — вырвавшись из омута собственных мыслей и чувств, неожиданно спросил Илья.

— Да, — ответила Шейла.

— Так вот… — Он прикурил. — Мне кажется, я разгадал смысл происходящего. С нами развязали войну не инсекты, не логриане и даже не эти голубокожие…

— А кто же тогда? — Шейла удивленно вскинула голову.

— Пока мы летели сюда, я еще раз перечитал отчет лейтенанта Стриммер, потом освежил в памяти известные мне легенды инсектов и наконец вернулся к тому, с чего начал, — к этому Логру, который не так давно попал в мои руки.

Она недоверчиво посмотрела на него, и Илье пришлось пояснить:

— Я говорю о маленьком кристалле, частице сверхмашины логриан.

— А, ты об этом… — вспомнив, кивнула она, неосознанно теребя в пальцах неприкуренную сигарету. — И что ты понял?

Илья щелкнул зажигалкой, протянул ей трепещущий огонек и пояснил:

— Логрис, по преданиям инсектов, был разрушен. Где-то в Рукаве Пустоты до сих пор кружат его обломки — миллиарды кристаллов с записью личностей логриан, — своеобразная форма гибели великого разума. Я долго думал, зачем нужно было уничтожать Логрис? Предания инсектов утверждают, что он вдруг стал агрессивен, начал переделывать планеты по собственному разумению и тогда логриане были вынуждены уничтожить его… Они решили улететь в иные пределы, подальше от своего уникального детища и наступающих Предтеч. — Илья хмыкнул в ответ собственным мыслям. — С какой целью? — задал он вслух беспокоящий его вопрос. — Чтобы стать покорными рабами расы голубокожих?

— Не знаю… — пожала плечами Шейла. — Ты же говорил, что они боялись миграции Предтеч. Ими правил страх, — это твои слова.

— Да. И я не отказываюсь от них. Но то, что я узнал о Логрисе, никак не подходит под определение «свихнувшейся машины». Он так же, как наша Сеть, был машиной мыслящей, причем мыслящей логично, так зачем его уничтожать, сплавлять в единый ком титанические усилия многих поколений?

— У меня нет ответа, — покачала головой Шейла. Горкалов глубоко затянулся.

— Его боялись, — сам ответил он на только что поставленный вопрос. — Не логриане, конечно, а те, кто их принял. Мне кажется, что раса голубокожих, или харамминов, как называет их лейтенант Стриммер в своем отчете, хоть и колонизировала какое-то количество звезд скопления, но не была сильно продвинутой цивилизацией в плане интеллектуального и технического развития. Они очень похожи на нас, на Человечество в веке двадцать втором — алчущее, ищущее, перенаселенное, злое — но мы развились, сумели пройти через гиперсферу, пережить две галактические войны, вырасти над собой, стать наконец галактической цивилизацией, а им в такой темный, кризисный момент развития свалились на голову сначала инсекты, бежавшие из Сферы, а затем и логриане со своими чудо-технологиями.

Илья на минуту умолк, а затем продолжил, выбросив окурок:

— Что такое Логрис? Это не только огромная машина, которая сродни нашему сетевому единению компьютеров, прежде всего он — банк личностей, виртуальная среда обитания закончивших свой жизненный путь логриан.

— Пресловутая вечная жизнь? — усмехнулась Шейла.

— А ты не смейся, — одернул ее Горкалов. — Я не сомневаюсь, что часть носителей Логриса была предложена голубокожим хозяевам скопления в качестве платы за приют, — вот только они к тому моменту еще не развились настолько, чтобы принять этот дар. Они хотели властвовать, править, жить вечно, а каноны Логриса однозначно запрещали повторные реинкарнации. Основной постулат Логриса, если я правильно его понял, гласит: после физической смерти сознанию почившего существа может быть предоставлена только виртуальная жизнь. А теперь скажи, разве хозяин любит умных рабов? Представь себе человека века двадцатого, пусть даже двадцать второго, который не смог стать гармоничной личностью из-за постоянных войн, перенаселения, экономических и социальных неурядиц… Представь, он умирает, и его душу помещают в банк данных — виртуальную среду, где обитают мудрые, гармоничные, совершенно не агрессивные логриане? Эта среда покажется человеку такой чуждой, притянутой за уши, ему будет тяжело там, а ведь он знает, что логриане в силах вернуть ему реальное физическое тело, здоровое, молодое, но такая операция категорически запрещена.

— Ты думаешь они уничтожили Логрис намеренно?

— Я уверен в этом, Шейла. Они хотели жить вечно и силой вырвали технологии клонирования и перезаписи сознания на новый носитель у мудрых, но трусоватых логриан, а когда получили искомое, то Логрис стал для них помехой, постоянной угрозой, — ведь он, ко всему прочему, — мыслящая машина, не обладающая робостью своих создателей.

— Невероятно… Илья, ты говоришь такие вещи, что с тобой трудно спорить, но и понять тебя нелегко… Скажи, ты все придумал сам?

— Ну вот, и ты заговорила, как Шефорд. Нет, ничего я не придумывал. Лейтенант Стриммер столкнулась на Воргейзе с голубокожим гуманоидом, который называл себя бессмертным и смеялся ей в лицо, зная, что убить его невозможно — он просто очнется в новом теле за сотни световых лет от места гибели. Я поверил этому и сразу вспомнил строку из расшифрованного вступления в Логрис:

— «…не дай загнать себя в ловушку Вечности. Оставаясь в тесной связи с миром физическим — там, где царит теория окончательности, ты погибнешь, твоя душа измельчает, изотрется и умрет. Ты принесешь горе, и горек будешь сам», — процитировал Илья Андреевич и искоса посмотрел на Шейлу. — Теперь понятно?

— Да, — немного подумав, призналась она. — Они попались в эту ловушку? Стали жестокими и циничными из-за своей неизмеримой старости? Потому и нарушили все договоренности, превратили в рабов и логриан, и инсектов?

— Скорее всего. — Горкалов встал, скрестив руки на груди. Его взгляд скользил по окрестностям, которые медленно погружались в багряные сумерки ночи. — Вселенная слишком сложна, чтобы ее можно было постичь одним махом и разграничить — вот друг, а вот враг, тебе жить, а тебе умереть. Сегодня, в частности, здесь, — да. Но в общем, я бы не стал судить так конкретно. Я еще ни в чем окончательно не уверен, но мне кажется, что мы воюем не с инсектами, не с логрианами, и даже не с цивилизацией Харамина, — нас столкнули лбами эти бессмертные, которые привыкли загребать жар чужими руками. Им выгодно, чтобы мы перебили друг друга, а потом придут они и установят на разоренном войной пространстве свой закон.

— И что ты думаешь делать, Илья? — тихо спросила его Шейла.

Горкалов обернулся, внимательно посмотрев на нее с отеческой нежностью в безумно усталых глазах.

— Мы должны быть беспощадны к врагам, пытающимся истребить нас, но милосердны к побежденным. Только в этом случае мы сможем и дальше называть себя галактической расой. Иначе нельзя, Шейла. Есть время разбрасывать камни, но за ним неизбежно настанет черед собирать их. Мы должны выстоять здесь и сейчас, чтобы разрушить все планы противника, спасти себя и остальных от безумной бойни. А если выстоим — тогда и придет черед подумать и ответить на вопрос: кто понесет ответственность за сегодняшние утраты?

* * *

Орбитальная плита уже полностью затмила собой солнце, когда в воцарившемся мраке, километрах в двадцати от замаскированных позиций батальона, беззвучно сверкнуло несколько частых, повторяющихся вспышек.

Горкалов резко обернулся.

— Похоже, начинается…

Он не ошибся. В той стороне, откуда пришел отсвет, в багряно-черное небо взвилась зеленая сигнальная ракета.

* * *

— По машинам! По машинам!!!

Этот крик будил тех немногих счастливцев, кому удалось вздремнуть в преддверии боя, но большинство бойцов оставались на ногах к тому моменту, как в небесах вспыхнула зеленая ракета, оповестившая, что патруль на болотах вступил в огневой контакт с противником.

— Координатор, связь с патрулем! — Илья решил, что руководить боем из рубки «Фалангера» будет сподручнее, и потому оставил на КП Лерватова, который имел опыт координационных действий.

— Связь отсутствует. — Голос Дмитрия был сух и напряжен.

— В чем дело? Докладывай!

— Их слишком много. «Хоплит» успел передать девятнадцать секунд телеметрии, прежде чем его сожгли…

— Пилот катапультировался?

— Нет.

Весть о первой потере неприятно ударила по натянутым нервам.

— Кто это был?

— Тименов.

Горкалов скрипнул зубами. Он хорошо знал этого пилота.

— Так, я понял, а теперь докладывай, сколько их? — приказав заткнуться своим чувствам, спросил Илья.

— Фрагмент телеметрии расшифрован на девяносто четыре сигнала, командир… Это все, что успели зафиксировать сенсоры «Хоплита».

Илья вставил руки в захваты пилот-ложемента.

— Класс машин? — осведомился он.

— «Призраки», — ответил Лерватов. Горкалова передернуло.

Призраки… Илья сам распорядился называть так «Фалангеров» противника, чтобы не возникло неразберихи в бою, когда доклады посыпятся один за другим, и, если пользоваться одинаковой терминологией, то уже через минуту не разберешь, о ком тебе сообщают.

«Нам будет не просто трудно…» — подумалось ему в этот миг.

— Он успел отсканировать хоть одну рубку?

— Да.

— Кто в пилот-ложементах?

— Гуманоиды. Очень похожи на нас, хотя судить однозначно не возьмусь — слишком мал фрагмент.

— Хорошо. Сообщи командирам взводов — всем держать позиции. Чтоб ни одна машина не вышла из капонира раньше условного сигнала.

— Принято.

Горкалов посмотрел на приборы. Его «Фалангер» уже закончил тестирование систем.

Готовность.

Готовность.

Готовность.

Сообщения кибернетической системы звучали как заклинание, последняя молитва перед боем.

Все индикаторы горели изумрудно-зеленым.

Правое орудие — тест пройден, перезарядка окончена.

Левое орудие — тест пройден…

Значит, в рубках гуманоиды… Что ж, сейчас станет ясно, на что вы годитесь.

В распоряжении полковника было двенадцать «Фалангеров», девять… нет, теперь уже восемь «Хоплитов» и шесть «Воронов»…

Фактически — ничто против сотни машин тяжелого класса, но Илья не позволил червячку сомнения вползти в душу, — мощь назревающего противостояния соизмерялась сейчас не соотношением тонн, а мастерством пилотов, выдержкой, и главное — правотой.

На чьей стороне правда, тот и сильнее. Этот постулат был проверен временем и кровью.

Его рука неосознанно потянулась к открытому гнезду кристаллопроектора.

Сокура выполнил свое обещание, и рубку «Фалангера», вслед за щелчком заглотившего кристаллодиск привода, наполнили тихие, печальные, прошедшие сквозь мрак тысячелетий и бездну парсек звуки.

Спину полковника внезапно продрал озноб.

Он машинально увеличил громкость и, подчиняясь внутреннему наитию, включил аудиосистему своей боевой машины на открытую радиочастоту.

В первый момент он даже устыдился такого внезапного порыва, но звуки уже росли, крепли, они разливались в багряной ночи чуждого человеку мира, и Горкалов по каналам видеосвязи смог заметить, как пилоты, напряженно ожидающие приказов, удивленно поднимают глаза от приборов, кто-то стукнул себя рукой по шлему, пытаясь понять, что за внезапный фон начала выдавать радиосвязь на командной частоте, лишь Сокура в рубке своего «Хоплита» молча поднял большой палец правой руки, отдавая этим жестом дань полковнику Горкалову, как командиру и человеку.

Наступающие «Призраки» внезапно приостановились.

Пилоты врага не могли понять — что это за нарастающие грозные звуки несет ночной эфир.

Восстанут павшие…

Не важно, что в сегодняшней интерпретации вступивший в органную мелодию хор имел мало общего с оригиналом, звучавшим некогда под сводами кафедральных соборов Земли, — многократно обработанная, осененная веяниями времен, эта мелодия древнего гимна заставляла забыть о различиях религиозных конфессий, церквях-сестрах, что таят злобу друг на друга, о разнице в обрядах и канонах. Даже о своем врожденном атеизме, преданности единственному божеству — логике, и то удалось забыть, потому что человеку в такие моменты обязательно нужно во что-то верить. Если нет в сознании ничего святого, что тревожило бы душу в смертный миг запредельного напряжения перед боем, значит, ты уже умер.

Машины противника через несколько секунд возобновили движение.

— Всем приготовиться… — сухо произнес Горкалов. — Ракетным комплексам «Фалангеров» и «Хоплитов» — режим залпового огня. Первый пуск по команде с КП.

* * *

Они приближались.

С дистанции в десять километров начали поступать первые данные от сенсоров, заблаговременно расположенных высоко в горах. От них не могло укрыться продвижение противника, и на тактическом дисплее в рубке командирского «Фалангера» один за другим начали появляться группы кроваво-красных сигналов.

Илья молча наблюдал за ними, одновременно выслушивая доклады:

— Внимание, термальная активность, девять километров, группа из пятнадцати машин, класс прежний.

— Это Сокура. Вижу двадцать четыре сигнала на правом фланге, командир. Дистанция семь восемьсот.

— Всем переключить системы наведения ракетных комплексов на данные с КП! — приказал Илья, глядя, как движется по экрану изогнутый дугой вал, состоящий из сотни с лишним сигналов.

— Шефорд, ты видишь их?

Несколько секунд тишины, потом в коммуникаторе раздался ответ:

— Да… командир.

— Прошлого нет, Джон. Ты сделал свой выбор.

— Я помню.

— Тогда — удачи.

Горкалов переключил канал связи.

— Дима, что у тебя?

— Предварительные данные наводки есть. Дистанция еще слишком большая.

— Тяни. Мы должны ударить наверняка.

— Сделаю.

Щелчок.

— Всем намотать нервы на кулак. Залп только по команде с КП!

В скупо освещенных капонирах ворочались в этот момент смутные, зловещие контуры затаившихся боевых машин. Сторожкую ночную тишину нарушал утробный вой выдвигающихся гидравлических упоров, нервно взвизгивали сервоприводы торсового поворота, что-то щелкало в недрах боевых эскалаторов…

Пилоты сидели бледные, напряженно ожидая команды.

Вал сигналов катился на них, как лавина, ближе… еще ближе…

— Дистанция сокращается! — не выдержал кто-то. — Три четыреста на моих сенсорах!

— Тишина! — рявкнул в ответ Горкалов.

Еще секунд тридцать томительного, запредельного ожидания.

— Есть данные точной наводки… Ракетные комплексы синхронизированы! — пришел наконец доклад Лерватова. — Телеметрия пошла!

Палец Ильи скинул скобку предохранителя с гашетки залпового огня обоих ракетных комплексов «Фалангера».

— Давай, Дима!

Со склона горы серией частых хлопков ударило автоматическое орудие, выплюнув в багряно-черные небеса Сферы Дайсона очередь осветительных ракет.

Ослепительные бутоны расцвели под сенью орбитальной плиты, осветив болотистую равнину и пологий склон предгорий нереальным, призрачно-белым светом.

— Матерь божья… — вырвалось у кого-то. Сумеречные фигуры шли сплошной стеной камуфлированной брони, словно в чуждой ночи внезапно материализовался самый худший из человеческих кошмаров…

Их было много. Так много, что разум самых опытных пилотов в этот миг дрогнул.

Именно в такие мгновения исход схватки предрешает вера. Вера и выдержка. Сердце Горкалова глухо стукнуло, когда он увидел надвигающееся сонмище тяжелых машин, которые шли, разбрызгивая ступоходами тонны болотной грязи, мерно покачиваясь, разгоняя пологую волну, все ближе, ближе… так близко, что казалось сейчас уже можно будет заглянуть сквозь выпуклые бронестекла кабин внутрь их боевых рубок…

Километр девятьсот… семьсот… полтора километра…

— Залп! — тихо и отчетливо скомандовал он.

Его «Фалангер» с утробным надсаженным ревом выпустил активный боекомплект, и вслед за передовым залпом весь склон горного хребта взорвался воем и светом. Ночь мгновенно превратилась в день, казалось, что сама Сфера содрогнулась, когда ракетные установки двадцати боевых машин выплюнули огненные дуги ста шестидесяти падучих звезд.

Реактивные снаряды рванули по короткой дуге, находя свои цели в общей сумятице сигналов.

Залп был ошеломляющим. Горкалов на миг зажмурился, когда равнина перед горным склоном на несколько километров вглубь вспухла огненным валом, покрываясь черно-оранжевыми вспышками. Почва под ступоходами его «Фалангера» заходила ходуном; впереди, там где огненный шквал поднимал в небеса тысячи тонн болотной грязи, смешивая с ней машины противника, запоздало и бестолково резанули вспышки лазерных разрядов, и в следующую секунду машина Горкалова, надсадно взвыв приводами, словно чудовищный призрак, поднялась над кромкой капонира, распрямляя свои ступоходы.

Справа и слева от него вырастали точно такие же фигуры.

Впереди земля продолжала оседать, падая из-под разорванных небес.

Правое орудие «Фалангера» заработало одновременно с шаговым тактом ступоходов. Слева и справа сумрак разорвали стробоскопические вспышки атакующих плечом к плечу машин, среди болот продолжали рокотать взрывы — там все смешалось, строй противника был сломан, но это еще не являлось ни победой, ни даже намеком на нее.

— Дима, — результат?!

— Наблюдаю семьдесят четыре активных сигнала, командир, — раздался ответ Лерватова. — Семь пилотов катапультировались.

— Следи за огнем! — приказал Илья, сжимая гашетку.

Левое орудие разрядилось с содрогающим землю рыком, сумеречная фигура, избранная боевым сопроцессором, как основная цель, медленно начала запрокидываться; Горкалов резко повернул торс «Фалангера», давая возможность сориентироваться компьютеру перезарядившегося правого орудия, и снова сжал гашетку.

Залп…

«Фалангер» командира шел по склону, навстречу шевелящейся, вставшей на дыбы равнине, раз за разом изрыгая очереди крупнокалиберных снарядов, словно дышал огнем, часто, равномерно, как механический дракон…

— Зарываешься! — пришел спустя несколько секунд окрик на командной частоте.

— Понял. — Горкалов и сам видел, что оторвался от ровной линии ведомых. Ступоходы его «Фалангера» уже разбрызгивали болотную грязь, вокруг зияли чудовищные, медленно заполняющиеся водой воронки, в одной из них стоял, нелепо опрокинувшись, вражеский робот с перекошенным относительно подвески дымящимся торсом — его рубка была раскрыта, наподобие металлического цветка, но катапульта не вывела пилот-ложемент в небеса Сферы Дайсона — тело пилота вместе с креслом было размазано о заклинивший сегмент броневого покрытия рубки.

— Отходим… — Илья переключил реверс сервомоторов, и его машина медленно подалась назад, попятившись к исходным позициям батальона. — Всем отступать! — «Фалангер» Горкалова сделал еще один шаг назад, по-прежнему удерживая под прицелом массу машин противника.

Будь у него резерв боекомплектов — не задумываясь, повел бы сейчас батальон в атаку, клином бы врезался в шевелящуюся на болоте массу, но тогда бой, рассыпавшись на отдельные схватки, тут же склонит чашу весов в сторону численного и огневого превосходства «Призраков» — их лазерные комплексы не нуждались в боеприпасах, а люди Горкалова уже израсходовали по сорок процентов боекомплекта…

Цепь боевых машин подалась назад. Не нарушая строя, одиннадцать «Фалангеров» отступали, пятясь по склону, словно одинокая точка вырвавшейся вперед машины командира теперь неумолимо выдавливала их на исходные…

— Все отлично, командир! — раздался голос Лерватова. — Тридцать машин! Мы сделали три их взвода!

— Это за «Хоплита», — ответил Горкалов.

Он не успел закончить фразы, когда ударил первый более или менее организованный ответный залп противника.

Все еще только начиналось…

* * *

С командного пункта батальона первый залп противника выглядел, как огненная сетка, внезапно наброшенная на горный склон.

Лерватов неосознанно выругался, глядя, как несколько лазерных лучей, прежде чем погаснуть, полоснули по «Фалангеру» Горкалова. Командир в ответ огрызнулся из обоих орудий, продолжая медленное движение назад. Его ведомые уже пристраивали машины в заранее выдолбленные капониры и тут же выпускали гидравлические упоры, готовясь к новому ракетному залпу.

— Командир, на тебя повернули семь сигналов! Быстрее! Ты двигаешься слишком медленно!

— Я знаю, — голос Ильи был сух. — Перебита система гидравлического усилителя. Двигаться быстрее не могу.

Лерватов побледнел.

— Понял… — машинально ответил он, тут же переключив внимание на тактический монитор.

«Черт…»

Отступившая цепь «Фалангеров» в данный момент находилась слишком высоко, их оружие не могло работать под таким острым углом…

— Сокура! — вызвал он командира «Хоплитов», образующих вторую линию обороны, но его прервал окрик Ильи Андреевича:

— Отставить! Никому не покидать укрытий!

— Командир…

— Я сказал — отставить! Хочешь из-за меня загубить целый взвод?!

Дмитрий в сердцах ударил кулаком по пульту.

Илья был прав. К черту субординацию, — он просто был прав… и сейчас полковник выполнял свой собственный приказ, отданный накануне боя, — никому, ни при каких обстоятельствах не покидать выгодных, защищенных позиций…

Горкалову оставалось пройти еще не меньше трехсот метров, но эта пядь горного склона, исполосованная лазерными лучами, дымящаяся и исковерканная, давалась его машине с неимоверным трудом. Лерватов напряженно следил за медленным отступлением командира, зная, как это непросто — неторопливо пятиться под бесноватым огнем противника, удерживая в равновесии поврежденный привод и одновременно огрызаясь из обоих орудий.

Губы майора беззвучно шевелились.

Семь «Призраков» уже начали подниматься на склон, двигаясь в мертвой зоне, которую образовывал прямоугольный выступ скалы. Они снизили скорость, но темп стрельбы от этого ничуть не изменился, — вспышки когерентного излучения следовали одна за другой, бесноватые лучи полосовали по лобовой броне отступающей машины, заставляя вскипать тугоплавкие пластины…

— Ну же… Илья… Еще немного… Гггррраахх… — орудие «Фалангера» разрядилось отчетливой скороговоркой, так что на КП задребезжали экраны тактических мониторов, склон осветился лопающимися вспышками, в которых отчетливо прорисовался контур вырвавшейся вперед вражеской машины, — снаряды со звонким металлическим грохотом пробили торс «Призрака»; поджигая уцелевшую траву, в стороны полетели дымящиеся куски брони, и в этот миг над позициями батальона внезапно вспыхнуло ослепительное зарево.

— Твою мать! — вырвалось у Лерватова. Кто-то не выдержал, нарушив приказ. Метнувшись взглядом по тактическим мониторам, Дмитрий понял, что зарево исходит от прыжковых ускорителей шести «Воронов» — весь взвод Шейлы Норман, составляющий третью, резервную линию обороны, поднимался сейчас в небеса, используя вертикальную тягу встроенных реактивных двигателей.

Щеки майора побледнели.

— Молодец, девочка… Давай! — Лерватов впился пальцами в тонкую дугу коммуникатора. — Залп! Отсекай их!

Секундой спустя из поднебесья низвергся шквал ракет, — стена огня, смешанного с землей и дымом, выросла между отступающим вверх по склону «Фалангером» Горкалова и передовыми машинами врага.

«Вороны» на миг застыли в воздухе, опираясь на ослепительные столбы реактивных струй, а затем начали плавно опускаться на исходные позиции.

Позже, анализируя события, Дмитрий понял, что они сильно недооценивали противника, а эта секунда стала критическим мигом первой атаки. Внезапный маневр шести «Воронов» по сути спас батальон.

Семь вражеских машин, которые с ходу пытались ворваться на горный склон, сейчас горели, превратившись в чадные костры, остальная масса противника отступала, пытаясь перестроиться…

…Машина Горкалова шагнула в открытый для нее капонир и застыла. Лерватову показалось, что он видит, как сочится едкий дым из прожженного в нескольких местах корпуса командирского «Фалангера».

— Илья?

— Да… Я в порядке… Кому объявлять выговор?

— Шейле. Она подняла «Воронов»…

— Без твоего приказа?

Лерватов на миг замялся, а потом все же ответил, вытирая выступившие на лбу капельки пота:

— Победителей не судят, ты не забыл? Первая атака отбита…

* * *

Разговаривая с Лерватовым, Горкалов не мог наблюдать обстановку — весь тактический терминал «Фалангера» был обесточен.

Илья сидел в кресле, бледный, как лист бумаги.

Он прекрасно понимал, что залп «Воронов» спас его от смерти, — немногие уцелевшие датчики показывали, что лобовая броня фактически отсутствует. Еще несколько попаданий, и его машина попросту была бы разрезана на части.

По лбу и щеке сбежало несколько капелек пота. Он с удивлением посмотрел на свои пальцы и понял, что это запоздалая реакция организма на стресс — руки начинают мелко дрожать уже после того, как смерть разминулась с тобой.

— Дима.

— Да, командир.

— Принимай батальон. У меня вылетел тактический терминал.

— Понял.

Горкалов коснулся сенсора, включая командную частоту «Воронов».

— Шейла?

— Да, командир?

Горкалов вдруг понял, что не может ни отругать ее, ни по-человечески поблагодарить — в горле застрял странный ком.

«Я старик…» — с внезапной горечью подумалось Илье.

— Спасибо… Это был поступок, достойный Дейвида.

— Брось, Илья, — в ее голосе внезапно прозвучала тоска. — Это был мой поступок. Я нарушила приказ и…

— Отставить. Они пытались на плечах моего «Фалангера» ворваться в расположение батальона, — Горкалов вытер вновь выступившие на лбу назойливые капельки пота. — Ты вовремя подняла «Воронов». — Он хотел добавить еще что-то, но передумал, и его следующая фраза вышла немного суховатой:

— Переключись на Лерватова. Он принял командование.

— Почему? — спросила Шейла, испытав облегчение оттого, что Илья не стал и дальше развивать тему ее поступка.

— У меня накрылись все тактические системы, — скупо ответил он.

— Смени машину, — не задумываясь, произнесла Шейла.

— Нет, — отрезал Илья, и на этот раз его тон не предполагал возражения. — У нас нет резервных машин, а выгонять пилота из рубки — худший грех для командира. Запомни это… — неожиданно добавил он.

— Да… Я поняла, Илья, — ответила она, уловив скрытый смысл его фразы. — Коней на переправе не меняют…

Она хотела добавить, что не собирается нести тяжкое бремя ответственности как командования взводом, так и управления возрождающимися силами Конфедерации, дольше, чем заставляет стечение неумолимых обстоятельств, но короткая передышка не предполагала разговоров на вольные темы — пауза в ночной схватке закончилась так же внезапно, как и возникла.

* * *

— Внимание всем! — раздался на командной частоте голос Лерватова. — Противник занимает рубеж в трех километрах от нас. Всем машинам сложить привод в неактивное положение. Предполагаю дистанционный обстрел позиций батальона.

Горкалов, посмотрев на немногие уцелевшие в рубке приборы, понял, что Дмитрий абсолютно прав. Активные сигналы «Призраков» уже не двигались сплошным дугообразным валом, — первая атака серьезно потрепала их ряды, сократив численность на тридцать пять единиц, но уцелевшие пилоты тем не менее не потеряли головы, и руководил ими, судя по всему, кто-то знакомый с тактикой механизированных подразделений отнюдь не понаслышке.

Согнув ступоходы своего «Фалангера», Илья Андреевич заставил торс машины опуститься ниже верхнего края заранее оборудованного капонира. Остальные пилоты выполняли тот же маневр, лишь один «Ворон» третьей линии обороны продолжал возвышаться сумеречным контуром на фоне серо-багряных скал. Своими сенсорами он вел активную разведку ближних подступов.

Предположение Лерватова оправдалось буквально через несколько минут. Со стороны болот сверкнул одинокий лазерный луч, вслед за которым полыхнул залп…

Горкалову еще не приходилось видеть ничего подобного. Шагающие машины оправданно считались столь мощными и всеразрушающими, что в любом самом жестоком противостоянии, в период межпланетных конфликтов и локальных войн последнего тысячелетия, в схватках, как правило, сходилось не более двух десятков шагающих исполинов одновременно. Такого удара, как сейчас, вероятно, не видел никто, со времен отгремевшей десять веков назад Первой галактической войны, в горниле которой и были рождены эти чудовищные образчики боевой техники.

Лазерные лучи, каждый из которых нес в себе заряд мощности до двухсот пятидесяти мегаватт, ударили в горный склон, заставив древний материал вскипеть магматическими фонтанами — зрелище было одновременно и страшным, и завораживающим, и фантастичным. Первый залп лег слишком низко, и по всей площади пологого предгорья, освещая его, вдруг ударили ярко-красные, брызжущие фонтаны расплавленного пластика; густой черный смрад тут же заволок окрестности, но ветер быстро разогнал это спасительное черное покрывало, обнажив оставшиеся на земле вишневые язвы ожогов, которые тлели в ночи, будто раскаленные пятна угольев, оставшихся от потухших костров покинутого бивуака.

Шестьдесят четыре машины противника вели залповый огонь из своих счетверенных лазерных установок по позиции батальона, который обозначил себя огневым противодействием первой атаке.

Излучатели «Призраков» перезаряжались ровно восемь секунд. Обычно за такой промежуток времени человек успеет разве что повернуть голову или прикурить сигарету…

Со второго залпа стало ясно — никто не корректирует их огонь, лазерные разряды били по площади, сетка вспыхивающих и тут же угасающих лучей накрывала весь склон, но при такой плотности огня часть когерентных световых потоков неизбежно находила цели.

На частотах общей связи раздались тревожные доклады, перемежающиеся неосознанно срывающимися с губ пилотов ругательствами и даже вскриками, но Лерватов, опытный слух которого уловил в этой разноголосице признаки гибели или серьезных, критических повреждений, как минимум, двух машин, тем не менее не отдал приказ о смене позиций, — поднимать батальон под шквальными залпами граничило с преступной глупостью…

Стиснув зубы, он выслушивал доклады, отдавал приказы, помогая сориентироваться нескольким запаниковавшим пилотам, и ждал, как опытный координатор, когда в огненном шквале обозначится слабина, и тогда мгновенный анализ тактической обстановки, помноженный на недюжинный опыт, позволит ему принять единственно правильное решение…

…Пока Лерватов наблюдал за усугубляющимися последствиями залпов с высоты КП, один из лучей угодил в бруствер того капонира, в котором затаился изувеченный «Фалангер» Горкалова, и Илья непроизвольно зажмурился, когда в метре от него в небеса ударил шипящий зловонный фонтан раскаленного пластика. Сотни таких же извержений плясали по склону, превращая позиции батальона в сплошной магматический котел. Черные хлопья сажи кружили в воздухе, опадая на броню машин, будто зловещий черный снег…

…Раскаленный фонтан, бивший перед рубкой «Фалангера», иссяк, оставив после себя истекающую дымом вишневую коническую воронку. Пользуясь этим разрывом бруствера, Илья включил визуальное увеличение, и сумеречный ад болотистой равнины рванул навстречу, стремительно укрупняясь в рамке видоискателя снайперской оптики.

«Вот они…»

Горкалов отчетливо увидел машины врага, которые стояли в болоте, утонув в нем до середины своих торсов. Ослепительные вспышки лазеров заставили Горкалова включить светофильтрацию изображения, но в конечном итоге, получив отчетливую картинку, он увидел именно то, что ожидал, — болотная жижа кипела вокруг перегретых машин противника. Работа лазерных комплексов неизбежно выделяет громадное количество сопутствующего тепла, — именно поэтому мощные лазерные установки, способные прожигать керамлитовую броню, так и не нашли окончательного места в стандартной комплектации современных боевых машин, — практика испытаний показывала, что после четвертого, произведенного подряд залпа, перегрев достигал критического уровня, а установки сжиженного азота, которые применялись для охлаждения аналогичных лазеров на космических кораблях, были слишком громоздки и не вписывались в архитектуру сбалансированного опорно-двигательного аппарата даже таких тяжелых машин, как «Фалангер».

— Дима, я наблюдаю врага, — вышел на связь с КП Горкалов. — Болото кипит. Нам нужно выдержать еще два залпа, и тогда они станут уязвимы. Предлагаю массированную атаку, без резерва.

Лерватов ответил не сразу, очевидно, сверялся с данными своих сенсоров.

— Термальное пятно слабое, Илья, — ответил он. — Болото достаточно хороший теплообменник.

— Твое решение?

— Атака «Хоплитами» и «Воронами». «Фалангеры» перезаряжают ракетные комплексы и ставят огневой вал.

— Разумно… — скрепя сердце, ответил Илья.

Тянуть дальше было бессмысленно — исполосованный лазерами склон начал понемногу оплывать, и по связи посыпались доклады о том, что машины теряют опору — размягчившийся от температуры материал рукотворных скал отказывался удерживать их вес.

Огненный шквал продолжал бесноваться в ночи.

Лерватов, отдавая приказы, продолжал наблюдать за интенсивностью огня. Он, как никто другой, понимал в этот миг — только заранее оборудованные позиции спасли батальон от непоправимых потерь.

Оплывшие от жара капониры честно отработали свое: в результате первых минут обстрела, лишь пять машин получили повреждения разной степени тяжести.

Еще один залп полыхнул в ночи, но, как и предсказал Горкалов, он уже оказался слабым и абсолютно неточным — лазерные комплексы «Призраков» перегрелись настолько, что их тепло уже проникло внутрь самих машин.

— «Хоплиты», «Вороны» — вперед! — раздался на командной частоте приказ Лерватова. — «Фалангерам» первой линии — залп остатками ракетного боекомплекта. Пилотам «Нибелунга-1» и «Нибелунга-2» подтянуться к капонирам первой линии для перезарядки машин.

Четкие, осмысленные приказы, отданные в течение нескольких секунд, привели в движение весь склон.

Боевые машины второй и третьей линии выпрямляли ступоходы, поднимаясь во весь рост над изувеченными, оплывшими укрытиями, и тут же, предупреждая их первый шаг, ударили ракетные комплексы «Фалангеров», выпустив по обозначившему себя противнику весь остававшийся на борту боекомплект.

Увязшие в болоте «Призраки», пилоты которых задыхались от проникшего внутрь машин жара, полагали, что внезапно возникшая преграда уже давно сметена их бесноватым лазерным огнем, но они жестоко ошиблись.

* * *

Ночной мрак поредел, когда из гребня ближайших скал, поднявшись с наспех оборудованной площадки, в багряно-черные небеса Сферы взмыли два штурмовых транспорта класса «Нибелунг».

Эти тяжелые носители были специально сконструированы для транспортировки шагающих боевых машин и взаимодействия с ними. Горкалову удалось найти на базах РТВ Элио достаточно подготовленных к утилизации боекомплектов, чтобы наполнить ими артпогреба захваченных «Нибелунгов».

«Фалангеры» первой линии были к данному моменту пусты — израсходовав весь бортовой запас ракет и снарядов, они поставили огневой вал, под прикрытием которого шесть «Воронов» и столько же «Хоплитов» спускались сейчас по опаленному склону. Две машины не смогли оставить изуродованные позиции из-за критических повреждений, и их пилоты, покинув рубки управления, спешили сейчас укрыться от разлившегося повсюду жара, который излучала расплавленная порода горного склона.

Несмотря на огромные размеры и чудовищный тоннаж боевых машин, их действия были стремительны — «Хоплиты» и «Вороны» могли развивать скорость до ста пятидесяти километров в час.

Поднявшись из капониров, они устремились вниз по склону, пользуясь тем, что огненный вал ракетного залпа «Фалангеров» и показавшиеся в небе «Нибелунги» явились для противника полной неожиданностью.

Шестьдесят четыре «Призрака», хоть и перегретые и увязшие в кипящем болоте, тем не менее представляли собой не просто грозную силу, — по учебнику, атака двенадцати средних и легких машин на такое скопление нестандартно сконфигурированных «Фалангеров» рассматривалась бы как попытка самоубийства, не более…

Первыми это заблуждение разрушили Сокура и Шейла.

Машины командиров взводов двигались параллельно друг другу на дистанции в полкилометра. Растянувшаяся линия ведомых, смешав сигналы, перемещалась следом, отставая от них метров на двести.

Уроки боя на Элио не прошли даром для Шейлы Норман. Она поняла, что столь полюбившийся ей «Ворон» — машина не того класса, чтобы стоять неподвижно, стоически принимая на относительно легкую броню залпы когерентного излучения. На такие фокусы был способен разве что «Фалангер»…

Стремительно продвигаясь по болоту, «Ворон» Шейлы вошел в зону кипящей, пузырящейся грязи, от которой,