Элементы правовой системы

Это — самое общее представление о том, что имеется в виду, когда говорится о правовой системе. Существуют и другие способы, позволяющие анализировать столь важный и сложный комплекс институтов.

Во-первых, правовая система имеет свою структуру. Сама система постоянно изменяется, но ее части претерпевают изменения с разными скоростями, и ни одна не меняется столь же быстро, как другая. Существуют некие постоянные, долго живущие части — принципы системы, которые присутствовали в системе всегда (даже в прошлые века) и будут такими же в течение еще долгого времени. Именно структура правовой системы — ее скелет или каркас — является длительно существующей частью, придает форму и определенность целому.

В стране существует Верховный суд, состоящий из 9 судей, суд стал таким, каков он есть сейчас и, судя по всему, будет в 21 веке, в конце 18 века. Его привычная работа изменяется очень медленно. Структура правовой системы состоит из элементов следующего ряда: количество и компетенция судов, их юрисдикция (то есть слушания какого рода дел в них происходят и почему), способы апелляции от одного суда к другому. Структура также определяет организацию и устройство легислатур, из скольких членов состоит Федеральная трудовая комиссия, какие действия может (законно) производить президент, а какие — нет, каким процедурам должно следовать управление полиции и так далее. Таким образом, структура есть вид сечения системы (вроде мгновенной фотографии), которая замораживает действия.

Вторым аспектом правовой системы является ее сущность. Под сущностью подразумеваются действующие правила, нормы и образцы поведения людей внутри системы. Это, прежде всего, конкретный закон (ограничение скорости 55 милями в час, норма, что грабитель должен предстать перед судом и быть осужден, правило, что производитель консервов должен перечислить их состав на этикетке, наклеенной на банку).

Но сущностью правовой системы в некотором смысле является и то, что полиция задерживает только водителей, едущих со скоростью 70 вместо 60 миль в час; то, что грабитель без надлежащего оформления протокола условно отпускается на свободу, или то, что Управление по контролю за пищевыми продуктами и медикаментами относится менее (или более) строго к консервной промышленности. Это всё рабочие образцы живого закона. Сущность также означает «продукт», который люди внутри правовой системы производят, решения, которые они принимают, новые правила, которые они создают. Мы можем сказать, что знаем кое-что о сущности правовой системы, если знаем, сколько людей было арестовано за совершение, например, поджогов в течение какого-либо промежутка времени, сколько грабежей зарегистрировано в Калифорнии, сколько случаев дискриминации по половому признаку зарегистрировано в федеральном суде за год, сколько раз в год Агентство по охране окружающей среды предъявляло иск компаниям, выбросившим или слившим ядовитые отходы их производств.

Таким образом, понятие сущность не всегда совпадает с тем, что, скажем, подразумевают под этим юристы. Мы акцентируем внимание на живом законе, а не просто на статьях законодательства. И это приводит нас к мысли, что существует и третий компонент правовой системы, который скрыт от поверхностного взгляда, — правовая культура.

Под этим термином мы подразумеваем отношение людей к праву и правовой системе — их убеждения, ценности, идеалы и ожидания. Другими словами, это та часть общей культуры общества, которая имеет отношение к правовой системе. Эти понятия и отношения в некотором смысле и являются тем, что движет правовым процессом. Когда люди говорят, что американцы любят сутяжничать (вне зависимости от того, правда это или нет), то есть что американцы обращаются в суд по каждому пустяку, люди при этом говорят о правовой культуре американского общества. Мы говорим о правовой культуре постоянно, ничего практически не зная о ней.

Если мы отмечаем, что католики стремятся избегать разводов (по религиозным соображениям), что люди, которые живут в трущобах, не доверяют полиции, что представители средних классов обращаются с различными жалобами к правительственным чиновникам чаще, чем состоятельные особы, или что Верховный суд пользуется высоким престижем, все эти утверждения непосредственно относятся к правовой культуре.

Другими словами, правовая культура — это барометр общественной жизни, являющаяся одновременно и общественной силой, которая определяет, как часто тот или иной закон применяется на практике, как его избегают или как им злоупотребляют. Правовая система без правовой культуры не действует — так уснувшая рыба лежит в корзине, тогда как живая рыба плавает в океане.

Попробуем представить правовую структуру в виде некой машины. «Сущность» — то, что эта машина производит или делает. «Правовая культура» — то и тот, кто решает включить или выключить машину и определяет, как она будет использована.

Любое общество, любое государство, любая общность людей имеют свою правовую культуру. Всегда существуют мнения о праве и отношения к его реализации. Это не означает, конечно, что все члены общества разделяют одни и те же представления. В обществе всегда существует много субкультур: белых и черных, молодых и пожилых, католиков, протестантов и иудаистов, богатых и бедных, людей с Востока и людей с Запада, гангстеров и полисменов, юристов, докторов, продав-

цов обуви, банкиров. Одна особенная компонента общей правовой культуры общества — это правовая культура «инсайдеров», то есть судей и адвокатов, которые работают внутри самой правовой системы. Так как право является для них профессией, то их ценности и отношение к системе во многом отличаются от остального общества. По крайней мере это весьма вероятные предположения, ибо вопрос определения границ такого влияния профессии «инсайдеров» на правовую культуру составляет предмет споров среди ученых.

Эти три компоненты американского права — структура, сущность и культура — и рассматриваются в данной книге. Она дает понятие о способах организации американской правовой системы, о том, какие функции она выполняет, как выполняет, и специально уделяет внимание правовой культуре — понятию и силе вне механизма права, — которая заставляет его «уснуть» или «работать». Для анализа всех аспектов деятельности правовой системы могут быть использованы вышеприведенные основные компоненты. Возьмем, например, знаменитое дело Фурмана. В этом деле простое большинство членов Верховного суда Соединенных Штатов — пять судей из девяти — дали конституционную основу вынесения приговоров к смертной казни законам во всех штатах, которые имели подобные законы. (Позже Верховный суд отказался от некоторых ранее принятых положений; этот вопрос будет затронут в другой главе.)

Для того чтобы уяснить, что же произошло с делом Фурмана, мы должны сначала понять структуру правовой системы. В противном случае мы не сможем представить ни как дело перекочевывало из суда в суд, ни почему оно в конце концов было рассмотрено в Вашингтоне, а не в Джорджии, где началось. Мы должны будем узнать кое-что о федерализме, о Конституции, о взаимоотношениях между судами и законодательными учреждениями и о многих других старинных, но сохраняющихся особенностях американского права.

Но это только начало. Само по себе дело занимает не менее 230 печатных страниц в официальном заключении (существует еще семь заключений). Когда мы пытаемся пробраться сквозь эти страницы, мы все более начинаем сомневаться в необходимости конституционного закона. Дело прежде всего обращается к вопросу, является ли смертная казнь «жестоким и исключительным» наказанием;

если это так, то Восьмая поправка к Конституции специально запрещает ее. Далее, имеют место продолжительные дискуссии по поводу того, что означают слова «жестокое и исключительное», что по этому поводу говорят материалы более ранних дел, каковы мотивации и какова сущность этой фразы.

Структура и сущность вместе взятые не объясняют причин, почему возникло дело Фурмана и почему все вышло именно так, как вышло. Мы должны знать и о социальном контексте — движении против применения смертной казни, о том, кто и какие силы скрывались за этим делом, какие организации выступали за и против отмены смертной казни и почему результат был таким, каким он был, то есть об отношении и убеждениях различных слоев социума, касающихся смертной казни, о законах, судах и прочем, что объясняет причины появления этого дела.

Мы могли бы поинтересоваться и тем, в чем причина появления различных решений. Кто слушал дело? Мы владеем некоторыми фактами о непосредственных последствиях приговора. Прежде всего, осужденные на смерть так никогда и не попали на свидание с газовой камерой или электрическим стулом. Их приговоры автоматически заменялись пожизненным заключением. Также были и другие последствия — для сущности, структуры и правовой культуры. Дело Фурмана породило целую лавину дискуссий, яростную активность в законодательных учреждениях штатов и, наконец, стоило нескольких судебных процессов. Это могло бы также иметь и более отдаленные (и важные) последствия, влияющие на престиж Верховного суда, уровень преступности или национальную нравственность и мораль. Чем более отдалены от сегодняшнего момента возможные последствия, тем труднее их обнаружить и оценить.

Вообще мы знаем удивительно мало о влиянии принятых решений, даже об их непосредственном влиянии. В задачу судов не входит осознание того, что же происходит с истцом и ответчиком после того, как они покидают зал суда, или того, какой резонанс будет в обществе и с какими последствиями. Этот вопрос является предметом некоторых исследований; время от времени свидетельства этих исследований будут отмечены или упомянуты в этой книге.