ЧАСТЬ 1 23 page

Неискоренимое двоеверие русских людей выражалось также и в том, что, как правило, в "священных рощах" ставился крест, а то и часовня, где непременно развешивались полотенца с магическим орнаментом. Сюда же приносили дары: шерсть, масло, лоскутки ткани. И здесь же резали кур - явный рудимент языческихверований и отголосок древних жертвоприношений. Впрочем, обычайэтот сохранялся на протяжении всего христианского периодаистории России. Еще в XIII веке анонимный автор жаловался, что "даже попове и книжницы" веруют в Перуна и Хорса, "подкладываютим требы [жертвы. - В.Д.] и куры им режут"111.

Первобытно-языческая вера в природно-жизненную силу растительности как высшее Божественное Начало по сей день сохранилась в традиционном марийском культе деревьев и празднествах, отмечаемых в священных рощах. Так, во время праздника поля по окончании посевной в дубовую рощу близ Йошкар-Олы верующие приносят жертвенные блины, творог, мед, крашеные яйца и т.п., устраивают коллективную трапезу и моления, обращенные к Солнцу. Сходные обычаи существуют и у других коренных народов России.

В древности же они были распространены повсеместно. Древние германцы верили, что в каждом дереве, кусте, цветке живет особый дух растительности - покровитель всего живого.

Ритуалы и жертвоприношения, связанные с растительным миром, призваны были содействовать увеличению урожая, повышению производительности и плодоношения. М.Элиаде так суммировал некоторые общие моменты, выработанные индоевропейскими и неиндоевропейскими народами на протяжении многих тысячелетий: вера в дух деревьев выражалась в: 1) мифологической тенденции сравнивать Космос и человека с Мировым древом, 2) традиции связывать судьбу человека с жизнью дерева, 3) населении деревьев добрыми и злыми духами, 4) обычае наказывать преступников возле дерева.

В процессе дальнейшей эволюции религиозных верований наблюдение за растительностью, "засыпающей" зимой и пробуждающейся весной, привело к возникновению представлений об умирающем и воскресающем Боге. Непрерывность и повторяемость жизненного процесса, неотвратимость жизни и смерти и преодоление смерти через жизнь - все это обобщено и всимволе-коде Древа жизни. Обретя его и впитав - сознательноили бессознательно - его содержание, человек сам как бырастворялся в данном символе, а вернее - самом вселенскомтечении жизни, которое отображено в образе Мирового древа.

Культ коровы и сопряженный с ним культ быка характеризует ту стадию в развитии человеческих цивилизаций, когда она перешла к высокопродуктивному (мясо и молоко) животноводству, связанному в конечном счете с оседлым образом жизни. Культ быка, возможно, предшествует культу коровы и относится к переходному периоду от промысловой стадии охоты на дикого быка (тура и зубра - в Евразии, бизона - в Северной Америке) кодомашниванию (при этом приручен был только строго определенныйвид - зубр и бизон так и остались дикими животными). Крометого, Эпоха быка (коровы) непосредственно сопрягается с Эпохойколеса, так как одомашненный бык был основной тягловой силой врастянувшейся на века и тысячелетия миграции индоарийских,семито-хамитских и других народов. А впоследствии он стал (наряду с конем) одной из главных тягловых сил при пахоте (чтоотносится уже к более поздней стадии развитого земледелия).

В эпоху первобытного переселения протоэтносов колесо как средство передвижения соперничало с полозьями. В условиях северных и средних широт Евразии это соперничество сменилось устойчивым балансом: летом использовался воз (телега) с колесами, зимой - сани с полозьями. (В раннюю историческуюэпоху сани использовались и зимой, и летом, а приоритет санейперед колесными средствами передвижения зафиксирован внекоторых древних похоронных обрядах.) Что касаетсяиндоевропейской миграции, то своими успехами она обязанаглавным образом колесу. Мобильные орды индоариев, погруженныесо всем скарбом на возы с впряженными быками, представлялинесокрушимую силу для слабо защищенных аборигенов. Возывыстраивались в линию, быки опаивались возбуждающим напитком (предположительно из мухоморов), и эта лавина, сметая все насвоем пути, устремлялась вперед. По крайней мере так ариизавоевывали Индостан, сокрушив предшествующую оседлуюцивилизацию.

Случалось в критические минуты, что к бычьим хвостам привязывали паклю, поджигали и выпускали обезумевших и разъяренных животных на врага. Эта древнеарийская тактика, основанная на использовании быков в наступлении и обороне (когда защитная линия по окружности составлялась из возов), практиковалась очень долгое время: ее использовали табориты во время Гуситских войн, запорожские и другие казаки.

Культ быка и его атрибута в виде черепов, масок и изображений уходит в самую глубину веков. Глиняная модель храма, украшенная бычьими рогами, найдена при раскопках поселения Трипольской культуры на реке Рось (IV тысячелетие до н.э.). В Туве на скалах Вижиктич-Хая близ поселка Кызыл-Мажалык обнаружены петроглифы Солнечных быков, все тело которых испещрено солярными знаками112. Среди многих солярных петроглифов, обнаруженных в урочище Тамгалы близ Алма-Аты, есть изображение Солнцебога, стоящего на быке113 (рис. 147). Аналогичная атрибутика известна и в других культурах (рис. 148).

Обожествление быка и коровы, обращение их в культ неизбежно означало и наделение их космическими функциями. В Древнем Двуречии, Средней Азии, Индии и Иране бык олицетворял Лунное Божество. В древнегреческой мифологии Луна также символизировала быка или корову. В первую очередь это объясняется тем, что лунный серп по своей естественной форме более всего напоминает коровьи (или бычьи) рога. Именно поэтому эллинская Богиня Луны - Селена представлялась передвигающейсяпо небу в колеснице, запряженной коровами. Известно такжеизображение Селены с коровьими рогами (храм в Элиде).

Этимологически русские слова "луна" и "месяц" восходят к праиндоевропейскому прошлому. Особый интерес представляет практически полное сходство этрусско-латинской номинации и символики со славянской традицией. Так, из древнеримской мифологии известна Богиня Ночного света, которая именовалась точно так же, как и в русском языке, - Луна (по ее имени былназван также этрусский город в Лигурии). Впоследствии этоархаичное Божество было вытеснено культом Дианы (римскийкоррелят греческой Артемиды), и к ней перешли все лунныефункции прежних Богов. Однако, одержав очередную идеологическуюпобеду, новая религия оказалась не в состоянии, как это обычнои случается, вытравить из памяти народа древнюю космическуюкодировку, сохранившуюся в языке и обычаях. Практически допадения Римской империи римская знать (и, в частности,сенаторы) носила на башмаках пряжки в виде полумесяца, которыетак и назывались - lunula. Эти "лунулы" в точности соответствовали древнерусским амулетам-лунницам,просуществовавшим до первых веков христианства (рис. 149).

Идентичные по внешнему виду и сходные этимологически, "лунулы" и "лунницы" различались лишь своим предназначением: первые служили пряжками, вторые - подвесками.

Но и это еще не все. Некоторые виды русских праздничных женских головных уборов - кокошников также имеют форму лунногосерпа, обращенного "рогами" вниз. "Лунарные" кокошники и по сейдень продолжают жить в торжественном убранствеженщин-костромичек и владимирок - хотя бы вритуально-свадебных или танцевальных обрядах. Корнями же своимиони уходят в праиндоевропейскую древность. Неспроста ведьсилуэт уже другого - высокого кокошника один к одномуповторяет контур классических индуистских головных уборов с тойлишь разницей, что в Индии, Индокитае и Индонезии ими обрамляютголову не только женщин, но и мужчин.

В шумерийской интерпретации бык отождествлялся со всем небом. Аналогичную смысловую нагрузку несет египетский образ-символ Небесной коровы, олицетворявшей Вселенную (рис. 150). В древнеегипетской мифологии ее супруг - Небесный бык Апис оказывается на втором месте, но также активно участвует вмироустройстве. Апис оплодотворяет Небесную корову, и у них рождается Золотой теленок - Солнце. Поэтому Апис, поклонениекоторому было возведено в ранг государственной религии, чаще всего изображался с солнечным диском между рогов (рис. 151). Атрибутика Небесной коровы (рога) и ее сына Солнца (диск) впоследствии были перенесены в качестве непременных символов и на одну из самых популярных и почитаемых богинь древнего мира- Исиду, которая, как правило, изображалась с коровьими рогами и солнечным диском между ними.

Как уже подробно говорилось в 1-й части, мифологическим коррелятом Исиды является другая коровьерогая дева - Ио,скитавшаяся по всей Земле от Крайнего Севера до берегов Нила,где она и нашла свое последнее прибежище и сталародоначальницей всех египтян.

Небесно-космические корни обнаруживаются и в знаменитых скульптурных изображениях крылатых быков во дворцах ассирийского царя Саргона II в Дур-Шаррукине и персидского царя Ксеркса в Персеполе. В древнейших цивилизациях долины Инда культ быка был широко распространен до вторжения туда арийцев (известны изображения рогатого Бога - так называемый Прото-Шива). Но с появлением индоарийцев в Индостане культ быка еще более усилился - с ним связаны образы многих Богов ведийского пантеона.

Античная культура - крито-микенская, древнегреческая, древнеримская - неотделимы от мифов и обрядов, связанных с быком. В быка превращается Зевс. В качестве жертвы быкаприносили Юпитеру. У древних славян существовал точно такой жеобычай: согласно Прокопию Кессарийскому (VI в. н.э.), славянежертвовали быков Богу - "творцу молний". Впоследствии обрядзаклания приурочивался ко дню Ильи-пророка, который, какизвестно, просто заменил вытесненного Бога-громовержца Перуна.

Архетипы космических быка и коровы закодированы и в образах русского фольклора. Архаичные верования отложились и сохранились в известной русской сказке об Иване Быковиче (No 137 по сборнику А.Н.Афанасьева) - волшебном герое, обладавшемдаром оборотничества и контактировавшем с традиционнымиперсонажами русской мифологии (Чудо-юдо многоглавое, Баба-яга,безымянное чудовище, наподобие Вия, которому веки виламиподнимают). Космическая символика закодирована в некоторыхсолярно-астральных образах этой сказки. Во-первых, геройсказки, хотя и Быкович по отчеству, но родила его корова-матьот златоперого ерша, поев остатки от царского обеда. Золотая жерыбка - всего лишь трансформированный образ Солнца - но нетого, что на небе, а того, что отражается в воде (море, реке,озере) и кажется золотой рыбкой в глубине (нашим предкамоптические законы физики известны не были). Во-вторых, Иван Быкович занят поиском Царицы Золотые Кудри и женится на ней. Царица эта звездно-небесного происхождения: под конец сказки она обращается звездой и прячется на небе среди своих сестер. При помощи друга-звездочета Иван Быкович возвращает ее назад: "Сорвалась звездочка с своего места, быстро покатилась по небу, упала на корабль и обернулась Царицею Золотые Кудри".

В ряде сказочных вариантов Иван Быкович именуется Иваном Коровьим Сыном, что не только соответствует действительной сюжетной канве, но и отражает определенную стадию социально-экономического быта русского народа, когда корова-кормилица сравнивается по своему значению с тягловым быком, а при замене последнего конем вообще выдвигается на передний план. Как и во многих мифологических и архаических религиозных системах, корова у славян - символ плодородия,изобилия и благоденствия, а бык - символ могущества ибогатства. Традиция возвеличивания образа коровы, восходящая ик древнеегипетской мифологии, и к ведийской, а затем ииндуистской религии, где корова до сих пор священное животное,- эта традиция закрепилась и в русском народном миросозерцании и сохранилась вплоть до нынешних времен, оказав, в частности, воздействие на творчество новокрестьянских поэтов - С.Есенина и Н.Клюева.

Происхождение слова "корова" не имеет среди филологов общеприемлемого объяснения и признается всеми этимологами как исключительно трудное. Представляется, что ключ к его объяснению содержится в некоторых несомненных русских параллелях, имеющих к тому же явную космическую направленность. Есть два исконно русских слова, позволяющих расшифровать смысл, закодированный в слове "корова". Во-первых, это однокоренное ныне выходящее из употребления слово "корочун", означавшее в прошлом зимнее солнцестояние, после чего зима поворачивала к лету. Видимо, в этом смысле "корочун" означал смерть зимы, что и дало второе значение самого слова - "внезапная смерть",сохранившееся по сей день - при утрате первоначального смысла.

Итак, в связке однокоренных слов "корова - корочун" значение Солнца присутствует, хотя и в закодированном, но в прямомсмысле.

В другом слове - "каравай" (ранее писалось и произносилось - "коровай") солярный смысл присутствует в снятом виде. Генетическая связь между словами "корова" и "коровай" сомнений не вызывает, более опосредована и скрытасвязь между караваем и Солнцем, но и ее установить не таксложно. Каравай - первоначально непременный элемент свадебногообряда (известны красные караваи, прямо олицетворявшие Солнце).

В некоторых русских диалектах невеста называлась коровой, отсюда коровай - невестин хлеб, ибо призван был магическиобеспечить плодовитость невесты и благополучие семьи. При этом бык олицетворял жениха. Популярная детская игровая песенка (несомненно древнего происхождения) с припевом "каравай, каравай, кого хочешь выбирай" также предполагает перемещение по кругу.

Все вышесказанное наводит на единственно возможное предположение, что корневая основа "кор" в однокоренных словах "корова", "корочун" и "коровай" связана по смыслу и происхождению с корневой основой "хор", где "к" и "х" -трансформирующиеся согласные звуки. Это доказывают и вариантырусского слова "хоровод" - "коровод" (В.Даль) и "корогод" (М.Фасмер), означающий круговой танец (ср. "корона" -кольцеобразный головной венец, от латинского слова, означающего "венок"). Ну, а как уже говорилось выше, в древнеславянскихобрядах хороводы были связаны с культом Солнца; и один из Солнцебогов именовался Хорсом.

Допустимо также провести параллель между русским понятием "корова" во всех его мифологических и обрядовых смыслах, с одной стороны, и, с другой стороны, одним из имен греческой Персефоны - Богини царства мертвых, дочери Зевса и Деметры,супругой Аида. Второе, не менее известное имя Персефоны - Кора, что дословно означает "девушка", "дева", "девственница". Здесь напрашивается прямая аналогия с нарицательным именем русской невесты - "корова" и первоначальным смыслом именигреческой Коры - "дева-девственница". Оба слова оказываются близкими по смыслу и этимологически родственными.

Рудименты древнего поклонения (космическому) Быку сохранялись в народе вплоть до ХХ века. Исследователи русского фольклора Б.М. и Ю.М.Соколовы сообщили в Предисловии к своему сборнику "Сказки и песни Белозерского края" (Пгр., 1915) о бытующем среди новгородских крестьян языческих обычаях. В храмовый праздник 8 сентября и церкви села Пречистого крестьяне приводят "обещанный" скот. На паперти, в особо для этого устроенном месте, одного быка торжественно закалывают; мясо варят и тут же угощают им нищую братию. С поправками на время здесь несомненный отголосок того самого древнейшего обряда, о котором упоминается в известной присказке: "На Море-океане, на острове Буяне - стоит дуб зеленый, под ним бык печеный, в немнож точеный..." Корни же данного обряда уходят в доиндоевропейскую и индоевропейскую древность, когда Бог-громовержец (Индра, Зевс, Юпитер, Перун) или отождествлялся в какой-либо своей ипостаси с быком, или же очень тесно привязывался к корове-бычьим мифологическим сюжетам, а ритуал во многом сводился к принесению соответствующей жертвы.

Одним из первых и великих - по ведийским канонам - подвигов древнеиндийского громовержца Индры было возвращениекоров, похищенных таинственным племенем паниев, обитавших накраю света (Крайнем Севере?) за рекою Раса. (Здесь "пан" и "рос" ("рас") - общеиндоевропейские корневые основы,сохранившиеся по сей день в русском языке, в том числе и внаименовании "Россия").

Критский Зевс и вся крито-минойская и микенская культура неотделимы от образа священного быка. Эта традиция, хотя и в сильно трансформированном виде, долго сохранялась и в русской культуре и верованиях, где дохристианский громовержец Перун был аккуратно замещен библейским громовержцем Ильей-пророком, чей образ, в свою очередь, восходит к древнесемитскому верховному Богу Илу - властителю молнии и грома.

В честь Бога-громовержца (неважно, как прозывался он у разных народов на протяжении тысячелетий) и приносились в жертву быки на Русском Севере еще в конце прошлого века. Вот как описывает обряд жертвоприношения быка среди крестьян Олонецкого края один из замечательных русских этнографов и фольклористов Елпидифор Васильевич Барсов (1836 - 1917), особо подчеркивая, что весь ритуал, несмотря на участие в нем православного священника, калькирует обряд в честь языческого громовержца Перуна, замененного Ильей-пророком.

Испокон веков бытовал среди олонецких крестьян обычай убивать в честь Ильи-пророка заветного быка. Более того, именно с этого момента велся отсчет всех времен года (что лишний раз свидетельствует о глубочайшей древности самого обряда). В урочный час приводили к церкви одного или нескольких "завиченных" (заветных) быков. Если жертвенных животных было несколько, то бросали жребий, кому из них быть первым. Хозяин избранного быка, получив благословение священника, отрезал у жертвы кончик правого уха и передавал его в часовню. Затем быка отводили на поварню, убивали, разрубали и варили большими кусками (от 4 до 8 фунтов), при этом мясо прикрепляли к краям котла ивовыми прутьями. Голову и бульон отдавали нищим, а правую заднюю ногу на причет церковный. По окончании вечерни или обедни священник с причетниками освящал жертву, и народ тотчас же бросался делить Ильинскую жертву. Поделив Ильинское мясо, все отправлялись на луг, где устраивалась общая трапеза. Кости сохранялись - они считались приносящими счастье иувеличивающими (утраивающими) богатство114. В описанном обрядепричудливо переплелись и ужились языческие и православныеобычаи.

Е.В.Барсов обнаружил и описал (правда, не столь подробно) также и следы почитания древнеславянского Божества Велеса (Волоса). Волос (в конечном счете от слова "вол") - скотий (ив первую очередь - бычий и коровий) Бог. После введенияхристианства был, по сходству имен, отождествлен со св. Власием, считавшимся покровителем скота, а в Олонецком крае так и именовавшимся Богом коров.

Подобные жертвоприношения - и не одних только быков - в прошлом многократно описывались в русской литературе,локализовываясь в основном в северных областях. Совсем неслучайно, что жертвенный обряд с быком перемежевывался при этомс жертвоприношением оленя115. Это наверняка объясняетсяособенностями тотемных предпочтений на разных стадиях развитияпротославянских и индоевропейских этносов. Вполне естественнопредположить, что культ дикого оленя предшествовал культуодомашненного быка (коровы). Логика же тотемной памятииррациональна: в преемственном коллективном сознании сменявшихдруг друга поколений два древних тотемных символа - олень ибык - слились в единый образ тура-оленя: еще совсем недавно вюжнорусском фольклоре жива была песня про "дивное зверьетура-оленя"116.

Любопытно также, что в древнерусском языке долгое время сохранялась архаичная вокализация слова "олень" - "елень", вкотором явственно просматривается его происхождение от слова "ель", "елка" (получается: "елень" - это ельниковый зверь, тоесть тот, что живет среди елей). Но еще более знаменательно,что в то же самое лексическое гнездо входит и слово "елин", чтов древнерусском языке означало "эллин". Точно так же онозвучало и в древнегреческом языке и, вероятнее всего, в том жесамом смысле - с учетом того, как об этом подробно говорилосьв 1-й части, что прапредки эллинов пришли на Балканы с Крайнего Севера, постепенно мигрировав через лесные массивы Европы. Из этого же лексического гнезда вышли исконно русские слова "елань" ("лесная прогалина" или "луговая равнина") и образованное от первого - "лань" ("дикая коза").

Память о тотемном праиндоевропейском и постиндоевропейском прошлом явственно просвечивается в былине "Два тура и турица". Удивительно также, что сохранилась она и была записана в конце прошлого века среди терских казаков. Содержание этой редкой былины на первый взгляд самое что ни на есть приземленное: подгулявшие накануне казаки вышли поутру опохмелиться за городскую стену и вдруг увидели двух золоторогих туров. Здесь в бытовую часть повествования вклинивается архаично-сказочная вставка, в которой рассказывается, как два тотемно-ритуальных быка (откуда их златорогость) плывут к гиперборейскому Острову Буяну:

Да бежали туры во сине море,

Да спускались туры в море по брюхо,

Забивали туры морду по уши,

Достовали туры ключевой воды;

А напившись туры в море поплыли.

Переплывши туры Океан-море,

Переплывали туры на Буян-остров,

Там встречала их родная матушка,

Молодая турица златорогая,

Златорогая да одношерстная...

Сюжет о двух турах и турицах златорогих известен и в северных записях - и, в частности, во вступлении к одному извариантов былины о богатыре Василии Игнатиевиче и Батыге. Но взаписи А.Ф.Гильфердинга отсутствует наиболее древний иинтересный мотив, связанный с Островом Буяном.

Космическая же атрибутика быков-оленей ("быков" - в данном случае "самцов") легко обнаруживается, к примеру, в двухславянских песнях - болгарской и русской, - где привязка кустойчивым астральным символам оказывается практическиидентичной. В болгарской песне: Сделал его Бог оленемс ясным Солнцем на челе,с месяцем на груди,с частыми звездами по телу.

В русской вятской свадебной песне, сохранившейся в дореволюционном архиве:

Ой, был я у Дуная на бережке...пил

олень воду, а сам взыграл...ой,

на правом бедре млад светел месяц,ой,

на левом бедре красное солнышко,ой,

насупротив оленя заря утренняя,ой,

по оленю частые звезды117.

Древний в основе своей доиндоевропейский образ волшебной коровы и ее небесно-космических атрибутов пронизывает весь русский сказочный фольклор. В концентрированной форме он отразился в известной сказке о Крошечке-Хаврошечке - шедевреустного народного творчества из афанасьевского сборника (No 100). Чудесная корова - помощница преследуемой девушки - гибнет в результате злых козней, из ее костей (вариант - изкишок) вырастает волшебная яблоня с серебряными ветвями и золотыми листьями (в русской сказке лишь в этом отдаленный намек на космические цвета - солнечно-золотой исеребряно-лунный).

Зато совершенно недвусмысленные космические реминисценции обнаруживаются в таком же сюжете о волшебной корове (в вариантах - быка) в белорусской сказке, записанной в прошломвеке в Витебской губернии Е.Р.Романовым. Сказка интереснаредким в славянском фольклоре нюансом: отец после смерти женыпытается жениться на собственной дочери. Но мать из могилысоветует дочери выдвинуть условие: пусть отец сперва справитплатье "как на небе звезды, как на небе месяц" (вот оникосмические реминисценции!). Второе условие тоже связано с Космосом: отец обязан был справить повозку и коней, как звезды и как месяц. По счастью, кровосмесительства не произошло - датакое с точки зрения позитивной народной морали, закреплявшейся в фольклоре, и не могло случиться (что вообще-то не исключало случаев инцеста). По третьему условию, выдвинутому сиротой по совету матери (из могилы), отец должен жениться на вдове с тремя дочерями (в популярном варианте - Одноглазка, Двухглазкаи Трехглазка). Дальше сюжет разворачивается по знакомой схеме: мачеха с дочерями пытается извести падчерицу, но той помогает волшебная Коровка Буренька. Когда мачеха с помощью дочерей выследила Корову, она велит ее зарезать. Но падчерица, по совету матери, находит зернышко в кишках зарезанной коровы, сажает, и из него вырастает яблоня - одно яблоко золотое,другое серебряное, которые никому не даются (золото и серебро здесь, как и полагается, олицетворяют Солнце и Луну). Да и падчерица между тем продолжает разъезжать в платье, как звезды и месяц на небе, и в такой же повозке с конями. (Здесь, несомненно, смутное воспоминание о космических колесницах древнеарийских богов, сохраненное в народном сознании и фольклоре.) Увидал ее в таком виде царский сын и влюбился. Падчерица пытается скрыться, но царевич разливает на ее пути растопленную смолу, в которой увязает один башмачок. Его стали примерять девушкам по всему царству, при этом мачеха подсекла пальцы своим дочерям, а падчерицу спрятала под корыто. Царевич находит свою суженую и женится на ней. Казалось бы, все - нонет. Когда у молодой царицы родился ребенок, мачеха превратила падчерицу в лису и подменила собственной дочерью. В конце концов обман разоблачается: муж увидел, как лиса сбрасывает шкуру, чтобы покормить своего ребенка. Шкура сжигается, и наступает неотвратимое возмездие: мачеху и ее дочь -царицу-самозванку привязывают к конским хвостам и пускают в чисто поле118.

Последовательный и тесно увязанный между собой ряд архетипов, запечатленных в русском фольклоре, естественно продолжает следующий космический символ - Конь.

Почти все космические функции коня удачно соединены в классической литературной сказке Петра Павловича Ершова "Конек-горбунок", бережно и скрупулезно использовавшего образы русского фольклора. Два небывалых коня золотогривых, их мать -волшебная кобылица, умчавшая Иванушку к поднебесью, и, наконец,чудесный Конек-горбунок, уносящий своего хозяина еще дальше -к небесным светилам.

Здесь сконцентрированы древние верования о космической предназначенности коня. В индоевропейской традиции Бог Солнца неотделим от солнечных коней или солнечной колесницы, на которой он ежедневно объезжает небо с Востока на Запад. Гимны Ригведы славят солнечного Бога Сурью: Запряг (Сурья) семь чистых Дочерей колесницы солнца.

На них, самозапрягающихся, ездит он (1, 50, 9).

................................

Благодатные рыжие кобылицы Сурьи, Яркие, пестрые, вызывающие восторг, Достойные поклонения, поднялись на спину неба.

В один день они объезжают небо и землю (1, 115, 3).

В современном литературном переводе гимны Ригведы, обращенные к Сурье, звучат так:...Семь кобылицпо крутым небесамвлекут твоюколесницу, Пламенновласый ты тьму сжигаешь радостно и легко, И все, что дышит, видит и слышит, к свету - к тебе стремится, О славный Сурья, о наш Солнцебог, о Видящий далеко!...119

Конь в Ригведе представляется рожденным из океана с крыльями сокола или вытесанным Богом из Солнца (1, 163, 1-2).

Древним индийцам вторили древние иранцы: Мы молимся Солнцу, Бессмертному Свету, Чьи кони быстры120.

Древнегреческий Бог Солнца Гелиос перемещается по небу в колеснице, запряженной четверкой коней (рис. 152), что соответствует либо четырем странам света, либо четырем временам года. В одной же из польских сказок Солнце ездит в алмазной двухколесной повозке, запряженной двенадцатью златогривыми конями (сивками), что соответствует двенадцати месяцам в году. В огненной колеснице по небу разъезжает и грозный славянский Бог Перун - породитель молнии, дождя и грома. Впоследствии внародном представлении эти функции были целиком перенесены на Илью-пророка, также объезжающего небо на конской упряжке. Небесный конь - неразлучный спутник и другогокосмогонического общеславянского Бога - Световита. Посвидетельству латинских средневековых авторов-очевидцев Гельмольда и Саксона-грамматика, у балтийских славян при арконском храме содержался в большом почете белый конь, посвященный Световиту, а возле огромного скульптурного изображения этого Бога висели седло и удила. Ездить на Световитовом коне было строжайше запрещено, дотрагиваться до него - тоже. Только жрец имел право выводить и кормитьсвященного коня. Народ верил, что Световит садился ночью на своего небесного коня и, устремляясь в небо на врагов славян, истреблял их дотла121.

Конь - устойчивый образ народного искусства. Многочисленные и разнообразные изображения солнечных конейвстречаются в русском орнаменте, резьбе, утвари (рис. 153).

Летающие и скачущие до небес кони - излюбленные образы русского фольклора.