Глава 26. С Вадиком Шурочка прожила примерно два месяца

С Вадиком Шурочка прожила примерно два месяца.

Шурочка сначала обрадовалась спасению, но радость эта быстро улетучилась. Шурочка просто сразу не поняла, кто такой был Вадик. А Вадик – это был не Юра. Вадик брал реванш, и Вадик платил. А кто платит, тот и заказывает музыку.

А Вадику очень нравилось именно так, как получилось в первый раз. И он повадился приходить тогда, когда Шурочку уже начинало «кумарить». Бывало, он сидел и смотрел, как Шурочка начинает корчиться от боли. Он сидел и смотрел, как Шурочка начинала выть и кататься по полу.

– Проси! – говорил он. – Проси.

И Шурочка просила. Просила, просила.

И тогда он бросал ей и ждал, пока она уколется. А потом овладевал ею – поверженной и безвольной.

Потом он пропускал день. Иногда – два. И приносил он понемногу – только так, чтобы не дать Шурочке умереть.

Шурочка попыталась поговорить с Вадиком. Один раз попыталась, ещё в начале.

– Что ты делаешь? – спросила она Вадика. – Зачем? Ты же видишь, как мне плохо.

– У тебя свой кайф, – ответил Вадик, – а у меня – свой.

– Но я… Я же завишу от тебя, а ты от меня – не зависишь. Неужели твой кайф – в издевательстве?

– Я же не лезу в твой кайф. Прогони меня! – и Вадик даже не засмеялся. Он заржал.

– Что же мне делать… – прошептала Шурочка.

– А ты займись чем‑нибудь.

Лучше бы он не произносил этой фразы. Если, до этого разговора, у Шурочки и была хоть какая‑то надежда на Ва‑дикову порядочность, то после этой фразы… После этой фразы – всё встало на свои места. И Шурочка терпела. Просто терпела за дозу, и всё. Правда, сил было всё меньше и меньше.

И, по‑прежнему, не было иного выхода, кроме подвала.

И тогда, когда Шурочка более‑менее могла жить, она частенько думала:

«А всё‑таки хорошо, что я не вышла замуж за этого… толстого».

Нет, никто не был виноват. Никто же не знал, что толстый Вадик окажется садистом. На человеке же не написано, кто он. И как он будет вести себя, если вдруг победит.

Иногда Шурочка думала, что надо было лучше сразу идти в подвал. Чем вести такую жизнь, какую вела она с Вадиком. Но она уже не могла вырваться – даже в подвал.

Она жила теперь, как автомат. И была не в силах что‑либо изменить.

К концу жизни с Вадиком Шурочка похудела килограммов на десять. Притом, что она и так была худа, можно было сказать, что от Шурочки осталась только кожа, да кости. Ела только тогда, когда могла, а могла – не часто.

Иногда она не могла ничего съесть в течение суток. Кажется, она и думать уже не могла. Только страх ломки, только желание уколоться.

И тогда Вадик ушёл.

– Ты мне надоела, – сказал он на прощанье. – Твои поганые кости слишком дорого мне обходятся. Ещё сдохнешь, а мне придётся отвечать.

Он вытащил из кармана чек и потряс им перед носом у Шурочки.

– Сейчас пойду, и выкину в унитаз, – и он усмехнулся, увидев, как Шурочку передёрнуло.

– Не хочешь? Тогда целуй мой ботинок. Целуй, целуй. На колени вставай.

Шурочка встала на колени. Это не она целовала ботинок. Нет. Это был кто‑то другой. Ему было надо, и он целовал ботинок. Только и всего.

Вадик хлопнул дверью и ушёл, бросив чек на пол. Не вставая с колен, Шурочка подняла чек и поползла на кухню, за ложкой. Она укололась и упала на кухне, не в силах доползти до кровати.