О чем поведал дневник?

Что ж, получается, что отнюдь не только известные мыслители прошлого – Моисей, Сократ, Сведенборг, Яков Беме, Нострадамус, Парацельс, Блаватская и другие – вроде бы получали неординарную информацию от Высших Сил, но и наши современники тоже свидетельствуют о подобном явлении!

C помощью Интернета мне удалось познакомиться с частью дневниковых записей Вернадского, относящихся к 1920-м годам, и они не оставляют сомнений в искренности ученого, свидетельствующего о феномене проскопии, или, иначе, предсказаний в его судьбе и постановке ему научных задач на будущее со стороны неизвестных разумных сил. Есть надежда, что дневники Владимира Ивановича будут опубликованы полностью, и тогда каждый желающий сможет лично убедиться в их реальном существовании.

Напомню: 57-летний ученый в тот год только что пережил заболевание сыпным тифом и был на грани смерти.

«В мыслях и образах мне пришлось коснуться многих глубочайших вопросов бытия и пережить как бы картину моей будущей жизни до смерти. Это не был вещий сон, так как я не спал – не терял сознания окружающего, – читаем в его записях. – Это было интенсивное переживание мыслью и духом чего-то чуждого окружающему, далекого от происходящего. Это было до такой степени интенсивно и так ярко, что я совершенно не помню своей болезни и выношу из своего лежания красивые образы и создания моей мысли, счастливые переживания научного вдохновения».

Но все же лучше, пожалуй, обратиться к соответствующим страницам оригинала, разумеется, с некоторыми купюрами, которые я делаю для краткости повествования. Итак:

«Вторник, 9.III.1920.

Не писал более месяца. Перенес сыпной тиф. И сейчас нахожусь еще в состоянии выздоровления. Слаб. Пишу всего полчаса – в первый раз. Мне хочется записать странное состояние, пережитое мною во время болезни....Помню, что среди физических страданий, во время впрыскивания физиологического раствора и после, я быстро переходил к тем мыслям и картинам, которые меня целиком охватывали. Я не только мыслил и не только слагал картины и события, я, больше того, почти что видел их, а может быть, и видел, и, во всяком случае, чувствовал – например, чувствовал движение света и людей или красивые черты природы на берегу океана, приборы и людей. А вместе с тем я бодрствовал.

Я хочу записать, что помню, хотя помню не все. То же советуют мне близкие – Наташа (жена Вернадского. – Примеч. Г. Б.), Нина (дочь), Георгий (брат), которым я кое-что рассказывал. И сам я не уверен, говоря откровенно, что все это плод моей больной фантазии, не имеющий реального основания, что в этом переживании нет чего-нибудь вещего, вроде вещих снов, о которых нам, несомненно, говорят исторические документы....И может быть, в случае принятия решения: уехать и добиваться Института живого вещества – действительно возможна та моя судьба, которая мне рисовалась в моих мечтаниях?»

Кстати, многие контактирующие рассказывали, что они приобретали свои способности получать необычную информацию чаще всего в результате неординарных событий: после серьезной болезни, комы, будучи на грани гибели, чуть ли не после возвращения с «того света». Это становится едва ли не характерным признаком, предшествующим контактированию. Но, конечно, не всегда. Такие контакты могли затем продолжаться долгое время, но бывали и одноразовыми, чтобы больше не повториться никогда.

Но вот что дальше описывает Владимир Иванович из увиденного им в полубреду...

«11. III.1920.

...Подошла старость, и я оценивал свою работу как работу среднего ученого... Эта оценка за последние месяцы претерпела коренное изменение. Я ясно стал сознавать, что мне суждено сказать человечеству новое в том учении о живом веществе, которое я создаю, и что это есть мое призвание, моя обязанность, наложенная на меня, которую я должен проводить в жизнь – как пророк, чувствующий внутри себя голос, призывающий его к деятельности. Я почувствовал в себе демона Сократа. Сейчас я сознаю, что это учение может оказать такое же влияние, как книга Дарвина, и в таком случае я, нисколько не меняясь в своей сущности, попадаю в первые ряды мировых ученых.

Любопытно, что сознание, что в своей работе над живым веществом я создал новое учение и что оно представляет другую сторону – другой аспект – эволюционного учения, стало мне ясным только после моей болезни, теперь....Но вместе с тем старый скепсис остался. Остался, впрочем, и не один скепсис. Я по природе мистик; в молодости меня привлекали переживания, не поддающиеся логическим формам... у меня часто были галлюцинации слуха, зрения и даже осязания. Особенно после смерти брата. Я старался от них избавиться, не допускать идти по этому пути, ибо мне было мучительно чувство страха, когда я оставался один в комнате (даже днем)....Я был лунатиком, так же как мой отец и дед (мистик, доктор, кажется, очень выдающийся человек), и Георгий был им в детстве. Я помню до сих пор те переживания, которые я чувствовал, когда сны состояли из поразительных картин – переливов в виде правильных фигур, разноцветных огней. По-видимому, в это время я начинал кричать (не от страха). Но когда подходили ко мне близкие, больше помню отца в халате, которых я любил, я начинал кричать от страха, так как видел их кверху ногами. Из всего этого у меня сохранялись долго сны звуков... я во сне слышал музыку, и сны полетов....Это приятные, возвышающие человека сны.

...Во время болезни я продиктовал кое-что Наташе....В двух областях шла эта работа моего сознания во время болезни. Во-первых, в области религиозно-философской и, во-вторых, в области моей будущей судьбы в связи с научным моим призванием. На них первых я и остановлюсь».

Однако прежде хочу обратить внимание читателя на упоминание в записях Вернадского «демона Сократа». Оно, думается, не случайно. Вернадский, видимо, неспроста со всем вниманием относился к свидетельствам великих о помощи со стороны Высших Сил. О том же, к примеру, говорят и его размышления о Сведенборге, великом контактере прошлого. Но об этом рассказ далее.

Мудрый Сократ своим признанием о присутствии в его жизни некого существа – демона – волновал души многих поколений мыслителей, иначе бы не пережили тысячелетия эти его откровения. Собственных-то трудов Сократ не оставил, они не сохранились.

Так вот, Сократ говорил, что некий голос сопровождает его с ранних лет и дает советы, но никогда не настаивает. Слово демон тогда не имело нынешнего негативного оттенка, аналогичного понятию дьявол, бес, а обозначало нечто, близкое к духам. Демоны, по тем временам, – это посредники между богами и людьми, сродни римским гениям. У Блаватской в ее «Теософском словаре» пишется, что демон, согласно древним классическим сочинениям, идентичен по значению с Богом, ангелом или гением.

Сохранились, скажем, воспоминания о некоторых предвидениях, которые сопровождали Сократа на протяжении всей жизни – их собирал древнегреческий писатель Антипатр. К примеру, однажды Сократ принимал участие в битве под Делием, которая закончилась поражением их отряда, и во время отступления Сократ не захотел бежать вместе с остальными по одной из трех дорог, а выбрал совершенно иную. На вопрос, почему он так делает, Сократ отвечал, что его не пускает демон. Спустя некоторое время выяснилось, что остатки отряда наткнулись на неприятельскую конницу и многие воины погибли.

Подобные предсказания нередко руководили поведением Сократа, удерживая его от неразумных и опасных поступков. Сам он приписывал такие подсказки откровениям богов, которые можно постигнуть, если развивать в себе способности слышать собственную душу. Подобными навыками сумели овладеть и некоторые его ученики.

А вот что касается Э. Сведенборга... Судьба этого средневекового просветителя волнует и поныне. Интересовала она, как видно, и Вернадского, причем в его весьма зрелые годы. Он пишет в дневнике:

«В «Серафите» (произведение Бальзака. – Примеч. Г. Б.) я встречаюсь опять с Э. Сведенборгом. С ним я встречался не раз. Он давно намечен мною, как один из забытых и не вполне оцененных мыслителей и творцов научного мировоззрения....Когда начали издаваться Шведской академией ученые труды Сведенборга, я не успел с ними ознакомиться. Но всякий, который будет писать историю науки, должен будет выяснить генезис и влияние этой плеяды шведских исследователей. Свои видения упорный старик Сведенборг стремился сохранить для человечества....Сейчас Сведенборг мне интересен как яркое проявление религиозного творчества, связанного с признанием вселенности жизни».

Напомню читателям, что Э. Сведенборг (1688–1772) – шведский ученый, профессор богословия, потом епископ, кстати, член Стокгольмской и Петербургской академий наук, – в 1745 году, будучи в Лондоне, столкнулся с необычным феноменом: ночью в сиянии света к нему явился человек, одетый в красную мантию. Он сказал: «Я Господь Бог, Творец и Искупитель, и Я избрал тебя, чтобы раскрыть людям духовный смысл Священного Писания. Я сам укажу тебе, что ты должен будешь писать».

После этого Э. Сведенборг стал «переноситься духом в небо», в промежуточные миры, где виделся и беседовал со многими известными ему лицами, умершими или недавно, или давно. По возвращении в Швецию, следуя указаниям из духовного мира, он отказался от государственной службы и от научных занятий. При непрерывном, как ему казалось, внушении свыше им было написано около 70 мистических творений, в числе которых основной труд – восьмитомное сочинение «Небесные тайны». Форма сочинения – подробнейший комментарий двух первых книг Пятикнижия Моисея, стих за стихом. В комментариях раскрывался смысл каждого стиха и основных положений Библии.

В предисловии к русскому изданию, со слов Э. Сведенборга, отмечалось: «...все, здесь изложенное, действительно, – мною видено и слышано, не в каком-либо состоянии мысли усыпленной, а в совершенном бдении... Господь открыл внутренние начала мысли и духа моего, и посредством этого я введен в состояние быть в Мире Духовном с ангелами, находясь при этом и в Мире Естественном с Человеком, что и продолжается уже около двадцати пяти лет».

В 1758 году вышло самое содержательное и любопытное произведение Э. Сведенборга «О небе, аде и мире духов». Заметим, что, после того как ученый стал контактировать с Высшим Разумом, он перестал читать богословские и мистические сочинения. Более того, он в тот период своей жизни воздерживался от самостоятельного мышления, записывая лишь те явления своего духовидения и те мысли, которые считал прямо внушенными или продиктованными ему свыше. То есть он постарался быть предельно исполнительным и корректным в сохранении получаемой информации, не пытаясь ее переиначить или изменить. И это делает его записи ценным источником передаваемых для человечества знаний.

Другое дело, что мы не очень-то склонны прислушиваться к ним...

В 1770 году, во время поездки в Лондон, Э. Сведенборг заболел. Больше недели спал, не просыпаясь, а очнувшись, предсказал день своей смерти. Предсказание сбылось в точности.

Но продолжим чтение дневника Вернадского.

«12. III.1920.

...Главную часть мечтаний составляло построение моей жизни как научного работника и, в частности, проведение в человечество новых идей и нужной научной работы в связи с учением о живом веществе....Основной целью моей жизни рисовалась мне организация нового огромного института для изучения живого вещества и проведение его в жизнь, управление им. Этот институт, международный по своему характеру, т. е. по темам и составу работников, должен был являться типом тех новых могучих учреждений для научной исследовательской работы, которые в будущем должны совершенно изменить весь строй человеческой жизни, структуру человеческого общества. Мои старые идеи...явно потеряли реальную основу в крушении России. Не по силам будет изможденной и обедневшей России совершение этой мировой работы, которая казалась столь близкой в случае ее победы в мировой войне. Мне ясно стало – в этих фантастических переживаниях – что роль эта перешла к англосаксам и Америке».

И далее ученый получает довольно подробное описание своих действий по созданию Института живого вещества. Он видит предварительные совещания, видит себя участвующим в международных научных съездах; наблюдает картины свиданий и переживаний, заседаний и споров со знакомыми людьми, а также с незнакомыми фигурантами. Некоторые из этих незнакомцев имеют конкретные фамилии, принадлежность к определенным государствам...

В соответствии со своими видениями, Владимир Иванович якобы переезжает в Лондон со своей женой Натальей Егоровной и некоторое время работает в Британском музее, что давало ему возможность содержать семью. Большую роль в организации нового института сыграет один из блестящих докладов Вернадского, увиденный им во всех подробностях на конференции Королевского научного общества с изложением главных результатов.

Далее он описывает:

«...Я указывал на необходимость создания такого института и в Америке. Все это создало известную атмосферу около моей книги, и когда она через несколько месяцев вышла в свет, она имела огромный успех. И в результате в Америке создали Комитет для организации Института живого вещества и сбора средств. Издание книги дало и материальную независимость.

Она вышла одновременно и на русском языке и была быстро переведена на другие языки. Я стал известностью.

Такова схема первых успехов. В течение болезненных мечтаний на этой почве шли разнообразные более мелкие картины, иногда очень яркие и полные подробностей: новые дружеские связи, сношения с Россией и Америкой и т. п.

После выхода книги... я немедленно принялся за написание курса минералогии... в котором я как бы переносил в мировое научное сознание всю ту работу, которую я проделал во время долгих лет московской университетской деятельности....Книга, изданная в двух томах, имела тоже большой успех, особенно в Америке, а затем я непрерывно, до 80-летнего возраста, ее изменял, дополнял и перерабатывал. Одновременно вышло русское издание, и она была переведена на другие языки».

События странного видения развивались дальше. Вернадский пишет, что наблюдал в своих видениях, как шла постройка зданий института. Был огромный главный корпус недалеко от океана, большая библиотека внутри. Кругом, среди парка и цветов, располагались дома научного персонала и служащих, для него, директора, тоже был построен дом недалеко от института.

Вернадский в своем дневнике даже перечислил основных сотрудников из своих друзей и соратников, в том числе новых – например американцев, англичан, немцев.

«Я ясно себе представил торжество открытия; прибыло много гостей; пароход из Европы (и русские). Удивительно ярко и несколько раз рисовалось мне действие двух больших приборов, разлагавших организмы в количестве десятков тысяч кило. Описания и принципы приборов продиктовал Наташе.

... К сожалению, я запомнил только часть мелькавших передо мной открытий и новых явлений. Ясно одно – что здесь область бесконечно великая нового....Но работа сделана, и забытое, вероятно, выплывет позже в сознании моем. Или есть мысли, догадки, достижения интуиции, которые промелькнут, и если не будут зафиксированы, исчезают навсегда? Весьма возможно, так как область познания и созерцания бесконечна».

Остановимся на последних страницах его дневника.

«15. III.1920.

...Так шла жизнь почти до конца. Я как будто бы стал во главе Института, когда мне было 61–63 года и оставался им до 80–84, когда ушел из него и поселился доживать свою жизнь в особом переданном мне здании с садом, не очень далеко. Здесь я всецело ушел в разработку того сочинения, которое должно было выйти после моей смерти, где я в форме отдельных мыслей и отрывков пытался высказать и свои заветные мысли по поводу пережитого, передуманного и перечитанного, и свои философские и религиозные размышления. Частию это были те наброски, которые я делал в часы досуга и стороннего чтения, частию вновь написанные. Ярко пробегали в моей голове во время болезни некоторые из этих мыслей, которые казались мне очень важными и обычно фиксировались в моем сознании краткими сентенциями... Я помню, однако, что некоторые из этих мыслей имели характер гимнов (которых я никогда не пробовал раньше писать).

Умер я между 83–85 годами, почти до конца или до конца работая над «Размышлениями». Я писал их по-русски и очень заботился, чтобы одновременно вышел точный английский перевод.

...Так закончилась моя жизнь. Мне хочется здесь сказать несколько слов по поводу этих «Размышлений перед смертью». Для меня именно это настроение является наиболее странным. Я совершенно ни о чем подобном не думал за эти долгие месяцы и годы».

Еще одно важное замечание на страницах дневника:

«16. III.1920.

...Любопытно, что, сколько помню, ни разу во время болезни и по сейчас область этих переживаний не переходила в сны, и я мог засыпать и могу засыпать только тогда, когда замирают образы, связанные с этим построением моей жизни...»

То есть это действительно были видения, трансляция откуда-то, а не сон, что конечно же упрощало бы задачу объяснения данного феномена скептиками.