Глава 19. В начале декабря 1814 года мы достигли дельты Миссисипи

БИТВА

В начале декабря 1814 года мы достигли дельты Миссисипи. С наступлением вечера мы вошли в главную протоку и сразу же наткнулись на британский военный корабль, стоявший на якоре как раз посередине. Гарт успел развернуть шхуну, пока британцы нас еще не заметили, и она скользнула в узкий боковой рукав, ведущий в залив.

– Черт, – прошипел Гарт, – теперь нам придется плыть в озеро Борн и дальше волочить шхуну по земле, но, готов поспорить, они и этот путь заблокировали.

– Нам остается одно – плыть в Баратарскую бухту. Навестим Гранд‑Терру, Гарт. Жан поможет нам добраться до Нового Орлеана.

– Если он уже не помог англичанам, – проворчал Гарт.

– Он никогда так не поступит! Я знаю его, Гарт. Жан ненавидит британцев.

– Британцы наверняка поставили заслон. Нам не пробраться через пролив к бухте, мы угодим прямо в ловушку, – возразил Гарт.

– Я знаю здешние места. Мы сможем улизнуть от англичан и добраться до Гранд‑Терры со стороны бухты. Точно, припоминаю. Мы сейчас находимся чуть южнее того места, где мы брали на абордаж «Мэри Роуз». Мое первое пиратское приключение. Я была так напугана!

– В пиратстве, как в любви. Первый раз обычно не самый лучший.

Через юго‑западный пролив мимо Тигриного острова мы попали в бухту, к архипелагу островов, в числе которых была и Гранд‑Терра. Гарт смотрел в телескоп, а я вела шхуну, осторожно лавируя между островами.

– В полумиле от острова стоят на якоре два британских судна, – объявил Гарт. – Удивляюсь, как это твой приятель не вышвырнул их из своих вод!

– Лафит что‑то задумал, – уверенно возразила я. – Можешь не сомневаться, он не позволил бы им бросить якорь, если бы у него не было на то серьезных причин, мой друг.

– Полагаю, Лафит устал от постоянных стычек с Клайборном и решил, что под покровительством англичан его дела пойдут еще лучше.

– Ерунда! – возмутилась я. – Жан не предатель! Я никогда не поверю! Никогда!

Мой пафос едва ли убедил Гарта.

– Лафит приобрел преданного друга в твоем лице, Элиза, – сказал он. – Стала бы ты так же яростно защищать меня?

– Лафит ни разу меня не предал. Он никогда не принуждал меня ни к чему такому, чего бы мне не хотелось, не использовал меня, не брал силой, не грубил и не обижал. Я могу доверить ему все самое дорогое, даже свою жизнь, и я знаю, что он этого заслуживает.

– Счастливчик, – протянул Гарт и поднял к глазам бинокль.

Мы достигли северных берегов Гранд‑Терры в густом тумане и почти полной темноте.

– Здесь очень мелко, – сказал Гарт. – Судно легко может сесть на мель, если не соблюдать осторожность.

Гарт измерил глубину.

– Корабль почти царапает дно. Сколько до берега?

– Не могу сказать. Сейчас так темно, что я не вижу ни одного знака, по которым можно определять расстояние.

– Ну что же, тогда настало время немного поплавать, Элиза. Будем надеяться, что аллигаторов тут нет, – сказал Гарт, засовывая за пазуху пакет с записями в водонепроницаемом мешке.

– Здесь их сотни. Почему бы тебе не отдать бумаги мне, пока ты будешь завлекать этих очаровательных животных?

Гарт засмеялся. Мы приготовились покинуть «Морского демона». Внезапно Гарт взял мою руку в свою. Впервые за эти недели он дотронулся до меня. Я не видела его лица, только слышала голос.

– Почти все позади, Элиза. Ты боишься?

Сердце мое колотилось, но не от страха.

– Нет, – спокойно сказала я и скользнула за борт.

Мы вместе выплыли на берег, и я повела Гарта к особняку Лафита. Мы шли молча и бесшумно, но, пройдя по берегу шагов двадцать, я вынуждена была остановиться, почувствовав под ребром прикосновение холодного металла.

– Стойте, если не хотите измазать своими внутренностями песок.

– Август? – спросила я, узнав голос одного из людей Жана. – Это ты?

– Мадемуазель Элиза? – удивленно протянул он. – Вот так дела! Эй, Жан‑Поль, посмотри, кто к нам пожаловал! – крикнул он товарищу, пленившему Гарта. – Это мадемуазель Элиза, она вернулась домой! Что это ты, маленькая разбойница, приходишь домой как воровка? Ты что, хочешь, чтобы тебя убили?

– Нет, Август, не хочу! Нам надо повидаться с Жаном, это очень, очень важно!

– Англичане взяли Новый Орлеан? – вмешался Гарт.

– Кто этот парень, – нахмурился Жан‑Поль, – твой пленник?

– Нет, он… он – друг. Скажите нам, что происходит? Залив кишит британскими судами.

– Лучше вам спросить у Жана, – проворчал Август. – Он как раз сейчас принимает у себя британских военных.

– Наверное, продает им оружие, – пробормотал Гарт сквозь зубы.

– Нет! – воскликнула я. – Давайте быстрее к Жану!

Я бегом взбежала по ступеням особняка и вихрем ворвалась в дом. Лили несла в библиотеку поднос с бренди и тремя бокалами. Увидев меня, она вскрикнула и всплеснула руками. Поднос упал на пол, хрусталь разбился с печальным звоном. В следующее мгновение я упала ей на грудь. Добрая негритянка гладила меня по спине и со всхлипами причитала:

– Мисс Элиза, мисс Элиза! Не могу поверить! О, подождите, мистер Лафит должен на вас посмотреть! О, детка моя, сегодня великий день! Мы думали, ты умерла! А вот и твой парень!

Из‑за закрытой двери библиотеки донесся голос Лафита.

– Думаю, мне надо посмотреть, что случилось. Так трудно в наши дни найти хороших слуг. Прошу меня простить, джентльмены.

Жан вышел в холл и закрыл за собой дверь. Увидев меня, он остолбенел. Я глупо ему улыбнулась. Он распахнул объятия, и я кинулась ему на грудь.

– Слава Богу, Элиза, – пробормотал он тихо. – Я думал…

И тут он увидел Гарта.

Жан отодвинул меня от себя и приложил к губам палец. Кивнув в сторону библиотеки, он шепотом произнес:

– Отведи Гарта наверх, Элиза. Вам надо переодеться и вымыться. Лили поможет. Торопитесь. Я за вами зайду, как только провожу гостей.

Я благодарно улыбнулась ему. Жан прижал мою руку к губам и пошел в библиотеку.

– Женщины такие впечатлительные, – донеслось из библиотеки. – Одна несчастная ящерица и…

Мы с Гартом пошли следом за Лили наверх. Негритянка продолжала что‑то возбужденно бормотать себе под нос.

– Я сейчас принесу вам воды для ванны. Мигом – туда и обратно. И поесть тоже. Вы, должно быть, голодали. Мисси Лиза, на вас поглядеть, так вы будто жили в какой‑то яме! Раздевайтесь пока, а я отведу этого джентльмена в спальню мистера Лафита и тоже ему все приготовлю.

Гарт зашел ко мне, когда я заканчивала свой туалет. На Гарте были серые брюки и белая рубаха с рюшами.

– Лили и вправду сумела найти вещи, которые мне впору, – сказал он. – Вот уж не ожидал.

– Лили, наверное, перерыла все склады. Кто знает, Гарт, может быть, ты сейчас одет в костюм испанского гранда или английского лорда.

Гарт растянулся в кресле.

– Ты прекрасно выглядишь, Элиза. Готов поспорить этот наряд сшит специально для тебя.

Я натянула белые атласные туфельки.

– Да, это так. Я думала, Жан все выбросил или продал.

– Как трогательно! – заметил Гарт. – Священные реликвии твоей красоты.

– Не смей издеваться, – возмутилась я. – Ты его не понимаешь! Ты никогда его не поймешь! Ты никогда не любил.

– Зачем мне сувениры? У меня есть живое сокровище.

– Что же, ненадолго, – сказала я. – Скоро мы расстанемся навсегда. То‑то ты обрадуешься. Ты ведь не захочешь сохранить воспоминания о том страшном времени, когда мы были вместе?

– Ты считаешь это время ужасным? Лично я наслаждался, – протянул Гарт.

Жан, вежливо постучавшись, вошел в комнату.

– Прошу меня простить. Я не хотел бы лишать моих драгоценных гостей своего внимания. Вы ели?

– Я думаю, вам лучше рассказать нам, что здесь происходит, Лафит, – нетерпеливо сказал Гарт.

– Только после того, как накормлю вас, мой друг. Пойдемте. Я попросил Лили сервировать нам ужин в библиотеке. Тогда и расскажете о своих приключениях.

– Мы прибыли сюда не с дружеским визитом, – сказал Гарт. – Мне нужно как можно быстрее встретиться с губернатором Клайборном.

– Конечно, я понимаю.

Мужчины пристально смотрели друг на друга.

– Мы ваши пленники, мистер Лафит? – тихо спросил Гарт.

– Господи!

Жан выглядел удивленным и несколько задетым.

– Конечно, нет! Вы – мои почетные гости. Будьте как дома. Прошу вас, спустимся в библиотеку, и я вам все объясню, – сказал Жан, предлагая мне руку.

– Месье Мак‑Клелланд счел тебя перебежчиком, Жан, – сообщила я. – Я не смогла убедить его в обратном.

– Только потому, что я принял у себя двух жалких красномундирников? Мои дорогие, а как по‑другому я мог узнать об их планах относительно Нового Орлеана и меня лично? Пришлось притвориться, что я принимаю их предложение.

– Предложение? – заинтересовался Гарт. – Они, вероятно, предлагали продать им оружие?

– Нет, свои громадные запасы оружия и пороха я передам в дар генералу Джексону, если он, конечно, захочет принять от меня этот подарок. Эти британцы считают, что раз я француз, я должен недолюбливать американские власти за бесцеремонное вмешательство в мои дела. Они хотят, чтобы я и мои люди выступили на их стороне в войне за независимость! Пойдемте, я покажу их письма.

Мы прошли в библиотеку. Лили принесла нам дымящееся рагу из раков, горячий хлеб и холодное шампанское. За едой Гарт просмотрел письма британского командования Жану Лафиту.

– Видите, – с ухмылкой заметил Жан, – все просто: или я соглашаюсь на сотрудничество или разоряют Гранд‑Терру.

– О Жан!

– Все в порядке, Элиза. Я уже сделал приготовления. Мои документы, мои рабы, самое ценное из товаров уже переправлено в надежное место. Эти джентльмены пришли сюда за ответом. Я просил отсрочки, говорил, что половина моих людей против, поскольку боятся, что после боя их закуют в кандалы и отправят на виселицу. Я сказал, что попробую переубедить их, но для этого мне нужно как минимум две недели. Меня заверили, что в случае победы, а в том, что они победят, нет никаких сомнений, всем пиратам даруется прощение.

– А вы хотите получить от Джексона еще более заманчивое предложение, – сказал Гарт.

– Вовсе нет. Мы просто готовы умереть за родину, за Америку, мы все. Однако губернатор Клайборн уже однажды отказался от моей помощи, так что я вынужден обращаться к генералу Джексону напрямую. Генерал – солдат, он выше того, чтобы сводить личные счеты в критический момент. Завтра для встречи с ним я отбываю в Новый Орлеан. Мои люди доставили мне подробные сведения о боевой мощи британцев, и даже если наш дорогой генерал не захочет воевать с нами бок о бок, он все равно должен быть благодарен за эти сведения.

– Я знала, Жан, что ты никогда не переметнешься к англичанам, – с чувством сказала я.

– Ну что же, – пожал плечами Жан. – У нас с губернатором различные взгляды на некоторые вещи, но несчастье у обоих одно и враг общий. Мы оба любим эту землю, и оба хотим быть свободными. Я не хотел бы жить в британской колонии. А сейчас настал ваш черед рассказать мне, что привело вас в сей дом ночью, накануне сражения?

– У нас есть дополнительные сведения о планах британцев и их морских силах, – сказал Гарт. – Наверное, мы слишком опоздали…

– Не думаю, – возбужденно заговорил Жан. – Что у вас? Покажите.

Гарт замялся лишь на мгновение – и достал пакет. Мужчины склонились над записями, разбирая листок за листком. Время от времени Жан восхищенно восклицал:

– Невероятно! Ваш шпион, должно быть, живет в заднем кармане адмиральских штанов!

– Горячо, Жан, – сказал Гарт. Лафит внимательно посмотрел на меня.

– Я должен был догадаться, Элиза! – восхищенно сказал он. – Вам повезло, Гарт, что она воюет на вашей стороне. Нет лучше товарища и надежнее друга! Но вы, наверное, знаете обо всем этом сами.

– Да, – тихо сказал Гарт и пристально посмотрел на меня, – знаю.

– Ты теперь стала по‑настоящему одной из нас, Элиза, – сказал Жан.

– Нет, не совсем. Исход этой битвы не окажет влияния на мою дальнейшую судьбу. При первой возможности я собираюсь вернуться во Францию.

Жан смотрел то на меня, то на Гарта.

– Вот как, – вздохнул он. – А жаль. Америка лишается очень красивой патриотки. Мне будет жаль, если ты уедешь. А вам, Гарт?

Гарт ничего не ответил.

– Франции тоже нужны патриоты, Жан, – сказала я. – И сейчас сильнее, чем когда‑либо раньше, потому что она потеряла своих лучших людей.

– Ты можешь рассчитывать на мою помощь, – сказал Жан. – Я так рад увидеть тебя вновь. Элиза, я слышал, что твой муж умер и ты… пропала. Я пытался разыскать тебя, но безуспешно.

Милый Жан. Он один старался мне помочь. Гарт даже не подумал об этом, сразу решив, что все услышанное – правда.

– Я не убивала его, Жан.

– Я знаю, моя хорошая. Если бы ты убила, ты бы ни за что не стала убегать. Ты не трусиха.

Я улыбнулась ему и поцеловала в щеку.

– Спасибо, Жан, – прошептала я нежно.

Гарт резко поднялся.

– Я должен ехать, – сказал он, – немедленно. Мне надо попасть к генералу Джексону как можно быстрее.

– Мой друг, сегодня вы уже никуда не попадете. Над заливом густой туман, и ни один из моих людей, а они, поверьте, прекрасно знают здешние болота, не отыщет в такую погоду пути на Новый Орлеан. Все равно что искать черную кошку в темной комнате. Нет, боюсь, вам придется дождаться утра. На рассвете мы отправимся туда вместе. Доминик с командой бойцов останется здесь. Если британцы заподозрят неладное и нападут на Гранд‑Терру, он подожжет склады, а после этого, конечно, займется их кораблями. Вы согласны, Гарт? Мы проведем наши лодки через залив и, даст Бог, вместе попадем к доброму генералу. Я думаю, ему захочется поблагодарить мадам Элизу и поздравить ее с успешным выполнением сложной операции.

– Ну что же, – пожал плечами Гарт. – У меня нет выбора. Я выкурю сигару на берегу, если вы не возражаете. Спокойной ночи, Элиза.

Гарт ушел, оставив нас вдвоем с Жаном. Я проводила его взглядом, вздохнула и опустила голову на руки. Жан сел рядом и положил мне руку на плечо.

– Элиза, что случилось? Ты сегодня такая грустная, такая потерянная. Пожалуйста, расскажи, что тебя тревожит.

– От тебя ведь ничего не скроешь, Жан? Я… У меня будет ребенок.

– Что за чудесная новость, моя дорогая! А мы думали, что у тебя не может быть детей. Так это же замечательно! Я уверен, что Гарт будет в восторге.

– Гарт не знает, и я не хочу ему говорить. Я хочу одного – уехать от него, из этой страны. О, Жан, я так несчастна.

– Но почему? – недоумевая, спросил Жан. – Ты ведь его любишь?

– Да, да, всем сердцем. Я буду любить его до самой смерти, но он меня не любит. Он никого не любит.

– Ба! Что за чушь! Неужели ты думаешь, что кто‑нибудь, не любя, стал воевать с самим Лафитом?

Я улыбнулась и пожала руку Жана.

– Ты – чудо, милый. Пойду‑ка я лучше наверх.

– Нет уж, сядь. У меня еще осталось немного того бренди, что разлила Лили. Господи, что она устроила за переполох! Будто увидела привидение! Впрочем, она была недалека от истины. Давай рассказывай все по порядку. Элиза, тебе нужно кому‑нибудь выговориться, а я с удовольствием побуду в роли исповедника.

Я рассказала ему обо всем, что случилось в «Ля Рев» и потом. Жан слушал со скорбным лицом, время от времени восклицая: «Какой ужас! Ах, Элиза, я согласился бы отрубить руку, если бы тебе это помогло!» или «Ну и дурак этот Гарт Мак‑Клелланд, слепой кретин! Как он может тебя отпустить!»

– Мы не сможем быть счастливы вместе, – сказала я. – И тому много причин: и из‑за того, что сделала со мной Жоржетта, и из‑за того, как он со мной обращался. Из‑за всего того плохого, что случилось со мной по его вине. Жан, я не могу доверять ему, ты ведь понимаешь меня! Женщина для него – ничто. Он не любит меня. Ни разу он не дал мне понять, что любит, – ни словом, ни знаком. Он из тех мужчин, в жизни которых нет места для женщины. И еще – я не хочу быть его любовницей. Я не хочу жить на задворках его жизни в постоянной неуверенности и страхе.

– Но он не любит свою жену, – сказал Жан. – Он будет принадлежать только тебе, Элиза, тебе одной.

– Нет, Жан, он принадлежит только себе. Я лучше привезу своего незаконнорожденного ребенка домой и проживу остаток жизни в позоре, чем стану молить его о любви.

– Ты слишком горда, Элиза. Я уверен, расскажи ты ему о ребенке…

– Нет! Я не стану привязывать его к себе с помощью фальшивых уз.

– Дитя любви – не фальшивка, Элиза.

– Но этот ребенок плод не любви, он плод горечи, злости, насилия. Неужели ты думаешь, что я стану использовать против Гарта такое оружие? Я согласна скорее потерять Гарта навеки, чем заслужить его жалость. И не смей ему ни о чем говорить! Обещай мне, Жан. Обещай сохранить мою тайну.

Я заплакала. Жан обнял меня и нежно погладил по голове.

– Твоя тайна в надежных руках, ты знаешь, Элиза, но, Боже мой, какой же он глупец!

Поздно вечером я проснулась оттого, что кто‑то зашел ко мне в комнату через балконную дверь.

– Что это? – зашептала я. – Кто там?

– Гарт.

– О, – сказала я, откинувшись на подушку, – мы уже как‑то разыгрывали похожую сцену, как я помню.

– С небольшими различиями, – сказал он, присаживаясь на край кровати. – На этот раз мне не пришлось карабкаться. Я сплю в соседней комнате.

– В самом деле? – тихо рассмеялась я. – Лафит, вероятно, пытается разыграть купидона. Надо было его предупредить, что у него все равно ничего не получится.

– Вы двое походили сегодня на двух голубков. Он позже сказал мне, в очень любезной манере, разумеется, что я дурак. Так какие байки ты обо мне рассказывала?

– Ни одного слова лжи – только правду.

В темноте я не видела его лица, только контуры фигуры, но я ощущала его присутствие, чувствовала его всей кожей.

– Он составил собственное мнение. Мне жаль, что он считает тебя дураком, ему не следовало говорить об этом вслух, но Жан, знаешь ли, человек довольно импульсивный.

– И ты с ним согласна? – спросил Гарт, играя с черным локоном, упавшим мне на плечо.

– Если и так, то что? Ты захочешь измениться к лучшему?

– Нет. Я вел себя глупо, но я не дурак. Что ты собираешься делать в Новом Орлеане?

– Поселюсь в доме Лафита до окончания войны, а там с первым кораблем отправлюсь во Францию. Кто знает, если победят британцы, может быть, я уговорю своего старого знакомого, генерала, выполнить обещание, данное им в Вашингтоне.

Гарт положил мне руку на грудь. Я оттолкнула его.

– Иди спать, Гарт, уже поздно.

– Я не уйду, Элиза. Эту последнюю ночь я проведу с тобой, если ты не возражаешь.

– Прошу тебя, Гарт, ты обещал…

– Всему приходит конец, моя дорогая: странствиям, романам, обещаниям.

Где‑то внутри, в темных глубинах моего существа, возникло странное ощущение, будто меня засасывает водоворот. Гарт сорвал с меня одеяло и распахнул свой халат. Он был наг. Укрыв меня своим телом, он покрывал поцелуями лицо, шею, руки. Я выскользнула из‑под него, соскочила с кровати и метнулась в угол. Гарт бросился за мной. Я резко обернулась, наставив ногти ему в глаза. Он сжал мне кисти и завел за спину руки. Я мотала головой и била ногами.

– Ты никогда ничему не научишься, – процедил он сквозь зубы.

Я выругалась. Гарт распахнул мою ночную рубашку и вонзился зубами в сосок. Я вскрикнула. Не обращая внимания на мои возгласы, он заставил меня опуститься на пол. Губы его жгли мою плоть, и, как я ни противилась, не могла не почувствовать, как наливается ленивым теплом мое тело.

– Пожалуйста, отпусти мне руки, – сказала я, чуть дыша. – Ты делаешь мне больно.

– Чтобы ты выцарапала мне глаза? Нет, спасибо, Элиза. Я знаю ваши женские штучки.

– Гарт…

Я затихла. Стало слышно, как бьется рядом с моим его сердце.

– Гарт, прошу, отпусти.

Гарт подождал немного и отпустил мои запястья. Я легонько погладила твердые мышцы его бедер, ягодиц и спины. Гарт вздрогнул всем телом, чуть застонав. Я обвела рукой абрис его крепкого мужественного подбородка, ровного и чистого лба, губ. Мне хотелось навек запечатлеть в памяти его лицо, запомнить его нос, щеки, лоб. Я запустила пальцы в золотые волосы и придвинула его лицо к себе, так, что наши губы почти соприкоснулись.

– Ну почему мы все время должны воевать? – с тоской проговорила я. – Почему мы не можем хотя бы на этот раз быть только любовниками, а не противниками. Я хочу тебя…

– Какая разница, хочешь ты или нет? Я намерен взять тебя, женщина, здесь и сейчас, нравится тебе это или нет.

– Зато для меня есть разница, – прошептала я. – Я хочу запомнить эту ночь навсегда. Пожалуйста, будь со мной ласков, мой дорогой.

Гарт сжал меня в объятиях и застонал.

– Временами я готов убить тебя, Элиза, – сказал Гарт, поглаживая мне шею. – Я мог бы одной рукой свернуть твое белое горлышко и выдавить из тебя жизнь.

– Зачем? Я засела у тебя в печенках?

– Ты слишком хорошо знаешь об этом, – хрипло проговорил Гарт.

Мы слились в долгом томном поцелуе. Он вонзил в меня свое трепещущее орудие. Я захлебнулась готовым вырваться криком. Должно быть, Гарт почувствовал, что со мной что‑то не так.

– Ты боишься?

– А тебе не все равно?

Гарт долго молчал. Он лежал недвижим, укрывая меня своим великолепным телом, а потом сказал, убирая с моего лица черную прядь:

– Да, черт возьми, не все равно.

– Я не боюсь, – тихо сказала я. – Я только боюсь, что не смогу…

– Сможешь, – сказал он, начиная внутри меня медленное плавное движение.

– Так вот твое знаменитое лекарство, доктор? – поддразнивая, спросила я. – Что, если мне не поможет?

– Никуда не денешься, – засмеялся Гарт, – если не хочешь так провести всю ночь.

Со вздохом удовлетворения я забылась в его объятиях. Язычки зажженного им пламени ласкали меня, огонь его любви согревал меня. В эту ночь мы спали мало, истосковавшись по любви. Сама не знаю как, но ему удалось освободить меня от страшной боли, которую я носила в себе с того самого дня, когда мы любили друг друга в маленьком домике на границе «Ля Рев» и Хайлендса. В эту ночь я не думала о будущем. Я жила только настоящим.

Перед рассветом Гарт прижал меня к себе крепко‑крепко и сказал:

– Ты не вернешься во Францию.

– Но, Гарт…

– Я не пущу тебя. И не спорь со мной, Элиза.

– Но ты не…

Протесты мои потонули в его поцелуе. Я слышала его жаркий шепот:

– Ты нужна мне, Элиза. Бог видит, как ты мне нужна. Будущее само о себе позаботится.

Вскоре после рассвета мы уже пересекали в шлюпках Баратарский залив. Жан и Пьер плыли в первой лодке с самыми крепкими людьми, увозя лучшие из принадлежавших ему вещей: Рембрандта, несколько великолепных серебряных кубков, которые предназначались губернатору Клайборну, но загадочным образом не попали по назначению, и несколько простых подсвечников‑канделябров, привезенных с Гаити, где они украшали родительский дом. Мы с Гартом плыли на лодке вместе с Августом, Жаном‑Пьером и еще тремя крепкими матросами. За нами шла еще одна лодка с оставшимся драгоценным грузом, который Жан не захотел оставлять британцам.

Я была в простом сером платье и с шалью на плечах. Помогая мне зайти в лодку, Гарт сказал:

– Твой друг Лафит сияет как сытый кот.

– То же можно сказать и о тебе.

– Приятно знать, что тебя не удостоили пожизненного клейма круглого дурака за то, что ты был дураком только временно.

Я оглянулась на Жана, который, победно улыбаясь, чуть погладил ладонью живот, одними губами спросив:

– Ты сказала?

– Что это он сейчас делает? – спросил Гарт.

– Наверное, тоскует по завтраку, – смущенно проговорила я и, сложив трубочкой губы, так, чтобы понял один Жан, показала: «non!» Жан пожал плечами и опустил руку.

Клочья тумана висели над водой. Несмотря на декабрь, воздух был густым и влажным, обещая теплый и слякотный день. Слышалась лишь птичья перекличка да хлюпанье наших багров в болотистой жиже, покрывавшей дно мелководного залива.

Внезапно тишину разорвал ружейный залп. Я во все глаза смотрела вперед, на лодку Жана, но она попала в полосу тумана, и я ничего не увидела. Мужчины в нашей шлюпке насторожились, схватившись за ружья.

– Эй, кто‑нибудь, дайте мне ружье, – прошептала я, и чья‑то рука положила в мою протянутую руку нож, Август снабдил меня заряженным пистолетом.

Выстрелы приближались, я уже различала крики и красные всполохи. Наша лодка оказался в кольце.

– Британская разведка, – тихо сказал Гарт. – Они, вероятно, догадались, что после их визита Лафит что‑то предпримет.

Британцы были повсюду. Казалось, их не меньше сотни, они наступали со всех сторон. Наша шлюпка накренилась и едва не потонула, когда нас попытались взять на абордаж. Затем, совсем рядышком, я услышала новые залпы и крики. Пираты Лафита. В который раз Жан переиграл врага, устроив ему засаду.

Бой был жестоким. Я посмотрела на Гарта, отстреливавшегося от врагов.

– Ложись, Элиза. Ты хочешь, чтобы тебе оторвало твою дурацкую голову? – приказал он.

«Милый Гарт, – усмехнулась я про себя. – Как всегда, сама внимательность и такт!»

Атака была отбита, и наша шлюпка поплыла дальше. Густой туман скрывал от нас картину боя. Вдруг шлюпка с глухим стуком ткнулась в деревянную стену; из тумана прямо на нас выползли красномундирники.

– Гарт, – закричала я.

Он увидел их и кинулся ко мне. Гарт отшвыривал солдат одного за другим, пока здоровый детина не ударил его прикладом. Гарт упал на дно, и британец уже был готов проткнуть Гарта штыком, но не успел: я выстрелила ему в голову. Несчастный с простреленной головой с громким плеском упал в воду. Я склонилась над Гартом, чтобы проверить, насколько серьезно он ранен, и вдруг почувствовала чьи‑то руки на горле. Мир стал чернеть. Эти же руки вытащили меня из лодки и куда‑то поволокли. Последнее, что я помнила, взрыв смеха, а за ним – пустота.

– Когда она придет в себя, приведите ее ко мне.

Голос показался знакомым.

– Да, сэр.

Кто‑то хлопал меня по щекам.

– Вставай, красотка. Ты не умерла, только поспала немножко.

Я открыла глаза. Чьи‑то сильные руки помогли мне подняться.

Я была на корабле, а мужчины, окружавшие меня, были британскими солдатами. Они были одеты в синие мундиры, а на головах – твердые шляпы, похожие на суповые тарелки. Солдаты мерзко ухмылялись.

– Та самая дьяволица, что застрелила сержанта, – сказал один из них. – Должно быть, это и есть знаменитая луизианская дикая кошка.

– Пойдем, маленькая леди, – сказал самый высокий солдат. – Адмирал хочет с тобой увидеться.

Я вспомнила, где слышала этот голос.

– Адмирал Кокрейн?

– Он самый. Так вы знакомы?

Я пригладила волосы и оправила платье.

– Мы встречались, – сказала я, – во времена не столь отдаленные, но куда более счастливые.

Солдаты развеселились. Мой конвоир хлопнул меня по спине.

– Какое удивительное совпадение. Не так ли, ребята? Пошли, мадам. Уверен, что вы так же жаждете встречи с ним, как и он с вами.

Солдаты встретили эту сентенцию дружным взрывом хохота. Мы поднялись на палубу. Вдали за бортом смутно виднелись очертания Гранд‑Терры.

Мы были на борту адмиральского флагмана «Королевский дуб». Генерал Росс не раз приводил меня сюда, когда корабль стоял на якоре на реке Потомак вблизи Вашингтона. Адмирал устраивал балы и праздники для офицеров и их жен. Мой конвоир, боцман по имени Керби, подвел меня к адмиральской каюте и постучал. Голос из‑за двери приказал войти.

Керби отсалютовал.

– Пленница доставлена по вашему приказанию, сэр.

Форрест Кокрейн сидел за массивным столом и писал.

Когда он поднял на меня глаза, холодные, голубые глаза на длинном, с резкими чертами лице с крючковатым носом и всклоченными белыми волосами, я невольно поежилась. Кокрейн напомнил мне хищную птицу.

– Мадам, какое волнующее стечение обстоятельств, – сказал он. – Вначале вы – почетная гостья генерала Росса, а сейчас я вдруг нахожу вас в компании воров и бандитов. Ваш выбор друзей поистине удивляет, впрочем, не меня: я знаю, что женщины вашей породы не очень разборчивы.

– И тем не менее и Лафит, и генерал – мои друзья, – сказала я, натянувшись, как струна. – Могу я спросить, как поживает генерал?

– Генерал геройски погиб у Балтимора.

– О, как жаль! – сказала я, запинаясь.

– И мне жаль. Но вас, мадам, мне жаль еще больше. Вы думали, что найдете в этом стане друга, а теперь вы поняли, что проиграли. Я знаю, что вы из себя представляете в действительности и чего стоите, и не жалею о том, что Росс погиб, так и не узнав, что пригрел на груди змею.

– Не понимаю, о чем вы.

– Прекрасно понимаете. Не зря я нашел вас в Луизиане в обществе обыкновенных бандитов.

– Я уже говорила, что Лафит – мой друг. Что странного в том, что я решила навестить старого друга?

– Ничего. Но я знаю, что Роберт хранил у себя копию плана нападения на Новый Орлеан. Я помню, как через несколько дней после вашего внезапного исчезновения он с поразительной наивностью поведал мне, что в его бумагах как будто кто‑то рылся. А Лафит удивительно верно осведомлен о наших планах…

– Я здесь ни при чем!

– … настолько верно, что его невозможно застать врасплох, так что складывается впечатление, будто его предупредили. Это так, мадам? Вы предупредили своего дружка о том, что мы можем до него добраться? Вы сообщили губернатору этого штата, что мы собираемся взять бразды правления Луизианой из его усталых рук? Я с самого начала подозревал вас. Я не дурак. Я видел, как вы действуете, совращая простосердечного солдата, отнимая его у любящей жены, отрывая от выполнения долга!

– Это ложь! – воскликнула я. – Он знал еще моего отца!

– Ах да, ваш героический папаша, наполеоновский генерал. Ваша сказка очень мало походит на правду, мадам. Завтра вы скажете, что сам Веллингтон качал вас на коленях, когда вы были ребенком. Вы изощренная лгунья и шпионка, мадам. Я еще могу поверить в то, что Росс действительно был знаком с наполеоновским генералом, но в то, что дочь этого генерала неожиданно появляется у его порога в разгар военных действий в американском городе, – увольте!

– Вы опытный человек и должны знать, что жизнь иногда преподносит и не такие сюрпризы, – возразила я, пожав плечами. – Как я могу убедить вас в своей невиновности?

– Никак, – отрезал адмирал. – Что бы вы мне ни сказали, мое мнение о вас останется неизменным. Вы можете говорить мне, что небо синее и вода мокрая, но я все равно вам не поверю. Вы – американская шпионка, франкоговорящая уроженка Луизианы. Вас послали к генералу Россу, снабдив нелепой легендой о том, что вы – дочь человека, которого ни разу не видели…

– Он был моим отцом!

– … шпионили за нами и скрылись с добытой информацией, чтобы передать сведения мошеннику Джексону. Я не собираюсь вас обыскивать: слишком поздно – и не собираюсь продолжать этот допрос. Вы – шпионка, мадам, и вас за это повесят.

– Вы не имеете права! Я гражданка Франции, я не американка.

– Шпионы не имеют родины, – рявкнул Кокрейн. – И прав у них нет никаких. Сейчас война, мадам, и вас будут судить по законам военного времени. Я хозяин не только на этом корабле, но и на всей территории. Я приговариваю вас к смерти и прослежу за тем, чтобы приговор был приведен в исполнение. Уведите ее, Керби, меня тошнит от одного взгляда на нее.

Керби взял меня за плечо, но я отшатнулась.

– И когда вы собираетесь меня вздернуть? – поинтересовалась я.

– Когда у меня будет настроение. Скорее всего завтра утром, на рассвете. Не думаю, что вам удастся спастись и предупредить ваших американских дружков о предстоящей атаке, – закончил он с жестокой улыбкой.

– Вы уже опоздали, адмирал, – злорадно сказала я. – Они уже предупреждены. И они встретят тебя, как полагается. Надеюсь, они спалят ваши корабли дотла и вас вместе с ними!

– Керби, уведи ее в трюм и закуй в цепи, – прорычал Кокрейн. – Немедленно!

– Варвар, – фыркнула я, когда мы остались с Керби вдвоем на палубе. – Жестокий и самодовольный. Француз никогда бы не стал так обращаться с пленной женщиной, даже если ее собираются повесить. Он бы отдал должное ее красоте и… и другим хорошим качествам и выразил бы сожаление по поводу того, что приходится жертвовать жизнью такого очаровательного создания. Вы же слышали его, месье. Отведите меня в трюм и закуйте в железо и позаботьтесь о том, чтобы я вас не убила и не сбежала. Я ведь так опасна, вы видите.

– Приказ есть приказ, – хмыкнул Керби. – Если бы на то моя воля…

– Вам надо было стать адмиралом флота, а не ему, – льстиво сказала я. – Какой он ужасный злодей!

Легкий ветерок надувал паруса и нежно трепал мои волосы. Я вздохнула всей грудью.

– Позвольте мне попрощаться со свободой, – сказала я, печально потупившись. – Воздух так нежен и сладок. Мне так жаль уходить из этой жизни. Мне жаль и той жизни, что я ношу в себе… Вы знаете, у меня должен был родиться ребенок. Я ношу малютку сына…

Слезы потекли у меня по щекам. Я почувствовала, как рука боцмана, сжимавшая мое плечо, чуть отпустила.

– Ваш адмирал – двойной убийца, мой милый друг. Легко, вот так, – я щелкнула пальцами, – он зачеркивает не одну жизнь, а целых две!

Тут я зарыдала в голос:

– О мой сыночек, мой сыночек…

Керби смущенно переминался с ноги на ногу. Он почти отпустил меня, и, едва почувствовав, что свободна, я перекинулась за борт «Королевского дуба».

Я выплыла на поверхность под самым корпусом судна. Прямо над головой раздавались крики, я слышала стук сапог по палубе. По характерному шуму я поняла, что они собираются спустить за мной шлюпку, и, набрав побольше воздуху в грудь, нырнула в волны. Сейчас я благодарила судьбу за тяжкий матросский труд на «Морском демоне», сделавший меня сильной.

Я вынырнула на поверхность ярдах в пятидесяти от корабля. Британцы суетились, бегали по палубе. Затем я услышала страшный грохот. Пушечное ядро упало в воду футах в двадцати от меня. Я снова набрала в легкие воздуху и нырнула под воду. Я плыла и молилась, чтобы друзья‑пираты меня увидели.

На всех парусах ко мне приближался «Тигр». Я уже различала Доминика на палубе, но не знала, видят ли они меня, слышат ли мои крики. «Тигр» вступил в перестрелку с «Королевским дубом», и в тот самый момент, когда я уже рассталась с мыслью о спасении, «Тигр» пошел ко мне.

Задыхаясь, я ухватилась за брошенный мне канат. Меня втащили на палубу, и я упала, хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. Кто‑то влил мне в рот виски, грубые матросские руки завернули меня в одеяло.

– Я же говорил вам, ребята, что у нас не будет времени на рыбалку! – раздался знакомый до боли голос Доминика, встреченный дружным смехом пиратов. – Как это все понимать? – спросил Лафит‑старший, отжимая мои мокрые волосы.

– Привет, Доминик, – ответила я, все еще не в силах отдышаться. – Они хотели повесить меня за шпионство, и потому я решила искупаться.

Пираты дружно захохотали.

– Вот как? Ну я покажу им, ублюдкам! Пусть знают, с кем они вздумали играть! Заряжай, ребятишки, угостим их доброй закуской.

Пираты кинулись исполнять приказание. Дружно ухнули пушки.

– На нас напали, Доминик. Лафит и Гарт…

– Я слышал. Наши ребята как следует поджарили красномундирников, отправив их назад в болото. Жан и Пьер выбрались из заварухи. Насчет третьего я не знаю.

Доминик явно не испытывал к Гарту симпатии, ревновал его из‑за брата.

– Я видела, как его ударили и он упал. Не знаю, убили его или нет, – с горечью сообщила я. – Доминик, мы теряем время! Мы должны сообщить губернатору о нападении! Завтра на рассвете они атакуют город! И с земли, и с моря! Что, если Жану не удалось пробраться? Кто‑то должен предупредить генерала Джексона.

– Все в порядке, дитя. Успокойся. Мы не новички в подобных играх. Смотри сама.

Доминик помог мне подняться и показал на Гранд‑Терру. Густой черный дым обволакивал остров. Мне казалось, что даже отсюда я чувствую запах гари.

– О, Доминик! – только и могла я воскликнуть.

– Так и задумано, – успокоил меня Доминик. – Мы сами подожгли остров, как велел Жан, а теперь собираемся присоединиться к армии Джексона. Сбор назначен на плантациях южнее Нового Орлеана. Жан считает, что британцы станут атаковать с запада. Но мы будем готовы к их приходу. Джексон привел ополченцев со всей страны, даже с Теннесси. Самых метких стрелков – охотников, первопроходцев и даже индейцев. А теперь еще и мы пришли на подмогу – он не может проиграть. Давай поищем для тебя сухую одежду, Элиза. Бог видит, я никак не ожидал, что ты тут станешь плавать! Мы услышали выстрелы и решили, что на нас нападают, тогда мы подожгли остров и поплыли сюда посмотреть, можем ли мы потопить еще парочку кораблей его величества.

Едва мы скользнули в пролив между Гранд‑Террой и Гранд‑Айлом, «Королевский дуб» повернул назад, оставив нас в покое. Доминик спрятал «Тигра» в бухточке за Баратарским заливом. Мы отыскали заранее припрятанные лодки и пустились в путь.

Проплывая мимо острова Темпл, где находились склады и постройки Жана, Доминик гордо заявил:

– У нас здесь тонны пороха. Достаточно, чтобы потопить целый флот. Надеюсь, что старик Джексон обрадуется такой возможности.

К вечеру четвертого дня мы добрались до города. Доминик сразу повел меня на Дюмейн‑стрит, в дом, где мы когда‑то жили с Жаном. Дверь открыла Лили, и я упала в объятия негритянки.

– Мистер Жан, быстрее! – закричала она. Жан подбежал ко мне и обнял.

– Благодарение Господу, ты жива, Элиза!

– Благодарить можешь меня и моих мальчиков, – усмехнулся Доминик. – Это мы выловили ее из воды.

– Когда меня уже оставила надежда, – добавила я. – Жан, что с Гартом?

– Не знаю, Элиза. Он пропал. Мы прочесали весь район, но его не нашли. Я думаю, что он…

– Нет! – тотчас воскликнула я. – Он не умер! Он не мог умереть. Ты его не знаешь, Жан. Его не так‑то просто убить. Он не умер! Я бы знала, если он умер.

Я заплакала.

Лили проводила меня наверх и уложила в постель. Она пыталась успокоить и утешить меня, но я видела: сама она не верит в то, что Гарт жив. Никто из них не верил. Только я. Шестое чувство подсказывало мне, что он жив.

В городе царило странное возбуждение, как будто ожидали не кровавой бани, а праздничного карнавала. По улицам бродили индейцы, пришедшие с северных территорий, в экзотических нарядах из меха и шкур, такие же чужие для этих мест охотники в меховых шапках и украшенных кожаной бахромой грубых куртках. Жан, Пьер и Доминик ушли с ополчением в армию Джексона, оставив меня в доме вдвоем с Лили.

– Бросьте надрывать свое сердце из‑за мертвеца, – сказала Лили.

– Нет, не говори так! – набросилась я на нее. – Я не поверю в его смерть, пока не увижу его труп, слышишь?

– Вы никогда не увидите его труп, если его засосало в болотную трясину, – резонно заметила Лили. – Лучше прекратите себя мучать и думайте о будущем.

– Нет. Я знаю, что он жив. Я найду его, вот увидишь.

Я бродила по улицам города в надежде встретить его.

Но вместо Гарта увидела Жоржетту. Она проезжала в экипаже мимо дома, в котором я когда‑то жила. Она меня узнала. Карета замедлила ход, я обернулась, и мы посмотрели друг другу в глаза – впервые за два года. Она нисколько не изменилась. Я постаралась забыть о ней, вернувшись мыслями к дому моих воспоминаний. Что мне теперь до Жоржетты?

Сражение за Новый Орлеан началось 8 января 1815 года. Глухо ухали пушки. Мы с Лили забрались на крышу и оттуда смотрели на юг, на клубы пушечного дыма, разносимые ветром. Я не могла оставаться в неведении и навестила‑таки надежных людей, которые могли сообщить о том, как идут дела.

Американцы побеждали. Джексон со своей разношерстной армией вступил в город. Горожане встречали его восторженными криками, осыпали цветами, поцелуями и монетами на счастье. Я вглядывалась в лица бойцов, надеясь отыскать среди них Гарта, просматривала списки раненых и убитых. Я спрашивала всех и каждого, не видел ли кто Гарта, но люди в ответ только качали головами и поздравляли меня с победой.

Я обыскала весь город. Даже судьба Жана и его верных баратарианцев, рассеянных по свету после того, как перестало существовать их полусказочное королевство, меня не интересовала. Мне был нужен только Гарт. Что‑то подсказывало мне, что он где‑то рядом. Я сходила с ума от мысли, что могу пропустить его. Этот страх гнал меня по улицам, заставляя кружить, словно я совершала магический обряд, то сокращая, то расширяя радиус поисков. К концу дня, почти без сил от усталости, разочарования и голода, я решила вернуться в дом Лафита.

Когда до дома оставалось примерно пять кварталов, чья‑то мерзко вонявшая рука зажала мне рот. Меня потащили наверх, по грязному пролету в жалкий номер захудалой гостиницы. Я рвалась изо всех сил, лягалась и била кулаками моего неизвестного похитителя, но справиться с ним не могла. Оказавшись перед обшарпанной дверью, тот, кто нес меня, открыл ее ударом ноги и толкнул меня вперед. Я обернулась.

Это был капитан Фоулер!

Лицо его покрывали чудовищные шрамы, делая его почти неузнаваемым, но я не могла ошибиться. Меня словно парализовало. Сбывался самый страшный из моих снов. Он был жив, и он нашел меня. Я не могла пошевелиться. Я смотрела на него, и страшные, горькие воспоминания волнами накатывали на меня.

– Ты удивлена, не так ли, моя леди? Думала, что я умер?

И голос был тем же, тем же был смрад, тот же безумный блеск в глазах. Я беззвучно открывала рот, но не могла выдавить ни слова.

– Твой дружок‑пират решил, что делает тебе одолжение, оставив нас с «Красавицей Чарлстона» погибать. Но я не дурак. Я нашел в трюме кремень и высек искру. Огонь пережег веревки, которыми я был связан, и отправил на дно мою «Красавицу». Я почти погиб. Ты ведь жалеешь, что я не догорел до конца? Да, мне несладко пришлось. Вот тому подтверждение.

И он дотронулся до своего изуродованного лица.

Я молча потрясла головой. Он подошел ближе. Я вздрогнула всем телом и отшатнулась.

– Тебе не нравится, как я выгляжу, – прохрипел он. – Не бойся, Жозе будет так же хорош в темноте, как и раньше, даже с обожженным лицом. Что толку в красивом личике? С него воды не пить, как говорится. На тебя посмотреть, так ты процветаешь, стерва. Заделалась в леди, да? Ты и дырявого пенни не дашь за такого, как я, да? А ты знаешь, как я жил все эти годы? Как зверь! Как животное! Как шакал, на которого никто и смотреть‑то не станет без отвращения. Ну‑ка иди сюда, девка, дай Жозе тебя поцелует…

Он пошел на меня. Я, вскрикнув, метнулась в угол, в отчаянии ища глазами какое‑нибудь оружие, но в комнате и мебели‑то почти не было. Я швырнула ему в голову подсвечник. Он попал Фоулеру в лоб, и тот зарычал от боли, потом слепо пошел на меня, словно разъяренный бык. Я рванулась к двери и наконец закричала. С улицы по‑прежнему доносились звуки веселья. Никто меня не услышал.

Фоулер сгреб мои юбки, потянул меня вниз, упал на меня и стал рвать на груди корсет. От него несло мочой, и потом, и с годами въевшейся грязью.

Я звала Гарта, будто звук его имени, словно заклинание, мог освободить меня от страшной нечисти.

– Можешь не звать на помощь своего милого дружка, – прошипел Фоулер, ударив меня по лицу, – он все равно тебе не поможет.

– Гарт! – стонала я.

Как раз в тот момент, когда Фоулер, схватив меня за бедра, с силой раздвинул ноги, я услышала стук шагов по лестнице.

– Элиза!

Он пришел, он нашел меня…

– Элиза, ты здесь?

– Гар…

Кулак Фоулера заставил меня замолчать. Голова моя закружилась. Мерзкое создание поднялось и зашагало к двери.

– Уходи, или я ее прикончу, – заорал он. – Слышишь меня, хорошенький мальчик? Я убью твою шлюху!

Я услышала треск взламываемой двери. В комнату ворвался Гарт. Фоулер навалился на него и повалил на пол. В руках у бывшего капитана сверкнула сталь.

– Гарт, – закричала я, – у него нож! Забившись в угол, я наблюдала за схваткой. Фоулер в безумной ярости накинулся на Гарта, но тот успел увернуться. Раз, другой. Гарту удалось подставить ему подножку. Капитан споткнулся и выронил нож. Оба одновременно бросились к оружию, и Фоулер оказался первым, но Гарт успел ударить его кулаком по запястью и, поймав нож на лету, вонзил его в грудь капитана. Фоулер замер, потом медленно пошел на меня. Кровь, смешанная со слюной, текла по подбородку. Не дойдя до меня полшага, он упал, как падает подгнившее дерево. Раскинув руки и ноги, похожий на паука, капитан Фоулер лежал у моих ног.

Гарт подхватил меня на руки.

– Господи, Элиза, с тобой все в порядке? Я искал тебя повсюду. Лафит рассказал мне, что ты жива. Жива! О, Элиза, моя дорогая!

Я спрятала свое растерзанное лицо у него на груди.

– Я знала, что ты не умер, – шептала я. – Я знала, что ты найдешь меня. Я люблю тебя, Гарт. Я всегда тебя любила. Мне все равно, делай со мной, что хочешь. Если я буду видеть тебя хоть раз в год, я и то буду счастлива. Я никогда не полюблю никого другого.

Гарт торжественно вынес меня на улицу. Толпа раздалась, пропуская нас. Кое‑кто из солдат стал подсмеиваться, и вскоре этот смех подхватили все.

– Вот как надо действовать, по‑солдатски! – крикнул кто‑то. – Не спрашивай девку, просто бери ее!

– Так ты всегда и поступал, – шепнула я ему тихо на ухо. – Я так тебя люблю! Куда мы идем? К Жану?

– Нет, мы идем домой.

– Домой? Это куда? – спросила я.

Он не ответил, просто шел вперед. Вскоре мы были на Чарльз‑стрит, еще несколько шагов – и мы подошли к дому, нашему дому. Саванна распахнула перед нами дверь.

– Мисс Элиза? Господи, что с вами случилось?

– Привет, Саванна.

Я протянула ей руку, и она, порывисто сжав ее, поднесла к своей щеке.

– Я скучала по тебе, – искренне призналась я.

– О, мисс Элиза, пойдемте наверх, я вас помою и почищу. Кто вас так разукрасил? Я… Я бы его пристрелила, ей‑богу! Это кто‑то из этих неотесанных северян? Проклятые нечестивцы!

Гарт, рассмеявшись, внес меня наверх.

– Прекрати причитать и принеси сюда горячей воды и холодного шампанского, – бросил Гарт через плечо, – а обо всем остальном я позабочусь сам!