Москва, я лечу к тебе.

Водоворот событий. – Заявка на «Чунгу-Чангу» и предчувствие победы. – Дьяволиада с деньгами. – Мне дарят стихи. – Долгий путь до самолета. – Женщина в аэропорту травмирует мою психику. – От отчаянья к экстазу. - Аутотренинг

Моя музыкальная жизнь бурлила, как джакузи. Я видел, ощущал и понимал, что действительно попал в свою колею. Так бывает: если вы настойчиво развиваете свое дарование, то обстоятельства вскоре начинают вам подыгрывать. Не всегда, конечно. Лишь время от времени. А у посторонних мигом складывается впечатление, что вам все дается даром. Когда, на самом-то деле, к «удачам» вас привели годы кропотливой работы… Внимание, сейчас я вверну в текст нехилую мораль, не пугайтесь: труд сделал из обезьяны человека, но это была чрезвычайно упорная и не менее талантливая обезьяна.

Итак, я ворвался в музыку, и меня закрутило в водовороте событий. Я отправлялся на конкурсы, участвовал в концертах, озвучивал школьные мероприятия… Но все это было вовсе не вымученно – напротив, я радовался, что влился в дело, которое мне по душе.

Я занимался в Доме Культуры «Россия», в эстрадной студии «Феникс», пропадал там целыми днями и разрывался между музыкой и учебой в школе. Сам не знаю, как это тогда удавалось, но факт налицо. Добавлю, что каждый хороший музыкальный инструмент, каждый микрофон были наперечет, а любые новшества, вносимые преподавателями в учебный процесс, казались чудом и принимались на «ура». В старших классах я уже отстаивал честь своей школы №14, и директор Анжела Арсеновна поддерживала меня во всех начинаниях.

А где-то в середине 1998 года руководитель ДК «Россия» отправил в Москву заявку на участие в конкурсе молодых дарований «Чунга-Чанга». Судьбоносный момент; расскажу об этом подробнее.

К тому времени меня хорошо знали и в Майском, и за его пределами. Еще бы! Лауреат всего, до чего можно было дотянуться из маленького городка, я автоматически стал главным претендентом на поездку в Москву. В ведущих соискателях также ходила одна юная особа женского пола, однако, насколько я понимал расстановку сил, администрации ДК хотелось видеть на «Чунге-Чанге» именно меня.

Заявку приняли, в ДК пришло приглашение на конкурс. Ошеломительная новость! Мой рассудок захватили порожденные ею грезы. Я предвкушал свой московский триумф!..

…Я всегда знал, что буду жить в большом городе, всегда чувствовал себя городским человеком. В моем дневнике сохранилась запись обо мне в будущем – среди огней мегаполиса. Меня манил столичный драйв: сплошное движение, постоянные перемены. Ведь это в моей природе – бежать вперед, беспрерывно что-то предпринимать, обучаться, расти. Идеальным местом для подобной жизни была Москва.

Огромные радужные пузыри моих грез раздувались, раздувались и лопались, наткнувшись на маленький острый шип. На небольшой нюанс: на поездку нужны деньги, и немало денег. Впоследствии шип оказался ядовитым…

Тем временем я уехал в Ставрополь на очередной конкурс, и вернулся оттуда окрылённый – весь в мыслях о Москве, весь в предстоящей поездке. Радовался и представлял, как собираю вещи в дорогу, заранее прикидывал, как бы чего-нибудь не забыть.

В этот момент меня и огорошили новостью, что ни городской, ни районный отделы культуры не могут найти деньги. Выражаясь казенным языком, отправление в столицу молодых дарований не предусмотрено бюджетом.

Это похоже на прыжок с девятиметровой вышки – когда только в полете понимаешь, что в бассейне нет воды. Не предусмотрено. Вдохновленный юноша ударился о реальность и чуть не убился…

В городском отделе культуры, куда мы с мамой явились, чтобы поговорить насчет воды в бассейне, нам так и сказали:

– Извините, денег нет.

– А что нам делать? Нас ведь ждут в Москве…

– Понимаете, - ответила маме статная ухоженная дама, начальник отдела культуры, – если мы сейчас отправим заявку в райцентр, чтобы выделили средства, нам ее будут одобрять до следующего года…

И развела руками: такие, мол, дела.

Моя мама, эта необыкновенная женщина, обернулась ко мне и сказала:

– А давай сами поищем спонсоров? Обойдем предприятия и всё расскажем. Может быть, что-то и получится.

Начальник отдела культуры благословила ее инициативу. В администрациях любят, чтобы сами. Возьмите на себя трудности, а мы потом разделим с вами лавры – позиция любого руководства во все времена.

И мы пустились во все тяжкие. Прошлись по всем заводам города и объяснили нашу проблему каждому из директоров. Директора качали головами и обещали подумать. Они могли бы, да. Но не сразу, нет. Это нужно согласовать. Провентилировать этот вопрос. И вот тогда, возможно …

Однако недостаток времени делал подобные «возможно» с их предварительными согласованиями и вентиляциями абсолютно бессмысленными. Пока этот рак залезет на гору и соберется свистнуть, поезд уже уйдет.

В конце концов мы осознали, что пробивной силы двух человек здесь мало. И пришли к директору моей школы. Анжела Арсеновна выслушала, прониклась трагизмом ситуации и сказала:

– Ну, в данном случае я могу кое-что для вас сделать. Думаю, моё слово что-то значит.

Ее слово не просто что-то значило, оно оказалось решающим. Усилиями Анжелы Арсеновны одно из предприятий просто дало денег. Ко всеобщей радости. А я ощутил еще и гордость за свою мать, которая сделала всё, чтобы преодолеть это препятствие вместе с сыном.

Анжела Арсеновна – прекрасный человек и замечательная женщина, которую я вспоминаю с теплотой. Она не только помогла оплатить мою поездку в Москву, но и отправила меня к своему портному. И для меня пошили великолепный костюм-тройку темно-синего цвета – мой первый настоящий концертный наряд.

А Зоя Николаевна Кантор, провожая меня на конкурс, вместе с последними наставлениями подарила мне стихи:

Алло, Москва, меня ты слышишь?

Но я же слышу, как ты дышишь,

Твое дыхание ловлю,

Мечтою о тебе живу.

Минуют годы, дни промчатся.

К тебе приду, ты жди меня.

С тобою не смогу расстаться,

И верь, прославлю я тебя.

Такое высокое доверие меня по-настоящему впечатлило. Не оправдать его было бы кощунством. И я обещал себе постараться.

* * *

На этом приключения не кончились. Они в моей жизни вообще никогда не кончаются.

Я давно заметил: как только у меня зарождается нечто позитивное, какая-то новая светлая история, вместе с ней появляется туева хуча неожиданных препятствий. Из земли вырастают шипы, с неба падают лягушки, а встречный ветер превращается в ураган. Это нормально. Есть бедствия – значит, я замыслил что-то хорошее. Примета, однако.

Вот и тогда…

Мы купили билет на самолет. Договорились, чтобы мой двоюродный брат – он учился в Москве и жил в районе Парка Культуры – встретил меня в аэропорту.

Вылетать предстояло из города Минводы. Туда ходила электричка со станции Прохладное. До станции Прохладное ходили пешком. Это вам не на такси до аэропорта, это отдельное небольшое путешествие!

Собрав все деньги, какие были в доме, мы с отцом около часа шли до станции по шпалам. Других вариантов добраться до электрички в тот день не было… И вот – утренний холодок, трели птиц, и мы шагаем по железнодорожной насыпи с тюками. Как в кино, ей-богу.

Мне было шестнадцать, но я почему-то еще не получил паспорт. И я попал в аэропорт со свидетельством о рождении. Зарегистрировались мы благополучно, но на паспортном контроле, прямо перед металлоискателем, к девушке, которая проверяла билеты и паспорта, подошла дежурная и, глядя на меня, сердито произнесла:

– Слушайте, снимайте его с рейса! Он совершеннолетний, а у него свидетельство о рождении!

Эту женщину в погонах я помню до сих пор. А вот она меня – вряд ли. Жаль. Хотелось бы время от времени являться ей в кошмарах.

– Никаких разговоров, снимайте! – сказала она и отвернулась к следующему в очереди.

У меня внутри, в районе желудка, образовался черный вакуум. В легких не было воздуха. Окружающие меня предметы и люди лишились красок. Хотелось орать благим матом, но голос против воли срывался на слезы:

– Как… снимайте?.. У меня приглашение, я должен… ехать!.. Я не могу… не поехать!..

Вмешался мой отец. Он долго уговаривал эту б… бдительную леди в погонах, показывал ей документы и приглашения. Я безумно улыбался, чуть ли не раскланивался и пробовал петь – в доказательство слов отца. Петь не получалось, убедительно говорить – тоже, зато удалось наконец заорать.

– Я лягу сейчас здесь!.. Буду лежать и мешать! Пока меня не пропустят! Поймите, я лечу на музыкальный конкурс! Один из всей Кабардино-Балкарии!

Вообще-то крик души получился вовсе не таким связным, как я написал. Но он подействовал! Правда, на другого человека: какой-то мужчина в форме сказал этой с… суровой сотруднице аэропорта:

– Да пропусти ты парня. Видишь, и отец его тут.

…В общем, меня посадили на самолет в виде исключения. В таком виде я там и сидел. Вместо того чтобы лелеять полученную психическую травму, я настраивался на позитив.

«Везде люди, и с ними всегда можно если не подружиться, то хотя бы договориться. И я буду им благодарен, обязательно сделаю для них что-нибудь хорошее… По крайней мере, пожелаю хорошим людям, которых встречу, чтобы у них всё было хорошо…» Этот внутренний монолог напоминает аутотренинг, но он вполне искренен.

…А до этого я, поднявшись по трапу, махал рукой отцу – он стоял на площадке аэропорта. Рот у меня был до ушей, я захлебывался от нахлынувшей благодарности и испытывал резкий переход от отчаяния к восторгу.

«ОППН СЛУШАЕТ!»

Внуково не дает посадку. – Одиночество в аэропорту. – Мое знакомство с Москвой через таксиста. – Ни денег, ни адреса, ни документов. – Ужин с инспектором по делам несовершеннолетних. – Ночь с видом на Красную площадь

В самолете я подумал: «Всё. Жизнь поменялась. Я добьюсь всего, чего хочу!». Ни деньги, ни слава, ни возможные разочарования меня в тот момент не занимали. А хотелось мне только расширить круг своих слушателей – и чем шире он станет, тем лучше.

Вплоть до самой Москвы меня не покидало ощущение нереальности происходящего. Я невольно ожидал подвоха. С самолетом могло что-то случиться, рейс мог каким-то образом задержаться, опоздать… или не долететь вовсе. Мой взгляд то бесцельно блуждал по салону, то надолго останавливался на облаках в иллюминаторе. Картина за толстым стеклом отвлекала и успокаивала, я начинал улыбаться.

Перед приземлением самолету пришлось добрых полчаса кружить над аэропортом: не давали посадку. Меня била крупная дрожь. Сейчас, сейчас мы рухнем в эти светящиеся огни. Которые, несмотря на угрозу падения, наполняют все тело предчувствием чего-то грандиозного… Рухнем!.. Но нет, снижаемся, дали посадку… Приземлились.

После чего поездка преподнесла мне очередной неприятный сюрприз.

Я сошел с трапа в полной уверенности, что меня встречают – позабыв про горечи, оставив весь ужас позади, – однако никто меня не ждал. Как выяснилось позже, брата, который тогда был курсантом военной академии, срочно вызвали на службу. Предупредить об этом он не мог – в то время почти ни у кого не было мобильных телефонов. А уж мобильные у школьников и учащихся военакадемий казались такой же фантастикой, как световые мечи джедаев.

Я стоял посреди огромного зала аэропорта Внуково – потерянный, болезненно одинокий юноша – и пытался уразуметь, куда идти и что делать. Я не имел понятия о правилах большого города, у меня не было здесь знакомых, я не знал даже адресов и телефонов городских служб. Я что-то спрашивал у прохожих и доверчиво ловил каждое их слово.

Затем я отыскал таксофон и попытался дозвониться брату. Для чего впервые в жизни использовал таксофонную карту. Когда-нибудь я напишу об этом трагедию в стихах. Она будет начинаться нецензурно… Словом, один из автоматов оказался сломан, в другом ответили, что по набранному номеру моих двоюродных братьев не проживает.

Дьявол, я даже не знал адреса своего родственника-курсанта! Район метро «Парк Культуры» – и все. Вот в этот момент (барабанная дробь!) произошло мое первое знакомство с Москвой. Рядом со мной оказался очень симпатичный и доброжелательный человек, таксист, который пообещал отвезти меня в любое место, включая необозначенные на картах.

Не помню, какую сумму он взял, но позже выяснилось, что на эти деньги можно было уехать очень далеко от аэропорта, потом вернуться и уехать еще раз. Я этого не знал, да и не мог знать. Поблагодарив великодушного таксиста, я вышел у парка Культуры и стал кружить по району в поисках брата. В Москве это бессмысленно, не спорю, а вот в маленьких городах срабатывает. Там все друг друга знают, и о месте жительства требуемого человека вы можете спросить если не у случайного прохожего, то уж у бабушек на лавочках – точно. И вас сориентируют, будьте спокойны. Но я-то был в Москве!.. К чести таксиста, он меня дождался.

Дальше я помню всё, как в замедленной киносъемке.

Таксист отвозит меня до метро – и я впервые попадаю в это восьмое чудо света, московский метрополитен. Вокруг толпа людей, все спешат, толкаются, кричат… А я со своими сумками – будто отдельно от толпы – ошалевший, голодный, замерзший. Всё-таки ноябрь на дворе. В Москве конца девяностых ноябрь был холодным месяцем. Особенно в сравнении с Кабардино-Балкарией. Шел дождь со снегом, а я путешествовал по городу в тоненькой курточке, без шапки и перчаток, с шеей, торчащей из воротника и покрасневшей от холода. Какая-нибудь поэтическая натура сказала бы, что я похож на продрогшего нахохлившегося воробья, впервые вылетевшего из гнезда и не нашедшего дорогу домой. Но поэтических натур вокруг было до обидного мало.

Я знал только адрес пансионата, где должен проходить конкурс, но до того, как я туда попаду, я ведь должен где-то провести ночь? Впору запаниковать. Подумав это, я обнаружил, что уже давно паникую.

К этому моменту улицы уже накрыли сумерки. В потемках я сел в первый попавшийся троллейбус. И поехал неизвестно куда, прокручивая в голове свои тяжкие думы.

Родственников нет. Денег – тоже. Из документов – только свидетельство о том, что я действительно родился. Будто это не очевидно. А с документами тогда было строго – без регистрации встреча с милиционером гарантировала приезжему крупный штраф. Деньги… Да-а, въезжая в Париж, юный д’Артаньян был куда состоятельнее. Кроме того, у него имелась чахлая оранжевая лошадь и здоровое благородное безумие. Я же не располагал ни тем, ни другим. Следующее: мои родители пребывали в уверенности, что с сыном всё путём, сын пьет чай на кухне у брата (для них – племянника), сам не свой от новых впечатлений. Насчет впечатлений, положим, так и было…

Вот так я ехал, между моими ушами звучала эта монотонная шарманка, и меня почему-то рассматривала пожилая пассажирка, стоящая неподалеку. Видимо, я ей чем-то глянулся – все-таки приятный, прилично одетый мальчик. С опрокинутым лицом, но это бывает. То ли его ударили пыльным мешком по голове, то ли он от природы такой.

Женщина подошла ко мне и участливо спросила:

– Сынок, тебе куда ехать-то?

– Я не знаю, – честно сказал я.

И зачем-то начал рассказывать ей о том, что приехал на фестиваль, к брату, а найти его не смог. А теперь не знаю, куда мне идти. Вдруг меня арестуют?..

– А ты не жди, пока тебя милиция найдет, - посоветовала попутчица. – Езжай сам!

Признаться, эта простая мысль мою голову не посещала. И действительно, почему бы нет? В конце концов, что я теряю? В крайнем случае, помогут связаться с родителями… Хотя об этом я думал в последнюю очередь, потому что возвращаться не собирался. Но и околеть перед конкурсом на улице… Тоже нет.

Я доехал до ближайшего отделения. Дежурный встретил меня словами:

– Подожди здесь, сейчас подойдет девушка по делам несовершеннолетних.

Я живописно замер посреди холла – с мокрыми сумками, сам мокрый и съежившийся от холода. Вскоре появилась инспектор по делам несовершеннолетних – молоденькая красотка в форме. Она сразу оценила обстановку, всплеснула руками и проворковала:

– Что у нас случилось? Ну рассказывай, рассказывай.

Произнесено было ласково, с участием. Эта неожиданная чуткость привела к тому, что из меня хлынул поток слов. Я говорил и захлебывался, пытался помочь себе взмахами рук, но получалось плохо, и из глаз неудержимо текли слезы.

Девушка-инспектор не испугалась моей истерики. Она повела себя разумно: распорядилась, чтобы мне принесли перекусить. Кофе, чаю, конфет – чего-нибудь.

Меня усадили, накормили, я отогрелся и смог внятно изложить свои текущие проблемы. Пока я пел о выпавших на мою долю тяжких невзгодах, телефон на столе трезвонил почти без перерывов, а очаровательная инспектор снимала трубку и бодро говорила: «ОППН слушает!».

Эти слова врезались мне в память вместе с тембром ее голоса. Позже, во времена моей учебы в Гнесинке, я несколько лет пытался вспомнить, что же это было за ОППН. Так хотелось отблагодарить дежурную, прислать ей цветы, но я даже не знал ее имени!

Девушка в форме быстро обзвонила все указанные мной номера, выяснила место и время проведения конкурса, и даже нашла семью, где девочка собиралась на тот же фестиваль. Семья проживала прямо у Красной площади, в знаменитых московских переулках.

– Давай-ка мы отвезем тебя к ним, – предложила инспектор. – Переночуешь, а завтра они на машине поедут прямо на конкурс и тебя захватят.

Я молча кивнул. Не было сил отвечать вслух.

В итоге моя первая ночь в Москве прошла недалеко от Красной площади. Думаю, это символично. А из нашего окна она самая видна – и так далее. Теперь я даже не могу вспомнить имя той девчонки-конкурсантки – главным для меня осталось то, что окна ее квартиры выходили как раз на площадь. Всю ночь я то и дело подбегал к окну проверить, на месте ли элитный вид. Вид оставался на месте – Красную площадь расцвечивали разноцветные огни. Какое спать, когда вокруг такая пруха?!.. Пардон за грубость, я хотел сказать, что после всех дневных мытарств сна, тем не менее, не было ни в одном глазу.